Дальняя застава

35 Проходя быстрым шагом мимо офицерской казармы, Джаред почувствовал первые признаки беспокойства. Что-то было не так, и что-то странное витало в воздухе, будто… да, будто только что здесь стоял шум и гам, и предупрежденные, нарушители только сейчас попрятались по комнатам, а стоит войти и сдернуть покрывала, как увидишь полностью одетых и совсем даже не спящих офицеров. Джаред притормозил и внимательно осмотрелся, и тут увидел ясно – да, недавно здесь было весело. Что-то вроде карнавала, рассыпанное конфетти, ленточки, забытая офицерская фуражка одиноко валяется на каменистой брусчатке двора, из приоткрытого окна одной из комнат казармы свисает то ли скатерть, то ли простынь, на крыльце лежит позабытый кем-то музыкальный инструмент аликена, чем-то отдаленно напоминающий гитару – Джаред тут-же вспомнил, что это Пит любил бренчать на ней, и это же как надо напиться, чтобы забыть любимую игрушку на улице, где всякий может пнуть, уронить, сломать ее? Джаред сообразил – мерзавцев только что предупредил дежурный, и они мгновенно рассосались, попрятались, только вот очень любопытно – что послужило поводом для веселья? Джаред подавил желание влететь в казарму и устроить нарушителям построение. Ладно, никуда не денутся до утра. Ах, негодяи, вот и оставляй таких без присмотра! И куда, интересно смотрел Ликон? Ничего, с утра он всем вставит, и за бардак, и за пьянку, а это точно была пьянка! И за… за что-нибудь еще. Было бы за что, как говорится. Джаред еще не отошел от увиденного возле казармы, как взору его предстала еще более возмутительная картина. Кто-то посмел вскрыть его квартиру! Это уже просто вопиющая наглость! Мало того, что и тут валялись какие-то обрывки серпантина, так дверь еще была приоткрыта, злодеи даже не потрудились замести следы преступления! Джаред, весь кипя от негодования, вошел в холл, включил свет, и обнаружил, что след из конфетти ведет в его спальню. Верх цинизма! Никогда раньше такого не было, совсем распустились! И похоже, пьяный и нежданный гость нагло валяется на его кровати, причем одетый, и в сапогах. Джаред открыл было рот, чтобы гаркнуть во всю мощь полковничьих легких, но горло вдруг свело, и вообще, стало нечем дышать, совсем, перехватило дыхание, и он отступил от кровати на разом ослабевших ногах, потянулся к переключателю ночной лампы. Свет вспыхнул, осветил безмятежно дрыхнущего гостя, и Джаред без сил опустился на кровать. Ну кто еще, кроме его бесстрашного, навсегда любимого, своевольного, лучшего на свете Дженсена способен вломиться в его спальню, и заснуть в сапогах на его кровати. Конечно, только он. Джаред и не думал, что так соскучился, жадно разглядывал, каждую черточку лица, небрежно раскинутые руки, полуоткрытые губы, и да, Дженсен, кажется, пытался раздеться, но заснул в процессе. Мундир валялся рядом, распахнута на груди белоснежная рубашка, и он похудел, стал казаться старше, и даже во сне не разгладилась морщинка между бровями. Джаред сейчас только понял, как ждал, все это время – ждал, не смотря ни на что, не признаваясь себе, никому! Ждал, что Дженсен когда-нибудь вернется, а в этой короткой поездке на Кастион окончательно решил: никуда он не уедет с Эффалы, он будет ждать дальше. Крепость единственное место, где они были вместе, и эту невидимую связующую нить он не имел права обрывать. И вот теперь он не знал, что делать, растерянно смотрел на Дженсена, и отчаянно давил надежду, изо всех сил боролся с собой, не смея поверить в собственное счастье. Нет, он не… Дженсен приехал, но ненадолго – Каэло не мог его отпустить, никак. Его охватили сожаление и досада – он столько времени потерял! Торчал на этом проклятом Кастионе, а Дженсен, наверное, ждал его тут, и может, ему пора уже обратно, надо разбудить его и спросить – сколько у них есть времени?! Джаред не мог, вот просто физически не мог взять и коснуться, ему казалось, он только дотронется, и Дженсен исчезнет, и останется только до крови прикусить пальцы, чтобы не заорать от горя, от бессилия и бешенства. Джаред все же переборол себя, протянул руку и легонько потряс Дженсена за плечо, тот не растворился, как утренний туман, а недовольно замычал и вздохнул, обдав Джареда таким крепким перегаром, что Джаред немного успокоился, нет, он не сошел с ума – вряд ли привидения бывают такими вонючими. Джаред чуть отодвинул рубашку, с невольным страхом стараясь разглядеть шрамы, и удивленно-обрадовано присвистнул, когда увидел лишь тонкие, едва заметные линии. И вновь устыдился – Сэн ведь говорила, говорила, с современными методами лечения шрамов будет почти не видно, а он не верил, так страшно это все выглядело тогда. Он активнее затряс Дженсена, желая немедленно узнать самое важное сейчас, самое главное, жизненно необходимое. Сколько у них есть времени? Но… Скоро оставил свои попытки. И смотрел на него, с легкой грустной улыбкой, печально, будто надеясь насмотреться, наглядеться на него, до разлуки, может быть, очень близкой. Ну что толку в его судорожных попытках разбудить Дженсена? Даже если случится самое страшное, что он нарисовал себе в воображении, и с утра за Дженсеном явится генерал, он опять же не сможет помешать, да и не имеет на это никакого права, Дженсен теперь завязан в партнерстве. Будь он, Джаред, поудачливей, не пропустил бы приезд Дженсена на заставу, и может, они успели бы продуктивнее и горячее провести выпавшее им время, но и это не главное. Не секс, точно. Забота. Доверие. Любовь. Дженсен приехал к нему, значит, простил его бездействие, которое вполне можно было назвать трусливым. Приехал, значит, хотел видеть, скучал, и это, не смотря на всю неопределенность ситуации, радовало Джареда безмерно. Джаред стряхнул оцепенение, и принялся стаскивать с Дженсена сапоги, поразмыслив немного, решил дальше его не раздевать, выдернул из под него покрывало, и устроив Дженсена поудобнее, головой на подушку, бережно укрыл, а сам улегся рядом. Даже если осталось им несколько часов, он даст Дженсену выспаться. Джаред, вытянувшись на боку, и подпихнув под ухо подушку, все смотрел на четкий профиль спящего Дженсена, на длинные ресницы, на чуть капризно изогнутые губы, и не сознавая сам, что делает, улыбался, ему казалось, он вечно так может смотреть на него и слушать его дыхание, и это было самое правильное, самое приятное в его жизни за последние полгода. *** Дженсен надеялся, что до этого не дойдет – но это скоро могло превратиться в проблему. За последние месяцы он не обходился без алкоголя, и перемену заметил даже Зоул, поднял брови, хмыкнул, и добил больше своей адской смеси в его бокал. Ему потребовалось гораздо больше вина, смешанного с настойкой, чем тогда, когда Зоул впервые напоил его. Из клуба они перебрались в казарму, Дженсен вытряхнул из баула фейерверки, хлопушки и прочие забавные игрушки, купленные недалеко от космопорта в подвальном магазинчике и веселье продолжилось на улице, пока Дженсена вдруг не накрыло. Сильно так, и неожиданно, ему немедленно, вот сейчас же! Захотелось увидеть Джареда, как будто пружина, туго и до предела закрученная, вдруг со звоном лопнула. Вопли сотоварищей стали доноситься до него как сквозь вату, он пошел прочь от казармы, и опомнился только в джаредовской спальне. Никого, разумеется, здесь не было, да и не могло быть, и глупая надежда, рожденная в пьяном угаре, умерла. Царящая в комнате тишина немного отрезвила его, но сил, а главное желания уйти не было. Дженсен скинул мундир, и повалился на кровать, и еще успел подумать про сапоги, даже лениво подергал ногой, в надежде, что обувь чудом соскользнет, да так и заснул. Утром Дженсен, еще не открывая глаз, задумался о том, что пожалуй, пора завязывать. Так хреново ему давно уже не было. И ведь никто не поможет, во рту засуха, язык прилип к гортани, голова раскалывается, и страшно пошевелиться, что будет, если он попробует встать. Зачем… Зачем надо было пить этот ужасный зоуловский коктейль, ведь с первого раза понятно было – адское зелье. Дженсен все же пошевелился и застонал тихонько – даже крошечное движение взрывалось адской болью в голове, и разом затошнило. Сам виноват, идиот, о господи, зачем, ну зачем он пил?! Возможно сегодня вернется Джаред… А он в таком состоянии! Ему же предстоит еще драться, если Джаред вздумает его выкинуть с Эффалы… И что-то так тепло, даже душно, и когда он успел забраться под одеяло?.. Дальше Дженсен додумать не успел, от испуга все обрывки мыслей вылетели из головы, потому что кровать, на которой он лежал, прогнулась под весом присевшего на нее человека и знакомый до мурашек голос буднично предложил: – Кофе будешь? Дженсен тут же учуял потрясающий запах кофе. Обмирая, открыл глаза, и да, это был Джаред, сидел на краю кровати, улыбался, и держал в руках дымящуюся кружку. Дженсен и слова вымолвить не мог, смотрел на него, во все глаза, приоткрыв рот, смотрел, и страх, поселившийся в душе с самого приезда, потихоньку отпускал его. Дженсен сел на кровати, как зомби, отобрал кружку, жадно выпил половину, отставил ее на тумбочку и без всяких предисловий крепко прижал к себе Джареда и поцеловал. Он не ошибся, Джаред ответил ему, как ждал, и от облегчения и радости Дженсен вдруг обессилел, перестал так крепко цепляться за плечи Джареда, будто тонет, и уже Джаред держал его в своих объятиях, целовал жадно, а Дженсен, прикрыв глаза, тихонько улыбался, так и не сказав при долгожданной встрече ни одного слова. В волшебном напитке, принесенном Джаредом, словно растворили эликсир счастья, Дженсен совсем забыл, что минуту назад ему было плохо, и когда Джаред торопливо раздевал его, бормоча безумные, такие приятные слова, которых он так ждал, он продолжал улыбаться, как пьяный, как дурак, действительно и опьяневший и стремительно поглупевший от радости. В самом первом, таком стремительном и бестолковом соитии не было ничего, кроме исступленной страсти, потом спокойнее, медленнее, и казалось, они получали ответы на свои невысказанные вопросы, в движении, в ласках, во взглядах, в улыбках и вздохах. Почему так долго? Молчи, я знаю, это моя вина. Нет, не твоя, ты бы ничего не сделал. Как тебе удалось? Это сложно все. Сколько времени у нас есть? Все время мира наше. Ты будешь со мной? Всегда. И снова, вопросы снова, те же, и другие, и самый главный, вопрос и ответ: Да! Да. Да… Утро было насыщенным, и выяснилась интересная вещь – оказывается, самый лучший способ прогнать похмелье есть, и он гораздо приятнее противных порошков Сэн. Хотя… Джаред признался, смеясь, что в утреннем кофе был порошок докторши, но сознался Джаред в этом гораздо позже, когда Дженсен выстроил уже свою теорию, и поколебать его уверенность было сложно. К тому же проверять опытным путем он не стал, пить ему категорически было запрещено, и Дженсен согласился с требованием, во всяком случае возражать не стал, и Джаред почти ему поверил, только вот запасы в баре демонстративно уничтожил, зная, что закрывать бесполезно. Дженсен на эту акцию отреагировал веселым смехом, но Джаред припер его к стенке, и с легкой угрозой в голосе сказал, что видит, у Дженсена без его присмотра появились проблемы. Дженсен возмутился было, но увидев беспокойство в глазах Джареда, нехотя поклялся – да, он не будет больше пить, пожалуйста. И это было только начало, Дженсен вновь чувствовал неотступное внимание, постоянное, и если раньше его подобное злило ужасно, сейчас он только посмеивался и добродушно огрызался на насмешки Зоула: – Ничего, пройдет, это временно. Зоул качал головой: – Неа. Ты попал, Джен. Но судя по твоей роже – тебя нравится. Нравится? Дженсен отшучивался и щурился, как сытый кот на любые насмешки. Ему тоже казалось – Джаред слишком опекает его, словно боится снова потерять. Джаред все пытался разузнать, на каких условиях Каэло отпустил его, и, сволочь такая, недалек был от истины, когда спрашивал настойчиво, выбирая самые неподходящие моменты, когда Дженсен не в состоянии был возражать, или спорить, в постели, расслабленный после отличного секса: – Скажи мне, ты взял его за яйца? Знаешь какой-то важный секрет? Дженсен стонал, отворачивался, хватал Джареда за руку, но не спешил ее убрать, лишь ворчал: – Это ты, Джей, сейчас держишь меня за яйца, ну что за ду… глу… ах… вопросы так не вовремя… – А тебя когда не спроси – все не вовремя. Дженсен, скажи, я должен знать! – Нет… Для твоей же безопасн…ох… – Я так и знал. Джен, с ним нельзя играть, слышишь? – Ага, вот еще там… Как хорошо… Неопределенность их отношений мучила Джареда, это только в начале, когда Дженсен вернулся, казалось, он будет рад и тому что есть, даже дню, даже неделе вместе. Но конечно, этого было мало, Джаред хотел иметь Дженсена всего, без остатка, как бы это не звучало – и даже думать не хотелось о появлении в крепости Каэло, при одной мысли об этом в горле рождался рык, звериный, неконтролируемый, ярость и ревность – он больше никогда не позволит кому бы то ни было отобрать у него Дженсена. Но нужно было понять, прежде всего, о чем договорились Дженсен и Линс. Дженсен снова вел себя независимо, может, не так грубо, как раньше, но все равно держал дистанцию, и это сводило Джареда с ума. Засранец, делает снова, что хочет, отказался сидеть в приемной, заявляя, что с ролью секретарши вполне справится любой новичок, и не надо тут внушать, что помощник начальника крепости является по сути вторым в ней человеком, ничего подобного! Второй это Ид, и отвалите! Взял себе солин из тридцати солдат, и с удовольствием принялся делать, как он заявил, из новоприбывших в его отсутствие новичков настоящих солдат империи. Джаред не мог отказать себе в удовольствии пошпионить за Дженсеном, когда тот, прохаживаясь перед разношерстной группой новопробывших, многообещающе расписывал, что он с ними сделает. Это было феерично. Дженсен небрежно похлопывал по голенищу сапога щегольской тросточкой, высокомерно рассматривал новобранцев и объяснял, что нельзя выглядеть такими оборванцами. Они – солдаты империи, ее лицо, и это лицо должно быть прекрасно. Подтянутый, подчеркнуто-нарядный, в белых перчатках, в светло-серой дворцовой форме, с отросшими и забранными в хвост волосами, надменный, самоуверенный, Дженсен всем своим видом демонстрировал, как должен выглядеть имперский офицер, и солдаты должны выглядеть если и не так блестяще, то хотя бы не напоминать сборище деревенщин на своей вечеринке. Успев уже наслушаться басен про своего нового командира, братия подбирала животы, и с почтением заглядывала ему в рот, а Джаред, зажимая себе рот рукой, стоял у окна и боялся привлечь внимание неуместным смехом. Какой же… Джаред вдруг подумал – а ведь так и есть, Дженсен успел повлиять на всех, теперь, как это ни удивительно, он в своем безумно дорогом, усеянном каменьями мундире не выглядел среди офицеров белой вороной. Они все теперь были как на подбор, если и не нарядные, то аккуратно и чисто одетые, и хм… его офицеры мало чем отличались теперь от столичных. Как-то вдруг все перестали считать, что стыдно красиво одеваться, потому что да, это разные вещи, умение выглядеть хорошо вовсе не значит, что мужчина трус, или глуп, или женоподобен, это всего лишь говорит о хорошем вкусе. Джаред не знал, честно, не знал, радоваться ему, или смеяться переменам на заставе. Чертов Дженсен… Переделает весь мир под себя, а он, мир, этого и не заметит. Джаред вдруг увидел, как Дженсен, продолжая говорить, повернулся к шеренге боком, и смотрит в его сторону, и улыбается уголком губ, Джареда как окатило жаром – сволочь, чует, что за ним наблюдают! – шарахнулся от окна, и ушел, боясь быть разоблаченным, и стараясь согнать улыбку с лица. Дженсен, его Дженсен – изменился сильно, стал намного увереннее, откуда эта уверенность появилась, Джаред не знал, и если раньше казалось, что Дженсен все время играет, то теперь видно было – он действительно спокоен, и уверен, так, как никогда раньше. Его почти невозможно было вывести из себя. Улыбался, иногда даже не отшучивался, как большой сильный хищник, которому лень даже рычать, чтобы отогнать расшалившихся членов клана, и не сердился даже тогда, когда Джаред выдвигал жесткие требования. Ограничить круг общения. Не засиживаться допоздна в клубе. Ложиться рано. Он даже соглашался на корректировки в его работе с солдатами, и терпеливо сносил бесконечное, похожие на допросы расспросы Джареда о том времени, что он провел без него. Об этих проклятых нескольких месяцах. Джаред чувствовал, что ведет себя неправильно. Нельзя закручивать гайки с таким, как Дженсен, но остановиться не мог, и с ужасом ждал, когда же тот взорвется, становился все мрачнее, не помогло даже то, что Дженсен ночевал всякую ночь у него. Насытиться Дженсеном – разве это возможно? Он был как наркотик, его хотелось все больше, сильней, и Джаред все больше боялся, что однажды все это закончится, не бывает такого, чтобы навсегда вместе, мечты не всегда сбываются. *** Дженсен никак не мог решиться, и чем дальше оттягивал, тем сложнее было сделать это свое предложение, о котором он проговорился еще в кабинете Сэн, в первый день приезда. Сэн неодобрительно качала головой и поднимала вопросительно брови, мол, когда уже? А Дженсен обещал, да, сегодня, и все не мог. Терпеть ухудшившийся характер Джареда, его вечные придирки можно было, все компенсировалось ночью, но утром хмурый и задумчивый взгляд встречал его, и все начиналось сначала. Неожиданно проснувшуюся ревность Джареда Дженсен воспринял с пониманием, сам он был еще тот ревнивец, и немало страдал от горького чувства в разлуке, рисуя себе душераздирающие картины измен, ему даже немного льстило столь сильное чувство, и он терпел все, и чувство вины не позволяло ему поставить Джареда на место. Он сам виноват, надо было избегнуть этого предварительного брака. Хоть как, а он не подумал, подписал сразу, и вот теперь они оба в ловушке, вынуждены как воры, прятаться, не важно, что Каэло отпустил Дженсена, в глазах общества это все равно выглядело предательством. Дженсен думал, именно из-за этого неопределенного их положения Джаред сходит с ума, и как поправить ситуацию – не знал, не было никакой возможности отменить договор. Еще Дженсен решил, что Джаред винит его, осуждает, и в общем, сам считал себя виноватым, но все равно – он в крепости не смотря на выкрутасы Джареда чувствовал себя счастливым, все придирки Джареда казались мелочью перед той бездной отчаяния и одиночества, в какой он был там, в столице. Пусть злится, пусть только не прогоняет. Он там просто не выживет. Но день объяснений пришел, и Дженсен не назвал бы его лучшим в своей жизни. Точнее – это был кошмар. В тот день Дженсен задержался со своей группой на полигоне, отрабатывая взятие препятствия. Бойцы командира своего обожали, и Дженсен уже не щеголял, как в первый день, перед ними в изысканном дворцовом мундире, они уже достигли взаимопонимания в этом вопросе, одежда всегда должна быть уместной, а в белых перчатках и бархатных сапогах на полигоне делать нечего. Ну и появление офицера именно в таком виде привлекло внимание всех, и солдат, и Дженсена. Разглядев кто пришел, Дженсен спросил с досадой: – Что? Какого черта, Лив, я же просил не беспокоить меня, когда с ребятами занимаюсь! Полчаса осталось. Что там случилось? Ливьен однако, вслух сказать не решился, и поманил его к себе, так же не рискуя ступить в грязь своей нежной обувкой. Дженсен выругался, подошел, спросил вполголоса: – Что там? – Джен, заканчивай поскорее, там… Кхм… В общем, пока ты тут весь день торчал, Джаред выходил на связь с Эсиларой. Это Люк мне сказал, я просто не понял, отчего вдруг такое, ну и… – А что «такое»? – сразу насторожился Дженсен. – Да… Понимашь, командир, кажется, напился, громит все в кабинете. Вернее, уже все разгромил, а сейчас к себе пошел. Джен, ты бы погово… Но Дженсен не дослушал. Он уже бежал к центральной башне, где на втором уровне находилась квартира Джареда, и хотел только одного – убедиться, что с его Джаредом все в порядке, что он не сделает ничего непоправимого, а он, Дженсен, наконец, должен уже сказать то, что обещал Сэн, и страшно немного - он никогда, никогда еще не видел Джареда пьяным, и как же его Джареда допекла эта неопределенность, раз он так развоевался. А виноват он, Дженсен! Нельзя было допускать этого договора с Каэло, нельзя, тот знал, что делает, знал, урод гребаный, знал, что в конце концов Джаред сорвется, и Дженсен ничего не сможет с этим сделать. 36 По дороге выскочила неизвестно откуда Сэн, пыталась ухватить его за руку: – Стой, не ходи, Джен, пусть он успокоится! Дженсен вырвался и ускорил шаг, сказал только: – Нет, я должен поговорить с ним. На подходе к полковничьим апартаментам попадалось все больше встревоженных людей, а возле двери и вовсе было стихийное собрание офицеров во главе с Идом. Стояли, переговаривались, переминались с ноги на ногу, курили, но войти внутрь не решались, при виде Дженсена из группы выступил Зоул и обрадовано зашептал, что, в общем, по мнению Дженсена, было излишней предосторожностью – Джаред вряд ли бы услышал за грохотом его голос: – А, Джен! Иди скорее сюда! Дженсен махнул рукой, мол, не до тебя сейчас и шагнул к двери. К нему тут же подскочили Зоул, Анен и Зиневра, и удерживая его, хором зашипели: – Не входи, пришибет! – Надо переждать, пусть успокоится. – Дженсен, да погоди ты! Дженсен рассердился, оттолкнул их всех и, поддаваясь всеобщему настрою, тоже зашипел: – Отойдите вы! Не успокоится он! И вообще! Это я виноват, мне и разгребать. Не мешайте, ясно? Не лезьте вообще, никто, а я попробую его уговорить. Все. Я пошел. Зоул отрицательно помотал головой, строя страшные рожи, но зная упрямый характер Дженсена, удерживать его больше не стал, остальные, недовольно ворча, тоже отступили. Дженсен глубоко вздохнул и затаив дыхание, осторожно открыл дверь. Он мог бы не осторожничать, Джаред в этот момент был так занят, что пожалуй, отвлекла бы его от крушения мебели только боевая тревога. Дженсен некоторое время понаблюдал, с какой сосредоточенной яростью полковник доламывает в столовой ни в чем не повинный посудный шкаф, полюбовался на остатки обеденного стола, на обломки стульев, и некстати подумал, что для Джареда надо будет заказать мебель из металла. Вот пусть помается в следующий раз. И тут Джаред его заметил. Дженсен никогда не думал раньше, насколько Джаред его выше, ему казалось, всего лишь на ладонь, ну может, чуть больше, а сейчас он пересмотрел свое ошибочное мнение – на него надвигался разъяренный носорог, с совершенно безумным блеском в глазах, и самое страшное, Джаред вовсе не выглядел пьяным. Он скорее выглядел сосредоточенно яростным, если так можно было выразиться. Сосредоточенным на своей ярости. В движениях его не было ни капли разбалансированной шаткости пьяниц, он шел на него четко, как на цель, надвигался неотвратимо, и Дженсен невольно отступил. Дженсен думал, что ему всего лишь придется успокоить и уложить очень пьяного Джареда в постель, услуга за услугу, с ним тоже такое бывало, и не раз, и он никак не ожидал нападения, тем более такого стремительного и жесткого – миг, и Джаред со всей дури врезал ему по лицу. Благо в самый последний момент Дженсен немного отклонился, чуть-чуть, и Джаред не разбил ему нос а попал в глаз, и Дженсен рухнул на пол, дезориентированный, и оглушенный. Не успел он подняться, как джаредовская стальная рука перехватила ему горло, и взбешенный Джаред прорычал: – Сукин сын! Воздуха не хватало, Дженсен задыхался, но отбиться сразу от обезумевшего полковника не удалось, тот держал его на расстоянии вытянутой длинной руки, и продолжал грязно ругаться, в запале так бы и придушил, но Дженсен кое-как вывернулся и они покатились по полу, среди обломков, и каждый, оказавшись наверху, старался закрепить свою позицию. – Я так и знал, что ты будешь звонить Линсу! Мы же договаривались, Джей! Ничего за моей спиной! – Ах ты!... сучонок! Еще смеешь меня попрекать, ты, предатель! – Чт… Что?! О чем ты, черт возьми?! Что он тебе наговорил?! – Блядь, прекращай притворяться, убил бы, сука, урод! – Да объясни, в чем дело? – Объясни?! А ты не охуел, Дженни? – Ну-ка, повтори! Как ты меня назвал?! – Дженсен как раз оказался сверху и придавил Джареда всем своим весом, Джаред прокряхтел, с усилием сталкивая его с себя: – Джен…ни. Сука ты, Джен. И долго собирался морочить мне голову? И что бы пошло в доказательство выигранного спора? Опять записи делаешь? И много у тебя таких записей? – Какого спора? Какие, на хрен, записи? Разозлившись окончательно, Дженсен со всей силы приложил Джареда к полу, и окончательно укрепившись в позиции сверху, едва переводя дух, потребовал: – Прекрати меня бить! И объясни, в чем дело?! Джаред, выплеснувший запал в короткой драке, опрокинуть Дженсена уже не пытался, но смотрел зло и непримиримо. Ухмыльнулся, облизнул разбитую губу, сказал: – Ты мне никаких объяснений не давал, когда приехал, и теперь я понимаю, почему. А зачем, собственно, еще чего-то там придумывать, напрягаться. Этот дурачок Джаред и так рад будет до усрачки твоему приезду. Но сейчас-то ты наигрался? Я все понимаю, у каждой пары свои заебы, у вас вот такая, любите эксперименты, споры, отпускаете партнера на сторону , у вас такие, блядь, свободные отношения. Но на хуя вмешивать в свое блядство меня, других? Весело так? Или разнообразия хочется? Дженсен никак не мог понять всей полноты катастрофы, настигшей его, то, что говорил Джаред, не укладывалось в голове, получалось что-то совсем ужасное. Ясно одно – Джаред вообразил себе что-то такое, отчего становилось тошно, даже еще не зная всего – страшно и тошно, оттого что Джаред поверил, и похоже, совершенно уверен в своей правоте. Джаред спихнул его с себя и поднялся, отряхиваясь, и больше не делая попыток напасть на него, Дженсен встал тоже и хмуро повторил: – Объясни. Я ничего не понял. Какие записи? Джаред со злобой пнул подвернувшийся ему на пути обломок стула и выходя из разгромленной столовой, бросил через плечо: – На хуй объяснения. Ты себя ими не утруждал. Собирай манатки, вечером отправишься назад, в Эсилару. Дженсен догнал его в холле, теперь уже его накрыла злоба, и он, не церемонясь особо, схватил Джареда за руку и дернул к себе, выкрикнул: – Нет уж, не надейся, Джаред, что я вот так, просто уеду. Ты расскажешь мне, и кстати, получай, теперь моя очередь, - Дженсен со всей силы ударил Джареда в грудь, когда тот согнулся, ударил в лицо, и удовлетворенно кивнул, когда Джаред повалился на спину. – Теперь в расчете, – пробормотал он, потрогал лицо и болезненно поморщился. Джаред отдышался, и не спуская глаз с Дженсена, осторожно встал, и они некоторое время смотрели друг на друга, будто примериваясь, как подступиться, как ловчее ударить. Наконец, Джаред сказал: – Дженсен. Мне бы не хотелось сейчас повторять все то, что сказал Каэло, но если ты настаиваешь… – Настаиваю! – Не любишь отступать. Ну хорошо. Иди за мной, я кое-что покажу тебе. До кабинета они добрались быстро, и Дженсен не запомнил, попадался ли им кто-то по пути, настолько поглотило его ощущение беды, что происходит что-то страшное, неизбежное, и он не сможет, как всегда, ничего сделать – так неестественно ведет себя Джаред, холодно, так, будто он чужой. Предатель, он сказал? На самом деле, увидев на экране себя и Линса в постели Дженсен совсем не удивился. Качественная запись, все ясно видно, видно его лицо, и как он кончает, и как Линс отпускает его член, облизывается и смеется, и Дженсен улыбается тоже, расслабленный, и кажется, вполне довольный, а потом Линс целует его, и Дженсен проводит рассеянно рукой по его волосам – это было примерно за неделю до того, как он нашел тайник… Джаред посмотрел запись вместе с ним, потом нажал кнопку, экран потух и он, стараясь казаться равнодушным, сказал: – Он сказал, у вас такая игра, ты проиграл, тебе нужно было трахнуть меня, и еще лучше – влюбить, но это как получится, только вот не ясно мне, какие доказательства ты собирался представлять... Я, конечно, ему не поверил. А он засмеялся и сказал, что да, раньше ему приходилось играть роль передо мной, роль отвергнутого, а ты играл роль несправедливо обиженного, чтобы, как он сказал, тебе скорее удалось разбудить мое сочувствие, а потом и любовь к тебе. Бред, сказал я. И тогда он скинул мне эти записи, показать, как хорошо вам вместе, дата свежая, как видишь. Удивился еще, мол, неужели непонятно, у вас уже длительные отношения, теперь еще и закрепленные контрактом, и только дурак... А потом сказал, что для ваших отношений необходимо еще немного перца. И что ты, Дженсен, вспомнил, что не завершил игру. И решил вернуться на заставу, но это все глупости, игра, все, все было игрой, и твой несчастный вид в госпитале, и твои слова, хотя… О чем это я, ты и правда, ничего мне не обещал. Джен, знаешь, я понимаю, что выгляжу как полный придурок, ты ведь был искренен тогда, когда говорил, что тебе ничего не надо, секс, без обязательств, я дурак, думал, ты притворяешься, а это на самом деле так? Или это такая хитрая игра опять, чтобы я отреагировал именно так, как надо? Черт! В общем, считай, ты этот раунд выиграл, и делать тебе здесь больше нечего. Не хочу больше разбираться в этой лжи. Не знаю, кто будет твоей следующей жертвой, надеюсь, когда-нибудь тебе попадется такой, что будет тебе не по зубам. А тебе пора к папочке. Ну да, Линс Каэло сделал все правильно… Использовал, как всегда, против него, Дженсена, его же оружие. Мастерски. Он как будто знал, что Дженсен до сих пор ничего не рассказал, и теперь это играло против него. Дженсена охватила тоска, и еще усталость, и родилось в сердце уже забытое желание убивать, такое острое, что непроизвольно сжались кулаки. Хорошо же, Линс. Ты снова все разрушил. Теперь мой ход. – Иди, собирай вещи, Джен. – тихо сказал Джаред, отворачиваясь от него. – Ладно. – Дженсен ответил спокойно, но было что-то в его голосе, зарождалась где-то внутри, истерика, или бунт, но Джаред насторожился, смотрел на него очень внимательно, а Дженсена уже было не остановить, его понесло, – Хорошо, ладно, считай, что он добился своего. Я уйду. Сейчас, только… расскажу одну историю, напоследок. Про глупого мальчишку, который хотел служить в разведке. И правда, глупость, и говорить об этом нельзя, но… иначе будет непонятно, а теперь я не считаю себя таким лояльным к власти, чтобы хранить никому не нужные секреты. Он хотел стать разведчиком, и все у него для этого было, сила, ловкость, ум, хотя последнего, может, было и маловато, но тем не менее он отучился, целых три года, и был счастлив, пока его не отсеяли на предпоследнем курсе. И такое бывает, редко, но бывает. Это было… как конец мира, Джаред. Конец жизни для него. А потом появился Линс, и взял его к себе, расшевелил, внушил, что есть и другое, и можно жить и без разведки, и что есть любовь, и знаешь, парень поверил. Ему хотелось верить, он, дурак, и поверил. А потом генералу парнишка надоел, ему захотелось другого, свеженького мяса. Почему нет? У генерала теперь было их двое, но все скучно, и тут генерал решил обменять первого, который ему уже надоел, на пару сабель, и он подложил парня под другого генерала. – Дженсен… Дженсен не слушал его, его уже трясло, от воспоминаний, от ненависти, от боли, он продолжал, нервно улыбнувшись: – Только вот генерал забыл, где взял его. В самый неподходящий момент у парня… сработали вбитые навыки, и он… нет, он их не убил, не покалечил даже, так немного побил и связал. Так кончилась сказка про любовь. Не знаю, может, генерал передумал расставаться со своей игрушкой, генералы же сами выбирают, сами бросают, только вот игрушка захотела самостоятельности. – Дженсен! – Заткнись, Джаред. Я выслушал тебя, теперь ты послушай. Ты думаешь, мне легко было? Я сбежал на край света, от всего, от всех, мне сдохнуть хотелось, потому что все, все! Все в моей жизни не получалось, не смотря на все мои старания. И здесь наконец-то все изменилось. Я думал, встретил человека, который не будет упрекать меня, за то, что я, сука, все сделал, чтобы вернуться сюда! Даже это! – Дженсен ткнул в темный экран, и продолжил: – А ты ведь прав, я нашел секрет, и думал, это удержит Линса какое-то время, что он отпустит меня, даст пожить спокойно. И в этой его папке компромата я нашел один, он касался меня. Оказывается, это они, Линс вместе с моим отцом, сделали все, чтобы меня выперли из училища. Как, ты думаешь, что я испытал, когда нашел эти проклятые документы? Линс уверен был, что я оценю его заботу. Ведь он столько сделал для меня. Для того, чтобы добиться меня. И я… пожалуй, оценил, да. Знаешь, кто будет первым, кого я убью, вернувшись в Эсилару? Джаред не знал, куда себя девать, ему страшно было смотреть Дженсену в глаза, но он смотрел, и боялся, что вот, теперь точно все, он вынудил Дженсена признаться, и тот никогда его не простит за это, и еще… побиться бы головой, о что-нибудь металлическое, убиться вообще! Дженсен, посчитав, что высказал все, что хотел, вышел из разгромленного кабинета и направился в казарму. Жажда убийства не оставляла, и глядя на него, у всякого пропадала охота к расспросам, встречные отступали, опускали глаза, освобождали проход, но Дженсен никого не замечал, желая только одного – поскорее остаться в одиночестве. Все в очередной раз, в который уже раз! Все снова плохо, и снова! Виноват Линс Каэло. Если не остановить ублюдка, это будет длиться вечно. Дженсен думал, что вот будь Линс здесь, не за тысячи миль, а здесь, в крепости, он добрался бы до него, и никто не смог бы ему помешать убить Каэло.