***
Оливер, накрывшись по самую шею одеялом, уперся лбом в стену. И улыбался. Нет, он вовсе не хотел быть невольным слушателем теплой семейной сцены, которая развернула свои крылья всего в нескольких метрах от его койки, но так уж случилось, что Клоар и Вольт были в одной палате. А бедро не позволяло парню покинуть ее и перебраться в комнату к сестре, по крайней мере, еще ближайшие двое суток. Но все самое нудное, по мнению Оли, уже было позади – Китти ушла минут двадцать назад, так что теперь тут был только Ланс. Парень никогда не был против Призрачной Кошки, но ее излишние причитания кого хочешь сведут с ума. Но Лебо молчал, терпел и делал вид, что спит и ничего не замечает. В конце концов, им нужно было побыть вместе, хоть Крис говорил тихо и хрипло – горло все еще болело от швов. Если говорить начистоту, то Оливер бы с радостью поменялся с другом местами. И пусть Кристофера мучила страшная боль, но сейчас он мог спокойно и непринужденно говорить с отцом, словно вся эта кровавая война канула в вечность и никогда уже не возродится. Снова мог почувствовать себя частью семьи, давно забытой, но счастливой. Нет, юноша вовсе не завидовал ему, ведь его родители тоже живы, здесь, с ним и с его сестрой, однако… Что-то тревожило душу. Оли и сам не знал, как это объяснить. Страх? Ревность? Самообман? Кто знает… Ему до сих пор не верилось, что родители живы. Он и Талия – единственные из НИМ, кто смирился с утратой. Быть может потому, что знали, что нужно заботиться не только о себе, не скорбеть и не впадать в уныние, а защищать ценой собственной жизни семью, которая у тебя осталась. Размышляя о жизни в Утопии, думая о сестре и родителях, юноша не заметил, как начал дремать. Разум проваливался в страну снов, и зеленоглазый подросток слышал диалог отца и сына через туман и пелену. Измотанное сознание постепенно отключалось. – Редко, почти никогда, - охрипшим и усталым голосом говорил Крис, хмурясь с каждым словом. Ему было очень не комфортно от швов и забинтованной шеи, но доктор МакКой сказал, что еще дней пять придется потерпеть, а когда снимутся швы – будет легче. – Даже если разговор и заходил о родителях, то обычно кто-то обязательно прекращал его… Да и малышня много вопросов задавала, поэтому мы предпочитали молчать. – Понимаю, - не менее устало выдохнул Альварес-старший, смотря на сына. На своего такого уже взрослого, самостоятельного сына. – Мы тоже редко говорили о вас. Старались не вспоминать тот день, забыть, как страшный ночной кошмар. Знаешь, Крис, - Ланс внимательно смотрел юноше в глаза, - я думал, что сойду с ума. Я не говорил ничего Китти, но временами действительно казалось, что у меня двинулась крыша. – Но теперь не стоит из-за этого переживать, - хрипло попытался рассмеяться Вольт, подтянув ногу под одеялом и дурашливо толкнув коленкой отца в плечо. Тот усмехнулся. – Я снова с вами, а когда выползу отсюда – буду прикрывать твою спину. – Да, будешь, - глаза помутнели и потемнели на этих словах. Сейчас, обретя сына, он хотел лишь одного – не потерять его вновь. Но в нынешнем мире это невозможно, и простое доказательство тому – смерть Александра. Такая скорая и неожиданная. Для всех. – Ладно, я пойду. Отдыхай. Завтра утром к тебе заглянет Хэнк, да и я тоже постараюсь зайти. Вулкан, сжав руку сына, кивнул и встал, направляясь к выходу. Внимательно проследив за ним взглядом, словно убеждаясь, что отец покинул палату, Крис нахмурился. У него, в отличие от всех остальных, было достаточно свободного времени, чтобы все обдумать и сложить два и два. Талия не сказала ничего конкретного, но Кристофер не был идиотом, поэтому понял все без лишних слов. Осуждал ли он подругу? Нет. Более того – он был полностью солидарен с ней. Но парень знал, почему Ноктюрн ничего не сказала команде. По крайней мере, пока не сказала. Потому что не все будут с ней согласны. Тот же Джонатан. Да, он пойдет за подругой куда будет сказано, будет драться до последнего вздоха, но при этом сердце останется тут, рядом с родителями. Оливер. Он тоже пойдет, еще и какую-нибудь шутку бросит, но душа будет рваться сюда, к сестре, к родным. А Крис… Он знает, что все кончено. Сидеть здесь, в Картере, забившись, как крыса, ожидая, когда осада нефелимов станет настолько сильной, что защита рухнет – он не собирался. Уж лучше умереть там, в самом улье, чем здесь, трясясь каждый день от страха. Садясь в постели, Вольт взял свою подушку и, прицелившись, кинул ее на противоположную койку, как раз в Оли. Тот, вскочив, распахнул глаза, пытаясь очнуться от дремоты. – Ты что творишь? – зарычал зеленоглазый парень, кидая подушку обратно. – Я почти уснул. Вот же нежить. Громко шмыгнув носом, Лебо снова лег, укутываясь тоненьким одеялом. Кристофер, положив подушку себе под спину, сел, опираясь на нее спиной, и скрестил руки на груди. – Оли, сон подождет. Мне нужно с тобой серьезно поговорить. – Сон не может подождать, - зевая, ответил тот, сонно причмокнув. – Спи, Крис, утром поговорим. Правда, я как выжитый лимон. – Оливер, - нахмурившись, громче сказал парень, но тут же поморщился от ноющей боли у основания шеи и продолжить чуть тише, - это важно. Алекса больше нет, а это значит, что теперь Талия не будет сидеть на месте, ты же ее знаешь. – И? – открыв один глаз, осведомился Клоар. – На что ты намекаешь? – Я не намекаю, а говорю прямым текстом. Она собирается рвать отсюда когти. И если мы не пойдем с ней – она уйдет одна. Оливер молчал. Догадывался ли он об этом? Да, безусловно, но в глубине души все же надеялся, что у Ти-Джей мозги остались и, как говорится, кидаться из огня да в полымя она не станет. С другой стороны, он слишком хорошо знал кузину, поэтому думать, что она отступит, было глупо. Все так же лежа на боку, укутавшись одеялом по самую шею, Оли молча смотрел на Криса, думая над его словами. Ясное дело, что этот проходимец задумал. Сумасшедший. Разумней всего было бы сейчас во все горло наорать на друга, привязать к койке и доложить родителям об этой смертельно-безумной затее, но кто ж сказал, что Оливер разумный? – Без меня уйдете – жопы надеру, - спокойно сказал он, закрывая глаза. – Я тебе тут не балласт, мистер Геройский Герой. Куда ж вы без меня, м? Крис кисло усмехнулся. Другого ответа он и не ожидал. – Но я не принуждаю, - тихо сказал он, словно боясь, что кто-то мог услышать этот приватный разговор подростков. – Мы, скорее всего, больше никогда не вернемся и… А как же Ребекка? Кто о ней позаботится? – Мама с папой, - так же тихо, грустно и тоскливо пискнул зеленоглазый юноша. – Теперь все иначе, чем было в Утопии. Она больше не нуждается в моем постоянном контроле. И, наверное, так даже лучше. Поэтому, Крис, отмотай сопли от кулаков и собирайся с силами. Если Талия решила что-то сделать, то приступит немедленно, а мы тут с тобой, как псы подстреленные, тявкаемся. Так что давай спать. Утро вечера мудрее. – Да, ты прав, - согласился юноша, ложась. Удобно устроившись в кровати, которая мягкостью не отличалась, он положил руку под голову и посмотрел на друга, который и не думал закрывать глаза, глядя куда-то сквозь стену. – Оли? – М? – Можно последний вопрос? – Валяй. – Я чувствую себя идитом, но… Я не хочу так. Не хочу жить тут, ожидая, когда какая-нибудь тварь разорвет мою мать или отца на моих глазах… Мне было легче, когда я думал, что они мертвы. Скажи, я ужасный сын, раз так думаю? – Нет, - после долгой паузы ответил Клоар. – Скажу по-правде, я думаю точно так же. Я боюсь, что могу снова потерять их. А поэтому было лучше, когда они были мертвы. Тогда мы точно знали, что ничто их не вернет и стоит жить дальше… Ладно, Крис, спи, завтра будет тяжелый день. – У нас каждый день тяжелый…***
Молния не спала, сидя в огромном кресле, листая толстую книгу с видами ядов и ядовитых газов. Это была единственная книжка, которую девочка нашла в небольшом кабинете, поэтому пыталась развлечь себя хотя бы этим. Читать Шеннон умела, но не видела в этом необходимости, поэтому просто просматривала картинки с травами, какие-то чертежи, да заметки доктора черной пастой на гладких листах. Иногда, правда, она читала что-то про яды, но многое все равно пропускала. Сам же доктор ушел минут десять назад проверить пациентов, которых после последней битвы было предостаточно, оставив девочку скучать над толстой энциклопедией. На самом деле с доктором МакКоем ей и так было не особо весело, но с ним можно было хотя бы поговорить, да и рассказывал он множество увлекательных, но не страшных историй, связанных с его работой. Перевернув очередной гладкий листик, белокурая девочка зевнула. Нахмурив тоненькие белые бровки, она закрыла книгу и, перетащив ее со своих колен на край кресла, спрыгнула с него и, поправив свою темную кофточку, сложила руки за спиной, точно как это делал Хэнк, и принялась расхаживать по его кабинету, разглядывая пробирочки. Правда, через пару минут ей надоело, и Молния снова заскучала. Маясь, вышла в прохладный коридор, прижимаясь спиной к стене, точно маленькая шпионка. Хитро улыбаясь, прислушиваясь к каждому шороху, она на цыпочках кралась вдоль стены, оборачиваясь. Вдруг враг следит? Или вдруг нефелим крадется сзади? А ей нужно пробраться на базу незамеченной и активировать бомбу, которая взорвется через десять секунд. Враги следят за ней повсюду, но с такой ловкостью и хитростью им никогда не поймать лучшего солдата НИМ. Вдруг из-за угла появилась чья-то тень, и Шеннон, застыв на секунду, рванула к ближайшей двери, скрываясь за ней. «Ха, глупый нефелим! – ликовала Молния, слушая, как шаги стихают за дверью, удаляясь. – Я невидимый шпион! Так, а теперь нужно освободить пленных и помочь им сбежать». Девочка повернулась, разглядывая помещение, в котором оказалась. Ту не было ничего интересного, лишь кресло, несколько стульев и рабочий стол. Ни шкафов, ни книг, ничего больше. Растерянно хлопая своими большими голубыми глазами, она прошла дальше, ближе к высокому широкому окну. Но, зная, что на нижних ярусах окон нет и быть не может, девочка, съедаемая любопытством, уцепилась тоненьким пальчиками за раму и привстала на цыпочки, вытягивая шейку. Там, за этим стеклом, находилась еще одна комната. Она была фактически пуста, как и эта. Однако вовсе не инвентарь комнаты приковал к себе взгляд Молнии, а женщина, сидящая на стуле, карябая коротким ногтем по столу. Словно почувствовав на себе любопытные глазки, женщина подняла голову и повернулась. И мир вокруг нее рухнул. Она была с ней всего два месяца после рождения, но этого было вполне достаточно, чтобы материнское сердце дрогнуло от боли. Сейчас жгучий голод, обуявший разум, отошел на второй план. Ороро, вцепившись ослабевшими пальцами в край стола, встала и на ватных ногах подошла к пуленепробиваемому стеклу. – Шеннон, - одними губами прошептала Гроза, кладя руку на стекло. Девочка ее не слышала – стекло было слишком толстое. – Моя маленькая Шеннон… Эти же голубые глаза, полные любопытства и безмятежности, смотрели на нее и в тот последний роковой день. Ро еще помнила то время, когда узнала, что самолет разбился, когда Эмма, вернувшись с Реми и Логаном с места крушения, сказала, что выживших нет, когда она сама подставила руку для укуса, надеясь на смерть… Но Люди Икс поступили хуже, чем нефелимы – заперли, как животное, наедине с пожирающими разум страшными воспоминаниями. И на протяжении долгих месяцев она убивалась этими мыслями, не раз пытаясь покончить с собой. Сейчас Буре хотелось только одного – крепко обнять своего ребенка, прижать к себе так близко, как только возможно, и просто, наконец, перестать быть бездушной машиной, которую все боятся. Но она не могла… Не могла, потому что знала, что сорвется, как только почувствует запах человеческой плоти. Голос звериного голода был сильнее голоса разума… Молния, рассматривая чужую и одновременно родную женщину, не понимая, почему ее держат в запертой комнате, подняла руку и коснулась ладошкой стекла, как раз на уровне ладони пленницы. Ороро дрожала всем телом. В уголках ее глаз собрались слезы. Давно забытые призрачные слезы, которые проливать было незачем… до сего момента. Еще долго Гроза смотрела на девочку, понимая, что времени осталось минимум. Как только Икс-мены узнают, что девочка была здесь, то они тут же запрут эту комнату и никогда больше не впустят сюда Шеннон. А этого женщина не выдержит… Зная, что ее дочь тут, всего в нескольких метрах, но при этом осознавая, что не может даже прикоснуться к ней, не убив при этом, было хуже любой казни. Ободряюще улыбнувшись, она отняла руку от стекла и показала в сторону. Молния, хмурясь, посмотрела в указанном направлении и увидела три рычага возле стекла. Снова посмотрела на женщину. Та, все так же тепло улыбаясь, жестом попросила опустить рычаги. Девочка, кивнув, взяла один из стульев и подставила его к стене. Встав на него, неловко уцепилась ручкой за первый рычаг и неуверенно посмотрела на женщину. Ороро, кивнув, показала три пальца, давая понять, что нужно опустить все три рычага. Белокурая малышка, помедлив, кивнула. Два рычага опустила одновременно, а третий – секундой позже. В то же мгновение комнату за стеклом стал заволакивать ядовито-зеленый дым, укутывая в своих объятиях женщину. Шеннон испуганно распахнула глаза и отшатнулась, упав со стула. Она узнала этот газ, так как полчаса листала энциклопедию по ним. Он сначала парализует жертву, а потом удушает. Смерть наступает примерно через пять минут после попадания в легкие. Тяжело дыша, снова вскарабкалась на стул, пытаясь поднять рычаги на место, но ничего не выходило – те словно окаменели. Начиная плакать, Шеннон все дергала проклятые рычаги, но те не сдвигались с места ни в какую. Потеряв надежду, она спрыгнула со стула и понеслась обратно к окну, но возле него уже никого не было… Задыхаясь от боли, поедающей ее легкие, Ороро смотрела сквозь зеленый дым и улыбалась уголками бледных губ. Она гордилась своей дочерью, была благодарна НИМ, что уберегли Шеннон, даже была благодарна мужу, что тот не убил ее сразу после перевоплощения, позволив тем самым увидеть свою повзрослевшую и живую девочку. Голода больше не было. Было только спокойствие. Выдох. Голубые глаза продолжали смотреть в пустоту.