Бесконечность повседневности

Джим заматывается в одеяло, волочащееся за ним по полу, словно видавшая виды королевская мантия. Джим наливает воду в чайник, показывает язык своему отражению, искажающемуся на его пузатом боку. Джим смотрит на то, как в его руках догорает спичка, завороженно следя за пламенем, опускающимся все ниже. - Джим, - тихий шепот раздается совсем рядом, - ты что творишь? Джим резко оборачивается и оглядывает свою небольшую кухню. Никого. - Знаешь, - Себастьян задул спичку, небрежно отодвинул Джима от опасностей, которые готовил ему непознанный мир кухонных приборов, ласково провел рукой по спутавшимся во сне темным волосам, фыркнув, когда Джим протестующе завопил, бормоча что-то про вконец охамевших снайперов, - а ты мне больше всего нравишься по утрам. Такое встрепанное мировое зло. Когда еще увидишь, чтобы человек, которого боятся все, кто знает о его существовании, а кто всего лишь догадывается – сразу заикается, мило прихлебывал свой сладкий чай и требовал то шоколада, то хлопьев, то: «Сбегай, пристрели нам на завтрак что-нибудь». Себастьян ласково улыбнулся и чмокнул Джима куда-то в висок. - Прелесть что такое. Джим гневно шипит и дует на обожженные пальцы. Дурацкие спички. Джим пересчитывает ступеньки от двери квартиры до выхода из подъезда. Как и вчера – восемь. В жизни Джима вот уже три дня ничего не меняется. По его меркам - почти вечность. Джиму не хочется представлять, что так теперь будет всегда. Без Себастьяна. - Знаешь, - Себастьян вытянул длинные ноги, устраиваясь поудобнее в видавшем виды кресле, - ты мог бы почаще посвящать меня в свои планы. - Много чести, - привычно огрызнулся Джим и снова погрузился в какие-то свои расчеты, хмурясь, прикусывая нижнюю губу. - Как знаешь, - почти безразлично ответил Себастьян и прикрыл глаза. Джим несколько раз посмотрел в его сторону, потом, не выдержав, подошел, запустил пальцы в отросшие светлые пряди, дернул, дожидаясь, пока Себастьян не посмотрел сердито на него, будто тигр, которого подергали за хвост. Хотя, какой из него тигр? Так, облезлый дворовый кошак. Размышлениям о принадлежности Себастьяна к тому или иному виду семейства кошачьих Джим уделил от силы секунд десять. Потому что потом Себастьян обхватил его горячими ладонями (у него всегда теплые руки, что, по мнению вечно мерзнущего Джима, лишний раз доказывает инопланетное происхождение Морана) и усадил себе на колени. - Я прекрасно могу без тебя обойтись, - то ли ему, то ли себе сказал Джим. А Себастьян ничего не ответил, только тихо рассмеялся и укусил его за плечо. Не может. Никак не может. Джим понимает это, когда ловит себя на том, что с опаской смотрит на шкаф, в котором раньше лежали вещи Себастьяна – футболки, несколько пар джинсов и оружие. Вот и весь нехитрый скарб. Сейчас одна полка и несколько вешалок пусты, и Джим не имеет ни малейшего представления, что с ними делать. А еще чашка. У Себастьяна была своя кофейная чашка. То ли из жести, то ли алюминия. Подаренная кем-то из бывших сослуживцев. С гравировкой: «Ирландия превыше всего». Такая глупость. Еще глупее было то, что Джим так и не передвинул ее с того места, куда ее поставил Себастьян. Три дня назад. - Что ты будешь делать, если меня убьют? – лениво цедя слова, как-то спросил Себастьян, ведя пальцем по обнаженной спине Джима. Джим попытался притвориться спящим, но Себастьян слишком хорошо его знал. - Буду жить дальше, - наконец пожал плечами он. – А ты? - Убью тех, кто ответственен за твою смерть. - Ты всегда был романтичным идиотом, - нарочито тяжело вздохнул Джим. Джим повязывает галстук, накидывает пиджак, проверяет, что не забыл солнечные очки. Рядом стоит небольшой чемоданчик со всем необходимым. Ему пора уезжать. Они так договорились. Правда, это было до того, как Себастьян узнал, что именно Джим собирается провернуть в Большой Игре. И чем именно это должно закончиться. Так что, возможно, Джим рискует сильнее, чем намеревался. Если Себастьян так и не появится. Если Джим останется совсем один против враждебного мира, расхлебывая кашу, которую Джим сам же и заварил (впрочем, это действительно было обычным состоянием как для Джима, так и для окружающего мира). Прежде, чем он успел погрузиться в беспросветную жалость к себе, не забывая посматривать в окно, совершенно на всякий случай и, несомненно, никого не дожидаясь, в замке заскрежетал ключ, а дверь резко распахнулась, чуть не ударив Джима по лбу. - Я всё принес, - хмуро сообщил Себастьян и кинул на пол вместительную сумку, - хотя мне всё это по-прежнему не нравится. - Большая игра начинается, - совершенно не стесняясь облегчения, отразившегося на его лице, сказал Джим, не слушая скептических замечаний Себастьяна относительно излишней патетики, к которой склонны некоторые гении. И широко улыбнулся. Теперь всё точно получится.