Реальная жизнь

Мы смотрели друга на друга с расстояния меньше фута. Когда-то он вышел бы к машине для еще одного прощального поцелуя. Теперь это была еще одна прощальная ссора. Лорел Гамильтон «Жертва всесожжения»

Убеждать подростка, в чьем теле текла кровь Ридуса, в том, что он не прав в своих упреках, и что они справятся со всеми проблемами, не особо благодарное занятие. Он бурчал себе под нос, говоря, что его никто не понимает, что всем наплевать на его мнение, и что их больше волнует постоянная ругань между собой, но никак не дети, вынужденные все это наблюдать со стороны. Он уже слабо верил в ее попытки убедить его в чем-то. Не верил и в то, что он что-то значит для нее, ведь у нее есть дочка, в которой Дани души не чает и после расставания с его отцом может посвятить все свое время только ей, отодвигая его на задний план, постепенно удаляя из своей жизни. Дани ни на секунду не переставала твердить о своей любви к нему, о том, что для нее он важен больше любых размолвок и недоразумений с Норманом, о том, что она сделает все, что в ее силах, чтобы не позволить им отдалиться друг от друга. Лишь спустя долгий час уговоров Мингус поднял на девушку глаза, в которых читалась надежда и желание, чтобы все так и было. Что все ее обещания окажутся правдой, и что она никогда не покинет его, вынуждая вновь теряться в бесконечной череде виснущих на его отце дамочек. Слова Мингуса о толпе девок, постоянно окружающих Ридуса старшего, больно кольнули в самое сердце зажмурившейся на секунду Даниелы. Она знала, что он не был девственником в тот момент, когда они познакомились, но и слышать о том, сколько женщин побывало в его постели, особой радости не доставляло. А если учитывать, что одной из стремящихся побывать у него в объятиях модели это удалось не так давно без особых усилий с ее стороны и при наличии у Нормана семьи, вообще не получалось мыслить здраво. Хотелось сделать ему больно в ответ. Заставить и его так же нервничать, сгорать от ревности и непонимания происходящего. А ведь тогда, почти пять лет назад, когда ей озвучили имена тех, у кого ей придется брать интервью, она первые минуты готова была прыгать от счастья. Но когда пришло осознание, что именно ей предстоит вытерпеть с этими двумя актерами, радость от встречи с ними пропала. Она знала их только заочно, никогда до этого не встречаясь лицом к лицу, но была наслышана о безобразии, которое они творили на интервью и на конвенциях. И теперь выбор редактора, павший на нее, уже не так вдохновлял на работу. Она и себе доверяла не слишком хорошо, будучи тайной поклонницей Нормана Ридуса. Дани увидела его еще в далеком 1998 году в одном из первых его фильмов и, являясь на тот момент совсем сопливой девчонкой, без памяти влюбилась в него, теряя голову и контроль над собой. Взрослея, она все чаще сравнивала оказывающих ей внимание молодых людей с таким недоступным ей актером, чья жизнь никак не пересекалась с ней, и о ком она могла мечтать только в своих снах. И теперь та сказка, что преследовала ее годами, могла стать для нее реальностью. Но нуждалась ли она в ней сейчас? Не боялась ли она разочароваться в нем? Ведь его красочный образ она столько лет вырисовывала в своей голове, уверенная, что и в настоящей жизни он точно такой, каким она его представляла. Даниела не нашла ни одного действительно веского аргумента, чтобы отказаться от работы, предложенной ей на целых три дня, которая, возможно, поможет ей в будущем в продвижении карьеры, и, изобразив довольное выражение на своем лице, согласилась принять ее. Заранее прочитав последние интервью с этими мужчинами, находящимися неизменно в приподнятом настроении и подшучивающими надо всеми, Дани отметила для себя наиболее часто задаваемые им вопросы и сразу отказалась от них. Ей так не терпелось выяснить у них именно то, что волновало ее. У Ридуса о его прошлом, о первых съемках и изменившейся жизни сейчас, у Флэнери... Да какой там Флэнери, когда, только зайдя в помещение, где находились актеры, Дани застыла, хлопая ресницами и забывая все слова. Она встретилась взглядом с Норманом лишь на какую-то долю секунды, но уже тогда поняла, что так легко эти выходные для нее не пройдут. Бешено колотящееся сердце и сдавившее грудь напряжение пугали. Ладони, теребящие ремешок сумочки вспотели, и, как казалось самой Даниеле, она покраснела с головы до пят, выдавая свою заинтересованность в находящемся на расстоянии вытянутой руки мужчине. Ридус же, безмятежно нацепив на нос темные очки, переключил свое внимание на приятеля и продолжил увлекательную беседу. Ее тихий кашель отвлек их друг от друга, вынудив чуть более внимательно вглядеться в стоящую перед ними смущенную девушку. Представляясь, она старалась быть милой, но не навязчивой. Выглядеть перед незнакомыми ей людьми глупой и наивной дурочкой, растерявшей все свои мысли, она не собиралась. Что она раньше актеров не видела, что ли? Таких, как он, точно нет... Обаяние обоих, кажущееся иногда на экране просто хорошей игрой, было настоящим. Они оба были настолько обворожительны в своей чудаковатой брутальности, что Дани не знала, как правильно себя вести и что делать, ведь она уже приготовилась к худшему и ждала совершенно другого. Чтобы не показать своего особого интереса к близко стоящему от нее Ридусу, Дани прислушивалась к вещающему о съемках Шону, не затыкающемуся ни на минуту и старающемуся во всех красках описать провал Нормана в душевой, на глазах у всех. Поглядывая искоса на замершего по другую сторону от нее мужчину, Дани не могла понять его, прячущегося за стеклами любимых очков. Было странно веселиться вместе с Флэнери, настолько погрузившимся в пересказ того, что было полгода назад, но совершенно естественно. Эти двое будто одним своим присутствием успокаивали ее. Вот еще только не смотреть бы на явно прожигающего ее взглядом Ридуса... Не прошло и часа их беседы, как Норман, слегка замявшись, снял очки, нацепив их на макушку, и уже в открытую стал рассматривать ее: занятую своими записями в блокноте и будто даже позабывшую о его существовании, старающуюся не показывать, как же она взволнована и что готова вести себя, как одна из его безумных фанаток – визжа и плача. Быстро перебирая в уме кажущиеся ей важными вопросы, Дани задавала их, не особо уверенная в том, что ей ответят. Однако, к ее удивлению, отшутившийся Шон хоть и предпочел отмолчаться, но поднявший на нее глаза Норман дал настолько полный ответ, что, записывая его, Дани даже пару раз опешила, не веря его откровениям. Менеджер Ридуса отвлек их всех от толкаемых Флэнери речей о езде Ридуса на лошадях, позвав парней на автограф-сессию. Пообещав присоединиться к ним через какое-то время, Дани сбежала в уборную, чтобы слегка освежиться и воспользоваться советом своей подруги: дышать глубоко и не так часто, считать про себя и не думать о глубине глаз собеседника, о его сильных руках, в которых он сжимал свою бейсболку, о его плечах... Что-то не особо помогал этот совет. Похлопав себя по щекам и вспомнив кое-что из успокаивающей ее обычно йоги, Дани взяла себя в руки и вернулась к столу Ридуса. «Не думай о нем! Не думай! Он не для тебя! Вспомни, кто ждет тебя дома. Вспомни, что ты обещала ему. Вспомни, чем ты обязана ему!!!» – повторяла про себя Дани, стоя рядом с Норманом и внимательно изучая его поведение и общение с поклонниками. Ей хотелось написать статью об этом человеке, раскрывающую не только его актерский талант, но и внутренний мир, который, на ее взгляд, был идеален. Сделать это все одновременно с тем, чтобы не дрожать в его присутствии и уговаривать себя, заверяя, что все это не к месту, и она не из его круга, и что у нее свадьба через месяц, и что не время, вот если бы она увидела его чуть раньше... Врать нехорошо – говорила ей совесть, которую Дани пыталась запихнуть поглубже, отгораживаясь от возникших вдруг чувств. Невозможно было отвести глаз от подшучивающих друг над другом мужчин, шутки которых частенько опускались ниже пояса, но никогда не затрагивали слишком запретные темы и не были бездумно пошлыми. Скрывать свой румянец от Ридуса, иногда успевающего бросить на нее короткий взгляд из-под густых ресниц, Дани уже перестала. Зачем утруждаться, если из этого все равно ничего не выходит? Отвлекшись на Кларка, Дани, закусив губу, вглядывалась в этого татуированного мужчину: такого шумного, игривого и веселого. Он занял ее внимание всего лишь на какие-то мгновенья, но, отвернувшись от следящих за ней глаз Нормана, она словно почувствовала себя свободнее. Слыша около себя какую-то странную возню, Дани посмотрела вниз и потянулась за катящимся к ее ногам маркером, который минуту назад был в пальцах Нормана. Возвращая ему инструмент его сегодняшнего творчества, она прикоснулась к его чуть шершавой ладони и, кажется, забыла, как дышать. Ничьи советы не могли ей помочь, когда она находилась рядом с ним. Прошел всего лишь день, осталось продержаться еще два... Утренняя панель Флэнери и Ридуса обещала быть веселой и переполненной их извечными подколами и шутками. Но только Дани заметила изменившегося Нормана, чуть ниже натянувшего на лоб кепку и вновь спрятавшего свои глаза за чернотой стекол. Он пытался поддерживать своего друга и развлекать зал, но ему это почти не удавалось, и он бросил неблагодарное занятие, утыкаясь в любимый телефон. Дани, думая, что знает, чем можно расшевелить хмурого мужчину, попросила у организаторов разрешения задать вопрос и, получив позволение, подошла к микрофону. Такой реакции она не ожидала никак. Он поймал ее взгляд даже сквозь не пропускающие яркий свет очки. Дани спрашивала, нервничая еще больше, чем прошлым вечером, еще и непослушные волосы мешались, лезли в глаза, отвлекая. Разгорячившийся Ридус уже готов был выболтать все о своей личной жизни, спасенный только Шоном, вовремя дернувшим его за рукав и вынудившим его очнуться. Всю субботу Норман не отходил от Даниелы. Он не предпринимал никаких попыток к сближению с ней, он просто был рядом. А Дани, уже переставшая искать оправдания, позволила себе наслаждаться обществом актера, о котором мечтала долгие годы, и который при знакомстве не разочаровал ее, только усугубив все своим очарованием. Ужин втроем поднял ей настроение. Неуклюжие шутки Флэнери, перемежающиеся тихими репликами Ридуса, разбавили атмосферу вечера. Норман вел себя немного странно: он выглядел нервным и взволнованным, прятал руки под столом и неохотно отвечал пристающему к нему Шону. Отклоняя входящий вызов от человека, который еще не так давно был ей дорог, Дани, мило улыбнувшись сидящим за столом мужчинам, попрощалась с ними и, горестно вздыхая, направилась к себе. Воскресенье уже не выглядело таким радостным, ведь Дани понимала, что сегодня последний день, когда она будет около того, о ком были все ее сны последнее время. Она все время находилась поблизости от него, будто нуждалась в том, чтобы вдыхать один с ним воздух или просто знать, что вот он рядом, протяни руку и сможешь прикоснуться к нему: горячему, возбуждающему, удивляющему и одновременно милому... Провести вечер в баре с тремя мужчинами Дани не ожидала, но упорство, с которым Флэнери тащил ее за собой, не давало ей возможности отказаться. Оба Шона что-то слишком быстро покинули их небольшую компанию. Флэнери, поддерживаемый Кларком, был сопровожден последним в его номер. А Дани и Норман остались вдвоем – наедине, несмотря на окружающий их шум и громко звучащую из колонок музыку. Один его решительный шаг – и она в его объятиях, прижатая к тяжело вздымающейся из-за затрудненного дыхания груди Нормана. Она смотрела прямо на него, отмечая для себя маленькие шрамы на лице, мелкие морщинки и блеск синевы его глаз, обволакивающих и сводящих с ума. Когда он потащил ее прочь с танцевальной площадки, наверх, в свой номер, она уже не сопротивлялась, следовала за ним беспрекословно, отключая по дороге звук своего телефона. Она сама помогла ему открыть дверь в комнату. Его руки тряслись, такое она видела впервые, никто и никогда раньше рядом с ней не вел себя так. Его поцелуи обжигали, ласкающие ее тело губы заставляли ее дрожать и подаваться ему навстречу. Вроде бы грубые, на первый взгляд, руки, доводили ее до верха блаженства даже самыми невесомыми прикосновениями. Дани не сдерживала себя, извиваясь в его ладонях, даря ему свое тело и отдавая душу, даже если для него это лишь одна ночь, она запомнила бы ее навсегда. Его укусы были чуть сильнее, чем она позволяла до этого другому, но этим Ридус словно помечал свою территорию, показывая, что она его, что другим она больше не принадлежит. - Теперь ты от меня никуда не убежишь! Его слова, когда они оба в изнеможении оторвались друг от друга, изумили ее, а последовавшие за ними объятия уверили в том, что так оно все и должно быть. Что другого не дано... Встряхнув головой, Даниела отмела все эти ненужные воспоминания, переключаясь на настоящее и возвращаясь в комнату к Мингусу, держащемуся за нее и ожидающему спасения от горькой обиды на отца и, в какой-то мере, и на нее. Успокаиваясь и требуя, чтобы завтра Дани обязательно поехала вместе с ним и папой в Диснейленд заглаживать свою вину, подросток даже улыбнулся и хитро прищурился, вводя этим девушку в ступор. Оставляя его одного и спускаясь вниз, Даниела позвонила Хосе с просьбой забрать ее. Он заверил, что будет с минуты на минуту, и что Дани уже можно выходить на улицу и ждать его там. Собирая вещи дочери, она слушала теперь бурчания старшего Ридуса, который пытался образумить ее и заставить остаться с ними. На все ее отказы он матерился и возмущался, делая это лишь шепотом, так, чтобы только утихомирившийся мальчишка наверху не слышал их пререканий. Уже стоя около машины Хосе и передавая ему в руки сумки с детскими вещами, Дани кинула в сторону своего мужчины короткий взгляд и, грустно улыбнувшись уголком губ, поторопилась скрыться в салоне пикапа.