Дальняя застава

27 Генерал в крепости был не так давно, несколько месяцев назад, сразу после инцидента с рагонскими пиратами. Джаред не рассчитывал увидеть его так быстро, тем более со всей сворой. При виде толпы, вывалившей за генералом, первое что пришло Джареду в голову – где он будет размещать их. Но Каэло, оставшись с ним наедине в его кабинете, после обычных приветствий поспешил его успокоить: – Я ненадолго. Завтра же обратно. Комиссия во главе с майором Сейтоном останется еще на три дня, потом за ними придет корабль. Вот их команду приткни куда-нибудь, а остальные бездельники на корабле пусть ночуют. Джаред решил не спрашивать, с какой целью к обычной комиссии присоединился генерал собственной персоной, ему казалось, он догадывается о настоящей цели визита. Каэло тут же подтвердил его догадку, и прямо спросил: где его бывший адъютант, и можно ли его увидеть. Черт. Вот это было самое трудное. Он заметил в толпе сопровождающих генерала недовольного Ульрика, и не удивился своему полнейшему равнодушию, он при виде бывшего возлюбленного не испытал ничего, кроме легкого раздражения. Раздражение это было связано даже не с тем, что ему не хотелось видеть Ульрика Сата. Он слишком хорошо знал своих людей, и боялся, что кто-нибудь непременно подстроит Ульрику мелкую гадость, и ладно, если мелкую. Скандала Джареду вовсе не хотелось. Джаред догадывался, что чувства Сата генерал ни во что не ставит, раз притащил явно недовольного адьютаната в место, где тому хотелось бы быть меньше всего. И еще… Каэло ничего не делает просто так. Надо ждать неприятностей, генерал, судя по всему, настроен решительно. В голову Джареду пришла совсем уж дурацкая мысль – а не надумал ли Каэло, часом, забрать Дженсена и оставить вместо него Ульрика? Глупости. А то он не знает, что ему на это скажет… вернее, сказал бы Дженсен. И Сат – вряд ли обрадуется. Размышления Джареда были прерваны настойчивым Каэло, тот снова спросил, где Дженсен, и в голосе его Джаред уловил несвойственное генералу волнение. Тянуть больше нельзя, придется рассказать. Джаред ожидал бурной реакции, но увидеть, как генерал, холеный, блестящий, красивый, обычно самоуверенный, наглый даже, вдруг побелеет, как полотно, и задыхаясь, схватится за стол, чтобы не упасть – он никак не ожидал. Ему пришлось подхватить генерала за талию и усадить в кресло, помочь расстегнуть верхние пуговки мундира и принести воды, и радоваться, что конфуз случился с начальством не на виду у всех. Комиссия, люди в серой форме без всяких значков различия уже занялись делом, еще у корабля отделившись от свиты генерала. Кто-то из сопровождающих отправился в офицерский клуб, еще пятеро офицеров вместе с Ульриком сидели в приемной, дожидаясь, пока начальство решит какие-то свои проблемы. Хорошо, что они не видели, как их генерал чуть не свалился в обморок. Для Джареда это тоже оказалось откровением. Нет, он знал, конечно, что генерал рано или поздно предпримет попытку вернуть Дженсена, это было понятно, но что у Каэло настолько серьезные намерения и чувства… Нда. Дело даже хуже, чем он предполагал. И к возросшей у Джареда подозрительности примешивались теперь непрошенные жалось и сочувствие. Эк его разобрало. Дженсен то может, вряд ли оценит, а вот он, Джаред, оценил. Он генерала вполне понимал, и даже разделял его горе, но вот дальше, к сожалению, их пути расходились. Отдышавшись, Каэло показал во всей красе, на что способен человек, только что переживший страх потери. Каэло орал, вылетев из кресла, перемежая угрозы с ругательствами, он тряс Джареда за грудки и даже порывался ударить, но Джареду удалось взбесившегося генерала скрутить, на что ему потребовалась масса усилий, генерал по комплекции ему не уступал, а был даже здоровее его. Успокоился Каэло так же быстро, выплеснув страх и гнев, и вскоре попросил Джареда его отпустить и проводить в госпиталь. Испуганные офицеры, поджидавшие своего генерала в приемной, двинулись за ними. Джаред по царившему в крепости оживлению знал, что сейчас о прибытии генерала знают все, и беспокоился за порядок мало – он вполне заслуженно гордился проделанной работой – все в крепости работало, как часы. Люди на своих местах, каждый занимается своим делом, порядок и дисциплина. С этой стороны все было в порядке, только вот… Он обязан был доложить о происшествии. О чрезвычайном происшествии. Не доложил, и теперь попал под горячую руку генерала. В госпиталь Сэн пустила только их двоих, свита осталась на пороге. И глядя на генерала, жадно смотревшего через стекло на Дженсена, и слушавшего майора Сэн Ал с явным, нескрываемым недоверием и недовольством, почему-то ощущал стыд и обиду, из-за Сэн. Он узнавал себя в Каэло, и прямо скажем, это было неприятно. Ведь он точно так же не верил ей, и что уж говорить о благодарности, он даже злился на нее, думая про себя: «свихнувшаяся самоуверенная девица, ты наверняка врешь, и все гораздо хуже, чем кажется» Каэло выслушал Сэн не перебивая, хоть за это Джаред был ему благодарен. И тут же генерал заявил: все это хорошо, но Дженсену необходима настоящая квалифицированная помощь. И он Дженсена забирает с собой. Они улетают немедленно. Джаред ждал этого. Ждал с того мгновенья, как увидел Каэло на трапе, но все равно, это оказалось неожиданно и больно, как удар под дых. Пока он собирался с мыслями, бесстрашно выступила с возражениями Сэн: – Ваше превосходительство, его нежелательно сейчас перевозить. – Она начала объяснять, что он спит, и находится под действием лекарств, и конечно, реанимационная капсула в корабле оснащена всем необходимым, чтобы больной не испытывал перегрузок, но может случиться всякое и лучше не рисковать, и врачи, к кому Дженсен попадет, могут назначить неправильное лечение… Генерал холодно заявил, что в его распоряжении будут лучшие врачи столицы, и еще неизвестно, не навредило ли Дженсену ее лечение. У Джареда лопнуло терпение. Он подступил к генералу, злобно сверкая глазами: – Она ему жизнь спасла, генерал, если вы еще не поняли. Если бы не она, вы бы никогда его больше не увидели! Генерал в долгу не остался, забыв про Сэн, он уперся рукой в грудь наступавшего на него Джареда, и прошипел ему прямо в глаза: – А если бы не твоя безалаберность, полковник, он был бы сейчас здоров! Это твоя вина, только твоя, что он чуть не погиб! И ты ответишь за это. Доля правды в словах Каэло была, но это не уменьшило ярость Джареда. – Я не снимаю с себя ответственность, но неполадки с силовым полем это трагическая случайность. – Случайность? Какая, на хер, случайность?! На границе это не случайность, это преступление, вы были беззащитны перед возможным противником! Скажи спасибо, что он остался жив. Объяви по громкой связи, что мы улетаем немедленно, сейчас же. И пусть подготовят Дженсена, как только его перенесут, мы стартуем. – Нет. Он останется. Каэло зловеще улыбнулся, и сказал негромко: – Джаред. Не шути со мной. Ты ведь понимаешь, я могу и по-другому. Джаред не отрывая взгляда от генерала, обратился к Сэн: – Сэн, оставь нас, пожалуйста. Мне нужно сказать нашему уважаемому генералу кое-что, наедине. Как только за ней закрылась дверь, Джаред спросил: – Ты ведь специально за ним прилетел, да? Так уж вышло, что он не может сказать тебе «нет». Так я тебе говорю за него. Нет. Улетай, генерал. Каэло немного отступил, и с интересом оглядел Джареда с головы до ног. – Ну хорошо, я буду с тобой откровенен. Да, я прилетел специально за ним. Комиссия – предлог. Неужели ты думаешь, что сможешь помешать мне? Джаред, ты ведь даже не представляешь, сколько мне пришлось сделать, чтобы мой Дженсен был со мной. Эта ссора между нами… на самом деле, ничего не значит. Он все равно мой, всегда будет моим. Думаю, это происшествие послужит ему хорошим уроком, и он не будет больше от меня убегать далеко. Это может быть опасно, и после того, что здесь случилось, он теперь будет умнее. Джаред не верил своим ушам. Его насторожило заявление о том, сколько генералу пришлось сделать, но это могут быть пустые слова. А если нет? Любопытно… Что – пришлось сделать? Что именно? И откуда такая уверенность – он ведь верит в то, что говорит, верит, и говорит о Дженсене как о каком-то глупом мальчике или как о вещи. Мой. Послужит уроком. Похоже, самому генералу уроки впрок не идут. А Каэло все говорил: – А тебе мешать мне не советую. Джаред, я ведь понял все, когда подслушал твой разговор с Ульриком. У вас… У тебя симпатия к нему? Видишь, я не сержусь, но все же думаю – ему пора вернуться. Хватит, погулял. Дженсен… Он не для тебя, извини. Он слишком хорош для тебя. Ему не место здесь, как бы ты не благоустроил эту занюханную дыру. Джаред, не пытайся встать у меня на пути, я от тебя мокрого места не оставлю. Просто отойди в сторону. Мы разберемся сами между собой, да я и не верю, что он мог увлечься тобой по-настоящему. Еще раз извини, Дженсен, он знаешь, однолюб. Может и кажется вертихвосткой, но это только маска. На самом деле он любит только меня. Уверенность, с какой генерал говорил, невольно внушила Джареду сомнения, но он все равно решил стоять на своем. Спросил хмуро: – А если я все-таки не позволю его забрать? – Ну тогда я с тобой буду разговаривать по-другому. Ты ведь знаешь, при желании можно наказать и невиновного. А у тебя целый букет. Нарушение границы. Искалеченный офицер. А ты все замалчивал, за это и под трибунал недолго. – Этого недостаточно. – Еще как достаточно! Отказ выполнить приказ тоже в копилку, это тяжкое преступление. – Я не дам его увезти. – Джаред покачал головой, – нет. – Ну, это мы посмотрим. – Генерал презрительно хмыкнул, – не ожидал я от тебя, Джаред, подобной глупости. Ты рискуешь карьерой и свободой, ради чего? Он никогда, поверь мне, не оценит твой жертвы. Слишком избалован, капризен. И забудет он тебя очень скоро, а ты… Очень глупо. Они вместе вышли из госпиталя, и вот дальше все понеслось по сценарию, никак не предусмотренному Каэло. И Джаред, если уж быть точным, тоже не ожидал подобного. Когда Каэло, едва оказавшись вместе со своей свитой – объявил, что Джаред арестован, и отстранен от должности начальника крепости – Джаред удивлен не был. Он сдал личное оружие, и спокойно прошел в сопровождении двух офицеров на корабль, где и был заперт в одной из кают. Он был спокоен и сосредоточен, растянувшись на койке, продумывал линии защиты, вспоминая, что именно ему предъявлял Каэло. Если генерал постарается – Джаред на несколько лет угодит в воздушную тюрьму. О карьере придется забыть, а по выходе из заключения придется искать новое занятие. Средств, накопленных за годы службы на границе хватит на небольшой торговый корабль, можно будет попробовать. Одно он знал точно – о своем отказе подчиниться приказу он не жалел, и знал, что никогда бы себе не простил, если бы спокойно отпустил Дженсена. Пусть все равно вышло, как хотел Каэло, но он сделал, что мог, его совесть была чиста. Перед Дженсеном. Не важно, что будет с ним, Джаредом. Не важно, оценит Дженсен или нет его глупую жертву. Даже если генерал говорит, что не оценит – пусть. Джареду что-то подсказывало, в пафосной речи генерала мало правды, он мог ошибаться, и верить, в то, что говорит, но сам Джаред знал совсем не такого Дженсена, как описывал генерал. Избалован, капризен? Так хотелось думать генералу, но его Дженсен не такой. Он знает совсем другого Дженсена. Этот Дженсен мог пожертвовать собой ради другого, умел любить и ненавидеть, и мало походил на нарисованный генералом образ. Джаред все ждал, когда же прозвучит по внутренней связи команда пристегнуться и корабль взлетит. Но время шло, и он хотел было уже постучать в дверь и вежливо поинтересоваться в причине задержки, как дверь каюты распахнулась, и Джаред в изумлении увидел встрепанного, воинственно сверкающего глазами Зоула, а позади него толпились возбужденные, озлобленные – его офицеры! – Вот он! – заорал Зоул, и Джаред буквально был оглушен радостным ревом. – Аааааа, командир! – Эти суки! – Бляди! – Нашего камандира!!! – На хуй, щас всех тут, мало не покажется! – Пит, осмотри все каюты, всех, кого найдешь, разоружить, связать… Джаред в панике заорал: – Прекратить! Офицеры притихли, с опаской поглядывая на него. Чееерт! Да это же… Мятеж, мать его! Идиот Каэло просто забыл, что образцово-показательной крепость стала совсем недавно, и тут бандит на бандите, нарушители армейской дисциплины, такие способны на все, что угодно, особенно если их много. Джаред представил, какое впечатление произвело на офицеров известие о его аресте. Реакцию нетрудно предугадать, и Джаред сам идиот, что не подумал об этом. Господи, только бы они не успели кого-нибудь убить. Или покалечить. 28 – Что происходит? Где генерал?! Джаред боялся услышать самое страшное, но Зоул, отталкивая напирающих сзади солдат и офицеров, рявкнул: – Тиха! Назад, я сказал! Командир, он хотел пробиться на корабль, его малость помяли, но так в порядке. Наши успели заблокировать связь, так что все под контролем. Экипаж корабля тоже нейтрализован. – Какого черта?! – Джаред, задыхаясь от возмущения и ярости вылетел из каюты, и начал пробиваться к выходу. При виде своего командира народ дружно взревел, и от этого рева у Джареда заболели зубы. Вот же придурки! Не понимают даже, что наделали! Сзади него вплотную шел Зоул, и чуя гнев любимого начальства, оправдывался ему в спину, время от времени перемежая оправдания посторонними воплями: – Командир, все стихийно началось, никто ничего не успел понять, а этот упырь сидит уже в твоем кабинете и распоряжения отдает. Мол, пусть полномочия начальника крепости временно принимает Ид. Да тихо вы, чего орете?! Ну тут все и завертелось, а эти, офицерики, что с Каэло прибыли, и сами ничего не поняли, их быстро скрутили, а мы с Зиневрой их от греха заперли в карцер, ключи у меня, боялись, что разорвут. Куда прешь?! Назад!!! Назад, я сказал!!!Эй, командир, он сам виноват. Сперва мы с ним вежливо разговаривали, а он понес – преступная халатность, трибунал, то се, а наш капитан Люк, спец по связи, возьми да и включи громкую связь в кабинете, в общем, все услышали. И тут понеслась! Я охрану оставил, возле дверей, но боюсь, Рикадо может их не удержать, там полгарнизона собрались, и все жаждут крови Каэло. Ульрику, кстати говоря, нехило наваляли. – Все живы, я правильно понял? – сквозь зубы отрывисто спросил Джаред, Зоул с заминкой ответил: – Когда уходил оттуда – были живы. – Идиоты. Вы даже не понимаете, чем это может кончиться. Образцово показательная застава! А проверяющие? Эти как? – внезапно вспомнил про них Джаред. Они уже вышли из корабля и при виде Джареда как по мановению волшебной палочки гомон и крик затихали, и от злобно метающего взгляды начальства все рассеивались и разбегались, принимая самый невинный вид. – А… Сэйтон был на складе амуниции, его там Роки и закрыл, чтоб не отсвечивал. Его команда там же отсиживается. – Ну хоть не все с ума посходили. Роки молодец. – Командир! А правда что генерал за Дженсеном прилетел? – неуместное любопытство майора разозлило Джареда, он недовольно сказал: – И это уже успели узнать. – Так он, урод, на Сэн орал, мол, готовьте больного. Все слышали. Не знаю, как я сдержался, чтоб ему не врезать. Джаред ускорил шаг. Надо поскорее добраться до собственного кабинета, и черт! Это опять его вина! Как он не предусмотрел, что спецконтингент крепости на генеральские угрозы может отреагировать неадекватно. Одна паршивая овца портит все стадо, а тут просто плюнуть некуда, сплошняком паршивые овцы, просто коллекция со всех гарнизонов, собрали на свою беду. Одно неверное слово, и ситуация может очень быстро выйти из под контроля. Что и произошло. Вбежав в кабинет, Джаред при виде Каэло перевел дух. Господи. Спасибо тебе. Жив, сукин сын. Если бы этого ублюдка пришибли, пожизненное на LLL8 ему было бы обеспечено. В углу Джаред увидел Ульрика с подбитым глазом и окровавленным кружевным платочком в руках, выглядел он насмерть перепуганным и даже не плакал, а вот генерал держался молодцом. Как только Джаред вытолкал за дверь Зоула и всех остальных, прикрикнув, чтобы немедленно расходились и занимались каждый своим делом, генерал спросил холодно: – Вы намеренно спланировали эту акцию, господин полковник? Джаред покачал головой. Как предсказуемо, именно этих слов он и ждал. Сказал устало: – Вы прекрасно знаете, ваше превосходительство, я не мог подстрекать к бунту, находясь в изолированной камере на вашем корабле. Не надо передергивать. – Бунт – правильное слово. – Генерал встал перед ним, но предусмотрительно голос не повышал и явно стал осторожнее. Джаред усмехнулся. Да, такие как Каэло понимают только демонстрацию грубой силы. Здесь он пока в невыгодной ситуации, но уже пробует манипулировать и угрожать, и в общем, прав – этот инцидент дал в руки генералу неоспоримые козыри. Мятеж уже нечто более серьезное, чем неприятность с силовым полем и несчастный случай с офицером. Потому что да – все, что случилось, можно было трактовать и так мягко. А вот мятеж – иначе как мятежом не назовешь, бунт против существующей власти никогда ничем хорошим не заканчивался. – Генерал… – Ты все понял, полковник. Положим, мне не удастся доказать твою причастность. И возможно, я должен был действовать осторожнее. Но, Джаред. Как только я прибуду в Эсилару, все станет известно, и через пятнадцать часов здесь на Эффале будет дюжина чистильщиков. Ты ведь знаешь, что это такое? Ты видел на Рагоне. Все твои люди, что так пылко защищали тебя – будут арестованы, часть из них попадет в тюрьму и надолго. Всю вашу заставу расформируют, и здесь будут служить другие люди. Мне даже ничего не надо будет для этого делать – они все сделали сами. Показания офицеров, экипажа и все. Генерал был чертовски прав, и Джареда бесило это невероятно. Теперь он был полностью в руках Каэло, но… можно еще попробовать выторговать себе условия. Он отвечает за свою крепость, за людей, что доверились ему, он должен постараться их спасти. Джаред нехорошо улыбнулся: – Не спешите, генерал. Вы еще не в том положении, чтобы диктовать мне условия. А ну как я выйду на минутку, что с вами станет? Если уж пропадать, так вас я потащу за собой, ваше превосходительство. Одним генералом меньше, какая разница, отвечать так за все. Джаред вежливо улыбнулся и отдав честь, спокойно направился к двери. Замерший в углу Ульрик взвизгнул: – Джаред, ты не поступишь с нами так! – Почему нет? – Джаред пожал плечами, – я просто не успел вас спасти. Бывает, во время волнений. Он уже потянулся к ручке двери и гадал, что будет делать, если генерал не остановит его, но Каэло не выдержал первым. Отрывисто выкрикнул: – Стой! Джаред невозмутимо обернулся к генералу, вопросительно глядя на него. Каэло растянул губы в натужной улыбке: – Пришло время договориться, полковник. *** Ульрик из кабинета ни в какую не хотел выходить, и твердил, что не помешает, он панически боялся ждать снаружи, пока генерал и полковник договорятся. Так что пришлось Джареду вызывать Зоула и отправлять Сата под охраной на корабль. А дальше… К сожалению, его верные друзья-товарищи не оставили ему большого выбора. Или Джаред позволяет генералу увезти Дженсена, и тот при этом клянется честью офицера инцидент с волнениями в крепости замять – что будет очень нелегко! при всей власти Линса Каэло. Так же Каэло пообещал принять задним числом доклад о происшествии с защитными силовыми полями, и сделать все возможное, чтобы дело это как можно скорее ушло в архив. Или… Дженсен останется, и меньше чем через сутки Эффалу окружат зловещие чистильщики – и тогда несдобровать уже всем, и ему, что, в общем, не так уж важно, и всем его людям, а вот этого он допустить никак не мог. Никто больше в крепости Энит пострадать не должен. Сама постановка вопроса выглядела смехотворно-дико, получалось, что в руках Джареда была сейчас судьба всей крепости. И чтобы крепость существовала и дальше нормально и спокойно, он должен – глупость какая – вернуть генералу его адъютанта. Дженсен сам не зная того, превратился в разменную монету. Но согласиться придется. И еще поблагодарить, и радоваться, что генерал готов закрыть на все глаза и мало того – закрыть их всем своим сопровождающим – вот это мог сделать только Каэло. Джаред не сомневался – если обещал, сделает, он добился чего хотел, а Джаред ему был нужен, и последние события хорошо продемонстрировали Каэло, что кроме Джареда никто с вояками на Эффале не справится. Джареду пришлось согласиться. И ему пришлось смотреть на то, как Дженсена забирают, отворачиваться от Сэн, и от многих других, с растерянностью и недоверием ожидающих от него команды. Даже не команды – лишь слова, взгляда, кивка. Ему пришлось смотреть, как стартует корабль, и как расходятся в полном молчании люди, только недавно готовые за него порвать, расходятся разочарованные и подавленные. Так и не понявшие, какую цену ему пришлось заплатить, за их свободу, за их жизнь. Джаред только теперь по-настоящему понял, каков на самом деле вкус одиночества, полного, всепоглощающего, оглушающего. Это было не во время ссор и недомолвок, когда Дженсен днями не разговаривал с ним или отсиживался в казарме, о нет, всегда можно было пойти и увидеть его, и по крайней мере знать – он здесь, рядом, неподалеку, одиночество пришло сейчас, и никто не способен заменить ему отвратительно заносчивого, упрямого, нежного, любимого Дженсена. Джаред подозревал, Каэло как и грозился, никогда больше не отпустит от себя строптивого лейтенанта, сделает все возможное для этого, и думать об этом было плохо, больно, от своей беспомощности хотелось выть. Ничего. Ничего нельзя сделать. Дженсен не справится с этим маньяком. И Джаред не сможет ему помочь, из своей крепости. От самоубийственных мыслей спасло Джареда появление в полковничьих апартаментах Зоула. Тот притащился к нему за полночь, держа в каждой руке по две бутылки, и как никогда Джаред рад был напиться, чтобы не думать, не чувствовать, чтобы не болело. Через час они уговорили две из четырех, и Зоул сказал первую после своего прихода фразу. Спросил скучно, не глядя на Джареда, и разливая третью бутылку по вместительным кубкам: – Как думаешь, не напиздел генерал? Не явятся завтра черные ангелы? – Нет. – Уверен? Может, приготовиться к прибытию гостей? Джаред тяжело вздохнул, потер руками лицо, сказал глухо: – Нет, Зоул. Все, что хотел, он получил. Обещания он раздает редко, но если уж дал – выполняет. Зоул помолчал, хмыкнул: – Надо же. Этот парень просто полон сюрпризов. Узнаю все больше интересного. Джаред основательно хлебнул, и не пожелал вникать, кого Зоул имеет в виду, генерала или Дженсена. Какая теперь разница… 29 Сквозь пелену боли до Дженсена доносились неясные звуки, он все силился хотя бы вздохнуть глубже или застонать, или открыть глаза, но тело, язык, веки, ему не повиновались. Сколько прошло времени, он не знал, время не ощущалось, он будто завис где-то, в боли и безвременье. Потом, позже, ему казалось, он различает отдельные слова, но мысли в голове копошились короткие, невнятные, сонные, он не мог вспомнить, где он и что с ним. Пока однажды не смог открыть глаза. Рядом он услышал шорох одежды, в поле зрения показалась незнакомая девушка и взволнованно сказала: – О, господи, он очнулся… Больной, вы слышите меня? Очень хорошо, сейчас, я … мне надо сказать врачу. Девушка выскочила из палаты, а Дженсен с недоумением соображал, откуда в крепости девушка. Кроме Сэн и двоих ее помощников никого тут быть не должно…Стоп. Дженсен с трудом повернул голову, осмотрел палату, и не узнавая помещения, нахмурился. Нет, это не больничный корпус в Энит. Огромные, светлые окна, за ними ярко-голубое небо, совсем не такое, как на Эффале. Там оно вечно затянуто тучами, а это… похоже на… В палату, с белым халатом на плечах ворвался генерал, подтверждая зародившиеся подозрения Дженсена. Он в столице, вернее, в столичном госпитале Эсилары. Выражение искренней тревоги на лице генерала нисколько Дженсена не обрадовало, наоборот, он испытал неожиданный приступ раздражения. – Дженсен? Ты слышишь меня? Джен? – срывающимся голосом позвал его генерал, и Дженсен хотел было сказать что-нибудь злобно-язвительное, но вдруг увидел в глазах бывшего любовника слезы. Дженсен ответил, и сам удивился слабости своего голоса: – Слышу…Линс… Я…где? – Все теперь будет хорошо, – быстро выпалил генерал, присел на стул, и продолжал говорить, так, будто не говорил сотню лет, – Дженсен, ты теперь дома, все, хватит, довольно мы помотали друг другу нервы, я так испугался! Я же думал, ты… Ты никогда… Это ужасно, Джен, больше не пугай меня так, пожалуйста. Ах, да, я велел перевезти тебя в наш госпиталь, столичный, здесь настоящие светила, не то, что какая-то самоучка в этом забытом уголке вселенной. Дженсен, ты не беспокойся! Теперь все пойдет по-другому… А эта… выскочка, Сэн, кажется, на удивление, сделала все правильно. Но я же не мог там тебя оставить, согласись? Тут все самое лучшее, лучшие доктора, они все посмотрели тебя, и велели ждать, а я с ума сходил, ты не представляешь, что я тут пережил. Как всегда, о себе любимом. Как он переживал, как испугался. Дженсен прикрыл глаза, чтобы Каэло не смог прочитать в его взгляде недовольство, и попытался собраться с мыслями. Значит, он в столице. И наверно, уже не первый день. Как он тут оказался? Страшно хотелось пить, и очень хотелось узнать, как там Джаред, и была маленькая, совсем небольшая глупая надежда – что вот, сейчас откроется дверь, и в палату войдет Джаред, он просто сидит там, в больничном коридоре, и ждет, когда ему можно будет войти. И когда дверь действительно открылась, Дженсен с надеждой посмотрел, но это все лишь был врач в сопровождении той самой девушки, первой, кого он здесь увидел. Генерала вежливо попросили выйти, и от врачей Дженсен узнал, что находится здесь уже пятый день, что операцию ему сделали блестяще, и повторили это несколько раз. И даже спросили у Дженсена, как давно в их крепости работает Сэн Ал. У Дженсена немного поднялось настроение. Вот ведь, как бывает – если бы не несчастье с ним, не обратили бы столичные профессора внимания на врача с заставы на краю света. Джаред вряд ли обрадуется, если у него уведут Сэн, но с другой стороны, не век же ей сидеть в глуши, с ее талантом. Джаред… Мысли снова вернулись к Джареду. Дженсену приходилось только догадываться, как все произошло. Зная генерала очень хорошо, Дженсен ждал, что тот предпримет попытку его вернуть. Не от большой любви, о нет. Дженсен в глазах генерала был просто его собственностью, он привык к нему, привык что рядом всегда молодой, красивый, влюбленный в него дурачок, удобно и приятно, и расставаться с любимой игрушкой генералу не хотелось. И Линс был слишком ослеплен собственным величием чтобы поверить, что его можно променять на кого-то другого. Дженсен, очнувшись в больнице и увидев рядом с собой Линса, понял со всей очевидностью – ему снова придется драться за свою свободу. Очевидно, что Линс не успокоился, но в этот раз – все по-другому. Ему, Дженсену, не придется бороться с собой, вырывая любовь из сердца, он излечился и зависимым себя больше не чувствовал. Более того – он вдруг понял, что это и не было настоящим чувством, Линс вовремя окружил его заботой, помог справиться с горем, оказал помощь и поддержку, когда вся жизнь его после ухода из училища казалось пустой, когда он был сломлен и разбит. Благодарность за участие трансформировалась в привычку, ему казалось, он любит, и взаимно, и самым главным в этом чувстве было безграничное доверие и уверенность – ему есть, на кого положиться. А потом… Линс сам сделал все, чтобы лишить его этой уверенности. Линс так легко, так просто пошел на предательство, что стало ясно – Дженсен ошибался, и для Линса он всего лишь один из многих, может быть, один из любимых, но не настолько, чтобы отказываться от других. Сейчас Дженсен, лежа в больничной палате, за неимением других занятий, мог рассуждать об этом, и даже спокойно, и все благодаря Джареду – потому что полковнику с далекой заставы без особых усилий удалось внушить ему настоящее чувство. Дженсен так изменился, так изменилось его отношение ко всему, что он не понимал, как мог он так долго страдать из-за предательства Линса. Удивительно, каким все кажется глупым по прошествии времени, а ведь жизнь тогда – в очередной раз! – казалась конченой. А с Джаредом все иначе. С ним каждый день хотелось нового, просыпался интерес к жизни, хотелось все успеть, все попробовать, до всего дотянуться, и Джаред никогда не делал попытки давить на него, переделать, наоборот – смотрел так, что Дженсен ощущал себя значимым и черт! Нужным. Он интересен был Джареду, и это было не спрятать, это видно было, и это было приятно. К сожалению, Каэло никак не хотел понимать, как далек Дженсен от прошлых отношений с ним. Генерал приходил каждый день, рассказывал о делах в штабе, и вообще, вел себя так, как будто Дженсен никогда и не отлучался от него. Дженсен тихонько удивлялся настырности генерала. Казалось бы – ну что ему Дженсен? Вокруг десятки, сотни молодых людей, горят желанием быть приближенными к такой знатной и обладающей немалой властью особе, а он ведет себя, как упрямый мальчишка, у которого отняли любимую игрушку. Ну ничего. Придется доказать ему, снова, еще раз! Пока не поймет – он не игрушка. Не вещь, и не безмозглое существо, которому лишь бы иметь богатого покровителя. Дженсен упрямо про Джареда не спрашивал, инстинктивно не желая говорить с Каэло о дорогом для него человеке. Но каждый раз, когда открывалась дверь, с невольной надеждой смотрел, может быть Джаред?.. Но нет, это всякий раз была или медсестра, или врач, и Каэло не выдержал, заговорил первым. Однажды он пришел с большой черной папкой, при виде которой у Дженсена сразу зароились всяческие не очень приятные предположения. Каэло, усевшись на свой стул, бросил папку на край кровати. Дженсен вопросительно посмотрел на него. За все время нахождения в госпитале он и двух десятков слов не сказал Линсу, но теперь ситуация требовала разрешения. Генерал чуть не официально сказал: – Дженсен. Я тут поговорил с врачами, они считают, ты достаточно окреп, чтобы выслушать меня. Посмотри эту папку. Я оставлю ее до завтра. – Что там? – Дженсену стало нехорошо. Просто – нехорошо. Он слишком хорошо знал Линса, еще бы понять, что он задумал. – Там дело, на начальника крепости Энит, Джареда Падалеки. И от тебя зависит, уйдет ли это дело в трибунал, или я его положу в стол… до лучших времен. Хотя, если уж быть до конца откровенным – дела такого рода теряют свою актуальность, срок давности минимальный. Через полтора-два года все эти показания свидетелей не будут иметь никакой ценности. Но, Дженсен. За это время ты сам поймешь, какую глупость чуть было не совершил, оставшись в этой глуши. Дженсен побледнел, но удержался от ругательств. Проклятый генерал догадался, понял все про них с Джаредом, как Дженсен не старался все скрыть. Линс мог услышать имя, сорвавшееся с губ, пока сидел возле кровати, он мог понять по другим признакам… Каэло тоже, как ни крути, Дженсена немного знал, может даже, вовсе и не немного. – И все-таки. Что там? – спокойно спросил Дженсен. Каэло пристально посмотрел на него, и так же спокойно пояснил: – Я не намерен больше терпеть твои выкрутасы. Ты вернешься в штаб, в конце концов, я отвечаю за тебя. Там лежат бумаги, которые ты должен подписать, Дженсен. Еще там свидетельские показания офицеров штаба и экипажа корабля, показания членов комиссии. Полный отчет о нарушении в работе силового защитного поля границы, в результате которого чуть не погибли люди. О тебе там тоже есть. Ты пострадавший. – Что за бред! Я… Я сам виноват, Джей… начальник крепости здесь не при чем, судить нужно меня. – Дженсен открыл толстую папку, и оттуда выскользнул и спланировал на пол лежавший сверху фирменный бланк. Каэло поднял его и вручил Дженсену со словами: – Я не дурак, Джен. Я все видел, как ты смотришь, как ждешь этого Джареда. И вот что я тебе скажу – он не придет. Как только он прилетит, я немедленно его арестую, я его сам предупредил. И он будет сидеть под замком, пока ты не подпишешь эти бумаги. Еще раз повторяю – я не позволю совершить тебе глупость, это затмение скоро пройдет, ты забудешь все, и будешь мне еще благодарен. И да, времени у тебя немного. Подумать до завтра, а потом я уже не смогу остановить запущенную машину. Дженсен посмотрел на Каэло, улыбнулся криво, прошептал: – Зачем, Линс? Это ведь ничего не изменит. – Ошибаешься. Ты сейчас просто не в себе. Потом скажешь, что я был прав, Джен, это место не для тебя! – А где мое место? – Дженсен с трудом сдерживал ярость, – в твоей койке?! Линс, ты не много на себя берешь? Какого хера ты лезешь в мою жизнь? – Я старше. Я умнее. Я знаю жизнь, и я могу… я много могу сделать для тебя, Джен, и я знаю, как тебе будет лучше. Понимаю, ты сейчас не готов еще, и прощаю твою грубость, но когда-нибудь придет время, и ты поймешь. Каэло вызывал в Дженсене своей непоколебимой уверенностью бурю противоречивых эмоций, из которых преобладала злость, но были в этом букете и неуверенность, и отчаяние, и страх. Каэло умел разбудить в нем эти не самые приятные чувства, но с их помощью, Дженсен понимал теперь – людьми управлять было проще. Каэло вскоре ушел и Дженсен, немного успокоившись, жадно ухватился за папку. Надо знать размер катастрофы, постигшей его. Его и Джареда. Изучив все документы в папке, Дженсен получил представление об угрозе, нависшей над Джаредом. И у него не было большого выбора – или он подписывает пару бумажек, обрекающих его на рабство, или Джаред отравляется в тюрьму, а вместе с ним и добрая половина офицеров крепости, активно участвующих в так называемом мятеже. И служить на Эффале ему придется уже без Джареда. Дженсен отложил папку и задумался. Умный, мстительный, вдруг воспылавший к нему прежними чувствами генерал явно вознамерился сделать все, чтобы вернуть его обратно. Дженсен подозревал, если бы тогда, в период увлечения Линса Ульриком он смирился и согласился на групповушку, Линс на этом бы не остановился. Ему прискучила безоглядная привязанность Дженсена, ему хотелось разнообразить свою жизнь, хотелось острых ощущений, сперва Ульрик, потом генерал Вейк, потом… бог знает, что было бы дальше, но ясно одно – если бы Дженсен безропотно согласился, это продолжалось бы и сейчас, и в конце концов генерал потерял бы к нему интерес, наигрался бы вдоволь и выкинул, как надоевшую, сломанную, отслужившую свое вещь. Но неожиданное сопротивление пробудило в Линсе заснувший было интерес, и сейчас он снова пытался сломать его, подогнуть под себя, в нем сработал элементарный инстинкт собственника. Дженсен на счет генерала не обманывался. Он сам по себе нужен генералу лишь постольку поскольку, он хочет доказать и Джареду и Дженсену, кто здесь главный. Дженсен снова открыл папку и хмурясь, подписал бумаги. Рапорт о переводе… Долгосрочный контракт, довольно жесткий, обязывающий Дженсена безотлучно находиться при Линсе… Еще контракт, на этот раз брачный, обязывающий Дженсена по истечении трех лет с момента подписания вступить в отношения, вызывающие при одной мысли о них приступ тошноты. Скотина… Знает, что припер к стенке. Одно хорошо – дал хотя бы время, за три года, может, и сам передумает. Дженсен снова внимательно просмотрел все бумаги. Последний контракт удивил его. Значит, Каэло не собирается расстаться с ним даже в перспективе. Это хреново и несколько не вписывается в образ, привычный Дженсену, и что интересно, дает Дженсену власть, он одним махом взлетает вверх по служебной лестнице, и встает рядом, плечом к плечу со своим… теперь уже не любовником, и не покровителем. Будущим супругом. Подкупает? Властью, деньгами, положением? Теперь никто не посмеет сказать Дженсену в лицо – генеральская шлюха, подстилка. Равный партнер… Нет-нет, это всего лишь маневр, потом Линс найдет способ избавиться от него. Он, Дженсен, не мог ошибиться. Линс – редкая скотина и собственник, и еще – ему нравится, когда намеченная жертва сопротивляется. Когда он догоняет, когда ломает, когда он охотник. Ровные теплые отношения ему быстро прискучивают, так что Дженсен, если заглянуть назад, совершил тогда на вечеринке Вейса тактическую ошибку. И век ему теперь от Линса не избавиться. Дженсен сердито посмотрел на папку, прикусил губу, глаза загорелись зловещим огнем. Ну хорошо же, Линс. Я принимаю новые правила игры. Ты любишь экстрим? Ты его получишь, и не жалуйся, я щадить тебя не буду. Все получишь, истерики, измены, жестокие развлечения, я достану тебя, ты забудешь о спокойной жизни навсегда. Я буду изводить тебя, провоцировать, но близко не подпущу, я превращу твою жизнь в ад, Линс Каэло. И даже не рассчитывай, что я когда-нибудь успокоюсь. Ты первый пошел на шантаж, так что теперь моя очередь – я буду искать твое слабое место, Линс. Я отыщу твой скелет в шкафу, твою папку с секретами, твою маленькую грязную тайну. И вот тогда – мы поговорим на равных. И тогда я буду диктовать свои условия. 30 не бечено! Пять месяцев, почти пять месяцев, сто сорок пять дней в Эсиларе, из них сто одиннадцать дней прошло с того момента, как Дженсен в последний раз видел Джареда. Дженсен при воспоминании о долгожданной встрече поморщился и скорее отхлебнул вина из кубка. Тогда он еще лежал в госпитале, и проклятый Каэло потребовал, чтобы он сам сказал Джареду о своем решении не возвращаться в крепость и опять напомнил о черной папке. Как уж Джареду удалось добиться свидания, Дженсен не знал, возможности спросить не было, генерал его палаты не покидал во время всего визита. Ему оставалось только смотреть на Джареда, отмечая про себя перемены, произошедшие с бравым полковником. Джаред вроде как стал выше ростом – или это казалось ему, прикованному к больничной койке… Еще Джаред казался уставшим, может, болен? Нет, нет, Сэн присматривает за ним, он здоров, ему это просто кажется… Дженсен не мог отвести от него глаз, и лишь потом, когда Каэло кашлем привлек его внимание, спохватился и сказал, что да, он остается. Это его решение, ему предстоит длительная реабилитация и вообще, его планы теперь круто изменились. Он не свободен. Последнее признание ему далось особенно трудно, а еще хуже стало, когда он увидел, как погас взгляд Джареда. Джаред вежливо пожелал ему скорейшего выздоровления, поздравил с помолвкой и ушел, а вот потом… Потом Дженсен, кажется, устроил истерику, но последовательность событий после ухода Джареда оказалось утерянной, то ли в результате уколов, то ли сознание само милосердно отключилось. Он, кажется, что-то кричал, плакал, требовал Джареда вернуть, проклинал Линса, даже грозился, а еще помнил руки, прижимающие его к постели. Потом он спал, как ему позже сказали, держали его в таком состоянии три дня. Очнувшись, он уже не был так воинственно настроен, как в самом начале, когда грозился уничтожить Линса его же собственным оружием. Все вдруг стало безразлично, есть его заставляли с трудом, общаться с мозгоправами он категорически не хотел, и на все попытки расшевелить его не реагировал, равнодушно молчал, глядя в одну точку. С Линсом Дженсен тоже не разговаривал, ему было совершенно все равно, что после объявления его нового статуса его перевезли в левое крыло госпиталя, где находились сплошь высокопоставленные особы, члены семей крупных военачальников, внезапное свое причисление к элите он даже, кажется, не осознавал. Осознание пришло намного позже, уже в процессе реабилитации, когда его вежливо-вежливо но настойчиво вытягивали из постели, заставляли есть, заставляли двигаться, делали бесконечные массажи, он все время был под пристальным, неусыпным, таким благожелательным вниманием, всё вокруг в привилегированном крыле дышало необыкновенной заботой, нежностью, на него смотрели с восхищением и любовью, так, что Дженсен поневоле начал задумываться, и сопоставлять – насколько отношение к нему изменилось. Молодой, сильный организм не желал сдаваться, и волей неволей Дженсен перешел от равнодушия и отчаяния к состоянию, более всего похожему на грустную обреченность. А немного позже вернулась живительная злость. Хорошо, пусть так. Каэло продемонстрировал свою власть очень убедительно, показал себя во всем блеске, он показал, на что способен, и недвусмысленно и снисходительно намекнул, как бесполезно с ним бороться - на его стороне вся мощь империи, и он всегда может повернуть эту громоздкую устрашающую махину против неугодных, и от противников не останется и следа. Дженсен все это увидел и понял, но, тем не менее, упрямство не позволяло ему так просто сдаться. Придется выждать. Как долго придется терпеть – неизвестно, он очень жалел теперь о своих необдуманных словах, тех угрозах, что выкрикивал в приступе отчаяния, сразу после ухода Джареда. Генерал, хитрый, осторожный, беспощадный, мог запомнить и учесть на будущее. Надо будет действовать весьма аккуратно, и первое время все усилия приложить к тому, чтобы усыпить подозрения Линса. Придется выждать… Как бы не хотелось послать все к чертям, но если он хочет когда-нибудь избавиться от опеки генерала, нужно думать уже сейчас. О том, чтобы вернуться на заставу Дженсен старался не думать. Пока. Мысли эти навевали нестерпимую тоску, он боялся, что Джаред никогда не простит его, он наверняка чувствует себя брошенным, несправедливо обиженным… Этот брачный контракт был как контрольный выстрел, и очень трудно будет убедить Джареда, что он, Дженсен, был вынужден согласиться на столь выгодное предложение. Выгодное… Откуда знать Джареду, что Дженсен не очередной охотник за богатым и знатным супругом, со стороны он именно таким и выглядел… Оставалась маленькая надежда, что ему возможно удастся когда-нибудь освободиться от генерала, вернуться в крепость и добиться прощения Джареда, но еще жил в душе страх, что полковник найдет ему замену. Глупо, очень, неправильно, но ревность никто еще не отменял, и Дженсен не боялся признаться самому себе – да, он ревнивый сукин сын. И с тоской подозревал, что задержится здесь, а на долгое время оставлять Джареда одного было опасно. Ну вот, хотя бы сейчас, прибудет новенький, на его место, и… Нет. Нет-нет. Джаред дождется его. Надо верить, иначе совсем опускаются руки. Дженсен отгонял невеселые ревнивые мыслишки, и сосредотачивался на плане освобождения – надо забыть пока о всем остальном, все по порядку! Надо прощупать почву. У такого как Линс непременно должны быть секреты, серьезные, такие, где замешаны известные лица, большие деньги, и он приложит все усилия, чтобы раздобыть компрометирующие материалы. Но у Линса и мысли не должно возникнуть, что Дженсен интересуется его секретами. Дженсен решил, что лучше всего будет сейчас дать себе волю. Линс показал на что способен он, теперь его ход. В результате Линс будет думать о нем все что угодно, но только не то, что Дженсен уже сейчас готовит план побега. Надо сказать, Дженсен с большим удовольствием приступил к части плана, который можно было условно обозвать «гори все огнем». Первым делом в день выписки он сбежал от генеральской свиты, почтительно дожидавшейся его у ворот госпиталя, перелез через забор и исчез, что при его навыках было делом плевым. Генерал поднял на уши весь госпиталь, прежде чем нашли слегка придушенного, спрятанного в кладовке раздетого охранника и прошло еще два дня, прежде чем Дженсена отыскали пьяного, с подбитым глазом в компании невменяемых собутыльников, в придорожном кабаке за тридцать миль от столицы. С этого дня Каэло действительно потерял покой. Он спал с лица, обзавелся нервной улыбкой и постоянно ждал звонка от охраны, приставленной к Дженсену, что их беспокойный и драгоценный объект опять сбежал. Он со страхом ждал, что где-нибудь Дженсена могут прирезать, или дать бутылкой по голове, или ему придет в голову снова протащить прямо в императорский дворец отвратительно пьяных и вонючих собутыльников, он один раз проделал это, и Линсу стоило большого труда замять скандал. Угрозы и помахивания черной папкой на Дженсена больше не действовали. Он дерзко смеялся и заявлял, что свою часть договора выполняет, как умеет, и большего от него требовать нельзя. Каэло, скрипя зубами, соглашался, второй контракт, предписывающий Дженсену находиться все время при генерале, можно было спокойно отправлять в мусорную корзину. Мерзавец как будто знал, что генерал никогда на самом деле черную папку в ход не пустит. И все больше наглел, проверяя переделы его терпения. Каэло и в самом деле не собирался ее использовать, она нужна была только для того, чтобы удержать Дженсена при себе, да и нарушать слово, данное Джареду, он при своей извращенной логике и странных принципах он не мог. Вот так вот – использовать для шантажа информацию мог, причем шантажировать и Дженсена и Джареда одним и тем же пакетом бумаг, это было забавно, в самом деле, а вот пустить в ход не мог. Да и бумаги эти уже не имели своей прежней значимости, и тут уже действовал обратный закон – предоставляя документы, собранные так давно Каэло подставлял уже себя. И Дженсен знал об этом, но Линс по этому поводу не особенно горевал, он ожидал заранее, что Дженсен очень скоро догадается - Каэло вечно грозить папкой ему не сможет. И тут на первый план выступал брачный контракт. Первые два контракта были не так важны, по сравнению с брачным. Вот его Дженсен при всем своем желании нарушить не сможет, этот поводок покрепче стальных цепей. На самом деле такие контракты были созданы еще в пору Большого Конфликта, когда империя постоянно находилась в состоянии войны. Предварительные контракты позволяли партнерам, не имеющим возможности находиться в сексуальной связи, проверить свои чувства и самое главное, давали бесспорное право при гибели одного из них второму – наследовать имущество погибшего. Еще такой контракт давал возможность партнеру, бывшему на социальной лестнице ниже своего избранника воспользоваться всеми преимуществами, какими пользовался более знатный в их паре. Желание заключить подобный контракт могло исходить только от более значимого партнера. И им старший партнер защищал второго от любых неприятностей, могущих возникнуть в его отсутствие и при его гибели. Разорвать в одностороннем порядке такой контракт было нельзя, ни с одной ни с другой стороны. Он мог быть либо продлен основным брачным договором по истечении обговоренного срока, обычно это было 3-5 лет, либо не продлялся, и тогда партнеры считались свободными от обязательств, но раньше обговоренного срока прервать контракт не было никакой возможности. Единственное, что могло освободить от предварительного брачного договора – смерть одного из партнеров. Каэло, предчувствуя возможное сопротивление Дженсена, специально выбрал этот редко в мирное время применяемый вид предварительного контракта, из-за его специфической особенности. Он мог бы конечно, заставить его подписать и обычный, но Дженсен нашел бы лазейку, и попытался бы освободиться от него. А здесь, как бы он не пытался – ничего не выйдет. Ему придется терпеть, а за три года он успокоится, привыкнет, смирится и даже, Линс надеялся, вновь проснется его любовь. Каэло не смотря на все выкрутасы Дженсена, с оптимизмом смотрел в будущее. У него есть всё время мира и вся власть и любовь, чтобы вернуть расположение Дженсена, загладить свою вину и исправить ошибку, что когда-то он совершил. Почти год прошел после той вечеринки у Вейка, где Дженсен, такой послушный, спокойный, вдруг разом перевернул все представления о себе, показав себя таким, что в одно мгновение Каэло забыл об Ульрике и его любовь вспыхнула с новой силой. Каким надо было быть ослом, чтобы не видеть, не понимать, какое сокровище он чуть было не потерял?! Сожаление грызло его до сих пор. Бледный Ульрик не шел ни в какое сравнение с его горячим, живым, отчаянным Дженсеном, и вернуть его нужно было во что бы то ни стало. Он не встретит больше такого, не найдет, и он действительно достоин быть вместе с ним в качестве партнера и члена семьи. Дженсен продолжал бесчинствовать. Благодаря Каэло и всем известному теперь его особому положению у него появилось много возможностей развлечься. Он почти не являлся на службу, мастерски убегая от охраны, он беззастенчиво пользовался кредитной картой генерала, и всюду, маскируясь под изрядно выпившего, собирал информацию. Он искал теперь врагов Каэло, но это было не так просто. Все, кто имели зуб на Каэло, относились к Дженсену с осторожностью, и даже ночные его вылазки с целью пошарить по их тайникам успеха не имели. В роскошном особняке Каэло, где он вынужден был теперь жить – Дженсен не нашел ничего, ни намека на тайник. В сейфе лежали документы, но для Дженсена они интереса не представляли. И постепенно, продолжая поиски, Дженсен приходил в отчаяние. Ничего, ничего за пять месяцев… Ладно, два исключим, это время проведенное в госпитале – но ни одной зацепки за три месяца нагоняли на Дженсена тоску. Он даже немного сбавил обороты, и скандалов в последнее время было поменьше, а последние два дня он и вовсе не покидал специально оборудованный в генеральском доме бар. Пил и мрачно размышлял, что ему еще предпринять, чтобы добраться, наконец, до секретов Линса Каэло. По всему выходило, ему необходимо изменить выбранный стиль поведения. С души воротило, но ничего не оставалось, как сделать вид, что… он смирился со своим положением и более того, вновь испытывает к генералу прежнюю любовь. Черт… Где же он прячет… Где прячет свою черную папочку? Полковник Рисан из училища говорил когда-то, что лучше всего прятать ценное на виду. Но где? Где именно? Посреди гостиной, в барной стойке, в служебной машине? В приемной? Дженсен отставил стакан и сосредоточенно глядя перед собой, снова, в очередной раз представлял все места, где неоднократно бывал генерал, где он имел возможность быть каждый день. Еще раз проверить штаб? Нет, не может быть, там он уже везде смотрел, но можно попробовать еще раз. Линс удивится, увидев его. Обрадуется тоже, Дженсен так и представил, как Линс заулыбается, скрывая удивление, и как ни в чем не бывало, как в их лучшие времена, спросит мягко о чем-нибудь, пустяк какой-то, и дождавшись ответа улыбнется еще шире… И придется терпеть, и улыбаться ему тоже. И входить в доверие. О своих секретах поведать ему может только сам генерал. Сказать, или нечаянно намекнуть, но такое может произойти, когда Линс будет расслаблен, доволен и счастлив, и не ждать опасности. Осталось придумать, как это сделать. *** Джаред иногда просыпался по ночам, выныривал из кошмара, с гулко стучащим сердцем, задыхаясь и вытараща глаза, и потом долго не мог заснуть снова. Шел на кухню, курил, долго сидел за столом, пытаясь изгнать из памяти обреченный, выразительный, тоскливый взгляд Дженсена в их последнюю встречу, и невольно крошил в пальцах сигарету, потом спохватывался и обжигаясь и тихо матерясь, собирал ее останки в пепельницу. Хотелось плакать от собственного бессилия. Он ничем не может помочь Дженсену. И ничего его больше не радовало, он все делал на автомате, не ощущая вкуса еды, не замечая сочувствующих взглядов и не считая, сколько прошло дней, недель, месяцев. Без Дженсена. Он и так это знал, без заглядываний в календарь. Сто сорок пять дней с момента взлета корабля со стартовой площадки на Эффале, и сто одиннадцать дней со встречи в госпитале, под присмотром Каэло.