Дальняя застава

9. Дженсен проснулся резко и, успокаивая дыхание, некоторое время дико смотрел по сторонам. При виде мирно дрыхнущего полковника ему немного полегчало. Спит себе… С чистой душой и спокойной совестью. Невыносимо хотелось выпить, и сна ни в одном глазу. Дженсен осторожно, стараясь, чтобы кровать не прогибалась под его весом, подполз ближе к соседу по кровати и незаметно обшарил его карманы. Полковник оказался не так-то прост и не заснул с ключами в кармане, нет. Куда же… Скорее всего, бросил на пол. И недалеко, а не достать. Повертевшись еще немного, Дженсен снова потянулся к карманам полковника и на свою радость, обнаружил в одном из них булавку. Очень немного времени ему понадобилось, чтобы освободиться. Еще через десять минут он сидел в столовой, забравшись с ногами на подоконник, смотрел в темное окно, курил и время от времени прикладывался к бутылке. Бутылка была незнакомой, плоской и тяжелой, жидкость на вкус пряной и крепкой. Дженсен лишь мельком подумал о полковнике. Отвечать, так за все, одним грехом больше или меньше… Иногда просто необходимо выпить. И почему самые тяжелые воспоминания и невеселые мысли приходят именно ночью?! Почему каждый юный придурок, влюбляясь, думает, что только с ним одним происходит нечто необыкновенное?! Только у него все будет настоящее, лучшее, а если говорит кто-то: «Будь осторожен, он может обмануть, он может оказаться не таким уж идеальным», – то не веришь ему, сердце не хочет верить. Оно подсказывает: чушь, это зависть. Он самый лучший, настоящий, любящий, он никогда не предаст, вы всегда будете вместе. А потом приходит – вдруг! Ну конечно, как всегда неожиданно. Приходит одним будничным вечером осознание реальности. Появляется некто и рушит иллюзорный замок любви одним фактом своего существования. У него голубые глаза, невинная улыбка на лице и ласковый, нежный голос. И тот, кому ты доверял, вдруг начинает совершать странные, необъяснимые поступки. Три года нельзя назвать коротким сроком, верно? За это время можно хорошо узнать партнера, изучить все привычки, понимать по движению ресниц, по походке, по жестам – все, и настроение, и даже предугадать, что он скажет в следующую минуту. Но когда все изменилось? Как он упустил время, когда еще можно было все исправить? Дженсен знал, как за глаза его называют в штабе, и лишь усмехался: пусть попробуют сказать в лицо. На самом деле, прежде чем влюбить в себя Дженсена, Линсу пришлось здорово попотеть. Прошло несколько месяцев, прежде чем они оказались в одной постели. И все было очень неплохо, а когда счастлив, время летит незаметно и теряешь бдительность. Говорят, доверие – это главное в любви. Тогда почему так больно, когда этим доверием пользуются? Сейчас Дженсен понимал: он сам виноват, пропускал все эти звоночки, странные взгляды, отмененные встречи. Ну как можно быть таким доверчивым? Таким тупым. Таким недалеким! – Сегодня не приходи, Джен, я что-то нехорошо себя чувствую. – Линс. Сегодня ты выглядел прекрасно, что случилось? – Нет-нет, ничего серьезного. Не беспокойся. Я засиделся с парнями, Грегом и Тину, немного перебрал, так что сам понимаешь… Не хочу тебя разочаровывать. – Ты прекращай уже пить с этими старыми алкоголиками. Я обижен, так и знай. Разочарован, сильно! Дженсен в тот вечер не смог усидеть в служебной квартире. Прогулялся в парке, полюбовался на парочки, там и сям сидевшие на скамеечках, и, наплевав на предупреждение, пошел к генералу. Секс не так уж важен, хотелось заснуть, прижавшись к любимому, как в самые лучшие времена. У него, разумеется, был ключ, и на слабые возражения дежурного он лишь махнул рукой и даже тогда не насторожился. Хотел сделать приятный сюрприз, идиот. Сюрприз получился, что и говорить. Дженсен стоял и смотрел, как его Линс трахает недавно появившегося в штабе блондинчика и так увлечен процессом, что вошедшего не замечает, стонет и хрипит: – Ох… Как же хорошо… Сожмись еще, вот так, давай, детка, ооо… Дженсен сбежал, как трус. И ничего не сказал генералу утром, на его поцелуй и заботливое: – Джен, ты что-то бледен сегодня. Что такое? Но сказка кончилась, и теперь Дженсен замечал все, как будто с него сорвали розовые очки. Он видел теперь, как совсем еще недавно боявшийся не так посмотреть, не то сказать, Линс бесцеремонно обрывает его, не спросясь, заказывает в офицерской столовой то, что нравится ему, а не Дженсену. Может назвать его Дженни, хотя прекрасно знает, как Дженсен звереет от этого имени. И – самое главное – отсылает его от себя каждый вечер, не особенно заботясь о причинах. Как. Как он раньше не замечал?! Дженсен решил выяснить, кто таков его смазливый соперник. Парень его ровесник, совсем недавно прилетел с далекой заставы, по слухам скорее являвшейся ссылкой из-за своей отдаленности от благ цивилизации. Он не выделялся ничем особенным, тонкий, высокий, изящный, симпатичный, но ничего же особенного! Ничего такого, что нет у него! Дженсен, не привыкший к роли обманутого, дико злился и страдал, но окончательно порвать с Линсом не мог, отчего-то ему казалось все похожим на страшный сон, но он непременно закончится. И все будет как прежде. Но по штабу уже поползли слухи. Все те, кто раньше молчал, глядя на него, уверенного, улыбающегося, беспечного, теперь считали своим долгом уколоть его. Они начинали разговоры, не обращаясь к нему, но в пределах слышимости: – …у него появилась новая кукла. – А он хорош… – … будет скоро его новым адъютантом, держу пари! – Ну как обычно. Все время меняет шлюх. – На то они и шлюхи, чтобы менять почаще. А еще через неделю Дженсен сорвался. Он, наконец, понял, что все изменилось, и как прежде никогда не будет. Линс неожиданно вновь стал предупредительным, сиял на него своими синими глазищами, обнимал теплом своего внимания, и от забытой ласки Дженсен немного расслабился. Но дальнейшее выбило почву у него из-под ног. Линс сказал с деланным равнодушием: – Джен. Мы давно не отдыхали, каюсь, виноват. Заработался. Знаешь, меня тут пригласили на приватную вечеринку. С тобой, конечно. Ты его знаешь – Вейк. – Генерал Вейк? Вейк Сан? Дженсен похолодел. Вейк появлялся в столице раз в полгода и каждый раз с упорством маньяка добивался встречи с ним, и Линс прежде всегда успешно отбивал атаки, а теперь… – Я не пойду, – сказал Дженсен тихо, опустив голову. Ему невыносимо тяжко было сейчас даже смотреть на Линса, вот просто хотелось лечь и умереть. Но генерал будто не слышал безжизненного голоса своего верного адъютанта, он весело говорил: – Это не обсуждается, мы идем и точка. К тому же, я надеюсь кое-что получить взамен. Если мы не придем, он не продаст мне тот великолепный набор оружия яэлов, за каким я гоняюсь уже довольно долго. Дженсен поднял голову, внимательно посмотрел в глаза генерала. Сказал: – Да, я помню. Но раньше ты отказывал ему. – Да хватит дуться, Джен! Что ты? Думаешь, если придешь и посидишь два часа в его обществе, случится катастрофа? К тому же, мы идем не одни. Я возьму еще и Ульрика, и мы славно посидим, тебе понравится, вот увидишь… – Ты хочешь, чтобы я развлекал этого старого козла? – бесцветно спросил Дженсен. – А ты будешь со своим блондином? Дженсен впервые заговорил открыто, и черт! Ему уже наплевать было, что скажет Линс. Все и так было ясно, просто и понятно. Как ни странно, генерал тоже отбросил церемонии. Сказал надменно и чуть ли не с угрозой: – Дженсен. Ты пойдешь со мной. И будешь делать то, что я скажу, ты подчиняешься мне. Я прикажу, и ты сделаешь. Иначе – будешь наказан. Пока еще я здесь командую, не забывай об этом. – Вот как. Значит, сперва «славно посидим», а теперь уже и «буду наказан». – Дженсен. Я так часто и много терпел от тебя, неужели раз ты не можешь потерпеть? Ради меня? Ты же говорил, готов на все, и вот вся твоя преданность? Линс говорил долго и возмущенно, Дженсен не разбирал отдельных слов, все слилось в сплошной гул, как жужжание шмеля. Ну вот, Дженсен, ты и дожил до того, что тебя подкладывают, как настоящую блядь, под всяких уродов. Замечательно… Жужжание становилось невыносимым, Дженсен, чтобы прервать его, сказал глухо: – Хорошо, я согласен. Когда? Линс заткнулся, посмотрел на часы и совсем другим, дружелюбным тоном обрадованно сказал: – Да уже пора! Сейчас, вызову Ульрика… Видеть, как Линс откровенно поедает глазами блондинчика, было невыносимо. Но Дженсен решил идти до конца, наказывая себя за свою беспечность. Сидел за богато убранным столом возле Вейка, медленно цедил вино из бокала и с отсутствующим видом следил за любезничающей парочкой. Линс сейчас очень был похож на себя самого три года назад, нежный, предупредительный, внимательный… к Ульрику. Дженсен поймал себя на мысли, а кто же сидел тогда на его месте? Кого Линс бросил, когда в штабе появился Дженсен? На его плечо легла рука, Вейк нагнулся к нему и прошептал, и в голосе слышалась пренебрежение: – Мне жаль его. Он делает глупость сейчас, непростительную. Но не скажу, что меня это огорчает. Дженсен неприязненно отодвинулся. Но все же спросил: – Почему не огорчает? Глупость всегда неприятна. Генерал вновь наклонился к нему, насмешка откровенно блестела в умных глазах: – Потому что его глупость дает мне шанс… завладеть бриллиантом. Дженсен залпом допил вино и поднялся, на встревоженный взгляд Линса он пробормотал: – Мне надо выйти. Сейчас вернусь… Проклятый выскочка не оставил его и в уборной. Возник за спиной, и взгляды их встретились в зеркале – торжествующий, счастливый Ульрика и бесконечно усталый Дженсена. – Чего ты хочешь? – спросил Дженсен. Ульрик солнечно улыбнулся, сказал спокойно: – От тебя – ничего. Я уже получил все, что хотел. – И как давно? – Достаточно давно. Все ждал, когда же ты, наконец, догадаешься. А что же ты убежал тогда? Я тебя видел. Дженсен на секунду задержал дыхание, утихомиривая боль, сумел даже улыбнуться: – Не хотел… мешать. Вы так увлеченно трахались. Драл он тебя на славу. Ульрик повел плечом, сказал негромко: – Ничего. Зато я сегодня посмотрю, как тебя будет драть Вейк. Говорят, он ненасытный, отделает тебя как следует. Дженсен стремительно обернулся к Ульрику, но тот отскочил и, уже убегая, издевательски пропел: – Дженни, красотка, не забудь подмахивать! Было ли это последней каплей, сказать сложно, но все вдруг заволокло туманом, он ослеп от поглотившего его всепобеждающего, неконтролируемого бешенства. Дальше все помнилось фрагментарно, смазанными, нечеткими отрывками, кадрами: перекошенный в крике рот блондинчика, расширившиеся от ужаса глаза Линса, настороженный, острый взгляд Вейка, чья-то кровь, может, его? Зачем-то Джен долго и нудно расспрашивал Ульрика, откуда он, и где служил, и как оказался здесь, и какова в этом роль Линса Каэло, и все это время он, намеренно задевая ножом кожу, лентами срезал с Ульрика одежду, с привязанного к стулу, дрожащего и испуганного. Оба генерала, тоже связанные и избитые, сидели спиной к спине и с кляпами во рту и со страхом смотрели на него, внезапно вошедшего в боевой режим. Он старался никого не убить, видит бог, и не убил, разве что малость поцарапал и побил. Срезав всю одежду с Ульрика, он принялся за Линса, потом за Вейка. С ними он уже не разговаривал, молча резал одежду, задумчиво посвистывая. После вырубил всех троих и связал по-новому, всех вместе, затылок в затылок, и в середине оказался Ульрик. – Ну вот, – рассеянно сказал Дженсен, прежде чем уйти, – так лучше. Надеюсь, вас не скоро найдут. На третий день он очнулся в грязном притоне на окраине столицы, в компании таких же обдолбанных и нетрезвых молодых людей, из которых ему знаком был только Рик. – Он тебя ищет… – шепнул Рик, продолжая свои размеренные толчки и круговыми движениями пальцев нежно поглаживая возбужденно торчащие соски Дженсена. Дженсен, почти ничего не соображая, раскинув руки, лежал на полу и бездумно следил за копошащимися рядом полуголыми людьми. Вот один отделился от массы, подполз к нему, впился в губы, хватая за длинные пряди волос. Дженсен закрыл глаза, утопая в новых ощущениях. Пусть ищет. Плевать. Он никому отныне ничего не должен.