Нефть

      Отовсюду отражалось эхо быстрых шагов по каменной лестнице, настолько тускло освещённой, что невозможно было увидеть что-то ниже колен. Кто-то торопливо спускался вниз по узкой винтовой лестнице, куда едва помещался человек, забывшийся в яростном бреду. Сердце пылало злобой и жаждой мести. Россия спускался в это подземелье, куда ступать нельзя, где заточено новое зло, сквозь цепи из обязательств и стали, он пробирался вперёд, даже не задумываясь о последствиях. Да и кто бы задумывался. Они просто перешли всяческие границы дозволенного. Ну ничего. Возродить. Да. Он возродит его. Самого ужасного монстра этой планеты, чья напыщенность и наглость ни в какое сравнение не шла даже с Америкой.       В какой-то момент передвигать ноги стало тяжело, а дышать стало обжигающе жарко. Пришлось даже снять верхнюю одежду – шарф был снят первым. Опомнившись, Россия также снял и крестик, висевший у него на шее, спрятав глубже в клубок, наспех скрученной, одежды. Однако до конца лестницы было ещё немного. Россия не хотел раздеваться полностью, но жарило как в аду, он смахнул пот со лба.       Всё же. Конец. Прямо перед Россией появилась из почти кромешной темноты красная дверь, заляпанная и обшарпанная. У этой двери не было чего-то особенного, кроме доброго десятка различных замков: врезные – сувальдные и цилиндровые, на которые нужны были специальные именные ключи; жалкие хлипкие накладные, ещё более жалкие и хлипкие навесные. Все они плохо защищали от внутреннего врага, который, даже сумев вырваться из тех оков, в которые заключён, мог лишь двинуть бровью, чтобы выломать эту дверь.       Не медля ни минуты, Россия вынул из клубка всё той же одежды металлический кран, ещё не успевший нагреться. Отдача от удара прошлась по руке России, оставив красный след. Дверь растворилась в воздухе вместе с замками, оставив только выемки для щеколд в торце стены. Шагать стало тяжелее, а медленно раскалившийся металл больно обжёг кожу – кран громко звякнул об пол. Захотелось убежать отсюда, чего-нибудь выпить. Россия вспоминал те времена, когда бушевал мороз за узким окном, а он и ещё кто-то вместе с ним сидели в бане, потом пили медовуху… Ах. Былые времена, куда вы подевались?       Наконец, его глаза привыкли в темноте, а давящая тишина сменилась гнетущими стенаниями. Место вокруг существенно изменилось. Красная краска, которой были выкрашены все стены пол и потолок, где-то потрескалась, а где-то красовались уродливые подтёки – ничего подобного раньше не было. Ступать по полу было тошно от вязкой консистенции, расплавившейся за непродолжительное время, краски. Немаленькая комната без всякого убранства хранила секрет.       Стоило России сильно топнуть ногой, разбрызгав расплавившуюся краску, которая, возможно, никогда и не застывала – её просто «залили и ушли»; как посередине пустой комнаты, в полу, появилась узкая щель. От жара валившего оттуда, у России моментально пересохла вся жидкость на поверхности тела: успевший выступить пот испарился, неприятно обжёгши кожу, поверхность глаз высушилась, а закрытые они принесли необыкновенную боль, губы потрескались в нескольких местах. Через несколько секунд всё прекратилось. Стало душно.       Сумев раскрыть слезящиеся глаза, Россия увидел непосредственную тюрьму пленника, содержащегося здесь. Она совсем не изменилась. Из неё по-прежнему раздавались ужасные стенания, от звуков которых кровь стыла в жилах, не смотря на окружающую температуру. Эта тюрьма – бык Фаларида*. Вся краска в этой комнате застыла и потрескалась. Вокруг быка краска и вовсе почернела и обуглилась, а сейчас дымилась, заставляя морщить и прикрывать рукой нос.       Бык продолжал «реветь». Набравшись сил, Россия попытался крикнуть, но голос неприятно саднил и вышел из его горла лишь неприятный хрип. Прокашлявшись, Россия попробовал снова: - Хватит орать! Могу и снова отправить в пекло! Выходи! Я тебя освобождаю!       Рёв прекратился. Тишина снова бы поглотила эту комнату, если бы не звуки жарения. Сильный удар изнутри заставил появиться огромной дыре в боку быка. Из появившегося отверстия моментально вылез человек, поцарапав бока, живот и спину. Точнее то, что от них осталось. Кожи на этом человеке не было, зато отлично красовались обугленные мышцы, хорошо развитые впрочем, где-то были видны выступающие кости, обтягивающие их сухожилия.       Иван Брагинский не хотел видеть его таким – не мог. Подобное зрелище вызывало в нём жалость. Единственное, что он мог сделать, так это лишь выронить всю одежду на пол и ринуться к свернувшемуся человеку. Несколько скупых слёз «выпали» из недавно высушенных глаз. Приобняв его, Россия ещё раз поразился своей прежней жестокости. Не было бы Белоруссии и Украины, он бы и сам управился, но они посчитали его слишком опасным. Однако, Россия так не считал – он его искренне любил. Он бы обнял этого человека со всей силы, если бы мог, если бы у него была кожа. И всё же эту кожу он фактически сам ему и сжёг. В горле скопилась грустная ртуть, неприятно тяжелевшая.       Глаза. Глаза этого человека были поистине уродливы в этот момент. Некогда юношеская радость и задор исчезли в них, теперь в них была лишь боль. Век не было, но перед Россией открывалась красная пелена белка – зрачок «уплыл» наверх. Россия снова содрогнулся своей жестокости. Он почти испытал страх, как вдруг на Ивана посмотрели вполне осмысленно и сурово. От неожиданности Иван дрогнул, но не отстранился. - П… - пытался что-то сказать «спасённый». *Бык Фаларида — древнее орудие казни, применявшееся тираном Агригента Фаларидом во второй половине VI века до н. э.