Просто дыши

Есть моменты, когда почти все кажется незначительным. Есть моменты, когда твоя реальность собирается в одной точке, в одной пульсирующей мысли, и эта мысль занимает все, заслоняет все остальное, и медленно-медленно начинает высасывать из тебя жизнь. Как пиявка. Как вампир. Сэм – ее вампир. Или Сэм был ее вампиром? «Был» или «есть». Прошедшее время или настоящее. Прошлое, забытое, отпущенное прошлое или настоящее, болезненное, рвущее изнутри настоящее. Ли не знает ответа. Пока не знает. … Есть моменты, когда все кажется незначительным. Все разногласия, ссоры, все шепотки и перемигивания за спиной. Все недомолвки и невысказанные обиды. Есть моменты, когда семья снова становится семьей, единицей, а не разрозненными группками, не детьми и родителями, не братьями и сестрами, а просто семьей. Единой. И это действительно больной безумный мир, потому что только несчастье может так сплотить. Только кто-то чужой, кто-то злой, кто-то опасный может заставить нас перестать быть пауками в банке. Чужой. Злой. Опасный. Для оборотня три этих слова могут значить только одно. Ответ, который сам срывается с языка. Ответ, который даже не надо обдумывать. Чужой, злой, опасный – вампир. Вампиры. … Она знала, что так будет, и что к этому все придет. Другое дело, что ей было все равно. Другое дело, что Сэм и Эмили были для нее красной тряпкой похуже Виктории. Другое дело, что все ночные патрулирования, все погони за ускользающей тварью, все выматывающие ночи без сна и бесконечные обсуждения новых планов охоты и нападения – не это выпивало все ее силы. Она была слишком погружена в себя и в свою боль, чтобы действительно замечать, что все идет к войне. Но сейчас все реально. И ей страшно. Пусть не за себя – ей все равно страшно. … Она садится рядом с Полом, скрещивает ноги, сплетает пальцы. Он поворачивает голову в ее сторону, улыбается уголками губ. Улыбка усталая, вымученная, и она чувствует, что он тоже боится. И, может быть, тоже не за себя. – Хорошо, когда есть, что защищать, - произносит она. Смотрит на Джареда, на Квила, на Сэма – готовых порвать глотки тем, кто осмелился покуситься на их вторые половины. – Импринтинг – странная штука. – Тебе тоже есть кого защищать, - замечает Пол. – Всем нам есть, что защищать. Она кивает. – Да. У меня есть мама и Сэт. И ты, – шальная мысль проскальзывает в ее сознании слишком четко, чтобы она смогла ее проигнорировать. Слишком четко. Она смотрит на Пола, на его лицо, чуть подсвеченное пламенем костра, смотрит так, словно хочет запомнить навсегда, чтобы этот момент отпечатался в ее памяти. Запечатлелся. – На что это похоже? – спрашивает она. – Импринтинг. Он пожимает плечами. – Джаред говорит, это похоже на прозрение. О да, Сэм прозрел. Она кусает губы. Всякий раз, когда ей кажется, что она вытолкнула его из своей жизни, Сэм снова вползает обратно. И если бы он именно вползал. Осторожно, аккуратно, медленно. Нет, Сэм врывается в ее жизнь так, как врывается вода в тонущий корабль – резко, неожиданно, ломая и круша все на своем пути. А она хочет избавиться от всех мыслей о нем раз и навсегда. Любым способом. Любой ценой. … – … тебя, – Пол что-то произносит, но она ухватывает только самое последнее слово – тебя. Что заканчивается на «тебя»? Какое предложение заканчивается этим словом? И что кроется за этим предложением – боль, боль, боль и еще больше боли или что-то иное? Что-то светлое, что-то теплое. Что-то твердое и незыблемое, как твердая почва под ногами. Ты поймаешь меня, если я упаду? Ты будешь там? Она чувствует улыбку на своих губах. Чувствует ее, странную, глупую, неуместную счастливую улыбку, рвущуюся наружу несмотря ни на что. Она улыбается. – А ты? А она? – Я тоже, - шепчет она. Накрывает ладонью его руку, подается ближе к нему. Он улыбается, улыбка идет ему – такая улыбка – теплая, широкая. – И я тоже буду тебя прикрывать, дружище, – встревает Джаред. – Кровососам не пройти. Ли тихо смеется. Конечно. «Тебя». «Я буду прикрывать тебя». ...