Истинные мотивы

Альфред, не разбирая дороги, быстро шёл по ночным улицам, точнее, даже не шёл, а почти бежал, не вникая, куда, собственно, направляется и зачем. В глазах было темно, сердце колотилось как бешеное, а лицо горело так, словно его отхлестали огромным пучком крапивы. Время от времени становилось трудно дышать, и тогда Америка переходил с бега на быстрый шаг. Чёртов Россия, чёртов Сноуден! Ну конечно же, они сговорились у него за спиной, уж ему-то могли бы не морочить голову! Иначе с чего бы между ними, такими разными, возникло такое трогательное взаимопонимание, даже единодушие за такой короткий срок! Тьфу, чёрт бы побрал обоих!.. А сейчас они, наверное, смеются над ним! Дрянь паршивая! Думаете, теперь всё шито-крыто, вы победили? А вот нате вам! Сейчас он придёт домой, отдохнёт, отдышится, приведёт мысли в порядок и составит план действий на завтра… вернее, не только на завтра, а вообще – дальнейших действий. И найдёт способ добиться своего, уж будьте уверены! Всегда находил – и сейчас найдёт! И Сноудена вернёт – ох, и не поздоровится ему тогда! И поделом! – и Брагинского оставит с носом! Ухватит, наконец, как и мечталось, за волосы – и головой о стол шандарахнет. Вот прямо на общем собрании. При всех. Чтобы, значит, или искры из глаз или стол пополам. А лучше и то и другое вместе… Ага, легко сказать – составит план. Для этого надо знать хотя бы, в каком направлении действовать, - иными словами, на какие точки в данном случае можно надавить. Экономика? Может быть, но, как ни прискорбно, Россия прав: не 90е годы на дворе. И нет больше гигантского долга, который давил на него в то время. Что ещё? Бойкот каких-то важных мероприятий вроде Олимпийских Игр или чего-то подобного? Опять-таки, самое время сейчас. Пригрозить ядерным ударом, если уж совсем разгуляться? Это России-то, на минуточку, ядерной державе… Как он сам говорит – кинет валенок на пульт. Что это значит, Альфред, правда, не знал точно, - наверняка что-то из так называемого русского фольклора, - но ведь можно догадаться! Конечно, всегда на закуску остаётся вариант – антироссийская пропаганда в прессе, - так что, сейчас разве этого нет? Как же, как же… Усилить? Можно, конечно. И что дальше? Смешно, в самом деле, рассчитывать, что в этом случае Россия тут же принесёт ему Сноудена на блюдечке с голубой каёмочкой… Размышления Америки нарушил сильный ливень, с рёвом хлынувший с неба «стеной», причём, как-то сразу, моментально. Вдобавок где-то совсем рядом оглушительно рявкнул гром, а следом небо разорвало на части гигантской молнией. Твою мать! Промокший всего за несколько секунд почти до нитки, Альфред лихорадочно поискал глазами, куда бы ему спрятаться, и, недолго мучась, забежал в первый подвернувшийся подъезд, отчего-то показавшийся смутно знакомым. Там, прижавшись спиной к стене, озаряемый вспышками молнии, он отдышался и удивлённо подумал – почему понадобилось прятаться, ведь можно было легко перенестись поближе к собственному дому? Странно, но отчего-то такое ему даже в голову не пришло, до того был взвинчен и обеспокоен. А где он вообще? И этот подъезд, и вид из окна на улицу до чёртиков знакомы, просто он уже давно здесь не бывал. Но, видимо, прерванные грозой размышления всё же занимали Альфреда куда больше, потому как он, толком не осознав, где всё-таки находится и какой чёрт его сюда вообще понёс, снова сосредоточился ни них. Как же так вышло, что всего лишь за несколько лет положение дел кардинально изменилось? Россия и в прежние-то времена, несмотря на незавидное положение, мог огрызнуться так, что оставалось только скрипеть зубами, - а сейчас и подавно. Вот уж верно говорят – лавровый венок – не слишком удобная подушка, чтобы на нём почивать. Альфред и сам осознавал, что просчитался, решив, что выигранная битва – это уже победа в войне. Распад Союза не добил Россию окончательно, хотя, конечно, существенно ослабил, подкосил, выбил из колеи на какое-то время. Но именно на время, не навсегда! Не следовало – ох, не следовало! – пускать дальнейшие процессы на самотёк, решив, что и дальше всё будет так, как нужно! Вместо того чтобы брать Брагинского, что называется, тёпленьким, работу доверили каким-то наёмным кретинам, которые, бия себя в грудь кулаками, словно вожди бабуинов, клятвенно обещали за пару-тройку лет устроить распад России на «сто маленьких Швейцарий». И даже вроде бы лезли для этого из кожи вон, изо всех сил внедряя в сознание народа мысли о том, что быть русским – это самое страшное наказание, - непонятно только, за какое преступление, а все прошлые победы и достижения не только ничего не стоят, а вообще являются ошибкой и позором… Но, видимо, не так усердно они из этой самой кожи лезли. Или вообще не так лезли. Короче говоря, толку хрен оказалось с их работы, потому как сбоить она начала с самого начала, а уж в последнее время – вообще каждый день. Просто блин, причём, не комом, а комищем, подумал Джонс, наблюдая за потоками дождя за окном. Сейчас эти горе-деятели, конечно, продолжают пыжиться и тужиться, но с уклоном в истерический визг, - понимают, что теряют влияние и авторитет. Практически потеряли, чего уж там. Кто-то бежал из страны, кто-то умер, причём, не своей смертью, - а для кого-то и вовсе одно последовало за другим. Те, кто остался – за редким исключением, - утратили какой бы то ни было политический вес. Незаметно, как-то постепенно, но сошёл на нет их авторитет и известность. Кто-то канул в небытие, кто-то продолжал активничать, выставляя себя на всеобщее посмешище… Почему всё пошло не так, как рассчитывал Америка? Вроде бы всё было тщательно распланировано, рассчитано и продумано, но… Вот именно – НО! То самое проклятое «но», которое всегда вмешивается и путает все карты! Ну конечно, чёрт подери, это же Россия! Вот уж универсальный ответ на все вопросы, да! Чёртов Брагинский, что в тебе такого особенного, что ты не ломаешься? Хоть кнутом, хоть пряником размахивай… Что там говорите, умом Россию не понять? Чем, в таком случае, прикажете понимать баранов, гордо именуемых правительством США?! Уже который раз за последнее время Альфред ощутил, как его стремительно затопляет изнутри чёрная жижа, воняющая болотом. Из горла вырвался странный булькающий звук, затем – сдавленное шипение: - Идиоты, придурки, дешёвка тупая! Очередная мощная вспышка молнии разорвала тёмное небо, озарив всё вокруг – и Альфреда в том числе – ослепительно ярким, неестественно белым светом, и на секунду американцу показалось даже, что это – отсвет от атомной бомбы. Ещё доля секунды – и спалит его, Джонса, дотла, оставив на стене только чёрный силуэт, - видел он когда-то и такое. Даже всплыли в памяти слова «критическая масса», слышимые когда-то во время испытаний на полигоне в Нью-Мексико… Но нет – наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось – вместе со вспышкой и затихшим громовым раскатом. Вокруг снова была темнота, а ливень и не думал униматься – хлестал мокрые деревья на улице, бился в окно, ревел в водосточных трубах. Альфред словно очнулся и обнаружил, что стоит, вжавшись спиной в стену, крепко обхватив себя руками за плечи, нервно кусая губы. Мокрая одежда облепила его, словно компресс, а по лицу стекали струйки воды с волос, смешиваясь с выступившей испариной. Куда это, чёрт подери, годится? Он, супердержава, жмётся в каком-то подъезде, словно описавшийся кот! Огляделся и наконец понял: да не в «каком-то», а в подъезде того дома, где живёт Сербия, Вук Мишич! Вот куда его занесло, когда он, не задумываясь, бежал наугад. Сколько же времени он сюда не заглядывал? Уж лет десять точно, если не больше. С тех пор, как Брагинский, что называется, «вернулся». Первое время Джонс ещё пытался нагличать: как-то раз заявился ночью, рассчитывая, как раньше, получить своё, - но встретил решительный и яростный отпор. «Воскрешение» брата словно придало Сербии силы. К тому же в квартире оказался ещё один, новый обитатель – молодой волк, ошибочно принятый Джонсом впотьмах за собаку. Эта зверюга смотрела на Америку так, что у того никаких сомнений не осталось – вцепится и горло перегрызёт. Мишич тогда осадил питомца, но ушёл оттуда Альфред на противно ослабевших ногах. А через пару дней – после очередного собрания, - к нему подошёл Брагинский и с ласковой улыбкой маньяка посоветовал ему обходить дом Сербии пятой дорогой. Чёрт знает почему, но Джонс тогда его послушал. Может быть, потому, что увидел в глазах русского то же самое хладнокровие, что и у волка со странным именем Лют.* Для вида, конечно, он попрепирался с Брагинским, но тех пор его общение с Сербией стало только словесным и только вне дома. Так, стоп. Россия, Сербия… Ну конечно, чёрт подери всё на свете! Наверное, само Провидение привело сюда Альфреда, хотя он по-настоящему и не верил никогда в такие вещи. Просто вспомнил вдруг разговор с Иваном в отеле, в номере Сноудена. - И не смей теперь говорить, что не желаешь мне сдохнуть в какой-нибудь грязной канаве со вспоротым брюхом. - Этого должен тебе желать Вук, а не я. Его право. Причём, железное. - Вот именно. А ты? Да не смеши меня, Брагинский! Всем известно, как вы друг к другу привязаны… Догадка, словно очередной раскат грома и вспышка молнии, снова напомнившая вспышку жара и радиации при испытаниях атомной бомбы, надолго пригвоздили Джонса к полу. У этих двоих есть неоспоримый повод желать ему чертей и ад кромешный. А что, если это они… прокляли его? Альфред никогда не был мистиком, хотя, конечно, любил разные истории на эту тему, но от Англии слышал много раз, какую силу имеет проклятье, особенно наложенное под влиянием сильных эмоций. Гнев, ярость… Ну конечно, всё сходится! Именно с тех самых пор у него и пошло всё наперекосяк, начиная от безмозглого президента, с кривоватой улыбочкой нёсшего чудовищную околесицу на весь мир, - и заканчивая нынешним, которому для полноты картины не хватает только кудлатого парика и клоунского грима! Уровень дипломатии и внешней разведки – по сравнению хотя бы с 70ми – упал катастрофически, и огромных усилий – а также денег, конечно, - стоило всё это хоть как-то скрывать, и всё равно периодически вылезало наружу… А уж если прибавить ко всем прочим радостям астрономические долги, которые скуплены теми, кто к американскому правительству имеет весьма опосредованное отношение… … Альфред что есть мочи барабанил кулаками в дверь квартиры Мишича, кипя от хлещущих через край эмоций, ничего не слыша и не воспринимая, и остановился только когда раздалось железное лязганье замка. Серба он явно поднял из постели, потому как тот был наспех одет, шинель униформы застёгнута на две пуговицы, волосы встрёпаны, а на щеке – след от подушки. - Р-р-р, - угрожающе раздалось снизу, из полумрака прихожей, и блеск молнии отразился в холодных волчьих глазах. - Тихо, Лют, - осадил Мишич, успокаивающе опуская ладонь на шею зверя, и ледяным взглядом, так напоминающим взгляд Брагинского, уставился на визитёра: - Что тебе надо, Джонс? Зачем явился? Америка, стоящий на пороге его квартиры, был какой-то… неузнаваемый. Даже не оттого, что промок насквозь. Лицо искажено, но не яростью, а будто даже удивлением, потрясением с мутным оттенком обречённости. Это Джонс-то – и обречённости!.. Глаза – как две бездонные пропасти, словно глазницы пустого черепа, под ними чернота, заострившийся нос и бескровные губы в трещинах, - сейчас Америка запросто мог бы без грима изображать смерть. - Признавайся, это вы с Брагинским прокляли меня? – спросил он, словно выплюнул. Сербия даже опешил на секунду от неожиданного вопроса. Грешным делом промелькнула мысль – белая горячка, психоз, мало ли… Но меньше всего Джонс походил на пьяного. А вот на психованного – запросто. Да ещё и о проклятье спрашивает… Что ж, после всего, что он натворил и продолжает творить, вполне логично предполагать проклятья в свой адрес. И очень даже многочисленные. - С чего вдруг ты этим интересуешься? – холодно спросил Мишич. - С того самого! – засипел Джонс, надвигаясь на Сербию. – У меня после того, - он осёкся и яростно сверкнул глазами, - после того всё вверх дном, и ты прикажешь это считать простым совпадением? Чёрта с два! Нет, без вас тут не обошлось! Признавайся, ваша работа? Наверняка совместно с Россией постарались! Волк у ног серба снова грозно зарычал, и Мишич успокаивающе потрепал его холку, хотя сам в эту секунду налился чистой, первоклассной яростью. Воспоминания о прошлом на какое-то время затопили его, накатив мощной волной, - то, что Джонс сделал с ним, помимо бомбёжек Белграда, пережитая боль и унижение, - и Вук едва сдержался, чтобы не отходить американца первым подвернувшимся под руку тяжёлым предметом. Хотя бы вот этой симпатичной металлической вешалкой для одежды, стоящей в прихожей. Подумать только, эта сволочь ещё и возмущается! После всего, что сделал с ним, после того, как разрушил жизнь не только его, но и России… Но всё же Сербии удалось взять себя в руки: - Джонс, ты как будто удивлён, что после всех своих дел нарвался на чьё-то недовольство? А удивляться тут совершенно нечему. Но ты ошибся. Мы с Йованом тут не при чём. - Так я тебе и поверил! - Я разве прошу верить? Много чести, знаешь ли, проводить какие-то специальные ритуалы. Про закон бумеранга слышал? - Чего?! - Вот поинтересуйся на досуге. Всё содеянное рано или поздно обязательно возвращается, да ещё и преумноженное. Какой мерой мерите, такой и вам отмерится. У меня на тебя, конечно, зуб есть, и нешуточный, но Богу с небес лучше видно, кого и как карать. Турция получил своё, хотя когда-то был так же силён, как ты. И, если у тебя всё вверх дном, значит, пришёл и твой черёд платить по счетам. Только вот обвинять в первую очередь нужно самого себя. - Сербия, ты хочешь сказать, что ни разу не пожелал мне смерти? Не смеши меня! - Желал, конечно, - не стал отпираться Мишич. – Любой бы пожелал на моём месте. Только потом понял ещё кое-что. - Что ты понял?! – прищурился Америка. - Я уже сказал. Не мне решать, жить тебе или умереть. Над нами есть тот, кто судит. Альфред смотрел на Мишича с выражением, достойным, наверное, дикаря из племени Мумбо-Юмбо, внезапно увидевшего говорящий и кривляющийся ящик с мудрёным названием «телевизор». - И что – ты хочешь сказать, что не желаешь мне смерти? - Желал раньше. Лет десять назад. - А сейчас? - Уже перехотел. А-а-а! Всё, хватит с него, больше нет никаких сил! Чёрт подери, Мишич с Брагинским сговорились, что ли? Практически об одном и том же говорят. Ах, ну да, эта вечная, неистребимая жалость к врагу, разве можно об этом забыть… Жалость?! Альфред едва удержался, чтобы не затопать ногами от злости. Да подавитесь вы своей жалостью! Не нужно мне от вас ничего! - Да вы… - задыхаясь, словно хронический астматик, просипел Джонс, - да вы с Брагинским больные оба, вы психопаты просто! Глаза американца застлал ослепляющий белый свет. «Критическая масса…» Не помня себя от ярости и отчаяния, он сорвался с места и исчез, - но Сербия успел заметить, что Америку начало трясти, будто в чудовищном ознобе. Ливень на улице наконец-то закончился. Только оказавшись дома, в знакомой обстановке, Альфред немного пришёл в себя и отдышался. Стащил с себя всё ещё мокрую одежду, облачился в простую футболку и джинсы, которые обычно носил дома. Но его всё ещё знобило. Ну разумеется, на таких-то нервах! Да ещё и под дождь попал. Кажется, в большой бутылке «Джека Дэниелса» ещё оставалось на треть виски. Никакой колы и содовой. Быстрее подействует. Захватив бутылку и стакан из бара, Альфред со всем возможным комфортом устроился в гостиной перед телевизором. Решил было посмотреть международный обзор, но в первом же сюжете наткнулся на сообщение о том, что Сноуден попросил политического убежища в России. - Скотина! – рявкнул Америка. В сердцах переключил на какой-то старый чёрно-белый фильм – он хоть нервы не треплет, - и единым духом выпил ещё полстакана виски. Не проняло. Мало того – озноб накатил с новой силой. Да что же это такое?! Ну и денёк, чтоб ему пусто было! Альфред щедро наплескал напиток в стакан, на этот раз почти до краёв, закрыл глаза и медленно выпил. Огненная стрела пронзила пищевод, зато руки уже не были такими ледяными, белые мухи не мелькали перед глазами. Когда же он в последний раз пил такими лошадиными дозами, да ещё и чистый виски, без примесей? Кажется, в разгар гражданской войны с Конфедерацией. Альфред поморщился. Воспоминания о том периоде, мягко говоря, остались неприятные. Он доподлинно знал, что южане до сих пор не простили северян за былое, хотя это, разумеется, усиленно замалчивалось. Демократия, мать твою… Во-во, опять. Он что, недоволен? Получается, что так. А почему, собственно? Он же добился своего, в конечном итоге. Добился-то добился, но ковырни внешнюю уверенность поглубже – и что? А то, что собственный народ, оказывается, далеко не всем доволен. Есть у него претензии к собственной стране, есть. И весьма существенные. Америка налил себе ещё и сделал пару солидных глотков. А к стране ли эти претензии? А может, к правящей верхушке, которая раз от раза «всё чудесатее и чудесатее», будто из какого-то паноптикума для умалишённых? Это же их задача, чёрт подери, - сглаживать острые углы и противоречия в обществе! Делают они это? Держи карман шире! Кажется, совсем наоборот, - только масла в огонь подливают, усиленно разделяя общество на элиту и простой народ, расширяя пропасть между ними! И много тут общего, спрашивается, с тем, о чём он сам когда-то мечтал, с кровью отвоёвывая независимость? Мелькание чёрно-белых кадров на экране начало раздражать, и Альфред выключил телевизор. Всё равно ведь не смотрит. Вылил остатки виски в стакан, отхлебнул и задумался: а ведь и впрямь получается, что собственное правительство каждый раз банально использовало его в своих личных целях, не имеющих с истинными демократическими принципами ничего общего. И как так вышло, что он этого просто не понимал? Виски закончился, а облегчения так и не принёс – только муть перед глазами и руки плохо слушаются, а чёрное вонючее болото, затопляющее изнутри, никуда не делось. Так, а тут у нас что? Джонс повертел в руках тяжёлую, конической формы бутылку тёмного стекла, извлечённую из бара. Буквы на пёстрой этикетке расплывались перед глазами. Откуда это? Шрифт какой-то странный, не латиница, даже не кириллица, - всё больше округлости да закорючки… А, впрочем, неважно. Альфред решительно сорвал печать с горлышка, вытащил пробку, зажмурился и сделал изрядный глоток прямо из бутылки. Глаза чуть не вывалились из орбит прямо на щёки, дыхание перехватило. Господи, какая дрянь! Будто концентрат лесных клопов хлебнул, а не вино. Настойку на скунсах. Нет, конечно, ни то, ни другое пить ему ещё не приходилось, но, наверное, ощущения при этом должны быть именно такие. Со стуком поставив бутылку на стол, Джонс перевёл дыхание. Выходит, прав Сноуден? И Россия тоже прав? Его банально надули, обвели вокруг пальца, сыграв на амбициях и наполеоновских планах? Только вот перегнули палку, и лапша на ушах уже не держится, ибо уши просто сворачиваются под её весом. Америка сделал ещё один глоток и закашлялся. Ну допустим, обманули тебя, и методично обманывали долгие годы. А у самого где мозги были? Нет уж, Альфред Джонс, будь честен с собой до конца хоть раз в жизни: ты позволял собой манипулировать, сам себя загнал в клетку, а теперь пытаешься доказать всему миру, а в первую очередь, конечно, самому себе, что ты в своём уме и клетка очень даже комфортабельная. Смотри, до чего ты докатился, во что превратил свою жизнь, куча безмозглая! У тебя нет никого, перед кем не стыдно расслабиться, нет того, кто выслушает и поймёт, кто хотя бы ждал тебя в твоём пустом доме! Даже Англии, своему родичу и воспитателю, ты надоел до смерти, даже Англия отталкивает тебя! И что в итоге – ты надираешься в гордом одиночестве, как записной пропойца. Шикарно, дальше некуда. Ага, щас, есть куда, очень даже есть! Турция в прошлом был так же силён и влиятелен, а теперь – где это влияние? Где та могучая Османская империя, чьи земли простирались «от Алжира до Аравии», чьи владения были даже в Европе? Где её сила, величие? Сгинуло всё, утекло, как песок сквозь пальцы… Почему вдруг Альфред вспомнил Турцию? А-а-а, это же Сербия ему говорил! Сербия, Мишич! Альфреда снова затрясло в ознобе, затем резко бросило в жар. Россия и Сербия, а теперь ещё и Сноуден, непостижимым образом оказавшись в одной комнате с ним, окружив его незримым кольцом, слились для него в один общий образ мучителя. Горло сдавил такой спазм, что, казалось, это конец, сейчас задушит. Альфред снова судорожно схватился за коническую бутылку и хлебнул из горлышка. Дрянь, конечно, но принцип «подобное подобным» сработал – на какое-то время стало легче. Как там Россия говорит… Не ссы в компот, там повар ноги моет! Альфреда вдруг прошиб такой смех, что даже слёзы на глазах выступили. Он смеялся так, что согнулся пополам, бил стиснутым кулаком по диванному подлокотнику, задыхался и всхлипывал. Но смех вскоре прошёл, а слёзы-предатели всё не желали униматься, шли потоком, жгли глаза и лицо. Да что же это такое… Звонок мобильного телефона Альфред услышал не сразу. Босс. Ну только этого не хватало, ко всем прочим радостям! Ему-то что не спится в ночь глухую? - Да! – хрипло выдавил из себя Альфред, стараясь не выдавать своего состояния. - Ну? – вместо приветствия вопросил президент, и от его голоса прямо-таки повеяло взвинченностью. – Ты ничего не хочешь мне сказать? - А что я должен говорить? – Америка почувствовал, как стремительно чернеет в глазах. - Ты ещё и спрашиваешь! Альфред, если ты думаешь, что тебе сойдёт с рук твоё сегодняшнее поведение и проваленное задание, то глубоко ошибаешься! И тут Америка впервые в жизни послал своего босса далеко-далеко. От души. ________________________ * О появлении Люта у Сербии можно узнать у Gast 28. ))))