Просто дыши

Она никогда не верила в бога. Никогда не верила в доброго бога, который смотрит на нее с небес и укоряющее качает головой, когда она делает что-то не так. Не верила в чашу, куда по капельке стекают все ее дурные поступки – осознанные, умышленные. Не думала, что эта чаша когда-нибудь переполнится, и на нее выльется вся тысяча несчастий. Когда в ее жизни появился Сэм, все перемешалось. Она ненавидит его за это. Он ворвался в ее жизнь, резко, без стука, просто вдруг оказался рядом и изменил все. Просто вдруг оказался рядом и заставил ее поверить, что он всегда будет рядом, они всегда будут вместе, и он будет почвой под ее ногами и воздухом, которым она дышит, он будет принадлежать ей и только ей, а она будет его и только его, и весь остальной мир перестанет иметь значение. Она до сих пор помнит, как это – когда тебе никто не нужен. Никто, кроме Сэма. Она до сих пор помнит это ощущение – уверенность, что что бы она ни сделала, Сэм всегда будет рядом. До конца. До последней капли. Она до сих пор помнит то уютное чувство защищенности от всего и помнит, как оно бывает – когда от счастья хочется только улыбаться, улыбаться и улыбаться. Не может забыть. Она ненавидит его за то, что он заставил ее раскрыться, заставил выползти из плотного кокона, защищавшего ее от всего плохого в этом мире… … а потом выкинул ее прочь, как надоевшую, сломанную игрушку. И она не может его простить. … – Это пир во время чумы, - бурчит Джейк, и она с ним согласна. Бедняжка Джейк, она могла бы его понять, если бы не тонула так в своей собственной боли. Бедняжка Джейк, чьи мысли насквозь пропитаны Беллой Свон и удушающим, липким запахом вампиров. Его история похожа на ее, в ней так же много боли, пустоты и разочарований; но он натягивает на себя улыбающуюся гангстерской улыбкой маску и шутит, смеется и делает вид, что все в порядке, а она больше не может. И поэтому ее считают главной проблемой, и поэтому она ненавидит и Джейка тоже. – Не знала, что черно-белое снова в моде, - хмыкает она, указывая на его кроссовки – один белый и новый, а второй черный и потрепанный. Она знает, почему так вышло, и знает, что у него просто нет другой обуви, но она не может удержаться и не задеть его. – Вот потому-то она и выбрала Каллена. Эмбри с трудом удерживает Джейка, когда тот бросается на нее, и она смеется – хрипло и зло, потому что какой-то части ее существа хочется сейчас драки, хочется крови, хочется другой боли. Не… – Ли! Великий миротворец. Альфа-самец. Сэм. Сэм, которого она не может перестать любить. Смех замирает на ее губах. – Полагаю, моя вечеринка окончена, – выдавливает она. В горле застревает мерзкий комок, и говорить, дышать и глотать больно, а еще от дыма щиплет глаза, и за спиной Сэма – Эмили, Эмили с ее изуродованным лицом и сочувственной улыбкой. Эмили жалеет ее. И от этого становится еще хуже. Она поворачивается спиной, медленно, поднимает руки над головой, поводит бедрами в ритме музыки, а потом резко стягивает с себя платье, перекидывается и бросается вперед, в лес, дальше от огней, шума и смеха. Она знает, что Сэм может ее остановить. Если захочет. Если вдруг ему все-таки не все равно. … Он остановил ее тогда. Удержал ее, испуганную, переполненную какими-то новыми, незнакомыми ей ощущениями. Она помнит его горячие, лихорадочно горячие руки, помнит прикосновения его горячих губ к ее коже, помнит жар – странный жар – исходящий от него. Может быть, она должна была удержать его тогда. Не отталкивать, не вырываться, не убегать. Может быть, если бы она осталась тогда с ним, и он обратился при ней, рядом с ней, она была бы его Эмили. Она была бы его парой. Но она сбежала. … И она бежит сейчас, бежит прочь, не думая ни о чем, кроме бега. Бежать – это все, что сейчас важно. И кто-то сейчас с ней, чье-то волчье сознание связано с ее волчьим сознанием, и два волка бегут через лес, но она не узнает – не хочет узнавать – его. … Сэм не останавливает ее. …