Дальняя застава

7. Отоспавшись и немного придя в себя, Дженсен обнаружил, что, несмотря на приятную компанию Сэн, в госпитале так же скучно, как в апартаментах начальника крепости, если не сказать – еще скучнее. Здесь не было возможности наблюдать за полковником, а бешеный поклонник докторши тоже не появлялся и дразнить было некого. Дженсен несколько раз порывался удрать, но каждый раз был пойман, отруган, пристыжен, и сейчас боялся даже посмотреть в сторону двери. Как оказалось, симпатичную докторшу обмануть было гораздо сложнее, чем полковника и весь контингент крепости вместе взятых. Стоило Дженсену просто подумать: а хорошо бы… Как она появлялась, словно из-под земли, смотрела укоризненно и тихим нежным голосочком рассказывала, сколько сил она прилагает, чтобы поднять его, такого неблагодарного, на ноги, и что нельзя все время паясничать, а надо уже становиться взрослым, а Дженсен чувствовал себя ну точно как будто ему пятнадцать и его отчитывает мама. Он даже раз, покорно возвращаясь в ненавистную палату, вздохнул: – Да, мамочка… Сэн полюбила перед отбоем на полчасика приходить к нему, и они болтали уже не как врач и пациент, а как друзья, говорили ни о чем и обо всем, почему-то старательно избегая личных проблем. Но однажды все же зашел разговор и на эту тему. Дженсен спросил, как поживает Ливьен, а Сэн сухо ответила: – Я запретила ему показываться мне на глаза. Не знаю, как он поживает, думаю, все нормально. – Ну… -– Дженсен разочарованно вздохнул. – Зачем же так жестоко. Тебе не жаль его? – Нисколько. Сэн почти не расставалась с электронным журналом, вот и сейчас, разговаривая с ним, сидела на стуле и бегло просматривала свои записи, время от времени что-то там поправляя светящейся ручкой. Джен раз заглянул в мерцающий экран докторского гроссбуха, ничего не понял и больше не любопытствовал – непонятные значки, схемы, цветные картинки, что-то свое, рабочее. По лицу Сэн, по ее поджатым губам и нахмуренным бровкам видно было, она едва сдерживает раздражение. Не утерпела, стрельнула глазами на него поверх журнала: – Дженсен, он же должен хоть немного соображать! А если бы он тебя убил?! – Хм. Мне приятно было бы думать, что ты беспокоишься обо мне. Но, скорее всего, нет. Сэн не ответила, а Дженсен горестно вздохнул: – И никому до меня нет дела… – Не начинай, – посоветовала Сэн. Докторша явно была не в духе. Дженсен пожал плечами: – Не убил же. Меня не так легко убить. Кстати, если уж на то пошло, когда ты перестанешь его игнорировать, у меня будет меньше одним ненавистником. Все как-то легче, а то я засыпать здесь боюсь, так и жду мстителя. – А ты умеешь бояться? Мне казалось, у тебя напрочь атрофировано чувство самосохранения. И что с вами только там делают, в этом вашем разведывательном корпусе… – Сэн. Я никогда не говорил про разведку. При чем здесь это? – Дженсен недовольно заерзал. – И не надо съезжать с темы, мы сейчас говорили о твоем парне. – Он не мой парень! – Сэн возмущенно посмотрела на него. – Какой-то глупый мальчишка не может быть моим парнем! – Ага, так бурно реагировать можно только на постороннего, конечно. Не то чтобы я настаивал именно на кандидатуре Ливьена, но… Милый доктор, мы живем один раз, и кто знает, может, вот это «сегодня» будет завтра казаться нам самым счастливым временем. А мы его так бессмысленно тратим... Сэн никогда не могла понять, в какой момент Дженсен говорит серьезно, в какой опять играет, но со всем сказанным ее примирило только местоимение «мы». Она, помолчав, спросила, уже спокойнее и с любопытством: – Джен… А ты… не знаю даже, как спросить. Словом, тебе нравится Джаред? У Дженсена округлились глаза, и он забыл о Ливьене, все грустные воспоминания вылетели из головы, настолько удивительным ему показался вопрос Сэн. – Джаред? – переспросил он. – Ты имеешь в виду начальника крепости? Сэн кивнула с улыбкой, а Дженсен, продолжая с подозрением таращиться на нее, уж не шутит ли так странно, задумался и вспомнил, что не раз поведение полковника казалось ему немного… – Не знаю даже. Он мне показался… нормальным таким, ну, полковник и полковник, ну правда…хм. – Дженсен решил не упоминать, что в присутствии полковника, даже если тот орет и бесится, он чувствует себя почти уютно. Может, это свойство всех хороших начальников, кто знает? Ему вот не везло раньше на начальство просто катастрофически. – Он тебе совсем не нравится? – гнула свое Сэн, и Дженсен растерялся: – Почему не нравится? Я не думал об этом. Он… наверно, симпатичный. Даже красивый. И как человек… Ну, я не знаю. – Твое сердце занято? – прямо спросила Сэн. – Нет. Дженсену не удалось скрыть смятение, и Сэн совсем тихо, будто отвечая своим мыслям, сказала: – Твое сердце разбито. Дженсен рассмеялся, но, по мнению Сэн, этому смеху не хватало искренности. – Как мелодраматично. Сэн, если тебе нравится так думать, пусть будет так. Но при чем здесь наш полковник? Сэн улыбнулась мягко и, оторвавшись от своего журнала, посмотрела на Дженсена, но видела словно не его, а что-то очень для нее приятное: – Он давно таким не был. Он был на грани паники, когда принес тебя сюда на руках, прижимая к сердцу, как будто ты - самое дорогое, что у него есть. Он весь перепачкался в твоей крови и выглядел так… не знаю даже. Я ему говорила, что нет необходимости сидеть тут и ему надо переодеться. А он не уходил, и все. Мне стоило большого труда выставить его, только для того, чтобы через полчаса он опять пришел и торчал под дверью, пока ты не очнулся. Мне кажется, он к тебе неравнодушен, Джен. Надо ли говорить, что откровения доктора Дженсен выслушал с открытым ртом. Он ни за что бы не признался, как ему приятно их слушать, эти откровения. Он слушал бы подобное сколь угодно долго, только вот вредная докторша заткнулась так же внезапно, как и начала, и продолжать явно не собиралась. Дженсен попытался собрать разбегающиеся мысли. Не может быть. Не может этого быть, черт возьми, она все придумала. Или… Или может? Дженсен не утерпел, и спросил недоверчиво: – Он правда сам меня принес? – Нес на руках через всю крепость, очень романтично. Сэн вздохнула, а Дженсен с подозрением присматривался к докторше, уж не смеется ли она. – Никогда бы не подумал, – буркнул он. – Тебе нравятся такие вещи? Романтика и сопли? – Нравятся. Да и тебе, думаю, тоже. Приятно, когда тебя носят на руках, – невозмутимо ответила Сэн, продолжая что-то отмечать в журнале. – Не уверен. – Дженсен подумал, сколько людей видело эту картину, и ему стало и вовсе неловко. Он вздохнул: – Если бы я хотя бы помнил, я бы рассказал, приятно это или нет. Надо же… Никогда бы не подумал. Мне казалось, я его здорово раздражаю. – Не без этого, – согласилась Сэн. – Он злится, да. Он к тебе пристрастен, Джен, это очевидно. Ты просто мало его знаешь, потому и не видишь разницы, как это бывает с другими и как он относится к тебе. Мне даже кажется, он и сам еще не до конца понимает… – Не понимает чего? – переспросил Дженсен. – Не задавай глупых вопросов! – Сэн покачала головой, усмехаясь, и Дженсен вспомнил, как злила его раньше женская привычка заинтриговать, а потом нагло закрыть тему. Сэн больше не откровенничала с ним и скоро ушла, пожелав спокойной ночи, только Дженсену теперь было совсем не до сна. Он тщательно вспоминал каждую мелочь, каждый взгляд полковника, каждое его слово и решительно не видел ничего подозрительного. Нет, когда он сам, в первый день провоцировал начальника крепости – реакция была, Дженсен это помнил, но это нормально и это ничего не значит! Любой бы смотрел так, как Джаред, когда он изображал похотливую сучку. Ему даже показалось, что еще секунда – и ему не избежать быстрого и жаркого секса, но полковник сумел взять себя в руки, за что получил мысленное одобрение Дженсена. Но потом… Был конечно, один неловкий момент, но он был именно неловкий – когда он обнаружил себя обнаженным в чужой спальне, а через минуту явился полковник с полотенцем, и он не приставал! Ничего особенного… Да где же… Где Сэн увидела нечто большее, чем просто заботу о молодом офицере? Измучившись и устав от предположений, Дженсен решил: ему надо увидеть полковника. Сейчас же, немедленно. Тогда он поймет, увидит и все поймет, и пусть Сэн ошиблась, даже лучше, чтобы она ошиблась. Лишь бы не сидеть, как дурак, полночи и думать всякое. Вскрывая замки и отправляясь в ночь в больничной пижаме, Дженсен не думал, что скажет полковник, увидев его в такое время. Госпиталь находился в северной башне, на первом уровне, а начальник крепости жил в центральной, на втором уровне. Башни соединялись между собой переходами, и где-то посередине пути, в узком и длинном переходе Дженсен сообразил, что возможности свои не рассчитал. Сил не осталось, он присел, прислонившись к стене, думая передохнуть. За шумом в ушах он не расслышал шаги, когда же мимо него стремительно пролетела знакомая фигура, он только изумленно охнул. Фигура замерла, развернулась. К нему медленно подошел полковник, присел перед ним, протянул руку, осторожно, будто не веря своим глазам, коснулся лица. Дженсен, глядя во все глаза на него, неуверенно улыбнулся. – Твою мать! Эклз! – выпалил полковник, вскакивая, и Дженсен облегченно вздохнул. Фухх… Кажется, Сэн как любая девчонка, повернутая на любви, все придумала. – Что ты здесь делаешь?! – продолжал бушевать полковник. – Почему не в госпитале?! Ты в гроб меня вогнать хочешь?! Мне показалось, что-то случилось, я уже сон потерял – оказывается, не зря! Думаю, глупости, ан нет, не могу заснуть, и все! Что ты, я повторяю, что ты здесь делаешь, лейтенант?! Какого хера мы опять шастаем по крепости?! Где труп или очередной нож?! Говори уже сразу, не тяни! Дженсен, уперевшись рукою в стену, хотел было встать – неудобно отвечать начальнику крепости, сидя на полу, и не важно, что начальник щеголяет в ночном белье, а не при параде, – но Джаред, упредив его поползновение, подскочил к нему и поднял за подмышки. Кровь снова зашумела в ушах, и перед тем, как в глазах потемнело, Дженсен отчетливо разглядел глаза полковника. Сердце ухнуло куда-то в пятки, сладко замирая, так неожиданно приятно оказалось увидеть в них тревогу и страх. За него. Не думая больше, Дженсен ухватился за полковника, как за дерево, чувствуя, что без поддержки упадет, так резко его подняли. Полковник больше не разорялся, по предположениям Дженсена, это было ненадолго. Стоять вот так, посреди перехода в обнимку, на подгибающихся ногах… Дженсен вспомнил о Сэн, разглагольствующей о том, как приятно кататься на ручках, ухмыльнулся про себя и, ухватившись посильней за крепкий полковничий торс, застонал: – Ох… Что-то мне нехорошо… – Дженсен, – судя по голосу, полковник прилагал титанические усилия, чтобы говорить спокойно, – я повторяю свой вопрос. Что ты здесь делаешь? Прижавшись головой к широкой полковничьей груди, Дженсен с беспокойством подумал, как бы тот не заставил его вернуться. Надо постараться этого избежать. – Я не могу… там спать. Мне неловко было говорить Сэн… Это все-таки ее хозяйство. Но… Вы понимаете, этот ее темпераментный поклонник. Мне кажется, будто он стоит каждую ночь у моей кровати. – Дженсен даже сам поверил своим словам и так живо все вообразил, что прижался к Джареду и чуть не плаксиво закончил: – И я не могу заснуть! Я так устал! Ой… Я сейчас… Я упаду… Дженсен начал сползать, скользя руками по приятным крепким формам, его руки уже прикоснулись к заднице Джареда, когда тот с тяжелым вздохом подхватил его, поставил перед собой, пробормотал что-то ругательное и – ну наконец! – взял-таки его на руки. И без слов понес в сторону, противоположную надоевшей палате в госпитале Сэн. «Надо будет сказать Сэн, это и правда здорово», – подумал Дженсен, старательно напуская на себя страдальческий вид. Ну неудобно, в самом деле, улыбаться от уха до уха, когда только что казался обессиленным и несчастным.