Основная миссия: выжить

От громкого рева мутанта Талии показалось, что она оглохла, а как дышать – и вовсе забыла. Сердце провалилось куда-то в пятки, попутно забирая с собой все остальные жизненно важные органы, намереваясь остаться там навсегда. Боль от когтей, которые впились и сжали ее руку, почти не достигала измученного сознания девушки. Да и о какой боли тут могла идти речь, когда твоей жизни угрожает смертельная опасность, а ты умом понимаешь, что ни черта не можешь с этим сделать. – Ты заставляешь меня жалеть о решении оставить тебе твою жалкую… - договорить Ромул не успел, громко зарычав, так как острые клыки Ноктюрн впились ему в плоть руки, прокусив до крови. Укусила! От неожиданности древний разжал пальцы, что сжимали тоненькую ручку девушки, и та, не мешкая, со всех ног рванула вон из страшной комнаты, которая чуть не стала ее могилой. Смотря только перед собой, стараясь даже не думать о том, что осталось позади, слизывая с темных губ чужую кровь, девушка почти пересекла смертельный порог, как вдруг что-то большое и тяжелое снесло ее с ног, отбросив в сторону. Упав на спину, зажмурившись, Вагнер проехала несколько метров по бетонному полу, пока ее не остановила стена. Часто дыша ртом от страха, подняла глаза на темную тень, которая неумолимо приближалась к ней. Что делать? Это конец?.. Неужели она умрет тут, так глупо. Не в драке, даже не от заражения, а тут, черт пойми в каких катакомбах, от когтистой руки неизвестного мутанта, поступки которого необъяснимы так же, как и его поведение. Однако весьма неожиданно, как и любая девушка в ее возрасте с шильцем в мягком месте, Талия поняла, что шанс на спасение, пусть и весьма слабый, но есть. Она – дочь своих родителей. И она не сдастся. Напрягаясь, точно струна, вытянула руки ладонями вперед. Левое плечо тут же пронзила боль. Игнорируя ее, девушка выстрелила точно врагу в лицо самым огромным энерго-шаром, на который сейчас была способна, стараясь тем самым отвлечь его хотя бы на несколько секунд, пусть и разозлив еще сильнее, чтобы иметь возможность сделать кое-что еще более безрассудное. Когда Ромул заревел, хватаясь за раненное лицо, делая шаг назад, Ноктюрн, вскочив на ноги, побежала на него, точно таран. И всего секунда понадобилась на то, чтобы слиться с телом древнего, переплетая его разум со своим. Первое, что почувствовала юная колонистка, - ужасный запах гнили, который просто сводил с ума, вызывая рвотные рефлексы. А она еще жаловалась на кровь в той страшной комнате… Да по сравнению с этим смрадом, там пахло альпийскими лугами. Вонь была повсюду, исходила со всех сторон, душила. Не открывая глаза, зажала рот и нос краем грязной майки, попятилась, но неожиданно об что-то споткнулась и повалилась на пятую точку, ойкнув. Кругом была темнота. Поедающая и непроглядная тьма, и даже ночное зрение помогало мало – было видно лишь на метр вперед. Все еще сидя на чем-то холодном, закрывая нос углом майки, Талия ногой почувствовала что-то мягкое, но такое же холодное, как и пол, у себя под ногой. Это «что-то» признаков жизни не проявляло, но, кажется, когда-то было иначе. Дрожа от нехорошего предчувствия, опустила глаза вниз… И охрипла от собственного крика, который растворился в темноте. Отпихнув от себя разлагающейся труп молодого юноши, погибшего, судя по всему, во время какого-то сражения, которого даже никто не удосужился похоронить или сжечь, Ноктюрн, хрипя, стала отползать назад. Но вдруг здоровой рукой тронула еще одно холодное и смердящее тело, что лежало позади. Визжа, перепуганная до глубины души девушка вскочила на ноги, спотыкаясь об трупы, которые окружали ее, и побежала вперед во тьму, снова и снова пытаясь покинуть сознание Ромула. Но ничего не получалось. Впервые в жизни она не могла покинуть чужое сознание и тело, словно сам хозяин не пускал ее. Ти-Джей бежала долго, а тьма все не кончалась, но запах гнили медленно улетучивался, или, быть может, просто девушка стала привыкать к нему, если к этому вообще можно привыкнуть. Дыхание сбилось, сердце выскакивало из груди. Здесь, в неизвестном для нее месте, были свои законы и свои правила, и она, Талия, словно вступала по минному полю, не зная, какого монстра ожидать за следующим метром этой тьмы, или, не допусти Господь, встретить самого хозяина здешнего места. Колени уже почти не сгибались, когда измученная девушка увидела вдалеке маленький проблеск света. Крошечный, почти незаметный, но это был верный знак того, что темнота кончается. Она не знала, зачем бежит туда, но почему-то казалось, что это единственный способ покинуть сознание Ромула. Ноктюрн не так уж часто завладевала чужими телами, но впервые ей было так страшно, как сейчас. Одна душа мало чем отличалась от другой – это были дорогие дома, ночные клубы, тихие домики на краю леса. Заветные желания. Но неужели Он мечтает о таком? Нет… Не может того быть. Иногда наш внутренний мир состоит вовсе не из желаний, а из страхов… Из страшных кошмаров прошлого и грядущего. Девушка, опуская глаза, медленно остановилась, хватаясь рукой за ноющий бок, смотря на свет. Это ужасное место… Кошмарное. Лишенное какого бы то ни было смысла, сумбурное и пугающее, которое покинуть будет куда сложнее, чем вторгнуться. Его душа не могла же быть такой всегда… Какие-то обстоятельства, какие-то люди, изменили ее до такого плачевного состояния, не оставив ничего, кроме темноты и крови. Но что это были за обстоятельства? Намеренно свою жизнь, свою душу, никто так не изменит… Но вряд ли Талия когда-либо узнает правду… Она даже не знает, выживет ли в ближайшие часы или нет. Медленно и нерешительно повернула голову назад, затылком ощущая на себе словно чей-то взгляд. Но ничего, кроме темноты, не было. Воспоминания о погибших юношах, большинству из которых едва ли исполнилось двадцать лет, снова въелись в сознание. Ей даже думать не хотелось, что всех их убил Ромул… Быть может, у него не было выбора, и это они на него напали? Самозащита. Как второй вариант – зараженные. Талия сама косила эту мразь едва ли не голыми руками, поэтому ужасного в данном поступке не видела. Утешая себя этими мыслями, не докапываясь до истины, Талия, отдохнув, вновь побежала на свет, не теряя надежды найти выход. Здесь ей не нравилось. И дело было вовсе не в горе трупов, что остались позади, а в энергетике здешнего места. Здесь даже воздух носил с собой запах смерти, приторный и тягучий, словно сладкий сироп, разъедающий сознание Ромула многие годы, если даже не столетия. Чувство щекочущего страха не отпускало собственную душу Жозефины, и, после увиденного, еще не скоро отпустит. Она весьма много повидала за свои семнадцать лет, в том числе и изуродованные трупы, но все равно к этому нельзя было привыкнуть. Свет приближался с каждым нетвердым шагом все ближе. У нее болели ноги, кололо бок, ныла рука, но это не мешало девушке продолжать бежать. Шерсти на лице, слипшейся от крови и пота, коснулось едва уловимое дуновение свежего ветерка, прохладного и чистого. Тьма кончится совсем скоро, осталось лишь пара мгновений! Вдохнув полной грудью, словно набираясь сил для последнего рывка, Ноктюрн прибавила бег, даже на секунду зажмурившись, вылетая из темноты… И тут же попятилась, ослепленная. Яркое солнце было в зените, играя бликами на песке, освещая все пространство вокруг. Девушка, открыв рот, завертела головой, пытаясь осмотреть все и сразу, понять, где она очутилась. И поняла довольно быстро – это была арена. Арена для гладиаторский боев. Но башни, колонны, стены, места для зрителей – почти все было разрушено, разобрано по кирпичику, как и весь нынешний мир. Некогда величественное место сейчас представляло из себя руины, сошедшие с картинки учебника истории. От столь печального, но не менее захватывающего вида Талию вывело звериное рычание, полное безысходности и злости. Девушка всем делом сделала пол-оборота, и от увиденного вновь захотела вернуться в ту тьму, из которой выбралась минутой ранее… Возле стены, проливая свою и звериную кровь, без каких-либо доспехов, сражался Ромул с раненым и уже не надеющемся на победу необычно ярко-рыжим львом, в глазах которого был неподдельный страх от приближения скорой смерти, которая уже забрала всех его собратьев. Животное рычало и извивалось, царапало противника здоровыми когтями, а гладиатор все сжимал его шею, удушая и ломая кости. В мгновения ока он перекинул руку через голову большой рыжей кошки, хватаясь рукой за верхнюю челюсть, а второй, соответственно, за нижнюю. Ноктюрн не смогла сдержать хриплый писк, когда пасть льва разодралась под страшный и громкий хруст поломанных костей. Кровь хлынула из глотки зверя, брызгая на лицо и тело гладиатора, что все продолжал рвать плоть несчастного, умирающего животного. Девушка, пища от страха, рванула вперед, напрочь отключив мозги. Заперев инстинкт самосохранения куда подальше, прыгнула на руку Ромула, пытаясь разжать его пальцы, дабы освободить животное. Но было поздно – лев, закатив глаза, издох в смертельных «объятиях» древнего. Рыдая, Ноктюрн смотрела в его темно-бордовые, но уже смертельно-стеклянные глаза, все пытаясь оторвать руки мутанта от пасти кошки, захлебываясь собственными слезами, крича от беспомощности. И ее, рыдающую, скинули на песок, словно нашкодившего маленького котенка, который уже перешел все границы со своими шальными проказами. – За-зачем?.. – не имея сил сделать полноценный вдох, девушка подползла к трупу рыжего льва, который тоже бросили рядом, запуская пальцы в его на редкость длинную и густую огненную гриву, испачкавшись в свежей теплой крови. Одно дело – живые трупы, которые сами нападали, зная, какова будет цена, и совсем другое – животное, которое ни в чем не виновато, которое просто хотело жить. Сейчас Талия даже забыла, что всего этого нет. Что это просто мираж, созданный в сознании Ромула. Она просто погрязла в страхе и отчаянье, всем своим существом ненавидя того, кто стоит позади с гордо поднятой головой. – Всего лишь зверь. – Нет, это ты – зверь! – в ярости кричала Талия, громко рыдая, зная, что слезами ничем тут не поможешь и ничего уже не исправишь. Лев мертв. Сгорбившись, она сжала ручками его длинную гриву. Он действительно зверь, который не знает пощады и милосердия. Встав на колени и повернувшись, стала слабо бить кулаками Ромула куда-то в колени, промахиваясь, ибо из-за слез мир вокруг размывался. – Я ненавижу тебя! Будь ты проклят! Замахнувшись очередной раз, Талия распахнула заплаканные глаза, когда ее руку сжали в воздухе, перехватив. Точно как в их первую встречу, когда перепуганная девушка приняла его за нефелима, и решила убить. Только сейчас что-то было не так… Спокойствия в черных глазах на этот раз не было – его затмевал звериный азарт, который остается каждый раз после сражений, адреналин, бушующий в крови от победы. Да, он обуздал и победил льва, но не смог совладать с простой девчонкой, рыдающей у его ног. Гордыня мужчины позволить этого не могла. – Ро-ромул… - слезно пискнула Талия, слабо дергая свою руку, но пальцы древнего словно окаменели, как и он сам, - пожалуйста… отпусти… И он отпустил, но лишь для того, чтобы схватить ее за шкирку, разрывая когтями тонкую грязную майку. Ти-Джей даже не сразу поняла, что происходит, и лишь когда лоскутки ее одежды полетели на песок, она дико завизжала, дернувшись всем телом, оставляя кусок от майки и клок своей шерсти в когтях Ромула. Перебравшись через окровавленное тело льва, кровь которого уходила в песок, она тут же нос к носу встретилась со стеной, беспомощно, трясущимися ладошками упираясь в нее. Бежать некуда. Скрыться не получится, как не старайся. И тут в глазах потемнело, а скула вспыхнула болью. Ромул, сжав тонкую шейку девушки, вжал ее лицом в каменную стену арены, тяжело дыша, обжигая дыханием ее плечи и шею. Все тело напряглось, точно струна, когда Талия услышала треск лямок собственного черного бюстгальтера, который распороли острые когти. Дрожа, чувствуя, как грубая мужская рука скользнула вперед, поднимая темную мягкую шерсть на плоском животе дыбом, медленно и настойчиво двигаясь вниз, к узким кожаным штанам, Талия всхлипнула. Попытка дернуться успехом не увенчалась – горло лишь сжали сильнее, давая понять, что на любое сопротивление ответная реакция последует незамедлительно. Частое прерывистое дыхание мутанта пугало ее ничуть не меньше, чем лязг ремня, который поддался и растянулся слишком быстро, свисая по обе стороны по ногам. Ноктюрн истошно пискнула, начиная задыхаться, когда пальцы древнего проникли ей в штаны, преодолев тонкую преграду в виде нижнего белья. Сжав руки в кулаки, костяшками упираясь в стену, девушка решила до последнего бороться, и не дать себя на растерзание этому животному. Игнорируя боль в шее, она попыталась ударить его бедром в пах, но промахнулась, за что тут же поплатилась – средний палец жестко проник внутрь девушки, заставив ее жалобно вскрикнуть. Массивное тело прижало хрупкое тело Талии к стене, пачкая ее спину в крови мертвого льва, в которой была испачкана грудь древнего. Казалось, ее жалкое сопротивление только сильнее возбуждало Ромула, ибо его жаркое дыхание участилось, а к первому пальцу прибавился и второй, интенсивно снова и снова проникая в девушку, будто готовя ее тело к следующему этапу. Даже не пытаясь вырываться, Ноктюрн берегла драгоценный кислород, который с трудом проходил к ней в легкие, но слезы сдерживать не получалось – они медленно стекали по щекам, попадая на обветренные губы. Плечом прижимая девушку к стене, Ромул освободившейся рукой, которой до этого сжимая ее шею, спустил черные штаны Талии до колен, разрывая их надвое, а после снова зажал ее тонкую шейку. Но все это было не важно для Жозефины – она просто тихонько всхлипывала в стену, проклиная себя за дурость, что решила влезть в чужое сознание. И когда движения уже перестали причинять дискомфорт, когда рука, сжимающая шею, слегка ослабила нажим, какие-то посторонние шорохи и возня позади и вовсе не занимали измученное сознание девушки, а страх медленно отпускал душу, вдруг Ти-Джей безвольно раскрыла рот в немом крике, распахнув глаза, ибо Ромул, вцепившись пальцами ей в бедра так, что когти пронзили кожу до крови, слегка приподнял ее тело наверх и буквально насадил на себя, резким вторжением причиняя немыслимую боль. Тонкие струйки крови потекли вниз по ногам, впитываясь в разорванные штаны, от которых, по факту, остались лишь лоскутки. Ноктюрн даже не застонала, а громко захрипела, упираясь кулаками в стену, когда Ромул начал двигать бедрами, с каждым толчком проникая все глубже. Талия хрипела от боли, но еще и от страха, ощущая, как поистине огромный член входит в нее, просто каким-то чудом не разрывая на две части. Хоть с недавних пор она и не была девственницей, но понимала, что слишком мала и тесна для древнего, что, собственно, подтверждало его недовольное рычание. Снова нормально дышать было невозможно – горло никто не сжимал, но быстро нарастающий темп выбивал из легких весь кислород, сопровождая все черными точками перед глазами. Толчки становились все глубже и жестче, стоны – громче, а боль – сильнее. Девушке было ужасно неудобно: вспотевшие ладони соскальзывали с шершавой стены, а оставшейся без опоры ноги онемели. Она не могла двигаться в унисон с ним, не могла вырваться из цепких когтей, не могла сделать абсолютно ничего, и все, что ей оставалось – терпеть, и стараться не упасть в обморок от боли. Краем трезвой мысли она ощущала, как кровь с ее бедер стекает вниз по ногам, затекает в ботинки, капает на песок. Внутри она была недостаточная влажная, смазки было совсем мало, а о наслаждении речи и вовсе не шло. Сопя, девушка уткнулась лбом в стену, рыдая от обиды и боли, стараясь всеми силами не обращать внимания, как огромный член входит в нее до упора, вдавливая в стену. Все тело ломило изнутри, косточки просто трещали, а противное пошлое фырчание над ухом и вовсе граничили с подкатываемой тошнотой. Талию начинало трясти, шерсть на теле слиплась от пота и крови, а она все не могла даже частично привыкнуть к жестким, выбивающим из нее последние силы, глубоким толчкам. И сколько это продолжалось – неизвестно. Сколько времени носильник истязал молодую девушку – знал лишь он один. Сейчас Ноктюрн уже ничего не чувствовала, кроме боли и твердого желания умереть. Она готова была умереть, лишь бы все это закончилось раз и навсегда… Раскрыв рот, Талия карябала ногтями стену, стерев подушечки пальцев до крови, оставляя ее на светлом камне стен. Но вдруг случилось то, чего Ти-Джей никак не ожидала – Ромул, вплотную придавив ее к стене, входя до упора, слегка прикусил клыками кожу на ее остром плечике, оставляя маленькие кровоточащие ранки, и с гортанным рыком кончил внутрь обессиленной молодой девушки. Древний резко отстранился, и Ноктюрн, больше не ощущая никакой поддержки, безвольно рухнула на песок, который тут же стал прилипать к мокрому телу. У нее даже не было сил сесть – не двигаясь лежала так, как упала. Абсолютно не ощущая в себе никаких сил, поедаемая ненавистью и страхом, Талия закрыла лицо окровавленными руками и заревела в голос, позволяя вырваться своему горю наружу вместе со слезами. Жар сменился холодом. Песок пропал, и Вагнер, дрожа, провела рукой по полу возле своего лица, ощущая под пальцами бетон. Она вернулась. Слабо приподняв голову, игнорируя слезы, взглянула на Ромула, который лежал без сознания возле ее ног, как всегда было с теми, чьими телами девушка завладевала. Одежда была целая на Талии, лишь только повязка на плече растрепалась, повиснув на руке. Почти не чувствуя рук и ног, Ноктюрн, рыдая, собрала последние силы в кулак, и медленно отползла к стене, свернувшись возле нее калачиком. Обхватив себя руками, она задыхалась в истерике, захлебывалась слезами. Все случившееся было лишь иллюзией, созданной в голове у Ромула, но ведь реалистичность она от этого не потеряла. Смертельный ужас все еще сковывал душу девочки, а силы и вовсе покинули. Хрипя от слез, она даже не пыталась встать, ведь теперь уже какая разница, что с ней будет дальше. Жить не хочется после пережитого… Если бы у нее осталась хоть капля сил и храбрости, то она бы убила Ромула за содеянное, прямо здесь и сейчас, когда он, беспомощный, лежит всего в паре метров от нее. Но у нее даже не было сил встать, и все, что оставалось делать - копить силы и молиться, чтобы он очнулся как можно позже…

***

– Но… я думал, что ты умер… - Оливер коснулся плечом стены, глядя на решетку. Прошли уже почти сутки, как его поймали. Не убили, не обратили, не съели. Просто заперли здесь, в холодной и влажной камере, оставив медленно сходить с ума в неизвестности, поедаемым страхом. И юноша понятия не имел, что ждет его дальше… Смерть, скорее всего. Лишь бы только друзья не пошли за ним сюда, иначе тоже рискуют сгинуть в этом забытом Богом месте. Последнее, что помнил Клоар перед тем, как его вырубили – спину Хельда. Он бежал за ним, стараясь не отставать, а заметил преследование слишком поздно. Скорее, вообще не заметил. Успел увидеть что-то темное, сквозь солнечный луч, а затем – темнота. Проснуться парень не рассчитывал, по крайней мере, на этом свете. И если бы пришлось выбирать между смертью и жизнью, но в облике плотоядного зверя, то Оливер не раздумывая выбрал бы первое. Он не смог бы жить, зная, что его друзья и семья могут пострадать от его же рук… – А я думал, что ты жив, - ехидно протянули из-за стены, фыркнув. Оли фыркнул в ответ, скрещивая руки на груди. Паника прошла уже давно, осталась лишь скука и желание выпить чего-нибудь темного и крепкого. Он проснулся здесь, в этой камере четыре на четыре, а единственным собеседником (да и единственным живым существом, которого слышал, пусть и не видел, парень) был мутант, сидящий через стену в точно такой же камере. Больше Оли никого ту не видел. Даже крыс. Нехорошее предчувствие поселилось в душе. Хотя, да, с чего бы ему там не поселиться – он же в плену, мать вашу! – Ты давно здесь? – поднимая глаза к потолку, спросил Клоар, указательным пальцем нащупав косточку ключицы. Кожа там была шершавая – старый шрам, полученный еще в пятнадцать лет. Зараженная тварь хотела полоснуть его по горлу, но промахнулась. Пролежав пару недель в лазарете, став невольным свидетелем многочисленных смертей или, того хуже, перевоплощения солдат в живые трупы, он пересмотрел многие своих жизненные приоритеты. И в лазарет больше старался так надолго не попадать. – Да, довольно давно. Оли нахмурился. – Почему тебя не убили? – он посмотрел в стену, словно так мог увидеть собеседника. Но увидел лишь длинную волосатую мокрицу, что шустро ползла куда-то вниз. Скривившись, юноша вновь прислушался, ожидая ответ. Как не странно, но стены тут были тонкие, поэтому слышимость была очень даже хорошая. – Думаешь, они не пытались? То, что сжирали – отрастало заново. Я стал их провиантом на голодные времена. Работка, конечно, пыльная, но, по крайней мере, я жив. – Да уж лучше умереть, чем так жить, - ответил Оливер, потирая плечи руками. Становилось холодно. Окон тут не было, воздух был тяжелый, с противным горьковатым запахом, но, если рассуждать логически – падение температуры означает то, что солнце село. Ежась, кутаясь в тонкую куртку, забрался с ногами на жесткую койку, прислоняясь к стене спиной. – Неужели ты никогда не пробовал сбежать? – Пробовал, - лениво протянули полузевком, словно говорить об этом мутанту было откровенно лень. Собственно, так это и было. Разговоры утомляли сокамерника. – Но после двадцати семи неудачных попыток я просто смирился. Да и тебе советую. – Клэрис считала тебя героем, а, оказывается, ты просто трус. Оливер сплюнул, натягивая капюшон на глаза. Он не смирится. Никогда. Попробует сбежать при первом же удобном случае, а если не получится – утащит с собой на тот свет как можно больше нефелимов. И если Саблезубый не хочет вырваться на свободу, или хотя бы попытаться это сделать в двадцать восьмой раз, – это его решение, но парню было невообразимо противно слушать его речи о смирении со своей участью. Это был не тот Виктор Крид, про которого ходили байки в Утопии, и про которого с блеском в глазах рассказывала Блинк. Этот Виктор Крид – сломленный и порабощенный мутант. И хорошо, что Клэр считает его погибшим, потому что она сама умерла бы от стыда, завидев своего приемного отца таким. Этой ночью они больше не говорили. Клоар почти не спал, дремля в сидящем положении, то и дело вздрагивая от шороха в соседней камере. Он не знал, спал ли его новый знакомый, или нет, а начать снова разговаривать с ним желания и вовсе не было. Желудок предательски молчал и тихонько кушал сам себя, почти выворачивая мутанта наизнанку. Стены камеры давили на сознание, сдвигаясь, словно вот-вот раздавят. Холодно, мерзко, голодно, сыро… Отличное времяпровождение. Но выбора у Оли не было, поэтому приходилось сидеть и пытаться не сойти с ума. С другой стороны, Лебо с самого начала знал, на что он шел. Знал, что, скорее всего, домой не вернется, и все равно пошел вслед за Ноктюрн, невзирая на смертельную опасность, отсутствие адекватного плана и полного филейного сравнения сложившейся ситуации в целом. Но разве он мог поступить иначе? Конечно же, нет. НИМ были ему семьей на протяжении девяти лет, и сейчас, когда иллюзия счастья накрыла их, он не мог бросить команду, ссылаясь на то, что у него все хорошо и он счастлив. Смерть Алекса понесла за собой ряд необратимых изменений, какие всегда приносит с собой любая смерть – горечь, страх, жажда мщения. Он не винил Талию в том, что она желала отомстить, тем самым обрекая себя и друзей на верную гибель. Ведь он, в отличие от большинства команды, разделял ее чувства. И он действительно любил ее. Любил вовсе не как девушку, а как друга, как сестру. И как жаль, что он так редко говорил ей об этом… Застегнув молнию по самый подбородок, снова поежился, подтягивая ноги к груди, натягивая на колени низ куртки. Так он не замерзнет хотя бы до рассвета, а там солнечные лучи нагреют стены… и снова будет душно. Надеясь, что у него останутся силы пытаться бежать, Оли уткнулся лбом в колени, свернувшись в позу эмбриончика, как часто поступала его сестра, боясь оставаться одна в комнате. Но с ней почти всегда были близнецы, а Оливер порой был слишком занят, чтобы помочь Ребекке справиться с детскими страхами… Да, он всегда оберегал ее, но иногда даже этого было недостаточно. Что же будет с Лисенком, когда она узнает о смерти брата?.. Родители были для нее чужими – Оливер знал это, чувствовал. Шельма и Реми видели в ней маленькую девочку с заплаканными глазами, а она в них – туманные воспоминания из далеко забытого детства. Пропасть между ними была слишком велика, как и между каждым членом НИМ и их родителем. Той ночью Крис действительно был прав, сказав, что было лучше, когда они считали родителей мертвыми. Жить было проще. И нет ничего удивительного в том, что юные мутанты организовали этот маленький, обреченный на провал с самого начала отряд. Они поступили так, как должны были. В какой-то момент Оливеру показалось, что солнце никогда не встанет. Что новый день не придет, испариться, как крохотная надежда на спасение. Но первый луч пробился в щель под самым потолком, играя задорными зайчиками на стене. Юноша, потирая ноющие глаза, которые слезились от недосыпа сегодняшней ночи, прислушался. Было тихо. Слишком тихо. Никаких посторонних звуков, будто подросток был здесь один. Даже мелкие ползучие твари, размерами намного больше собратьев, забились в щели, тоже вслушиваясь в тишину, чувствуя что-то нехорошее. Оли тоже чувствовал, только упрямо гнал эти мысли в шею. – Виктор? Ответа не последовало. Оливер, хмурясь, спустил ноги с холодной койки, скидывая с головы капюшон, и встал. Сердце стало биться медленней, казалось, даже пропускало удары, тоже боясь делать громкие и лишние звуки. Руками коснувшись стены, за которой должен был быть Крид, Клоар приложил ухо к камню, снова тихонько произнеся имя мутанта. Но и снова ответом была ему смертельная и пугающая тишина. И вдруг эту тишину разрезал громкий лязг металла, а затем – рычание. Отпрянув от стены, ударившись ногами об койку, всеми силами сдерживал крик ужаса, рвущейся из горла, парень уставился на дверь. Несколько секунд лязг и скрежет не прекращался, гоняя по всему телу противные мурашки, а затем железная дверь медленно открылась. Оливер рухнул на койку, едва не лишившись чувств. На пороге его камеры стоял Саблезубый. Грязная одежда, засаленный короткий светлый волос, густая щетина, под глазами темные круги, впавшие щеки. Жизнь его помотала – это было видно. Но несмотря на его внешний вид, в глазах Крида был огонек упорства, твердого решения хватать мальца за шкирку и валить вон отсюда, пока, как и всегда, на рассвете сюда не заявились. – Я думал… – Это ради Клэрис. Не ради тебя, - все, что сказал Виктор, выходя, жестом прося парня следовать за ним. Тому не нужно было повторять дважды. Темный коридор был пустой, еще сырее камеры. Стены были в неизвестных потеках, темная мохнатая плесень собралась в углах, распространяясь по потолку. Но, прежде чем Оли успел хоть что-то понять, Вик грубо толкнул его в плечо в сторону вентиляции с оторванной решеткой. Судя по запаху, что исходил из темноты, туннель вряд ли выходил на свежий воздух… Но выбирать не приходилось, поэтому парень, зажав нос, пролез в вентиляцию. Как видно, Саблезубому было не так уж и сложно выбраться из своей камеры, но это значит, что основные проблемы были еще впереди. Если такого мутанта, как он, смогли так долго держать взаперти, нет никакой вероятности, что в этот раз их постигнет удача и получится сбежать. Лебо не хотел думать о худшем, но как иначе, если все вокруг так и смердит смертью. По крайней мере, в случае провала, можно будет утешать себя мыслями, что они старались. Ноги коснулись твердой земли довольно быстро. Не прошло и пары секунд, как сзади появился Саблезубый, оглядываясь и прислушиваясь. С минуты на минуту должны обнаружить пропажу заключенных. Оливер, вертя головой, не смотрел себе под ноги, вступая вперед, пока когтистая рука Крида не схватила его за плечо. – Под ноги смотри, - предупредил мутант. – Мы в их мусоропроводе. – Что ты имеешь в… - вдруг член НИМ умолк, ибо наступил на что-то мерзкое, расколов пополам. Холодея от нехорошего предчувствия, опустил глаза вниз, сглатывая горькую слюну. К горлу стала подступать тошнота. Хорошо, что желудок был пустым, а не то его бы точно вырвало. Свежие обглоданные кости валялись под ногами, а из черепа, на который юноша наступил, выскочила ошалевшая от голода крыса, скрываясь в темноте. – Крид, если мы выберемся отсюда живыми, то я тебя убью… – Ключевое слово – «если».