Бесконечность повседневности

- Имперский марш, Ода силам зла, Гимн сатаны, - тихо перечислял Джим, уткнувшись в телефон. Себастьян с подозрением посмотрел на него, но спрашивать ничего не стал – себе дороже. - Любовь вокруг нас, Изнасилуй меня… - Что? – не выдержал Себастьян. – Что сделать? - Название песни, - отмахнулся Джим, - не мешай. Себастьян уже, в общем-то, привык, что большую часть своего рабочего дня мистер Мориарти занят чем угодно, только не построением коварных планов. Себастьян, если уж совсем честно, не всегда понимал, когда мистер Мориарти в принципе успевает строить коварные планы. Потому что он все время был занят – высунув кончик языка, выводил несмываемым маркером на холодильнике какие-то формулы, на середине отвлекался и вспоминал, что со вчерашнего утра ничего не ел, лез в многострадальный холодильник, находил там огрызок карандаша и блокнот, который потерял месяц назад, углублялся в записи, сделанные бисерным почерком преимущественно на полях, вспоминал про голод, ставил чайник, замечал холодильник, вспоминал об интересной недоказанной теореме, покрывал очередную хромированную поверхность мелкими значками, отвлекался на зашедшего Себастьяна, отправлял его с супер-важным поручением, отвечал на звонок, возмущенно ругался с кем-то по электронной почте, доедал бублик, которому, судя по всему, лет было больше, чем бабушке Себастьяна, ныне покойной, снова возвращался к холодильнику с уже третьим, на этот раз финальным, планом по убийству высокопоставленного чиновника. Пришедший после выполнения супер-важного поручения Себастьян находил обугленный чайник, увлеченно отстукивающего что-то на ноутбуке Джима и исписанный пол – пустое место на холодильнике кончилось достаточно быстро. Так продолжалось первые несколько месяцев работы Себастьяна Морана на самого опасного человека Лондона. Потом Себастьян Моран, который тоже не считал себя трепетной ромашкой, психанул, прижал Джима к стене и внятно объяснил разницу между смываемыми и несмываемыми маркерами, причины, по которым нормальные люди используют для записей бумагу, а не любую поверхность, встреченную им на пути, и принципы общежития, которые надо учитывать, когда ты с кем-то живешь. Джим кивал, ласково улыбался и обещал запомнить. На следующее утро Себастьян проснулся с лицом, изрисованными китайскими иероглифами. И, судя по реакции первых же встреченных ему китайцев – там были сплошь неприличные иероглифы. В выборе маркера Джим не ошибся – выбрал самый несмываемый. А потом, некоторое время и определенное количество снятых предметов одежды спустя, когда Джим спихнул его с кровати, случайно врезал острой коленкой и долго объяснял, почему не стоит будить мировое зло в семь утра, Себастьян решил, что все остальное – сущие пустяки. - Оставаться в живых, - выбрал Себастьян. – Ставь это на звонок, тебе подходит. Джим для виду повозмущался, но остался доволен. До начала Большой Игры оставалось четыре дня.