Dozing Green

-Кстати, я все думаю о тех сорока минутах. -Делать тебе больше нечего... – Теру снисходительно улыбнулся, заправил за ухо непослушную прядь волос и вытянул руку с карандашом вперед, что-то измеряя. -Нет, серьезно. Что ты делаешь в эти сорок минут? Продолжаешь спать? Тебе снятся сны? -Зря я тебе про это рассказал... – гитарист нахмурился, но Масаши знал, что долго злиться он не может. Три... два... один... морщинка между бровями исчезла, на губах снова заиграла мечтательная полуулыбка. – Сны снятся. Но это же не целые сорок минут сна, а четыре отрезка по десять минут. Так что иногда, если повезет, я могу увидеть четыре сна. Они короткие, зато все разные. – Теру замолчал. Карандаш с легким шорохом скользил по бумаге. -А если не получается заснуть обратно за десять минут? -Тогда я просто смотрю на небо. Иногда только десять минут. А иногда и все сорок. -Из твоего окна видно небо? Там же сплошные высотки кругом. -Кусочек видно, если лежать на кровати. Теперь помолчи, пожалуйста, если не хочешь, чтобы я нарисовал тебе рот на щеке. Масаши послушно замолчал, глядя на то, как Теру вырисовывает в альбоме каждую линию – старательно, со свойственным ему педантизмом. Легкий ветер с реки дразнил его, играя с его волосами, с листками альбома. В темно-карих глазах отражался зеленый цвет пока еще сонного леса, бирюзовая рябь на волнах, бегущих где-то далеко внизу, его портрет, который Теру ни с того ни с сего решил нарисовать именно здесь. Вообще-то место было и впрямь потрясающее, и оба они недоумевали, почему Хизаки не захотел проводить съемки именно здесь. «Слишком солнечно, - пожал он плечами, когда Теру притащил его сюда. – Не соответствует ни песне, ни концепту в целом». Место, которое выбрал Хизаки, было небольшой «залысиной» на самой верхушке холма, достаточно большой, чтобы на ней могла разместиться съемочная группа. Река оттуда выглядела тонкой блестящей на солнце ленточкой – это ему тоже понравилось, а значит, в клипе появится еще и пара кадров с этой рекой. До самой же «залысины» лучи солнца почти не добирались. Плотная листва буков и кленов делала это место чем-то вроде большой нерукотворной беседки - это и вызвало у Хизаки тихий, но абсолютно очевидный восторг. А когда в глазах у гитариста начинают прыгать эти огненные чертики, спорить с ним бесполезно. Поэтому, уточнив еще несколько моментов, Теру и Масаши просто вернулись сюда в надежде, что если повезет, удастся отснять пару кадров и здесь тоже. Здесь лес заканчивался, и каменистый склон, поросший редкой травой, круто спускался вниз, к реке. Здесь ничто не преграждало солнцу путь, и оно просто выходило из себя, сходило с ума, сводило с ума все и всех, заливая собой весь склон, пытаясь разбудить наконец-то дремлющий лес. И здесь же, чуть поодаль, за спиной Теру на краю обрыва примостилось какое-то странное небольшое каменное изваяние – закругленный к верху цилиндр с прижатыми к телу лапами, вырезанными на нем глазами и острыми зубами. По голове и туловищу, если их можно было так назвать, шел какой-то сложный узор – то ли листья, то ли цветы... Масаши так и не удалось разобрать – узор со временем истерся, а кое-где его заботливо прикрывали от назойливых глаз иссиня-зеленые клочки мха. -Что ты там высматриваешь? – Теру положил карандаш на альбом и обернулся. - Странная штука. Здесь раньше был какой-то храм? -Не знаю... может, когда-нибудь очень давно. Оба прищурились, всматриваясь в широко раскрытые невидящие глаза каменной статуи. -Зря Хизаки-сан не захотел здесь снимать. Этот зверь мог бы забавно смотреться, - заключил Теру, снова принимаясь за рисунок. -Хизаки-сан как вампир, все прячется от солнца, - усмехнулся Масаши. – А я соскучился по солнцу за зиму. -Я тоже... -Хотел бы я быть как этот зверь... мы ведь решили, что это зверь, да? Стоять здесь, смотреть на реку, греться на солнце. Идеально. -Мне кажется, ему все равно. Он же спит. -Но у него глаза открыты! -Это потому, что он каменный! – Теру поднял на Масаши глаза, в которых не было ни тени насмешки. – Он не может их закрыть. Вот ему и приходится спать с открытыми. Масаши подавил взрыв смеха сдержанной улыбкой, кашлянул пару раз. Все-таки, ребячеству Теру не было предела. -Да с чего ты взял, что он спит? -Потому что это, скорее всего, не зверь... Я думаю, это дух. Дух леса. А лес спит. Значит, и дух спит. Волна подступающего смеха сменилась волной изумления. Теру продолжал рисовать, как ни в чем не бывало, придерживая рукой челку, которая так и норовила залезть в глаза. -Я думал, это только я для себя выдумал про спящий лес. Вроде принято считать, что лес просыпается, когда распускаются листья... -Чушь. Никто точно не может знать, когда просыпается лес... Масаши все еще старался не шевелиться, хотя плечи и руки ужасно затекли. Ему казалось, что если он шевельнется, то Теру так и не сможет закончить этот его портрет, и тогда этой хрупкой гармонии сегодняшнего дня придет конец. А этого нельзя было допустить. Нельзя было разбудить дремлющий в лучах солнца лес и зеленоватую воду реки где-то далеко внизу. Нельзя было позволить улететь внезапно опустившейся на голову сонной бабочке. Нельзя было отвести взгляд... Впрочем, Масаши был уверен, что у него это уже и не получится сделать. С самого первого своего дня в Versailles он продолжал наблюдать за Теру. Даже когда тот снова превратился в испуганного котенка после смерти Жасмин Ю... Теру тогда нигде не показывался без линз, как будто считал, что яркий цвет скроет настоящее выражение его глаз. Иногда обман удавался. Неестественный голубой цвет поселял в глазах какое-то нездоровое детское легкомыслие, так подходящее к его сценическому образу. Но между тем оно так не подходило самому Теру, настоящему, в старых джинсах и с растрепанными волосами. В линзах не было глубины. В отражениях в них никогда не было никакого смысла – только белесые блики и больше ничего. И каждый раз, стоя за спиной Теру на концертах или репетициях, Масаши ждал, когда он случайно обернется, чтобы посмотреть в линзах он или нет. И каждый раз, когда линз не было, и басисту удавалось увидеть в глазах Теру свое собственное отражение, он становился чуточку счастливее. -Мне все-таки кажется, что эта сказка о духе леса тебе приснилась. Теру захлопнул альбом. Сейчас на его глазах не было линз, и ничто не могло скрыть немой упрек за радужной оболочкой, перемешанный с дружеской насмешкой и - самую малость – с нежностью. -Еще скажи, что это было в те самые сорок минут. -А что? С тебя станется. -Эй! – голос раздавался откуда-то сверху. Теру и Масаши обернулись – Хизаки спускался с холма, прижимая к груди стопку листов с какими-то пометками. – Вам головы еще не напекло? От маски строгой школьной учительницы, которую гитарист нацепил на себя, сидя в вестибюле гостиницы и в кафетерии за завтраком, не осталось и следа. Хизаки буквально сиял – не столько от солнечных лучей, сколько от удовольствия и предвкушения. -Ого, а здесь жарко, - констатировал он, снял кофту и повязал ее на пояс, оставшись в тонкой зеленой безрукавке. – И вы еще хотели здесь снимать... -Зато красиво. И есть странная статуя, - Масаши кивнул на зубастое изваяние на краю обрыва. -Забавная штука. Что это? -Дух леса, - объяснил Теру. Масаши еле заметно нахмурился. «Но я-то думал, что ты никому больше не расскажешь...» Хизаки чуть приподнял темные очки. -Дух леса? Интересно. Может, это я ему обязан за то, что нашел такое классное место для клипа? -Не думаю. Он же спит. Нам пора идти, да? -Да... А почему спит? -Все вам надо объяснять... - Теру поднялся с камня, на котором сидел, отряхнул пыль с джинсов, коснулся ладонью бледного плеча Хизаки. - Слушай, ты так не обгоришь? -Да нет, не надо. Я почти понял, - он снял очки совсем и пристально посмотрел Теру в глаза. Потом отдернул плечо. – Ты, похоже, солнечный удар заработал. -Да ну тебя! Теру хмурился и одновременно щурился от солнца. Без линз и солнечных очков он был слишком уязвим... Масаши мягко подтолкнул его в спину: -Пойдем. У нас еще есть дела на сегодня. Все трое развернулись и пошагали вверх по холму, к гостинице. За всеми троими своими каменными глазами наблюдал с края скалы дух леса. А может, они ему просто снились...