Дальняя застава

31 Дженсену удавалось притворяться. Линс просто расцвел за последнюю неделю, пока он вел себя примерно. Дженсен перестал пить, ходил на службу, ему удавалось даже не кривиться презрительно при виде сослуживцев, разом переменивших к нему свое отношение. Все наперебой пытались ему угодить, преданно заглядывали в глаза и заискивающе улыбались. Дженсен общался со всеми ровно и вежливо, со скукой вспоминая – а не вы ли все не так давно перешептывались за спиной и величали не иначе как генеральской подстилкой? Но это все можно было вытерпеть, ради освобождения. Дженсену удавалось некоторое время держать Линса на расстоянии, но с каждым днем притязания его становились все более откровенными. Дженсен ждал, что в одну не самую прекрасную ночь Линс притащится в его спальню, и он не сможет, вернее, не будет иметь права отказать. Чтобы не возбудить в Линсе и малейших подозрений… Генерал должен думать, что его любимый мальчик образумился и больше не сердится на него. И очень скоро Линс действительно, постучал в дверь его спальни, и все прошло не так ужасно, как предполагал Дженсен. Он боялся выдать себя, особенно боялся войти в боевой режим, боялся не выдержать, но… многое можно перенести, особенно если усиленно представляешь на месте Линса совсем другого. Джареда. Это не Линс, это Джаред никак не может насытиться им, это он шепчет все эти жаркие слова, берет его нежно и властно, обволакивает своей любовью и не дает опомниться. Стоит только закрыть глаза и представить, и еще не выдать себя, случайно выкрикнув не то имя, когда умелый и опытный партнер доводит до оргазма. После таких ночей Дженсен избегал смотреть в зеркало, тошно было видеть и себя, и Линса, но он прилагал все силы к тому, чтобы Линс не задавал вопросов, чтобы не видел его отчаяния. Линс заметил лишь, что Дженсен стал более задумчив, и искренне радовался переменам, произошедшим с ним. Все шло, по его мнению, как нельзя лучше. И даже стоило подумать о представлении Дженсена своему семейству. И вскоре Линс, разнеженный, довольный, предложил съездить в его родовое поместье, на несколько дней, и Дженсена как стукнуло. Вот оно. Он ничем не выдал своей радости, рука, продолжающая рассеянно ласкать обнаженную грудь Линса не дрогнула. Там он еще не искал. И судя по торжественности, с какой Линс предложил ему навестить родные пенаты, это значило нечто больше, чем просто поездка. Это был акт доверия, расположения, признания. Дженсен к поездке отнесся со всей серьезностью. Надо было предусмотреть все, в том числе и то, что Линс не захочет выпускать его из спальни, он вообще казался ненасытным, как второе дыхание открылось. Надо подумать, как нейтрализовать генерала, и учесть, что в доме могут быть слуги. Гости, как сказал Линс, приедут через два дня, так что относительно безлюдным дом в его распоряжении будет недолго, надо успеть до приезда родственников. Решение пришло само собой, Дженсен давно уже еле удерживался от желания подсыпать Линсу успокоительного, так он устал от его притязаний. Подходящее средство нашлось, и в поездку Дженсен отправился с солидным его запасом. Джаред устал уже от сочувствующих взглядов, от неусыпного внимания, от ежевечерних поучений Сэн, что ему принимать, и что есть – устал от всего. Впервые он чувствовал себя лишним здесь, на этой заставе, свое детище не радовало его больше. Он задумался об отставке. Он не говорил пока об этом никому, и опасался, что его решение и в столице и в крепости будет встречено с большим недовольством. Но он не хотел больше служить, не хотел перевода – сил ни на что не было, его останавливало только одно: чем же он займется потом? Кому он нужен в непонятной и далекой гражданской жизни, без армии? Все в крепости как в хорошо отлаженном механизме шло своим чередом, если специально не стараться все развалить, то и без его участия все будет так же. Джаред отогнал воспоминания о неудавшемся бунте. Тот случай можно считать исключением, вряд ли в крепости начнутся волнения, если Джаред добровольно уйдет в отставку. Пошумят маленько, но против кандидатуры Ликона Ида возражать не будут. Проблемы могут быть только с кандидатами из центра. Джаред все больше увлекался своей идеей. Свобода… Это заманчиво, и ему легче будет жить в другом месте, не здесь, где все напоминает ему о Дженсене. Забыть совсем Джаред и не надеялся, но все же… Очень уж тяжело знать, что никогда больше Дженсен не ворвется к нему в кабинет, не придет ночью, не замучает своим непроницаемым в обиде выражением лица, не потребует объяснений, ничего не будет. Интересоваться им во время редких сеансов связи у Каэло Джаред не мог, язык не поворачивался. Спрашивать у генерала – как поживает твой будущий супруг? Не скучает ли обо мне? Знал только, что Дженсен из госпиталя давно вышел, служит как и прежде в штабе, вот и вся информация. А ему, Джареду, со службой пора завязывать… Джаред собирался в ближайшее время слетать на Кастион, одну из ближайших торговых планет, представляющей из себя один огромный рынок. Там можно было присмотреть себе неплохой корабль, или договориться с торговцами, чтобы нашли подходящий. Пока он сможет развязаться с армейской жизнью, пройдет не меньше года, бюрократическая машина империи никогда не работала слишком быстро, а пока он еще и рапорт не подавал. Но уехать хотелось страшно, Джаред уже видеть не мог никого, и хотелось подумать в отдалении от всех о будущем, хотя бы несколько дней. Приятно помечтать, что он, не связанный никакими обязательствами, сможет посещать другие города, планеты, и даже побывать за пределами империи. Все новое, интересное, наверняка он сможет хоть немного отвлечься от грызущей душу тоски. Все, решено, он уедет ненадолго, оформив недельный отпуск, и оставив крепость под началом Ида. И уж после этого окончательно решит, пора ему уходить в отставку или нет. Дом, где родился Линс Каэло по меркам столицы можно было считать скромным. Здесь не было анфилады бесполезных роскошных зал, не сновали взад-вперед слуги в ливрее с вензелями, не толпились гости, везде было тихо и пустынно. За домом присматривали двое слуг и еще один смотрел за лошадьми, парком и садом. Сам дом находился за высокой, оборудованной сигнализацией стеной, по верху опутанной колючей проволокой, и стена эта, а в особенности тяжелые, запертые на три засова ворота внушили Дженсену еще большую надежду. Вполне возможно, тайник Линса здесь. Глушь такая, зачем бы здесь такие ворота и похожая на крепостную стена? Линс, взволнованный приездом в родной дом, рассказывал о всяких мелочах, о том, что вон в том озерце они с братом по малолетству чуть не утонули, что Кара всегда их гоняла из кухни, где они воровали пирожки, что у него был пес, а еще можно посмотреть конюшни, и что спать они будут в его прежней детской, вот там два окна, и невольно Дженсен чувствовал себя как шпион, как вор, и чем дальше, тем невыносимей было слушать Линса. «Замолчи. Пожалуйста, замолчи, я не должен этого слышать, это можно рассказывать только члену семьи, я им быть не собираюсь, Линс, ну будь же милосерден. Мне все трудней решиться, но иначе… иначе я не могу. И ты сам вынудил меня, перестань же, прошу тебя, замолчи…» Линс не мог угомониться, водил его за собой по всем этажам, на террасу, в кабинет отца, и во время ужина Дженсен, улучив удобный момент, щедро сыпанул в кубок Линса сонного порошка. Дженсен надеялся, что порошок подействует сразу, но нет. Линс, возбужденный, радостный, все говорил, что послезавтра приедут его родители, и братья, а до этого они прекрасно проведут время, и глядя на Дженсена блестел глазами и улыбался с самым довольным видом. Дженсен и сердиться на него не мог – Линс при желании умел быть очаровательным, нежным, любящим, сейчас его очарование было включено на полную мощность. Дженсен тихонько вздохнул. «Ну что ты за человек такой, Линс. Вот если бы это все раньше, совсем немного раньше, до моего отъезда в крепость, до появления Ульрика – я бы ног под собой не чуял от радости, получив такое приглашение. Тебе нужно было все испортить, уничтожить, а сейчас ты ждешь, что я как ни в чем не бывало, буду радоваться вместе с тобой? Как ни жаль, но если у меня все получится, если я найду документы, ты Линс будешь на моем месте. Почувствуешь на своей шкуре, каково это – быть преданным, человеком, которому ты безгранично доверял…» Снотворное подействовало уже в спальне, резко, только что Линс обнимал его и целовал, и вдруг сонно, недоверчиво пробормотал, отстранившись от него на постели: – Джен?.. Чт… что это? Плывет все, я и не пил много… И скоро уже спал, раскинувшись на огромной кровати. Дженсен выждал немного, и поправляя одежду, встал, сосредоточенно осматриваясь. Можно начать со спальни. Но у него будет еще время посмотреть здесь, а наиболее интересен в плане поиска кабинет лорда, отца Каэло. Универсальная отмычка спрятанная в сапоге и связка ключей из кармана Каэло – и можно начинать. Тайников в доме было множество, Дженсен за несколько часов тщательных поисков отыскал пять, два сейфа, один тайник в полу, под ковром, один в столе, двойное дно в задней стенке отдела с ящиками, еще один за картиной… Наступало утро, ничего интересного для себя Дженсен не нашел, и уже вновь начал приходить в отчаяние, когда ему пришло в голову все же вернуться и осмотреть спальню, где беспечно дрых Линс. И он нашел еще один тайник, правда для этого ему пришлось отодвинуть одежный шкаф от стены, и отодвинуть дубовую панель. Он слегка нажал и она легко отскочила, вторая снялась уже просто, и взгляду его предстал обычный несгораемый сейф, такой же был у Линса в рабочем кабинете в столице. Открыть его Дженсен мог за минуты, но медлил, не решаясь приступить. Всего один шаг – и он либо найдет, что давно искал, либо сейчас закроет панель, поставит шкаф на место и вернется к Линсу. Его ждет с Каэло спокойная жизнь, в роскоши и любви. Линс отлично поработал, он старался, и Дженсен… нет, он не был деревянным, бесчувственным чурбаном. Как там говорят – старая любовь не ржавеет? Как бы там ни было, Дженсен уже давно простил Линса. И любовь… Кто знает, была ли она, или была только благодарность, но было же у них хорошее, и если постараться, им обоим, – может быть, еще все у них будет хорошо. А Джаред… Джаред это мечта, недостижимая теперь. Столько времени прошло, Джаред наверное забыл его… Острое желание быть вместе с Джаредом превратилось в сожаление по утраченному, Дженсен не верил уже, что Джаред помнит о нем. Дженсен обернулся назад, посмотрел на Линса, и вдруг ощутил такой острый приступ тоски, что не раздумывая больше, взялся за сейф. Хватит заниматься самообманом. Он не любит Линса, и никогда не забудет Джареда. Надо продолжать бороться, а не лезть под бок Линса и смиренно засыпать. Нельзя колебаться, когда остался всего один шаг до разгадки. Линс проснулся в полдень, с чугунной головой, от того, что его трясли за плечи и тревожно спрашивали, что случилось, и где его спутник, прибывший с ним вчера? Разглядев, кто его беспокоит, Каэло рыкнул было: – Пошел прочь! Но увидел боковым зрением отодвинутый шкаф, развороченную стену, раскрытый сейф и сон слетел с него, адреналин шарахнул по венам, безжалостно вдергивая в реальность. Линс резко сел в постели и выругался. Сукин сын! Даже не подумал прибрать за собой. И где теперь его искать? Только бы не вздумал кому-нибудь продать информацию, его немедленно убьют, и следов не найдешь. Зачем, Джен, ну зачем?! Что тебе, сука, не хватало?! 32 Меньше всего Дженсен ожидал найти в тайнике Каэло информацию, касающуюся непосредственно его самого. Открыв сейф, Дженсен обнаружил несколько папок, непрозрачных пластиковых конвертов, и уже начал, не разбирая, сметать все в сумку, как внимание его привлекло знакомое имя на одном из конвертов. Дженсен, как завороженный, смотрел на конверт, не веря своим глазам. Почерком Линса на нем размашисто было написано: п. Рисан и под этим именем имя… его отца. Дженсену вдруг стало холодно, он зябко повел плечами. Нет. Этого не может быть. С отцом Дженсен порвал все отношения с тех самых пор, когда наплевав на все запреты, сдал документы на поступление в РДК, после, когда он уже служил под началом Каэло – отношения не изменились, и связь Дженсен поддерживал только с матерью. Дженсен встречался с отцом, сразу после вылета из РДК, и выслушал все, что знал и так – что он паршивая овца в благородном семействе, что Алан Эклз теперь возлагает все надежды только на старшего сына, а он, Дженсен, бесполезно просрал три года своей жизни, в то время как мог уже закончить школу дипломатов, и только такое ничтожество как он, может мечтать стать пушечным мясом при новых завоеваниях империи. Все то же самое, что и говорил раньше, тот же апломб, категоричность, презрение. Мать все время старалась помирить их, но и отец и сын не шли ни на какие уступки, и так продолжалось до сих пор. Алан уже смирился с нежеланием Дженсена идти по стопам отца, но всякий раз при редких встречах не упускал возможности поставить ему в пример Джоша и уколоть его нынешним положением. А теперь… Выходило, что Алан словами не ограничился. Дженсен открыл пакет, и вынул из него несколько бумаг, удивился, где он мог видеть голубые, стандартной формы бланки, вспомнил – тесты. Внимательно просмотрел все бумаги и бессильно опустился на пол, возле сейфа, не в силах осознать, что его жизнью и судьбой распорядились несколько человек, из которых одному он верил больше, чем себе. Вот так – все просто. За скупыми строчками найденных документов пряталась целая жизнь. Дженсен теперь мог представить все в подробностях, живое воображение дорисовало недостающие детали. Алан выхода на неподкупного полковника Рисана Тога не имел, и обратился за помощью к Каэло. Он обещал предоставить генералу секретную информацию, касающуюся высокопоставленных особ, а взамен попросил Каэло помочь ему с разрешением маленького семейного конфликта. Всего лишь требовалось, чтобы его сын не смог поступить в эту ужасную команду РДК, куда угодно, но только не туда. Вам ли не знать, ваше превосходительство, насколько это опасно. Эти несчастные, привлеченные романтикой дальних странствий, первые на себе испытывают все болезни новых миров, и зачастую не успевают придумать лекарства, как они умирают. Они попадают в плен к дикарям, их убивают, как чужаков, как пришельцев, они не имеют права начинать военные действия и от новобранцев за год службы из ста выживает один или два. Каэло страхи старого дипломата считал преувеличенными и даже дикими, но спорить с папашей не стал – ему нужна была информация, какой обещал поделиться Эклз. Хочет папаша оградить драгоценного сыночка от ужасов дальних странствий – почему нет. Был бы у него сын, возможно, поступил бы так же. Но возникла проблема. К полковнику Рисану Тогу, начальнику училища, не было никакой возможности подобраться, его действительно можно было считать кристально честным воякой. Взяток он не брал, более того, рискнувший подступиться к нему с деньгами неизменно попадал в крупные неприятности, дело получало огласку. Возможно, уже тогда, собирая информацию на него и Рисана, Каэло обратил на него внимание и заинтересовался им. Вот же… А он почти решился все оставить, как есть. Эх, Линс. А дальше все было просто. Линс выполнял условия договора, пусть дело немного затянулось, и даже не немного! Дженсен успел отучиться три года, но какое это имело значение. Линс заставил Рисана признать Дженсена непригодным к службе в разведке, и тут же заманил убитого горем бывшего курсанта к себе в штаб, и дальше все шло, как по писаному. Несчастный, идиот, а он ведь проникся благодарностью к Линсу, и не догадываясь, что именно он все это провернул. Не без участия его отца. Воспоминание об отце придало Дженсену сил и злости. Он встал, торопливо собрал все бумаги, и не оглядываясь больше на Линса, покинул спальню. Всю эту оглушающую информацию надо будет осмыслить позже, а сейчас у Дженсена появился очень важный, жизненно важный вопрос. Даже важнее перепрятывания компромата. Срочно надо увидеть полковника Рисана. Посмотреть ему в глаза. И узнать свою цену. Линс Каэло поднял на ноги всю королевскую конницу, всю королевскую рать, но Дженсена нигде не было. Три дня, три бессонные ночи ушли на то, чтобы перевернуть всю столицу, обыскать все космопорты, все дороги, все гостиницы, но проклятый недоучившийся разведчик как сквозь землю провалился. Каэло даже ввалился в дом дипломата Эклза, и у них состоялся очень неприятный разговор. И слуги в доме, и свита генерала только гадали, что могли столь разные люди так шумно и эмоционально обсуждать, грохот роняемых предметов в кабинете заглушал вопли, но скоро собеседники выпустили пар, и последние тридцать минут диалога прошли в зловещей тишине. Каэло вышел мрачный и немедленно приказал везти его в штаб, а Эклз скоро позвал к себе жену, и испуганные слуги услышали вскоре из-за двери ее рыдания. Где искать Дженсена, Каэло не представлял. Зато хорошо представлял, что будет, если хотя бы один из украденных паршивцем документов всплывет – будет огромный скандал, и пострадавший от откровений Линса немедленно откроет на него охоту. И на него, и на Дженсена, разумеется, мальчишку найдут, он не сможет воевать со всем миром, даже будь он супершпион. Каэло оставалось только надеяться, что Дженсен не настолько глуп, чтобы начать свою игру с «людьми из черной папки». От него избавятся мгновенно, и пикнуть не успеет… За три дня никаких разоблачительных скандалов не вспыхнуло, что позволяло Каэло надеяться на лучшее, но спать он от этого крепче не стал. Он не успокоится пока не найдет Дженсена и не вернет документы в сейф, и он позаботится, чтобы ни одна живая душа никогда больше не нашла его бумаги. Дженсен за последние несколько дней вымотался, и чувствовал себя постаревшим на десяток лет. Правильно же умные люди говорят – меньше знаешь, крепче спишь. Он побывал у полковника, и выяснил причину, по которой тот поставил крест на его будущем. Оказалось все просто, самого Рисана ни в чем обвинить было нельзя, но вот его сын… Дженсен вздохнул. Рисана поставили перед выбором, и ему пришлось впервые на своей практике подделать тесты, иначе его сын, попавшийся в ночном клубе с пачкой сильнейшей и запрещенной повсеместно наркоты мог попасть в тюрьму на долгие десять лет. Подстроено это было, или Кинс Тог на самом деле баловался кроком, теперь уже узнать возможности не было, да и зачем, все понятно. Жизнь за жизнь. Даже тот факт, что сразу после инцидента Рисан Тог ушел в отставку Дженсена не обрадовал. Дженсен высказал полковнику все, что накипело – пусть это ничего не меняло. Но тогда его было не остановить. – Я доверял вам, господин полковник, как… никому другому. Вы были для меня… я же чуть не молился на вас. Даже… до сих пор, я всегда вспоминал вас, в самые трудные минуты своей жизни. Я не… Отец не поддержал меня, и вы были для меня… как отец. – Дженсен. – Подождите, господин полковник. Я понимаю, вы не могли допустить, чтобы ваш сын отправился в тюрьму. Вы спасли его, да? А я… ну в самом деле, какая ерунда. Подумаешь, я всего-то не полечу к звездам, а может, вы скажете теперь, что это для моей же пользы? Скажите, полковник. Напомните мне, кто из моего курса уже погиб, ведь у вас наверняка есть эти данные? Кто не вернулся из экспедиции на Тао? А кто погиб в Нииксе? Конечно, лучше сидеть при генерале в штабе, никаких опасностей, кроме одной – сдохнуть от тоски. – Дженсен, послушай меня. – Рисан подошел вплотную к гневно сверкающему глазами Дженсену, сказал, – Мне очень жаль. Я всегда знал, из тебя вышел бы замечательный разведчик. Я виноват, и если ты думаешь, что мне легко далось это грязное дело… нет. Сына я не спас, он умер полгода назад от передозировки крока. Это мне наказание… Дженсен, я готов признаться, мне нечего терять. И если ты захочешь, тебя восстановят, твой возраст еще позволяет вернуться к учебе. Дженсен такого поворота событий не ожидал, гнев разом оставил его. Он может… он может еще вернуться. Вихрем в воображении закружились образы, разом приблизилось и стало почти осязаемым прошлое, его тяжелая и незабываемая учеба, друзья, муштра, бесконечное занятия, все это могло снова стать его настоящим… Могло. Стоило только сказать «да» Он посмотрел на постаревшего учителя и сердце сжалось от жалости. У полковника ничего не осталось, нет любимой работы, погиб единственный сын, ничего больше нет, только доброе имя, и в его власти одним махом лишить Рисана и этого. Дженсен оценил мужество старика, готового ради него пойти на скандальное разоблачение. – Нет, господин полковник. Слишком поздно. Рисан встрепенулся было, всем своим видом показывая что совсем нет, не поздно, но Дженсен остановил его движением руки. – Я больше не хочу этого. Правда. Хм. Смешно, но… отец таки прав. Я увидел все другими глазами и знаете что? Не хочу быть пушечным мясом. Если бы я не знал этого, – Дженсен постучал пальцем по краю черного конверта, – если бы мне не открылись некоторые тайны, я бы, наверно, продолжал гореть энтузиазмом, но теперь мне ничего не хочется. Не хочу быть пешкой в чужих руках. Но… вы можете помочь мне. По-другому. Как бы там ни было, вам, даже после всего случившегося, я доверяю. Может даже, именно после всего, что случилось, я уверен, что лучше чем вы, никто мне не поможет. Рисан не поверил было, что Дженсен отказывается от возможности отомстить, что он дает ему возможность сохранить уважение к его имени. Но потом, когда понял что его бывший курсант не готов вернуться в РДК, заверил: сделает все, что в его силах. Он должен загладить свою вину. В результате Дженсен жил в загородном доме дальней родственницы полковника Рисана, и ждал, когда за ним придет Каэло. Документы, почти все, были при нем, кроме одной папочки. Очень важной, ее он спрятал, как гарантию своей безопасности, не без помощи Рисана. Они продумали все до мелочей, и сейчас вернуть папку, даже если бы он очень постарался, Дженсен не смог бы, она обречена была путешествовать в почтовых кораблях очень сложным маршрутом, закамуфлированная под посылку несуществующей в природе Лизы Риноли, и по подсчетам Рисана, вернуться была должна в Эссилару не раньше чем через год. Можно было пойти к Каэло, или позвонить, но Дженсен боялся, что выйдет из себя и убьет его, такая изматывающая ненависть душила его, но за несколько дней он почти успокоился, и теперь просто ждал. И когда посреди ночи услышал осторожные шаги за дверью своей спальни, почти обрадовался. Наконец-то, Линс. Давно пора. 33 До посадки на Эффале оставалось тридцать минут, совсем немного. Еще чуть-чуть, и он сойдет с трапа корабля, опять наделав переполох: нечасто на заставе бывал имперский крейсер. В последний раз, например, он был здесь полгода назад, и прибытие его чуть не закончилось мятежом. Дженсен снова посмотрел на часы, продолжая нервничать. Не ясно, была ли там на самом деле попытка мятежа, или это были измышления Каэло – тот, при желании, мог раздуть из мухи слона. При воспоминании о генерале Дженсен чуть нахмурился и подавил вздох. Линсу удалось вновь, как всегда, посеять в его душе сомнения, правильно ли он поступает. Вновь все вспомнилось, ночь, когда Каэло нашел его, и что было потом... Ночные гости в домике дальней родственницы Рисана вели себя не слишком дружественно, Дженсену перепало тумаков, но он не оказал сопротивления, внушая себе, что да, парни сердятся не без оснований. У них последние несколько дней не было возможности выспаться, даже поесть нормально, а кому как не ему знать, как это обстоятельство способно повысить раздражительность. Через несколько минут в комнату, где держали связанного Дженсена, ворвался Линс, мельком посмотрел на него, и приказал охранникам выйти. Дженсен уверен был, первым делом Линс спросит о бумагах. Но генерал удивил его, подошел к нему, привязанному к стулу, спросил негромко: – Зачем, Джен? Дженсен покачал головой, нет, он непостижим. – Ты еще спрашиваешь? Знаешь, что меня больше всего поражает в тебе, Линс? Ты даже хуже, чем мой отец. Ты не сомневаешься, ты полон такого величия, что даже мысли не можешь допустить, что можешь быть не прав. Ты идешь к цели напролом, и по пути уничтожаешь главное, цель твоя становится бессмысленной. Тебе даже объяснять бесполезно, ты все равно не поймешь. Ты и сейчас корчишь из себя оскорбленного, да как я посмел, такое ничтожество, пойти против тебя! Ты же столько для меня сделал! Не обманывай себя, Линс. Ты все сделал для себя, любимого. А меня ты ни о чем не спрашивал, когда сломал мне жизнь, и лишил будущего. Линс возразил, с наигранным спокойствием: – Какое будущее? Дженсен и не хотел, но разозлился: – Давай хоть ты не будешь рассказывать об ужасах разведки! От отца я готов был слушать этот бред, но не от тебя. – И желая направить разговор в нужное русло, спросил, – А что же ты не спрашиваешь про свои бумаги? Линс смотрел на него с непередаваемым выражением, и Дженсен напрягся немного. Он ждал криков, угроз, но Линс молчал, и это нервировало. Наконец, Линс перестал его разглядывать, как диковинную зверюшку и немного отступив, сказал невыразительно: – Хорошо. Где документы? – А поторговаться? – Джен. Эти игры не для тебя. – Знаешь, ты так часто говоришь «то не для тебя» «это не для тебя» я уже устал. – Как ты собираешься распорядиться ими? Дженсен, пойми, это очень опасно. – Заберешь все свои документы, я скажу, где они находятся. Дженсен опустил голову, силы и настроение драться прошли, он чувствовал себя разбитым, и… несчастным. Так странно было думать, что все вокруг в его жизни врали, притворялись, манипулировали им, и снова все, что он затеял, казалось бессмысленным. Спросит сейчас его Линс – чего ты хочешь? А что он хочет? Вернуться назад, в то время, когда не знал еще ни Линса ни Джареда, и был счастлив в училище, или вернуться в штаб, до момента появления в нем Ульрика? Или на заставу? Ждет ли его Джаред? На самом деле, вот самый важный вопрос, и если не знать ответа, а он не знал! То действовать дальше придется на свой страх и риск… Дженсен сказал, где в доме спрятан компромат, и, не доверяя никому, Линс сам принес их, и тщательно просмотрел. Увидев, что одного не хватает, сказал: – Дженсен. Тут не все. Скажи, пожалуйста, где остальное? Это может стоить тебе жизни, если ты попробуешь шантажировать этих людей. Они не остановятся ни перед чем, уничтожат и меня тоже… – Так бы сразу и сказал, боишься за свою жизнь, – Дженсен устало закрыл глаза, – я похож на дурака? Линс с заминкой сказал: – Нет. Надеюсь, я правильно тебя понял. Ты хочешь поиграть со мной. Дженс, со мной ты тоже не справишься. Где документы? Дженсен усмехнулся, сказал, глядя на Линса с вызовом: – А ты устрой мне допрос с пристрастием. М? Позови своих мальчиков, они просто жаждут со мной пообщаться. Наверняка я сломаюсь, и скажу. Покажи, наконец, как ты любишь меня. Линс подошел к стулу, нагнулся к его лицу, и вдруг погладил по щеке, от неожиданной ласки Дженсен дернулся, а Линс уже выпрямился и, как ни в чем не бывало, спокойно сказал: – Зачем так грубо. Поговорим потом, сейчас все издергались, устали. Надо немножко отдохнуть, этот марафон вымотал меня… Как ни удивительно, Дженсен заснул еще в машине, по пути в дом Каэло. И дальше все тоже было не совсем так, как он планировал. Правильнее было бы сказать, дальше как раз плана никакого не было. Дженсен думал, будет два варианта событий – один, когда Каэло не отпустит его, и любыми путями попытается вернуть свой компромат на вышестоящие чины, либо согласится и выслушает его требования. Но… Каэло и тут удивил его. Утром Дженсен проснулся от запаха кофе. Он не нашел в себе сил вчера раздеться, как упал, так и заснул поперек кровати, в помятой одежде, небритый, с ужасным вкусом во рту, а рядом с кроватью стоял сияющий, нарядный Линс, держал в руках столик для завтрака в постель и выжидающе смотрел на него. Дженсен сглотнул, и Линс посчитав это хорошим знаком, тут же сел рядом, на кровать, и осторожно водрузил перед ним столик. Дженсен недобро зыркнул на Линса и схватив нежнейшую булочку с фарфоровой тарелки, принялся ожесточенно жевать, запивая булку кофе, и снова, снова! Благодаря Линсу чувствуя себя последней сволочью. Линс, видно, решил убить его благородством. Ну-ну, посмотрим, что ты предпримешь дальше. Но как он не храбрился, Дженсена подавляло поведение Линса, казалось непонятным, неожиданным, и он не знал, что предпринять. Завтракая в полной тишине, он наблюдал за Каэло, а тот казался задумчивым, и даже благодушным, Дженсену очень хотелось спросить, что дальше, но он молчал. Линс сам скажет, подталкивать его бесполезно. Дождавшись, когда Дженсен все съест, Линс улыбнулся, забрал столик и буднично попросил его прийти к нему кабинет, но прежде попросил принять душ и сменить одежду. Сукин сын… Ну ладно, выслушать приговор предлагается сытым, чистым и одетым. Дженсен не торопился. Принял душ, с наслаждением подставляясь под упругие струи теплой воды, долго и тщательно брился, придирчиво разглядывал отросшую шевелюру, укладывая так и эдак, но в конце концов затянул волосы в хвостик, долго выбирал подходящую рубашку, брюки, обувь, жилет, мундир или камзол, выбрал штатское, не забыл туалетную воду, и в кабинет Каэло вошел таким же сияющим и эффектным, как выглядел с утра сам генерал. Тот уже ждал его, сидел возле камина, и задумчиво смотрел в огонь. При его появлении с нескрываемым удовольствием окинул его взглядом с головы до ног, и Дженсен немедленно пожалел, что пришел при всем параде. Ну что стоило ему не послушаться? Даже в таких мелочах все происходило по воле генерала! Дженсен нахмурился и подумал было, уж не уйти ли ему, но Линс кивнул на соседнее кресло, сказал почти весело: – Хорошо выглядишь. Вот что значит выспаться. Садись, нам надо решить кое-какие мелкие вопросы. Дженсен оставил колебания. Мелкие вопросы, или нет, но поговорить действительно нужно. Генерал заговорил снова: – Вижу, ты не расположен к беседе. Хорошо, я начну первым. Если я правильно понял, тот документ, который ты припрятал – находится в надежном месте. Это так? Дженсен, ответь мне, от этого зависит моя и твоя безопасность. Я не буду сейчас добиваться, где он, куда ты его спрятал, мне достаточно будет уверения, что он спрятан надежно. – Надежно, можешь не сомневаться. – буркнул Дженсен, мрачно отводя глаза. – Хорошо. Я верю тебе. С твоим талантом прятаться и прятать, думаю, этот документ не всплывет неожиданно. Теперь второе. Что ты хочешь за него? Ну вот и он, главный вопрос. Дженсен молчал, с тоской понимая, он не знает сам, или знает, знает, конечно же, знает, но не уверен, и очень боится, еще одно разочарование убьет его. Это будет слишком. Молчание затянулось, вдруг Линс встал и подошел к его креслу, и непривычно робко коснулся его плеча. Дженсен вздрогнул, посмотрел ему в лицо. – Дженсен. – мягко сказал Линс, – Я люблю тебя, что бы ты там про себя не думал. – У тебя очень странные представления о любви. – Дженсен смотрел на него с такой горечью, что Линс убрал руку и отступил, – Это не любовь. Любовь окрыляет, дает силы, а не загоняет в клетку, от любви хочется летать, и жить, и делать что-то, новое, что-то для любимого, а от твоей любви мне жить не хочется. Линс, ты все у меня отобрал. Все! Я даже… Не знаю, что мне надо. Ничего нельзя вернуть, исправить, и это страшно, на самом деле. Я даже… уйти от тебя не могу, ты приковал меня контрактом. Зачем, Линс? Нельзя насильно заставить любить. Линс вернулся в свое кресло. Потом заговорил, видно было, он тщательно подбирает слова: – Дженсен, я думал, ты поймешь. Даже если меня не будет рядом, этот контракт защитит тебя от многих неприятностей, сделает твою жизнь легче, и если я умру, ты успеешь получить неплохие деньги. Конечно, меньше, чем если бы ты был моим супругом, но при моем состоянии двадцать пять процентов от него тоже очень неплохо. Если хочешь, этот контракт и есть – проявление любви и заботы. И я искренне надеялся, ты поймешь и оценишь. Видно, ошибся, ты еще не готов, но я все же надеюсь, когда-нибудь, позже… – Мне не нужны твои деньги! Опека твоя бесит, Линс, ты просто хочешь привязать меня к себе, сделать послушной, тупой куклой, а потом тебе это быстро надоест, и ты снова заведешь для остроты ощущений какого-нибудь блондинчика, или… – Нет! – Дженсен наконец дождался вспышки эмоций у Каэло, тот снова вскочил и заорал, – Дженсен, знаешь, в чем твоя проблема?! Ты не умеешь прощать! Все должно быть идеально, и лишь один неправильный поступок навсегда отвращает тебя от любящих тебя людей. Не морщись, я действительно люблю тебя, и черт! Я не могу этого доказать, никак, что бы я ни сделал! Я проклят, и мне нет прощения. Дженсен действительно не мог его понять, как ни старался. Он пробовал поставить себя на место Каэло – смог бы он вот так, запросто, сломать чужую жизнь, руководствуясь самыми благими побуждениями? Или для того, чтобы научиться без колебаний принимать решения, нужно просто быть таким, родиться таким, как Каэло, уверенным, наглым, самовлюбленным? В данный момент Дженсен не хотел спорить, доказывать, он лишь с тоской размышлял – а что происходит там, на краю империи, на отдаленной заставе. Где наверняка все забыли его, ведь прошло так много времени. Из задумчивости его вывел голос Каэло, и Дженсен не сразу поверил в то, что услышал, Линс говорил, на этот раз без эмоций, спокойно: – Джен. Слышишь меня? Я, пожалуй, соглашусь, мне не стоило вмешиваться в твою жизнь, я слишком поздно понял, что с тобой нужно иначе, но… все мы ошибаемся. – Что я слышу. Линс Каэло признается в ошибке. Такого просто не может быть. – Дженсен. Не язви, мне не так просто сделать это, и наверняка я потом пожалею, но… В общем, так. Если хочешь… Если тебе так невыносимо находится рядом со мной, ты можешь уехать. Условия контракта этого не запрещают. И я думаю, ты же с этой целью пошел на кражу компромата? Но ты не шантажист, Джен, теперь сидишь и маешься, и не можешь сделать последний шаг. Позволь тебе помочь. Ты можешь уехать, только не забывай – мы все еще партнеры. Я буду ждать тебя. Надеюсь, ты вернешься, и мы попробуем начать все сначала, и не будем совершать прежних ошибок. Линс, всегда уверенный, умный, сильный, и в этот раз довел дело до конца. Он даже отправил Дженсена на своем личном крейсере, не позволив ему дожидаться почтового, и напоследок крепко обнял его и повторил с улыбкой: – Я буду ждать тебя. И… береги себя, ладно? 34 – Докладывает лейтенант Ливьен Атис. Имперский крейсер запрашивает разрешение на посадку. Номер 12-40, господин майор, что делать? – Двенадцать сорок? Это же крейсер Каэло, правильно? – Так точно. – Что-то зачастил генерал, кажется, и полгода еще не прошло. И командира нет, выбрал же время! Неужто снова проверяющие? Медом им тут, что ли, намазано? – Так давать разрешение? – Давай. Сейчас узнаем, чего этим серокрылым тут понадобилось. Пойду доложу подполковнику… Встречать генерала высыпали все, кто был свободен от дежурства, подполковник Ликон Ид решил, что начальству будет приятно такое внимание. Выстроились правильным каре вокруг трапа, но едва только встречающие увидели, кто вышел на трап, со знакомой презрительной гримасой оглядываясь вокруг, вся торжественность момента была безнадежно утеряна. Ликон оглох от радостного рева, одновременно вырвавшегося из полусотни глоток, каре распалось, но прибывший сохранял невозмутимость, до конца решив отыграть свою роль. Встречающие тоже притихли, только скалились кровожадно-весело, глядя как небрежно гость повел плечами, подхватил баул и со скучающим видом плавно двинулся вниз, на секунду затормозил, не найдя взглядом того, ради кого, вероятно затевался весь спектакль, но не растерялся и ровным шагом подошел к Ликону Иду. Спросил, лениво растягивая слова: – Это и есть Энит? Лучшая крепость на дальних рубежах империи? Дальше ни подполковнику, ни Дженсену не удалось ничего сказать, поднялся невообразимый гвалт, у Дженсена отобрали баул, принялись тискать, бить по плечам, толкать, тащить куда-то, Ид махнул рукой на все это безобразие и улыбаясь, убежал по своим делам. Приятно сознавать, что тревога оказалось ложной. Проверки нет, замечательно, а еще замечательней то, что Джаред перестанет ходить с траурной физиономией и нагонять на всех тоску. Зоул протолкался через толпу и крепко обнял Дженсена, приговаривая с нежностью: – Сукин сын! Как же я рад тебя видеть! Чего так долго? – А вы разве ждали меня? – Дженсен высвободился, и улыбаясь, смотрел по сторонам, но улыбка не могла скрыть его волнения. Его продолжали толкать, кричать что-то, Дженсен отвечал и искал взглядом одного, единственного, но его нигде не было, и Дженсену все труднее было сохранить на лице улыбку. – Ждали, еще как. Пошли к Сэн, вот она удивится! – Зоул схватил его за руку, и расталкивая всех, устремился вперед, Дженсен сказал было, смеясь: – Стой, а где мои вещи? – Да не бойся, закинут в казарму, твою комнату никто не занимал! Здорово, что ты здесь! Джаред обрадуется! – А где он? – Сами ждем, вчера еще должен был прилететь. Сегодня или завтра будет. – Подожди. – Дженсен остановил Зоула, требовательно спросил, – Куда он улетел? Можно его найти? Где он? Я могу туда отправиться? Зоул ухмыльнулся и со всего маху хлопнул Дженсена по плечу: – А я в тебе не ошибся, парень. Нет, ты не найдешь его в этом кромешном аду. Он вернется сам, а ты подождешь его. Имей терпение, он дольше тебя ждал. – В каком аду? Что ты болтаешь? А он… правда меня ждал? – под понимающим взглядом Зоула Дженсен почувствовал, как загораются румянцем щеки, а Зоул хохотнул, и схватив его за руку, поволок дальше, крикнув: – Какой же ты дурак, а. Конечно ждал. И мы, как придурки, тоже. Хотелось уже увидеть нормального командира, а то что это. А ад – ну эта планетка, Кастион, туда командир отправился. Огромная торговая точка, рестораны, гостиницы, казино, но в основном торговля, всем и вся, там черт ногу сломит, будешь месяц искать, не найдешь. – И давно он там? – Дженсен сам удивился, как явно в его голосе прозвучала ревность, а Зоул не обратил внимания, продолжал беспечно болтать, возбужденный встречей: – Недели две. Знаешь, мы тут все, честно сказать, устали делать всякие предположения, у него видать, мысли какие-то завелись, Зиневра даже как-то проболтался, мол уходит от нас командир… – Что? – Дженсен снова остановил Зоула, без улыбки спросил, – уходит? Куда уходит? – Это все сплетни. Но… ничего просто так не бывает, ты ведь понимаешь? Меня спрашивал, к Питу подходил, к Зиневре тоже, говорит, какой лучше корабль, Эн Ти семнадцать или Джи Эй Ти пятнадцать. Ну вот ты сам посуди – на хрена командиру эта муть?! А? Мелкие торговые суденышки. Когда у нас есть боевой крейсер, и к нему пять модулей. Вот мы и решили… почву прощупывает. Хотя это все так, домыслы, кто знает, чего бы это значило. Да пошли уже, потом обо всем поговорим… Сэн, как только увидела замершего в дверях Дженсена, выронила неизменный журнал, бросилась навстречу, уткнулась ему в грудь и заплакала. Смущенный и растроганный, Дженсен делал страшные глаза Зоулу, пока тот не догадался уйти, жестами объяснив, что будет дожидаться его в офицерском клубе. Дженсен ласково погладил Сэн по голове, успокаивающе сказал: – Ну перестань, чего ты? Сэн, я… Со мной порядок, да и как могло быть по другому, ты же отлично все сделала. Я, кстати, слышал, тобой заинтересовались профессора Эсилары? Сэн немного успокоилась, отодвинулась от него и, пряча лицо, искала платок, Дженсен тут же отдал свой. Она шумно высморкалась, прерывисто вздохнула, вытерла лицо и наконец, посмотрела на него снизу вверх: – Да, есть такое. Предлагают перевестись в центр. – А ты что? – А я пока думаю. Они даже готовы Ливьену найти место в столице, лишь бы я согласилась, представляешь? Дженсен оживился: – О, так у вас перемены? Он что, твой партнер? Официальный? Сэн смущенно потупилась: – Ну в общем… да. Я подумала над твоими словами. Мы можем быть счастливы, здесь и сейчас – зачем откладывать? На самом деле – какого черта? Подумаешь, десять лет. Зато сейчас у нас все хорошо, и может быть, будет еще долго, а так, сидеть, и мучиться, и его мучить. – Я же говорил – он тебе нравится! Я так и знал! – Дженсен в приливе радости снова привлек к себе доктора и обнял, Сэн со смехом вырывалась: – Полегче, лейтенант Эклз. Я теперь замужняя дама. А ну как супруг войдет? Опять придется штопать тебя и лечить. Кстати, мне бы хотелось осмотреть тебя. Не против? Конечно же, он был не против. Сэн с вниманием разглядывала еле заметные шрамы на животе и груди, спрашивала, какой именно регенерирующий состав был использован, фотографировала, бормотала что-то себе под нос, порывалась пойти с ним в казарму чтобы сразу забрать привезенную медкарту, в общем, Дженсен почувствовал себя почти как дома. Как раньше, и так правильно, так хорошо ему стало, что он не мог сдержать улыбки. Сэн, разрешив ему одеться, отошла к столу и оттуда, загородившись вечным журналом, спросила нерешительно: – Джен, до нас дошли слухи, что у тебя тоже перемены в личной жизни. Ты заключил договор с Каэло? Или это только слухи? Я просто не понимаю, как тогда он тебя отпустил. Дженсен согнал улыбку с лица, встал с кушетки, натягивая рубашку, ответил, как мог честно: – Да, мне пришлось пойти на это. Не буду влезать в подробности, главное – это ничего не значит. Через два с лишним года я буду свободен, и если Джаред… – Дженсен запнулся, Сэн, перестав писать, заинтересованно подняла голову от журнала, а Дженсен уверенно глядя ей в глаза, продолжил, – если он согласится подождать, я предложу ему партнерство. Сэн хмыкнула. Потом весело сказала: – Ну что же, надеюсь, Джаред хотя бы выслушает тебя, а не посадит на корабль и не отправит сразу обратно. Дженсен нахмурился: – Думаешь, он может?.. Сэн неопределенно пожала плечами, сказала задумчиво: – Ну, по сути, ты в партнерстве, предварительный контракт или нет, какая разница. Ты же знаешь, какой у нас Джаред щепетильный. Это может стать для него непреодолимой преградой. Дженсен и сам боялся именно того, о чем говорила Сэн, настроение его разом испортилось. Он сел на кушетку, разглядывая носки своих сапог. Да, все так и будет. Джаред прочитает ему нотацию, о том, что он не имеет права нарушать традиции, что это неблагородно, и он не воспользуется случаем, и не будет иметь никаких отношений с человеком, подписавшим партнерский договор с другим, и после этого выпихнет его с заставы. Сволочь Каэло, подставил его знатно. Дженсен снова разозлился, и сказал упрямо, поднимая голову: – Пусть только попробует меня выгнать! Я не уеду! Сэн вскочила, подбежала к нему, схватила за руку и попыталась утешить: – Не расстраивайся так, Дженсен. На самом деле, я не думаю, что Джаред способен на такую глупость, но… ты ведь знаешь его. – Угу. Вот именно, знает. А офицерском клубе Дженсена встретили дружными криками, и настроение его немного улучшилось. А после обильных возлияний и вовсе стало радужным, а еще Дженсен узнал много интересного, о том, что происходило на заставе, с момента прибытия туда генерала, когда он, Дженсен, был в отключке. Он знал историю несостоявшегося мятежа из страниц дела, подсунутого Каэло ему в госпитале, а теперь выслушал другую сторону. Рассказ был перемежаем взрывами хохота, пантомимой, Дженсен, умирая от смеха, просил прекратить, но разгулявшаяся братия не унималась. Дженсену давно уже не было так хорошо, все казались своими, близкими, и приятно было узнать, что он со своими проделками вообще стал чуть ли ни легендой для появившихся на заставе новичков, и те смотрели на него с нескрываемым восхищением. Дженсен не анализировал, отчего так тепло к нему отнеслись его бывшие сослуживцы, среди которых у него было раньше немало недоброжелателей, может быть, из за Джареда, а может из за случая с Ливьеном. Он не думал об этом, просто наслаждался, купался в лучах любви, это было так здорово, после стольких месяцев холодного одиночества. Линс не мог дать ему того, что давали эти люди, участие, привязанность, дружба, любовь, как он жил без этого? В пустоте и холоде фальшивых улыбок, только сейчас отогреваясь по настоящему, и только сейчас осознавая, как одинок и несчастен он был раньше. А ведь… Он еще не видел Джареда, но уже может дышать полной грудью. Там, где его Джей – всем хорошо, не только ему, он умеет создавать правильный, счастливый мир вокруг себя, и неудивительно, отчего так медлит и раздумывает Сэн. Вряд ли ей будет лучше там, в гордой и неприступной Эсиларе. И ему надо приложить все усилия, чтобы остаться, он не сможет больше один, нет. Когда веселье было в разгаре, в офицерский клуб пришел Ливьен, и все сразу притихли, с интересом ожидая, что же будет дальше. Дженсен слышал уже от Зоула, что Ливьену пришлось несладко после неприятной истории с каритинами. Когда Ливьена начали откровенно травить, вмешался сам полковник, но Ливьен сам, и без посторонней помощи изводил себя, его искреннее раскаяние в конце концов снова вернуло ему расположение сослуживцев. А потом и Сэн дала согласие на брак, казалось бы, вот оно счастье. Но счастливым он не выглядел, скорее задумчивым, после того, как по его вине чуть было не погиб человек, Ливьен очень повзрослел, изменился, и у него хватило мужества прийти в клуб и попросить у Дженсена прощения, на виду у всех. На что Дженсен, смущенный всобщим вниманием, встал, сказал негромко: – Чувак, я наверно, тоже был неправ. Ты уж прости меня. И первым протянул руку. Ливьен замешкался, но потом удивление в его глазах сменилось радостью, и он с готовностью пожал ее. – Ну вот и ладненько, – Зоул хлопнул Ливьена по плечу, так, что тот покачнулся, – давай, садись с нами. Только что с дежурства? Выпьем, за приезд… Притихшие было офицеры вновь загомонили, заржали, заорали, и по всему, расходиться не собирались еще долго. Дженсен подмигнул Ливьену и поднял кубок. Тот в ответ широко улыбнулся, поднял свой и залпом выпил. *** Джаред частенько ловил себя на том, что чем дальше он торчит на этом шумном и бестолковом межгалактическом рынке, тем чаще возвращается мыслями к заставе. Как там Ид, не случилось ли чего, не достает ли новеньких Зоул, не заболел ли кто, и все нелепей казалась ему ранее заманчивая идея бросить все и начать сначала. Что он умеет? Что он будет делать? Пояснения торговцев, касающихся различий и особенностей кораблей он слушал невнимательно, и никак не мог определиться, что же ему нравится больше. Ему стыдно было признаться и им, потратившим столько времени на него, и себе самому - что он занимается самообманом. Он не видел себя капитаном торгового судна. Он не хотел уже дальних странствий, и врожденный здравый смысл нашептывал ему, что не все так просто в мире торговли, он, зеленый новичок, может крупно прогореть и остаться ни с чем, вложив все свои деньги в дело, в котором ничего не смыслит. Правильнее было бы заняться чем-то близким по духу к его нынешнему занятию, если уж он действительно решит бросить армию. Вот об этом нужно думать, а может даже и вовсе прекратить заниматься ерундой и возвращаться домой, домой, крепость стала его домом, так что – домой. И хватит, отпуск пошел на пользу, и мозги почти встали на место. Однажды только Джаред ощутил приступ тоски, когда в торговом павильоне увидел парня, в светло-сером костюме, облегающем ловкую фигуру, с длинными волосами, зацепленными в нарочито небрежный хвост – сердце застучало быстро-быстро, с шумом понеслась по венам кровь, но уже в следующую минуту Джаред увидел, что это не он, не Дженсен, и не похож совсем, разве что фигура, волосы… Не он. Дженсен теперь недоступен и далек, его не вернуть, и нельзя думать о нем. Он ничего не смог сделать тогда, не смог защитить свою любовь, и вряд ли Дженсен когда-нибудь простит его. Может, стоило позволить во время волнений в крепости убить Каэло – Джаред иногда допускал и такие мысли, недостойные, жалкие, но… тогда Дженсен был бы с ним. Пусть он потерял бы людей, и навсегда потерял к себе уважение, но возможно, Дженсен был бы с ним! Но теперь поздно. И думать об этом нечего. Он задержался немного, всего на пару дней, и уже чувствовал нешуточное волнение, и беспокойство, он не мог заснуть во время полета и перевел дух только когда почтовик запросил разрешение на посадку. Он воспользовался этим еженедельным транспортом, и на Кастион и обратно, лишний раз использовать военный крейсер заставы он никогда себе не позволял, как говорил презрительно Зоул из «излишней скромности» Корабль на заставу прибыл в четыре утра, и Джаред не удивился тишине и запустению. Обычно так и бывает, автомат оставляет на взлетной площадке контейнер и отбывает, позже его увозят и разбирают корреспонденцию. Ничего с ящиком до утра не случится. Джаред с удовольствием вдохнул воздух родной заставы и не торопясь, отправился к себе домой, иначе он уж и в мыслях не называл свою казенную квартиру. Джаред раздумывал, а не забежать ли в свой кабинет, не просмотреть ли скопившиеся бумаги, и решил, что не стоит, пусть дежурные, разрешившие посадку почтовика уже знают, что Джаред здесь, но все же нарушать самим установленные правила нельзя. Посреди ночи по крепости бродить запрещалось, и Джаред поспешил к себе, радуясь, что наконец-то, наконец! Выспится в собственной постели.