... and I will try to fix you

Поезд несся мимо дорог, еще мокрых от недавно пролившегося дождя, и в отражении окна за Ноктисом внимательно наблюдали его собственные глаза, так похожие на отцовские. Казалось, что даже сейчас, когда он сидел с людьми, которые не имели никакого отношения к нему, за ним кто-то следит. Келум усмехнулся про себя своей навязчивой параноидальности. В последнее время часто он устраивал такие «глотки свободы», проще говоря – побеги от своих обязательств и семьи. Пора бы на пару месяцев перестать так делать, должна же быть совесть. Может быть, тогда и пройдет чувство, что он школьник, прогуливающий ненавистное сольфеджио. В кармане требовательно завибрировал телефон, передавая волну телу, и от неожиданности Ноктис почти что вздрогнул. Но нет, просто чуть дернулся, поймав косой взгляд мужчины средних лет с газетой, сидящего рядом, и потянулся за неистовым аппаратом. - Да, я вас слушаю, - устало произнес Ноктис, потирая переносицу. В ухо ударил недовольный голос друга, отчитывающего наследника торговой империи, как последнего мальчишку: - Нок, чтоб тебя десять раз об стену, и жалко мне тебя не будет! Ты когда приедешь? – Ноктис только открыл рот, чтобы ответить, как Промпто продолжил. - Да я, к твоему королевскому сведению, на вокзале торчу уже пятнадцать минут! И красивых девушек здесь мало, знаешь ли! Молодой человек улыбнулся, слушая привычный треп друга, взглянул на наручные часы и прервал бесконечный монолог комрада: - Пром, если ты сопоставишь время на своем телефоне и часами на вокзале, то заметишь, что твои спешат ровно на пятнадцать минут. Я уже подъезжаю, до встречи. Поезд уже действительно подкатывал к знакомой станции, постепенно замедляя свой бег, пока полностью не остановился. Келум встал и, извинившись перед своим соседом, прошел к еще не открывшимся дверям, готовясь вдохнуть соленый воздух Брайтона и услышать мерный гул Ла-Манша. Раскрывшиеся створы выпустили на платформу толпу людей, спешащих домой, и Ноктис почувствовал себя чужим среди них. Он не возвращался – он убегал. На время, но убегал. Как всегда он растерялся. Сколько бы раз он ни приезжал в Брайтон, его всегда била по голове ошеломляющая мысль, что сейчас он свободен и никто не будет обращаться к нему как-то особенно. Это действовало на него, как алкоголь: ударяло в голову и дарило ощущение, что он может все. Внезапно кто-то обхватил его рукой за шею, сжимая в тисках, и кулак растрепал и без того непослушную темную шевелюру. - Добро пожаловать в Брайтон, Нок! *** - Игнис и Гладиолус присоединятся к нам попозже, - бодро говорил светловолосый юноша, размашистыми шагами направляясь вниз по улице. Ноктис слушал этот привычный треп, смешивающийся с мерными вздохами моря, и чувствовал себя таким расслабленным, будто Брайтон был его личным уголком, где он отводит душу. Неширокие улицы с неспешащими людьми были так не похожи на бурлящий жизнью Лондон, что ему казалось, что он на другом конце планеты. Будто приморский городок на юге Англии находится не в восьмидесяти милях от столицы, а, как минимум, на другом континенте. - Хэй, бро, очнись! – Промпто шутливо помахал рукой перед лицом Келума, заставив антрацитовые глаза вспыхнуть удивлением, и довольно рассмеялся. – Ты, по ходу дела, даже не слышал! - Что? – сосредоточенно поинтересовался молодой человек, чувствуя, как совесть оттого, что он не слушал друга, червячком начинает грызть где-то внутри. - Да я спросил, как тебя предки отпустили, - пожал плечами Промпто и взъерошил волосы. Ноктис криво усмехнулся и, слегка отведя взгляд в сторону, ответил, даже не пряча горькие нотки в голосе: - Меня никто не отпускал. Просто удлинили поводок. *** Шаги гулко отдавались в светлом коридоре, сохраняя красоту и лаконичность белого пространства, отчего Лайтнинг становилось некомфортно. Здесь не было цветов, украшавших широкие подоконники и прятавших свои листья за полупрозрачным тюлем. Деревянные скамейки, стоявшие около пустой стены, были практически никогда не заняты. Это создавало ощущение такой искуственности, что мороз бежал по коже, и воображение дорисовывало тайную лабораторию, прячущуюся в подвальных катакомбах. Рука толкнула уже знакомую дверь, и в нос помимо въевшегося запаха лекарств ударили запахи таких мелких закусок, как шоколадные батончики, чипсы и прочее. - Привет, Клауд… - сказала было она, но осеклась, увидев около койки Страйфа знакомую светловолосую шевелюру. – Хоуп? Оба вскинулись, повернув лица к двери, и в серых глазах мальчишки удивление быстро сменилось смущением, в отличие от Клауда, на губах которого мелькнула легкая тень улыбки. Он коротко кивнул и поправил повязку, верхние бинты которой норовили сползти вниз. - Добрый день, мисс Лайт, - робко улыбнулся Эстейм, складывая газету, которую держал в руках, и судорожно пряча в карман обертку от «Сникерса». Однако под пронзительным взглядом Лайтнинг он обреченно вытащил ее и скомкал в руке. - Что вы делаете? – строго спросила она, слегка щуря глаза и складывая руки на груди. Покровительственный тон стал привычкой, которую она не считала нужным искоренять, однако молодой человек чуть скривился, явно не желая принимать его в начавшемся диалоге. Черты лица, не скрытые повязкой, стали жестче, около рта залегла упрямая складка, выдававшая его с головой. Однако Клэр была не настолько наблюдательна, чтобы заметить перемену в молодом человеке. - Хоуп вслух мне читает, что партия либерал-демократов терпит крах и лейбористы набирают силу, - негромко, но твердо ответил Клауд, слегка поджимая все еще синеватые губы. – И как сама видишь, у нас вечерний перекус. В его голосе сквозила независимость и легкое отчуждение, которое вкупе с прищуренным взором Лайтнинг заставляло себя чувствовать меж молотом и наковальней. «Нашла коса на камень», - обреченно подумал подросток, опуская глаза. Совсем не хотелось становиться посередине меж начинающегося конфликта, но нежелание уходить было сильнее, и потому он теребил край страницы, шуршащий на всю палату. Фаррон почувствовала, что разговор начался неправильно, но что именно было не так – она не могла сказать. Клауд словно выставил вперед руку, держа на расстоянии, и не подпускал к себе, ощетинившись, как еж. И эта защитная реакция задевала Клэр довольно ощутимо. - Какая разница, все равно либерал-демократы будут держаться во главе Уайтхолла, - небрежно заметила она, пододвигая стул к кровати. Хоуп осторожно взглянул на нее и, поймав осуждающий взгляд светло-голубых глаз, опустил голову, прикрывшись светлыми волосами. – Клауд, тебе не стоит есть такую дребедень, и… - Лайтнинг, - жестко прервал ее Страйф, сильно прижимая раскрытой ладонью покрывало к ноге. Клэр замерла от этого жеста: столько усталости в напрягшейся линии плеч, и, казалось, что боль от собственной беспомощности потекла вниз, очерчивая напрягшиеся под тканью больничной рубахи мускулы. И понимание того, что он не примет командного тона в диалогах, почему-то обескураживало и заставляло подыскивать нужные слова. И не находить их. - Мистер Страйф, - подал голос подросток, чувствуя себя, как минимум, неудобно. – Я думаю, мне пора… Жесткость сорвало с Клауда порывом ветра, и сейчас черты его лица выражали растерянность и смущение от того, что он сорвался, пусть это и выразилось одним лишь словом. - Сколько времени? – спросил молодой человек, наспех маскируя этим вопросом возникшее напряжение и, не дождавшись ответа, продолжил. - Извини, что задержал. Мозолистая широкая рука потянулась в светлой макушке Хоупа, но вдруг по лицу пробежала тень, резко очерченные губы дрогнули в боли, мгновенной, но полностью охватившей сознание. Рука вернулась на покрывало, желая сжаться в кулак. Глаза мальчишки расширились от непонимания, и он перевел недоуменный взгляд на Лайтнинг. Она пожала плечами, сама растерявшись от подобного жеста. Хоуп, встав, отодвинул стул и взял с пола свой огромный рюкзак, в боковом кармане которого плескалась вода, сжатая пластиковыми стенами бутылки. - До свидания, - сказал обескураженный Эстейм, уже подходя в двери. - До встречи, - вымученно улыбнулся Клауд, похоже, сам не понимая, как плохо играет. Отчего-то сердце Лайтнинг сжалось до микроскопических размеров, глядя на эту гримасу. Казалось, что внутренняя боль, собственные демоны бередят его неспокойную душу, царапая осколками воспоминаний. Именно в этот момент в Клэр Фаррон зародилось желание – узнать, кто же такой Клауд Страйф.