Rexenerar (Возрождённый)

      Кире всегда было свойственно что-либо забывать: ленту для волос, связку засушенных цветов или точильный камень. Обычно пропажа давала о себе знать не раньше первого, а то и второго привала, и это дарило достаточно противные ощущения на большую часть оставшегося пути. Но никогда прежде девушка не чувствовала себя так отвратительно ещё до того, как отправиться в путь. С тех пор, как Кира и Злат начали паковать сумки, в голове девушки появился ужасный гул       (НЕУЕЗЖАЙНЕУЙЗЖАЙНЕУЕЗЖАЙНЕУЕЗЖАЙНЕУЕЗЖАЙНЕУЗЖАЙ)       который никак не хотел уходить. Беспокойства доставляло ещё то, что у Злата появилась вредная привычка подолгу молчать. Чего девушка терпеть не могла — когда человек, будучи на расстоянии протянутой руки, предпочитает держать рот на замке. Тишина в таких случаях бьёт больнее хлыста.       Злат — именно Злат, а не Визерис — нравился Кире своей бесконечной тягой к знаниям. Ей было приятно говорить с ним, даже когда он мог лишь невнятно мычать в ответ, нравилось ссориться и снова мириться. Поначалу она, чего скрывать, хотела стать для него кем-то вроде заботливой матушки, довольно эгоистично пытаясь вызвать так называемую семейную, родственную любовь, привязанность к себе, возмещая тем самым недостаток теплоты от родственников целых двух её семей. Злат переполнил её этим теплом, переполнил настолько, что ответная нежность казалась сама собой разумеющейся.       С некоторых пор на юношу стали находить длинные периоды дурного настроения, мгновения, когда он вскакивал и убегал бродить один. Кира охотно закрывала на это глаза, списывая всё на трудный процесс восстановления после смерти. В конце концов, он всегда возвращался в руины, ставшие им домом. Теперь же другая ситуация. Теперь он уйдёт навсегда.       Девушка в последний раз окинула взглядом знакомый до мелочей вид. На каменных ступенях прибавилось зелёных пятен мха, а на столпах могучей арки распустились маленькие вьюнки. Одна лишь пещера осталась неизменной, всё так же спрятанной за грудой камней. Злат — скорее Визерис, чем Злат — нетерпеливо окликнул спутницу с подножья холма. Не без труда спустив двух лошадей на лесную тропу, Кира почувствовала, что к шуму в голове прибавился страшный зуд в запястье. Девушка мысленно помолилась о том, чтобы её ко всему прочему не начало тошнить. С каждым шагом гул в голове лишь нарастал.       (НЕСМЕЙНЕСМЕЙНЕСМЕЙНЕСМЕЙНЕСМЕЙНЕСМЕЙНЕСМЕЙНЕСМЕЙ)       Уже оказавшись в седле, Кира с яростью сдёрнула повязку и расчесала зудящее место. Знак, отметина, рабское клеймо, как выражалась раньше названная сестра, ранее скрытый, на мгновение вспыхнул ярко-голубым светом. Больше девушка ничего не помнила.       Визерис — сейчас в нём не было ничего от Злата — самонадеянно решил не пользоваться картой, а довериться чутью. Он чувствовал, как кто-то шёл этой дорогой и что он слишком долго шёл, чтобы её забыть. Драконы? Вряд ли, наверно, это всё потому, что наезженная дорога в Кварт только одна. Вдвоём ехать оказалось намного быстрее, чем в караване, хоть юношу и злило, что лошадь, ведомая Кирой, плелась очень медленно — преступно медленно для него. Таргариену безумно хотелось встретиться с сестрой, поглядеть в её рыбьи глаза и от души рассмеяться над тем выражением лица, которое у неё будет, когда увидит его. Можно заодно ещё раз потребовать себе людей. Нужно потребовать себе людей, чтобы он смог получить его законную корону. Занятно, сколько же теперь встанут за него, Таргариена, дракона, воскресшего из мёртвых?       Киру сильно мутило. Она не чувствовала ничего, кроме тошноты, омерзительной слабостью разлившейся по всему телу. Всё было как в тумане. Иногда доносился чей-то властный голос, требовавшего не будить дракона и подстегнуть треклятую клячу. Остальное время в её голове слышались       (Тарья, Тарья!) (кажется, я помню, как мы с Визерисом встретились…) (где я?) (ВЕРНИСЬ) (сестрёнка, выпусти меня!) (Визерис хотел напиться… я дала ему эту возможность…) (ВЕРНИСЬВРУИНЫ) (где я?) (прошу, Тарья!)       какие-то голоса. Какое кому дело до этих голосов, если тебя так тошнит? Не чувствуя больше силы в своих руках, девушка выпустила поводья. Её потянуло вниз, и она не смогла устоять. От земли шел жар. Надо догнать лошадь. А у неё была лошадь? Сколько она прошла пешком? В голове вертелось одно имя: Тарья, Тарья, Тарья. Почему-то захотелось позвать эту Тарью, когда чья-то сильная рука легла на плечо.       Визерис хотел скакать три дня и три ночи, но палящее солнце и пустыня сломили его дух, и Таргариен был вынужден пустить лошадь на шаг, чтобы дождаться Киры, которая должна была бы подыскать место для ночёвки. Оглянувшись, он увидел, что седло второй лошади пустует. Со времени своей смерти он ещё ни разу так не пугался.       — Кира! — безрезультатно крикнул он. — Кира!       Пустыня ответила ему молчанием. Внезапно сухой куст, растущий у дороги, зажёгся белым пламенем, и пламя приняло обличье человека. Существо горело, но льняные одежды на нём не сгорали, и всё это было очень и очень странно.       — Я — Свет, — гулом тысячи голосов сказало существо. — Я помогаю одиноким и нуждающимся. Ты остался один, сестра далеко от тебя, но ты так хочешь попасть к ней. Я могу сделать так, что ты вмиг окажешься подле неё. Пожелай — и исполню.       Он мог бы послушаться этого голоса, более того — он желал его слушаться. Все в нем было настолько правильным, настоящим и цельным, что любая мысль о неискренности тут же исчезала без следа, как тень в полдень. Но с этой волной тепла и света пришло и странное осознание того, что юноша хочет вовсе не того, что предлагает ему светящееся создание. Две девушки с белыми волосами стояли у него перед глазами, одна — расплывшимся видением, окруженная стеной неприязни и тремя головами драконов, но при этом невероятно родная, вторая — разбитой льдиной, казавшейся ему жалкой и недостойной даже презрения. Но все же та, другая, как подсказывала память, сделала столько добрых дел для него, и совесть — если у него она была — неуверенно вопросила о шансе помочь этой девушке.       Свет, видя его сомнения, вспыхнул пшеничным фейерверком и, наклонив голову, поинтересовался:       — Что есть «Кира»? Ты звал её.       Юноша взглянул на него, удивленный подобным замечанием. Что есть Кира? Девушка, увезшая его после смерти в лес, выхаживавшая его и заново обучавшая всему, пока он не мог ничего вспомнить. Подруга, с которой он находил интересным общаться. Та, кто дарила ему тепло и заботу, ничего не требуя взамен.       Сейчас он понял, что в самом деле не хотел бы бросать ее здесь, по дороге в Кварт. Оставить ее, пока работорговцы и падальщики не поделят между собой ее тело, было бы слишком жестоко по отношению к тому, кто никогда не желал ему зла. Она пыталась воскресить в нем все хорошее. Он будет плохим учеником, забыв про эти старания.       — Она нужна мне, — ответил Злат. — Я не могу без неё.       Сияние сменило свой цвет на нежно-желтый, каким кажется солнце, скрывшееся за облаком.       — Ты хочешь найти сестру или Киру? — спросило существо.       Не думая ни секунды, он выпалил:       — Киру!.. — смутившись подобного порыва, юноша добавил: — И сестру, конечно же. Я хочу найти их обеих! — взглянув в пылающие глаза существа, назвавшегося Светом, Злат, поколебавшись, сказал: — Сперва нужно найти Киру. Я не брошу её в этой пустыне.       — Хорошо, — кивнуло существо и взмахнуло рукавом. — Пройди сквозь пламя этого куста и найдёшь свою Киру.       Злат сглотнул. Конь под ним, очевидно, не испытывал страха перед пылающим растением. Найдя в себе силы перебороть страх, юноша пришпорил лошадь и прыгнул в огонь, белоснежные языки пламени которого исчезли вслед за хвостом лошади. Куст стал таким, как и прежде.       — Прощай, Визерис Таргариен, — произнёс Свет, прежде чем золой рассыпаться по ветру. .       Первое, что увидел перед собой Злат — караван. Точнее, его хвост, где вели рабов, уставших, измученных многодневным переходом. На руках у них гремели цепи, а шею каждого оттягивал ошейник с большим кольцом. Все рабы сливались в одну серую массу, последи которой выделялось белоснежное пятно. Кира.       Юноше было больно смотреть на то, как они проходят мимо, как выбившихся из строя хлещут кнутами. Некоторые рабы поднимали на него взгляд и, приняв за одного из надсмотрщиков, боязливо закрывали лицо руками, обнажая при этом тело, столь худощавое, что можно было бы пересчитать все кости. Один из надсмотрщиков прикрикнул на Злата, чтобы тот отошёл, и юноша, оторопев от увиденного, бессознательно увёл лошадь в сторону. Тут он заметил, что Кира, словно в трансе, вышла из строя, не обращая внимания ни на удары, ни на крики. Когда же хлыст навис прямо над её беловолосой головой, юноша не выдержал, выхватил меч из ножен и отбил удар.       — Ты чего удумал, красавчик? — спросил нападавший.       — Это моя спутница. Она не рабыня.       — Она была пешая.       Девушка же, уделяя ровно никакого внимания возникшему из-за неё спору, пошла дальше. Злат пришпорил коня, но всадник преградил ему путь. Горячая кровь ударила юноше в голову; он выхватил меч и бросился атаковать надзирателя. Неопытность дорого сказалась ему в этом деле — сильный воин, в мгновение ока обнаживший меч, без труда отражал удары желторотого юнца.       — Кира! — на выдохе прокричал Злат. — Очнись!       Всадник в это время занес руку, чтобы рубануть сверху, но случилось чудо — лошадь понесла, и это спасло юноше жизнь.       — Кира! — из последних сил выкрикнул Злат.       Кире казалось, что кто-то зовёт её. Тарья? Нет, не она. Но кто-то определённо знакомый. Гул в голове нарастал и (ТЫХОЧЕШЬВСПОМНИТЬЭТО?) (да) (Тарья, я не могу дышать!) (это я виновата в его смерти…) (да…)       она поняла, что, стоит ей собраться — и он замёрзнет. Замёрзнет и мгновенно разлетится на кусочки. Пелена с глаз рассеялась и в тот же миг девушка увидела, как к спине Злата летит хлыст. Она крикнула, но с опозданием — ледяная волна с головой накрыла нападавшего. Другой всадник, удивлённо взглянув на заледеневшего товарища, понёсся на девушку. Кира резко свела ладони вместе и две ледяные стены на громадной скорости смяли между собой война, оставив от него только кровавое пятно. Девушка посмотрела на свои руки. Цепь и ошейник покрылись инеем и лопнули — неприятно, но таким образом освобождая от себя. Так вот он какой. Полный контроль магии.       Злат, умудрившись вонзить врагу меч в живот, развернулся и поскакал к девушке, на ходу спрыгивая с коня и заключая Киру в объятия.       — Ты очнулась.       — Да, — прошептала девушка. — Да…       Они обнялись, но всего на миг; девушка чувствовала горячее — обжигающее, как пламя дракона — прерывистое дыхание на своей щеке и неожиданно сильные руки, крепко держащие её за плечи. Она жалела, что это мгновение не может длиться дольше.       — Скоро придут другие, — сказал юноша. — Боюсь, вдвоём нам не справиться…       Он серьёзно посмотрел на неё.       — Ты можешь освободить остальных так же, как себя?       — Не знаю, — девушка отвела взгляд в сторону, словно впервые разглядывая караван. — На это уйдёт много времени, да ещё я не уверена, с кого начать…       Юноша мягко прервал ее, кладя руки на плечи.       — Не надо каждого по отдельности. Освободи сразу всех.       — Шутишь? — воскликнула Кира, начиная заикаться. — Я… Никогда не делала подобного. Множественное воздействие. Иные могли. Не я. Мне страшно. Вдруг не получится?..       — Всё у тебя получится, — заверил её Злат, ласково погладив по волосам. Уже сев в седло, юноша бросил: — Я пока попытаюсь уговорить их помочь нам. Даже если у меня не выйдет, караванщики скорее побегут собирать рабов, чем сражаться с нами.       Кире внезапно стало очень холодно. Она посмотрела на свои ладони — пальцы покрылись инеем, резко контрастируя со смуглой кожей. Магия капризничает. Она вырывается, хочет действовать. Что же, пора начинать…       Злат проскакал мимо каравана, постепенно переходя на шаг. Под копытами хрустел лёд, окрашенный кровью убитых надзирателей.       — Братья и сёстры! — крикнул он. — Вас сделали рабами такие же люди, что и вы. Вас хотели продать, сгноить непосильным трудом; того не будет. Я хочу освободить вас, хочу, чтобы больше никто не смел причиниь вам вреда. Я хочу, чтобы вы стали свободными!       Чёрные глаза смотрели на него внимательно, настороженные и бесстрастные.       — Меня называли Визерисом Таргариеном, и я от крови дракона. Вы были рабами, которых гнали в Кварт на продажу; я предлагаю вам идти туда добровольно. Там ждёт нас моя сестра, Матерь Драконов. Вы можете стать её народом, кто хочет, может уйти. От вас я прошу лишь одного: сражайтесь! Вы превосходите надзирателей числом. Сражайтесь! За всё, что вы любите на этой земле.       Кира сжала кулаки. Должно получиться, должно. В неё же верят. Должно получиться.       — Я освобождаю вас!       Раздался громкий хруст и треск. Оковы ледяной пылью рассыпались по ветру. Злат поднял вверх меч.       — Зову вас на бой, свободные люди!       Кира вымученно улыбнулась. Одобрительную ухмылку юноши она поймала уже падая на землю.       Её разбудил назойливый луч солнца, никак не желавший перейти с её век на что-нибудь другое. Девушка, понимая, что поспать больше не удастся, потянулась и села на кровати, часто зевая.       — Долго же ты спала, Кира.       Девушка помотала головой, с трудом осознавая, где она и что происходит. С трудом разлепив веки, она увидела Злата, сидящего у неё в ногах. Меч в ножнах покоился у него на коленях; кожаные одежды были куда лучше и новее тех, что она когда-то купила ему в вольном городе. Они находились в каком-то богатом доме — девушка с роду не была в местах подобной роскоши. Теплый ветер с открытого балкона раздувал легкую ткань занавесок, мягко проходился по коже. Быть здесь, в спокойствии и уюте было даже приятнее, чем в руинах в лесу.       Злат поставил меч у кровати — скорее всего, юноша недавно пришел — и вновь обернулся к ней со словами:       — Ты пропустила момент моего величия. Я обижен.       Его слова слабо вязались с улыбкой на его лице, но Кира всё равно поспешила извиниться.       — Видала бы, как люди пошли за мной! Они смотрели на меня, жаждали моих приказов. Как они ринулись в атаку! Никогда на моей памяти не было ничего подобного. Я видел, как они отрывали мечи вместе с обледеневшими руками, державшими их, лишь бы иметь, чем сражаться! Я раздал бывшим рабам еду, которой их раньше обделили, и оружие, которое отдали пленённые караванщики. После того я приказал собрать оставшейся лёд — так мы смогли хоть ненадолго оттянуть момент неминуемой жажды по пути в Кварт.       Юноша со вздохом откинулся на подушки. Девушка вздрогнула, почувствовав чужое тепло, но не испугалась — легла рядом, готовясь слушать рассказ дальше.       — Мы опоздали. Я узнал, что сестра отбыла из Кварта на корабле. Куда точно — неизвестно.       Он запустил пальцы ей в волосы, медленно накручивая локоны. Кира легла рядом, опершись на локти, глядя ему в лицо.       — Кхаласар бы не отправился в путь по воде.       — Нет больше кхаласара. Кхал Дрого умер, ненамного переживя меня. У Дени теперь свой народ и она вольна идти туда, куда ей вздумается. Радует, что с ней остался Мормонт — если люди, конечно, не соврали. Он должен узнать меня даже со всем этим золотом на голове. Не знаю, с кем она теперь и куда направляется, но я намерен догнать ее и напомнить о себе.       Злат обнял девушку за плечи и притянул к себе на грудь, гладя по волосам, как кошку. У Киры вновь заледенели пальцы и она поспешила спрятать их от юноши. Он слишком теплый. Не нужно его морозить.       — Будем надеяться, что драконы подскажут нам путь.       Лошадей оседлали, и Дени со своими спутниками двинулась вдоль берега, прочь от города. Даже теперь она чувствовала, как этот город насмешливо ухмыляется ей в спину, а оглядываясь через плечо, видела, как сверкает на предвечернем солнце бронзовая гарпия, венчающая Великую Пирамиду. К югу от аккуратно огороженного лагеря, где упражнялись и занимались омовением Безупречные, расположились станом ее вольноотпущенники, куда более шумный и беспорядочный народ. Дени остановилась поговорить с беременной женщиной, которая хотела, чтобы Матерь Драконов дала имя ее ребенку, когда он родится. В это время кто-то схватил ее за левое запястье. Обернувшись, Дени увидела высокого оборванного человека с бритой головой и дочерна загорелым лицом.       — Не так сильно… — начала она, но мужчина уже сдернул ее с седла. Земля ринулась ей навстречу и вышибла воздух из легких, серебристая кобыла, заржав, попятились прочь. Оглушенная Дени повернулась на бок, приподнялась на локте…       — Сестра!..       …И увидела над собой меч.