Истинные мотивы

Вернувшись домой, Россия даже не успел нащупать ключи в кармане, - дверь ему открыл Пруссия. Судя по всему, он высматривал Брагинского из кухонного окна, и, едва увидев его на дороге, ведущей к дому, отправился открывать. - Ты меня ждал? – слегка смутился Россия. – Половина четвёртого утра. Почему не ложился? - Неспокойно было, - Гилберт внимательно оглядел Брагинского. – Обошлось? - На этот раз да. Только вот надолго ли… Россия выглядел настолько усталым и выбитым из колеи, что Гилберт без лишних разговоров потащил его на кухню. Там, «за рюмкой чая» и запоздалым ужином, Иван и рассказал ему о событиях сегодняшней ночи. - Значит, ты считаешь, что Джонс не совсем ещё безнадёжен? – Гилберт недоверчиво хмыкнул, но затем нахмурился. – Хотя, хрен его знает... Если он сам не смог убить Сноудена, а не потому, что ты помешал, это может что-то и значить. Ну а всё-таки, Вань, скажи откровенно: на кой это тебе чёрт? Вы с Джонсом никогда особо не ладили, а уж после войны и вовсе друг друга возненавидели. Почему ты беспокоишься за него? Тебе его что, жалко? Россия задумчиво вертел в руках хрустальную рюмку, наблюдая за игрой света ночника в тонких гранях. Наконец, ответил, глядя на Пруссию: - Получается, так. Гилберт невесело усмехнулся. Ну да, примерно что-то подобное он и предполагал. Что у Брагинского в голове, ему порой, может, и неясно, а вот что на подкорке затейливо выжжено – очень даже, потому как наружу прёт просто невыносимо. Как бы ни злился Россия на своих врагов, как бы их по кумполам ни охаживал, - рано или поздно обязательно простит. Пусть не сразу, а через десятки лет, даже через век-два, но простит. Чего стоит одна только история с Германией, да чего уж – и его, Гилберта, прошлое далеко не безупречно. Когда-то они с Россией глотки друг другу рвали и подлянки мирового уровня устраивали только в путь – это не один только Третий Рейх, - это ещё и Первая мировая, когда всё пошло по такой лихой траектории, что только держись. А Семилетняя война, Тевтонский орден, если уж глубже копать? Да ещё сюда можно прибавить все союзы девятнадцатого века, когда Россия и Пруссия пытались половчее друг друга обвести вокруг пальца, если уж говорить откровенно. В принципе, как и сейчас пытается проделывать Америка, - только сам Гилберт опытнее и тоньше работал, не так грубо и топорно – ну так и опыта у него было не в пример больше… Короче говоря, крови между ними – не кот начхал, а вот поди ж ты – всё равно смогли перебороть прошлое. Конечно, обстоятельства не последнее дело, но важен сам факт. Его-то, помнится, от окончательной ликвидации после Второй мировой именно Брагинский уберёг, хотя все – кроме Людвига, конечно, - были о-очень недовольны и пытались откровенно надавить на Россию, требуя выдать им Гилберта. Да только ни черта не добились. Они и добром, и ругались, - ему хрен по деревне. И самого Гилберта Иван буквально вытряхнул из жесточайшей депрессии, когда ему и жить-то не хотелось… Что там говорить, Пруссия и сам не верил, что может измениться так кардинально, а России каким-то непостижимым образом удалось ему в этом помочь. В общем, если с ним и с Германией вышло так, то почему не может выйти с Джонсом? Ведь, если рассуждать объективно, он всё же довольно перспективный, хотя и пошёл в разнос, как в своё время Людвиг – по неопытности, а вернее – бараньей глупости. И при должном желании и старании из него ещё выйдет приличная страна – ведь не все же его люди поголовно – свихнутые на собственной исключительности твари, - есть же хорошие вещи и поступки, которые придумали и совершили американцы. Альфред, конечно, редкая сволочь, наворотил столько, что Нюрнбергский трибунал плачет по нему кровавыми слезами, - но всё-таки, судя по прошлому, по старым целям, истинным мотивам, - шанс если не исправить содеянное, но хоть как-то искупить вину и собственную жизнь наладить у него есть. Брагинский прав – Сноуден, из-за которого всё так завертелось, - это своего рода маячок, сигнал, - пробивается то, что Альфред в себе долгое время хоронил – закапывал на десятки метров под землю и заливал цементом, чтобы не раскопать. И если Америка сам – САМ! – не смог убить Эдварда, хотя и собирался, - значит, внутренний протест у него есть, а стало быть, есть и шансы выжить и вернуться на тот путь, с которого когда-то свернул. Глядя на посвежевшего после откровенного разговора Россию, Гилберт подумал, что его не переделаешь. Да и не нужно. Он такой, какой есть. Но, как бы там ни было, а на дворе уже светает, а они оба ни в одном глазу. А дел, между прочим, по горло, и никто их не отменял. - Так, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы, теперь на горшок и спать, - распорядился Гилберт. Иван хмыкнул: - Ишь, командир полка, нос до потолка. Дурак, ой, дурак, какой же он идиот!.. Очухавшись утром существенно позже обычного, со стреляющей головной болью и мутной пеленой перед глазами, Альфред Джонс, ко всему прочему, мгновенно припомнил все свои вчерашние художества, и едва не треснул себя по лбу. Мало того, что провалил порученное дело, - да и провалил-то по своей же собственной инициативе, - ещё и перед Россией и Сербией показал слабость, дал прорваться глубоко личному. Куда это годится? А на закуску вообще вытворил нечто выдающееся: послал своего босса, как говорится, в пешее эротическое путешествие, да в таких кудрявых выражениях, которые мог услышать только от России. Ну и кто за язык тянул, спрашивается? А ещё, чтобы праздник был полным, напился какого-то шмурдяка и рыдал горючими слезами. В общем, оторвался на всю катушку. Ну, ничего не скажешь. Выбравшись из постели, - замечательно, спать он, оказывается, завалился прямо в домашней одежде! – Альфред направился в ванную. Зеркало в половину стены так и оставалось треснувшим, но к основной трещине, похожей на грозовую молнию, прибавилось ещё множество мелких, они ползли в разные стороны, образуя тонкую серебристую паутину на поверхности. Его отражение было рассечено на осколки разной формы и величины. Альфреду показалось даже, что он слышит едва уловимый злополучный треск медленно распадающегося на части стекла. Словно в подтверждение, от зеркальной поверхности отделился осколок размером с мелкую монету и упал к ногам Америки. Джонса помимо воли бросило в ледяной пот, как и сутки назад, когда зеркало только треснуло. Чёрт подери, возьми себя в руки, Альфред Джонс, это всего лишь зеркало! Стоит тебе только слово сказать – уже к обеду поставят новое – колоти, сколько душа пожелает! Ты становишься по-дремучему суеверным – подумаешь, треснуло зеркало, а ты уже готов искать в этом скрытый смысл и тайные знаки. Осталось только обвешаться амулетами, как папуас бусами, и начать гадать на кофейной гуще, - можешь проконсультироваться у Артура насчёт подробностей… Прекрати сейчас же валять дурака и начинай приводить себя в порядок. Собственное отражение, как и следовало ожидать, оптимизма тоже не добавило. А уж если вовсе начистоту, - напоминало пьяное чучело обезьяны, которое только с большой натяжкой и будучи нетрезвым можно назвать человеком. Помятый, отёкший, глаз не видно за распухшими веками, а волосы выглядят так, будто их неделю не мыли. А ещё супердержава! С мрачным бешенством натираясь мочалкой, умываясь и причёсывая торчащие дыбом волосы, Америка внезапно подумал: интересно, а Брагинский после затянувшихся за полночь посиделок со спиртным так же себя чувствует? Ни разу не видел Альфред, чтобы русский заявился в таком свинском виде на собрание. Может, он секрет знает? Или натренировался за столько лет? Кстати, о собраниях: а ведь он рискует опоздать, если немедленно не начнёт собираться и завтракать! Вымокшая под проливным дождём одежда просохла лишь частично, - развесить её для просушки как следует Америка почему-то не догадался. Потому спина и воротник на куртке оставались противно сырыми, а повседневная бежевая униформа хоть и высохла, но оказалась непотребно мятой, а брюки по нижнему краю и вовсе плотно заляпаны грязью, - жирные брызги попали даже на колени. Как он вчера ухитрился этого не заметить, уму непостижимо. Хотя не до этого ему было, мягко говоря, но факт остаётся фактом: в таких замызганных штанах никуда не пойдёшь. Выругавшись, Альфред зашвырнул брюки в корзину с грязным бельём. Пришлось одеваться в военную форму цвета хаки, висящую в шкафу для особых случаев. По правде говоря, случаи у Альфреда в последнее время все особые, - с той политикой, что проводит начальство, чтоб ему лопнуть! Но всё-таки одежда в среде воплощённых стран – это вполне определённый символ, и появление Америки в пехотном камуфляже на собраниях всегда означало, что вспыхнул новый конфликт – хотя бы на Ближнем Востоке. Ничего, злобно решил Альфред, зашнуровывая высокие армейские ботинки, может, в ситуации с Сирией это вообще сыграет на руку – нагонит страху на всех и заставит замолчать в тряпочку. Ага, на всех, кроме России, который принципиально плевать хотел, «на каком ухе тюбетейка», - по его, опять же, словам… Ах ты, ч-чёр-рт! Опять Россия! Когда ты уже прекратишь постоянно ссылаться на него, Альфред Джонс! Когда перестанешь повторять его коронные фразы, пусть даже мысленно? Ты в собственной башке пока ещё хозяин или нет уже? Совершенно остервенев, Америка решил, что кашу маслом не испортишь, и для пущего устрашения нацепил поверх камуфляжа так называемый тактический жилет с множеством карманов.* Россию этими побрякушками не напугать, пусть! Зато остальных – за милую душу. А уж они под давлением страха сами насядут на Брагинского. Общий воинственный вид несколько отвлёк внимание от опухшего лица и красных глаз под набрякшими веками. Ну и отлично, пора завтракать и выходить из дома. Крепкий до черноты кофе показался Альфреду безвкусным, вязким и каким-то затхлым, а уж еда и вовсе в горло не лезла ни под каким предлогом, хотя он очень старался пропихнуть хотя бы кусочек. От этой затеи пришлось отказаться, когда уже выпитый кофе стал явно проситься обратно, а в горле поселился противный привкус желчи. Проверив перед выходом из дома мобильный телефон, Альфред не обнаружил пропущенных звонков – от босса в частности, и поймал себя на том, что облегчённо переводит дыхание. Хотя бы на время откладывается неприятное объяснение. Осознал это и вдруг с удивившей даже его самого ясностью понял: а ведь он и вправду его ненавидит. Ненавидит бешено, отчаянно и самозабвенно, до ломоты в зубах. Прав был Россия, чёрт подери! И ничего с этим не поделаешь. Но это ещё не значит, что он прав также во всём остальном! - Если бы ты не осознавал, что я прав, ты бы не сказал всего этого своему президенту. Не будешь же ты говорить, что изворачивался, потому что его гнева испугался? - Не пытайся меня подловить, Брагинский. - А тут и подлавливать не нужно, Альфред. Ты ведь ненавидишь его. - Я ещё кое-кого ненавижу… Чёртов Россия! Ведь, если начистоту, он раскусил Альфреда безошибочно. И о его ненависти к боссу догадался намного раньше, чем сам американец. Он видит, что Америка с удовольствием сделал бы из головы своего президента шар для кегельбана, но вынужден терпеть, стиснув зубы, ради неизвестно чего. Хотя нет – известно чего: ради лишнего миллиарда на счетах тех, кто управляет уже самим президентом, как марионеткой, а на Америку и народ, им глубоко начхать – они только позорят страну! И что дальше? Допустим, здесь Россия оказался прав, но с чего бы он вдруг затеял открывать Альфреду глаза на истинное положение вещей? Вчера он, кажется, сам же и ответил: - Я просто хочу, чтобы ты сначала освободился от своей одури, под которой всё это наворотил, а потом уже на трезвую голову смог осмыслить свои поступки и ответить за них. Может быть, что-то путное из этого и выйдет, как знать. Холодная бездушная сволочь! Неужели он не понимает, чем это обернётся для Америки? Да понимает прекрасно! А ты понимаешь, чем может обернуться нынешняя ситуация, если всё останется, как есть, а ты, Америка, будешь продолжать в том же духе? С заоблачными долгами, с недовольством своих людей, растущим день ото дня, с собственной ненавистью к правительству и осознанием, что ты не можешь ничего изменить? Думаешь, будет лучше? Хрена лысого! Америка, глухо прорычав, ударил кулаком в стену со всей своей силищи. Руку прострелила острая боль, а со стены с грохотом свалилась старая фотография в рамке со стеклом, которое тут же разлетелось вдребезги. На чёрно-белом снимке, сделанном в День Независимости в 1890м году, Альфред самодовольно улыбался, подняв звёздно-полосатый флаг. Чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт!.. Америка, поднимая фотографию, раня мелкими осколками руки, уже не пытался сдержать рвущийся из груди тоскливый и страшный вопль. Куда ни поворачивай, ничего хорошего ожидать не приходится! Наверное, только сейчас он начинал понимать, что такое безысходность. Разумеется, на собрание Америка опоздал. А по прибытии первое же, что бросилось ему в глаза – прямо-таки умилительная картина: Россия во всей красе, в окружении Индии, Китая, Аргентины, Бразилии, Венесуэлы – ну и, святое дело, Пруссии и Сербии. Все они о чём-то увлечённо беседовали, заняв приличный по площади край стола, и, кажется, даже не заметили «явление героя». Как всегда, возле русского целая толпа. Вот, обогнув широченный стол, подплыл Франция, хитро улыбаясь, и, дотрагиваясь до плеча Брагинского, что-то говорит. Может, хватит? С противоположного края стола активизировался Англия, недовольно что-то выговаривая Франции и России заодно. Иван отвечает с неизменной улыбкой. Жаль, голоса не различишь – далеко, зал огромный. Вот призвал всех к порядку Германия. Рука Франции плотно лежит на плече Брагинского, - видимо, гневные речи Артура Франциска совершенно не смутили… Наливаясь самыми ядовитыми чувствами, Альфред, наконец, сдвинулся с места и твёрдым шагом направился к собравшимся. Тяжёлая дверь за спиной захлопнулась, и гул прокатился по всему залу. Все обернулись в его сторону. Ну наконец-то, заметили, года не прошло! Как Америка и предполагал, его одежда вызвала у стран ажиотаж. Россия даже бровью не повёл. Только эта чёртова улыбочка на губах. Что бы ни происходило – у него улыбочка. И ничем её не вытравить, ничем! Знает, сволочь, как Альфред ненавидит эту его ухмылку, и будто намеренно не обходится без неё ни в разговорах, ни в простом обмене взглядами. Америка прошёл на своё место мимо России. На секунду два взгляда встретились, - напряжённый и даже злой – Альфреда и спокойный – Брагинского. В воздухе заискрило напряжение, которым можно было бы снабжать треть всех атомных электростанций мира. В зале воцарилось гробовое молчание. Когда эти двое так смотрят друг на друга – жди крупных неприятностей – или, в крайнем случае, больших перемен. Америка явно в ярости, и причина – вот она, сидит напротив, как ни в чём не бывало. Да плюс ко всему Джонс нарядился в военную форму, а это всегда означало громкое и недвусмысленное заявление. Чем, интересно, Брагинский разозлил Джонса на этот раз? Сирия? Сноуден, о котором вопят уже почти месяц? Да уж, с этим Сноуденом знатный скандал получился – полмира беснуется! А вчера и вовсе как пощёчина – убежища попросил у русских, и весь мир об этом узнал. Так что злится Америка вполне обоснованно. Но это разве повод объявлять войну? И кому – России, на минуточку, ядерной державе! А может, это просто попытка напугать? Ну, тогда откровенно неудачная. Безмолвная «игра в гляделки» длиной в доли секунды. Америка изо всех сил старается испепелить Россию взглядом – или, по крайней мере, расплавить арктический лёд. В глазах Брагинского ни капли страха или хотя бы тени смущения. Только на самом донышке зрачков – холодная усмешка, которая злит даже сильнее ядовитого хохота. Обязательная программа выполнена – непримиримые враги обменялись негласным приветствием. Можно начинать собрание. - Надеюсь, причины для опоздания были уважительными, Америка? – подал голос Германия. - Очень даже, - коротко ответил Альфред. – Итак, обсудим сложившуюся ситуацию в Сирии. Мне стало известно, что Россия открыто оказывает военную помощь диктатору Асаду, который применяет химическое оружие против мирного населения… - Ты по этому поводу так вырядился? – уточнил Россия. Вот, пожалуйста! Разумеется, все и так догадывались, что Иван не смолчит, но так открыто нарываться – это уже перебор. Хотя вполне в его духе. - Раша, не меняй тему! – рявкнул Джонс. – Твоя поддержка режима Асада преступна и неправомерна… - Моя поддержка Асада происходит с одобрения Асада, - Россия улыбнулся едва заметно, уголками губ, и Альфред с трудом подавил желание заорать во всю глотку и швырнуть в него чем-нибудь тяжёлым. – Твоё одобрение в данном случае – как покойнику галоши. - А гибель мирного населения, стало быть, с твоего одобрения? – прошипел Америка. - А это ты у своих спецов по белому порошку спроси,** - парировал Брагинский, наливая себе воды. - Раша, чёрт тебя дери, смотри на меня! - А то я тебя не видел. Ярость Альфреда, прямо-таки хлещущая через край, была уже заметна всем без исключения. - Я понимаю, что своей поддержкой диктаторского режима в Сирии ты хочешь укрепить своё влияние на Ближнем Востоке, как противовес мне! Но где гарантии, что твои интересы ограничиваются одной лишь Сирией? - Так тебя заботит гибель населения или потеря сфер влияния? – тут же придрался Россия. - Не пытайся сбить меня с толку, Раша! – отчеканил Америка, пристукивая для достоверности кулаком по столу. - Да нет, это ты не пытайся камуфлировать защитой демократии интерес к нефтяным месторождениям. Ей-богу, как в плохом театре. Обе державы несколько секунд молча буравили друг друга глазами – между ними словно вольтова дуга пролегла. - Как будто у тебя нет такого интереса! – Америка скривил рот в иронической усмешке. – Тебе можно, а другим нельзя? Россия благодушно согласился: - Мне можно – на моей территории. Я на чужие не лезу. - Сволочь! – в сердцах констатировал Джонс, поняв, что Брагинский в очередной раз вынудил его признаться в истинных мотивах поступков, да ещё и публично – косвенно, но всё же признаться. Ах ты, негодяй такой, засранец! Так, стоп. Истинные мотивы – да. А вот твои ли они, Альфред Джонс? Что, так нужна тебе эта самая нефть, ты жить без неё не можешь? Твои территории сгорят, утонут, в пыль рассыплются? Ты сам, как Россия говорит, коньки отбросишь? При чём тут коньки, мать твою?! Хватит отвлекаться на Россию, думай, думай! Хоть раз в жизни подумай! Время и место неподходящие? Да плевать, чёрт подери! Итак, Америка, тебе всё это надо было? Безраздельная власть над чужими ресурсами, да ещё и такой ценой? Тебе самому с этого что, кроме осознания, что вот, всё это твоё? И что все от тебя зависят? Тьфу, пропасть! Вот шикарно-то, дальше некуда! А ведь ради этого ты готов на всё. А ты вспомни, вспомни, как ты сам ненавидел свою зависимость от Англии – в бытность одной из его колоний! Знал бы Артур, какими словами ты его мысленно кроешь – с ума, наверное, сошёл бы. Ты хочешь, чтобы тебя точно так же ненавидели все без исключения? А ведь они уже ненавидят тебя. Заискивают, боятся, это да, потому что накрепко прихвачены. Делают всё, что ты скажешь. Но терпеть тебя не могут, не обольщайся, и с превеликим удовольствием подтолкнут, если вдруг споткнёшься. Ты этого хотел? Нет, вспомни: ты хотел, чтобы тебя все любили и ценили! Твоей истинной целью было это – когда-то давно. Ты хотел помогать другим, а не ступать по их головам! И что в итоге? Ты всё равно стал таким, как Артур в своё время, даже ещё хуже! А ради чего? Чтобы твои правители семьдесят лет удовлетворяли свои шкурные интересы ценой твоего имени, за которое ты когда-то лез под пули? Им было насрать на твою репутацию, а идеей твоего величия они только прикрывались. Скоты, твари!.. - Не желаю подчиняться начальству, которое так ненавидит нас. Не хочу больше никаких тёмных делишек, разжиганий конфликтов, за которыми стоит один только интерес – отмыть побольше денег, на крови и костях замешанных. - И ты надеялся один всему этому помешать? - Я уже хоть что-то делаю. В отличие от тех, кто только и умеет трепаться о чужой агрессии, когда у самих руки в крови даже не по локоть, а по самую шею… Да, у Сноудена, в отличие от него, хватило духу на борьбу. Альфред, не осознавая того, горько усмехнулся, всё ещё глядя Брагинскому в глаза. Вольтова дуга, способная спалить небольшой город, потухла. Остался лишь колеблющийся отсвет еле тлеющих углей. Только сейчас заметили все остальные, что Америка выглядит усталым, даже больным. А Россия… Россия словно понимает, что происходит, и это ведомо только им двоим. Хотя нет, - ещё и Сербия с Пруссией окинули их обоих понимающим взглядом, а рука Мишича обнадёживающе легла поверх руки Брагинского. Что за дела творятся, интересно знать? - Я тебя всё равно выведу на чистую воду, Раша, - заявил Альфред, но вышло неубедительно – вяло и тускло. Пригрозил. Курам на смех. - У тебя всё? – осведомился Иван. – Тогда… - Тогда, может, вы оба прекратите эту комедию и дадите выступить другим? – вмешался Людвиг. - Валяйте, - разрешил Брагинский, откидываясь на спинку кресла. Альфред только рукой махнул с видом «да провались оно пропадом…» и сел на своё место. ________________________ * В результате сборов Альфред должен выглядеть примерно вот так: http://cs629109.vk.me/v629109625/1b4c8/kUs72ByBiyE.jpg ** Намёк на пробирку с белым порошком, которой госсекретарь США Колин Пауэлл тряс во время выступления в СБ ООН перед вторжением в Ирак в 2003 году. В пробирке якобы находились образцы иракского оружия массового уничтожения, что и стало основанием для начала военной операции. «Для того чтобы парализовать работу Конгресса США, потребовалось всего лишь около одной столовой ложки порошка сибирской язвы. В Ираке есть «тысячи таких ложек». Через год Пауэлл признался, что обнародованные им данные были во многом неточными, а иногда и сфальсифицированными.