part of me

— И… — тут Чонин запнулся, очнувшись от долгого рассказа, и перевёл встревоженный взгляд на полусонную моську Сехуна, который, несмотря на сонливость, продолжал внимательно и участливо слушать. — В общем, да… — неопределённо закончил мужчина, смутившись и замявшись, отчего весь его рассказ некрасиво оборвался на ровном месте. В голове слайдами пролетали картинки дальнейшей жизни, напоминая Чонину обо всех его ошибках, о которых он бы предпочёл забыть, но язык будто прилип к нёбу, категорично отказываясь продолжать эту историю. На самом деле Чонину стало неловко и страшно рассказывать этому юноше дальнейшее. Ведь проще представить его, как раненного собственными чувствами юнца, который в печали от потери своей любви запрятался в мысленную скорлупу, чем услышать дальнейшую разочаровывающую правду о нём и тех непоправимых грехах, что он совершил. — Ты прямо как Вертер, только наоборот, — слабо улыбнулся Сехун, придерживая на языке своё «мне жаль», умом понимая, что это не то, чего бы Чонин хотел услышать от него. — Извини, что потревожил такие воспоминания. Не особо задумываясь, парень дотянулся рукой до сжатой в кулак ладони Чонина, накрывая сверху и заставляя разжать пальцы. От прикосновения замёрзших пальцев к своей ладони Чонин незаметно вздрогнул, приходя в себя от тяготы мучавшего душу прошлого. Подложив под голову вторую свободную руку, Сехун лёг на столешницу, не сводя задумчивого и печального взгляда с Чонина. Тишина между ними насчитывала секунды и минуты, но Чонин не пытался продолжать, а Сехун искренне не знал, что сказать, продолжая теребить чужие фаланги пальцев. — Ты, наверное, устал за сегодня, да? — неловко пытаясь перевести тему в другое русло, Чонин первым нарушил тишину, чувствуя внутри некую горечь и тоску. — Плюс ещё выслушивал тут сопли взрослого человека, ха-ха. — Несмотря на то, что истина такая жестокая и печальная, я всё равно рад, что ты поделился. Так я узнаю тебя чуточку больше. А ты, по-моему, устал больше меня, — улыбнувшись в ответ, Сехун отпустил руку, выпрямляясь на табурете обратно. — Если честно, то я хочу спать, — несколько натянуто, но больше от усталости, улыбнулся в ответ Чонин, следом вставая с насиженного места. В то время, пока Чонин находился в ванной, бросив наперёд, что ему нужно ненадолго в душ, Сехун ломался перед чужим шкафом, пытаясь переступить своё воспитание, мешающее залезть в чужие вещи для того, чтобы найти ту самую вырвиглазную майку, в которой он спал первый раз. Виновато оглянувшись на дверь ванной, он все же открыл дверцы, с любопытством разглядывая идеальный порядок внутри, который никак не вязался с беспорядком в комнате. Все вещи были аккуратно сложены и развешены по вешалкам. Белая футболка с устрашающим принтом на удачу оказалась буквально под рукой, не заставляя Сехуна тревожно рыться в её поисках. Быстро переодевшись и аккуратно повесив свои вещи на спинку стула возле рабочего стола, Сехун сладко потянулся, ощущая наконец отчаянное желание забраться под тёплое одеялко и, свернувшись калачиком, крепко уснуть. Но не успел он дойти до кровати, как дверь ванной открылась, выпуская мокрого Чонина с водружённым на завившиеся от влажности волосы белым полотенцем. Одет он был лишь в чёрные спортивные штаны, низко посаженные на бедра, отчего резинка галантно подчеркивала статное телосложение и подвздошные, немного торчащие кости. Покраснев как помидор, Сехун резко отвёл взгляд от обнажённой груди мужчины, который, вытирая полотенцем волосы, совершенно ничего не замечал и не испытывал никакой неловкости, подходя к кровати. — О, ты уже переоделся? — удивился он, цепляясь взглядом за обнаженные ноги и вырвиглазный принт. Сехун в ответ молча кивнул, таки забираясь в кровать одним небольшим прыжком, отчего та отпружинила и развеселила омегу. Чонин удивился детскому настроению, после такого, казалось бы, удручающего разговора, но в душе он был бесконечно благодарен. Всё-таки приятнее, когда человек перед тобой не сетует на твои проблемы, не специально надавливая на старые болячки, а пытается воссоздать более хорошую и весёлую атмосферу. В части понимания Сехун и правда был незаменим. Недолго думая, Чонин забрался следом, с мысленным благодарным стоном опускаясь в недра мягкой и тёплой постели, дарующей расслабление мышцам и телу. В голове сразу воцарилась туманная дымка сна, отчего Чонин готов был уснуть уже через минуту. — Иди сюда, — позвал он, раскрывая свои объятия, лёжа на боку. Несколько секунд Сехун пролежал молча, не шелохнувшись, но потом чуть придвинулся, ощущая такое щемящее тепло от другого человека, из-за которого сердце теперь отстукивало некий отчаянный марш, заставляя Сехуна волноваться, как бы Чонин его не услышал и не подумал ничего. Но сердце стучало так громко, что не услышать его было невозможно, отчего Сехун смутился ещё больше, пряча взгляд от Чонина, чья рука по-хозяйски легла ему на талию. Не понимая, откуда взялась такая чувствительность, Сехун весь возмутился от себя же самого, старательно пытаясь отогнать из головы щекотливые и не детские воспоминания, которые, казалось, происходили вовсе не с ним, а на телевизионном экране в формате порно в его воображении. И прежде чем Чонин успел бы спалить его состояние, Сехун резко отвернулся на другой бок, свернувшись в калачик и спрятав нос в кромке толстого одеяла, чем порядком удивил мужчину. — Что-то случилось? — с беспокойством спросил он, в темноте различая светлую макушку, съехавшую в самый низ подушки. — Ничего. Спи, — буркнул в одеяло Сехун, зажмурив глаза и поджав коленки поближе к себе. Чонин изумлённо выгнул брови, не сдерживая улыбки, впервые отмечая за Сехуном такую сторону, но перечить не стал. И дабы восстановить справедливость в мире, запустил обе руки под одеяло, цепляя Сехуна за грудину и подтягивая к себе. В ту минуту Сехун готов был провалиться под землю от возмущения, что с ним обращаются, как с каким-то котом, но когда тёплые руки обвили его талию, а тёплое тело Чонина прижалось к его спине, опаляя горячим дыханием основание шеи, Сехун резко ощутил какое-то неизведанное умиротворение. Через минуту дыхание мужчины стало размеренным, что означало, что он благополучно уснул, а вот к Сехуну сон, наоборот, никак не хотел идти, хотя он был сморен усталостью и тёплыми объятиями со спины. В голове мельтешили мысли о том, что Чонин точно не договорил ему эту историю, и это было ясно, исходя из того, что сказал Чанёль. Ведь они познакомились в университете, если можно так выразиться, ибо Чонин сперва не узнал Пака, а тот временной отрезок, о котором рассказывал Чонин, был посвящён школьным годам. Сехуна снова гложило любопытство о том, что с Чонином произошло дальше такого, отчего он испуганно дёрнулся при виде старого знакомого, который как-то рьяно убеждал его, Сехуна, держаться от Чонина подальше. А также Сехун не смог удержаться от того, чтобы в голове повнимательнее не прорисовать портрет Исина. При Чонине он лишь схематично представил его по скупым фактам от мужчины, но теперь у него было в запасе то одинокое время, когда он бодрствовал, но уже почти спал, заражаясь от Чонина сонливостью. Он пытался представить, что если бы у него был такой друг, в которого бы он влюбился беспамятно, но тот категорично отрицал возможность их отношений, после умирая вдалеке от Сехуна от неизлечимой болезни, лишь присылав открытку. Такого друга у Сехуна не было, поэтому он мог лишь воображать себе какую боль и отрицание испытывал в то время Чонин. Тяжко вздохнув, Сехун накрыл рукой руку Чонина на своей талии, переплетая пальцы, а сам сильнее вжался в него, глубже окунаясь в тепло созданное двумя телами, желая ощущать мужчину ещё больше, ещё сильнее, чем было сейчас и в разы до этого. Только после этого Сехун прикрыл глаза, медленно и незаметно погружаясь в безмятежный сон об одиноких морских дюнах, чьи фотографии он слал Чонину. Только в отличие от Исина, в своем сне Сехун вернулся к мужчине.

Flashback

Улепётывая от криков и погони позади, Чонин сшибал с ног студентов с его потока, толпящихся в коридоре. Его единственным желанием было лишь поскорее скрыться от преследующего его Криса, но тот с каким-то изумительным упорством вынюхивал его даже в толпе. Но сейчас было не время ныть о своём нетипичном запахе, выдававшем его за версту, так как в помещении никто не курил, и Чонин резко свернул в нелюдимый коридор, разгоняясь что есть силы. — А ну стой, твою мать, Чонин! — кричал вслед Крис, когда Чонин добежал до лестницы, перепрыгивая сразу через две ступени, которая вела к выходу на крышу. — Ты всё равно сейчас загонишь себя в тупик, отчаянный! Но для Чонина остановиться равно значило сдаться, поэтому он продолжал бег по лестнице, с громким хлопком двери вылетая на крышу и резво прячась за одно из подсобных помещений на ней. Опустившись на цементный пол, он устало перевёл дыхание, прикрывая слезящиеся от рези глаза. Сейчас ему уже было наплевать, что Крису ничего не составит труда найти его и поймать в ловушку. Какое-то исступление и отчаяние загнанной в угол жертвы обуревало его, отчего он был готов дать отпор даже в самом невыгодном положении. Только бы перевести дух с минутку. Но тень от высокой фигуры Криса нависла над ним, заставляя поднять обозленный взгляд вверх, однако Чонин даже не шевельнулся. — Ну и вот нафига была эта гонка? — раздражённым голосом спросил тот. — Почему ты не можешь без скандалов просто выслушать? — А что? Сильно яйца печёт, что такой слабый альфа, как я делает всё наперекор твоему самовлюбленному королевскому эгоизму? — ядовито хмыкнул Чонин, растягивая губы в пошловатой ухмылке. Это стало последней каплей несуществующего терпения Криса. Схватив за грудки Чонина и резко подняв с пола, Крис впечатал непослушного мальца в стену, начиная шипеть ему в ухо проклятия, но в ответ слышал лишь ядовитый смех Чонина, который воспользовался секундным замешательством парня и заехал ему коленкой в пах. Не сильно, но ощутимо. — Ах ты дрянь, — прошипел тот, оторвав Чонина на секунду от стены, чтобы потом с силой впечатать обратно, отчего тот больно приложился головой. Но даже такое не вывело Чонина из себя, заставив лишь ненавистно кривить губы в неизменной ухмылке, пока в глазах полыхал огонь неподчинения. — Я не понимаю, чего ты так бесишься из-за меня, серьёзно? Так приспичило что ли засунуть член мне в дырку и посмотреть какая разница от этих шлюх, что вьются сплошь да рядом? — сплюнул Чонин кровь прямо на Криса, который ещё до погони успел врезать ему по лицу. Руки Чонина были задраны вверх, крепко удерживаемые огромными ладонями Криса, отчего тот фактически свисал по стенке, пока более сильный нависал над ним, испепеляя огнем ненависти. — Почему ты, блядь такая, не поймешь, что это не любопытство?! — А что ещё, скажи мне на милость? Любовь? Не смеши меня! — рассмеялся ему в лицо Чонин, но договорить ему не дали, прикусывая нижнюю пухлую губу, на которой уже красовался кровавый шрамик от чужого кулака, отчего поцелуй принес ещё больше боли. Чонин отчаянно пытался вырвать свои запястья из чужой хватки, пытался ещё раз пнуть коленом в пах, да посильнее, но Крис предугадывал все его попытки, плотно вжимая своим телом и мешая пошевелиться. Чонин плотно сжимал губы, не позволяя обнаглевшему альфе углубить поцелуй, но Криса это не остановило, и он переключился на острую линию подбородка, затем переходя на шею. — Да люблю я тебя, дрянь ты поганая, и мне насрать, что ты не омега, — прошипел он ему в ямку ключицы, после чего резко и больно вонзил зубы в смуглую кожу, заставив Чонина вскрикнуть, вскинуться и наконец сбросить чужое тело с себя. — Ты больной?! – заорал Чонин, схватившись ладонью за свежий укус на шее и испепеляя взглядом нахмурившегося парня напротив. Накинув капюшон своей чёрной мантии по самые глаза, Чонин стремительно выбежал с крыши, не встречая никакой преграды.

* Год спустя

Опомнился Чонин только на проклятой крыше злосчастного универа, с паранойей глядя вниз, стоя у самого края. В голове стоял сущий хаос, разбивающий душу на миллионы осколков, из-за того в какой кошмар превратилась его жизнь. Чонин оцепеневши смотрел вниз и всё сильнее ощущал в себе непреодолимое желание спрыгнуть вниз, покончить со всем этим дерьмом. — Вслед за своей омежкой решил? — раздался насмешливый голос позади, заставляя Чонина дёрнуться и резко обернуться назад. Позади, прислонившись к стене подсобки сидел незнакомый парень, на ногах у которого лежала гитара. Рука была облокочена об её ребро, но тот ничего не играл, лишь заинтересованно поглядывая на Чонина, не стирая с лица насмешливой ухмылки. — Это был не мой омега, — буркнул Чонин вместо того, чтобы возмутиться, что его одиночество грубо нарушили. — Но который, как ходили слухи, без ума тебя любил и носил твоего ребёнка, результат одной случайной связи, да? Я слышал, что с собой этот несчастный покончил как раз из-за того, что ты выбрал не его, а Криса, альфу. — Кто ты такой? — у Чонина уже не осталось сил спорить и отрицать очевидное, потому что все эти события прочно втоптали его на полное дно. — Да так, случайный прохожий, которому ты умудрился по пьяни подарить поистине поражающий поцелуй на одной клубной тусовке, — улыбка парня стала ещё шире и хитрее, отчего Чонину стало совсем не по себе. В голове начали как-то пробегать отрывки воспоминаний, пока он с любопытством разглядывал сидящего напротив альфу с коротко стриженными чёрными волосами, серьгами в ушах и двойной спиралью пирсинга в нижней губе. И от этих воспоминаний ему стало снова дурно от плохого предчувствия, что история сейчас повторится вновь. — Не волнуйся, я по омегам, — хмыкнул парень, заметив побледневшее лицо Чонина. — И в конечном итоге, Крис теперь тоже парализован, я так понял? — Только нижняя часть тела, — вздохнув, согласился Чонин, присаживаясь на бордюр крыши. — Он снова вывел меня из себя, мы поссорились и я выскочил из его машины прямо перед началом гонок. А он такой тип альф, что от гнева перестают видеть перед собой. Вот он и разбился. Темноволосый парень с гитарой задумчиво покивал, усваивая информацию, пока его лицо сделалось совсем нечитаемым. В то самое время Чонин подумал, что этого парня он вряд ли ещё когда встретит, да и выглядит он надёжным собеседником, чтобы просто вылить всё, что накипело на плечи незнакомцу и навсегда забыть. — Сейчас я жалею лишь о том, что не остался в машине. С удовольствием бы разбился насмерть, меньше бы проблем было. Теперь же я виноват в том, что какая-то омега покончила с собой из-за меня, и один из самых популярных парней этой задрипаной шараги стал просто недееспособен — всё также из-за меня. — И для тебя это причина кончать самоубийством? — Если бы только это, я бы побыл сволочью и плюнул на всё. — Было что-то ещё? — Было. Большего Чонин не сказал, а парень не стал расспрашивать, вновь усмехаясь, как показалось Чонину, над ним самим и его жалостью. Вместо разговора он лишь выудил из кармана маленький медиатор и провёл правой рукой по струнам чёрной гитары. Тишину крыши заполнила смутно знакомая Чонину акустическая мелодия, после вступления которой парень начал петь низким хрипловатым голосом на английском языке. Но смысл строчек Чонину был ясен, отчего его сильнее стала давить тупая боль внутри, заставляющая парня ненавидеть себя и желать лишь смерти после всех пьяных вечеринок, случайных связей с представителями всех полов и ошибок, которых не воротишь назад. Его тошнило от того, каким он стал. «Call the doc, I must be sick. Better get me my medicine»*, — продолжала литься песня параллельно тому, как глубже в своих мыслях ходил Чонин. Настолько глубже, что не заметил, когда та оборвалась. — Если ты считаешь себя настолько разбитым и безнадёжным, заслуживающим смерти, тогда прыгай, — сказал парень, тихонько продолжая теребить струны, не играя что-то определённое. Чонин вскинул удивлённый взгляд на парня, не ожидая, что тот сам подтолкнёт его к греху, вместо типичных отговорок не делать этого. — Я жду, — поддакнул тот, привставая со своего места на корточки и убирая гитару в чехол, на котором и сидел. В горле у Чонина всё резко пересохло. Тьма и высота, что были внизу за его спиной, резко потянули на дно, заставляя сердце учащенно биться, а руки дрожать. Всё тело резко парализовало от одного представления, что секунда — и он полетит вниз. — Я… не смогу, — прохрипел он, боязливо озираясь назад, а затем оборачивая полный отчаяния взгляд к парню с гитарой. Но тот лишь едко ухмыльнулся, будто в чём-то убедившись, и махнув на прощание рукой, скрылся за дверью лестничного пролёта, оставляя Чонина наедине.

*

Полностью закутавшись в чёрный цвет, в единственный, который не раздражал душу, Чонин едва плёлся по почти безлюдным улицам города, пока сверху хлестал сильный дождь. Голову от дождя не спасал даже капюшон, отчего по впалым щекам катились солёные капли, так хорошо имитирующие слезы, что Чонину действительно казалось — он плачет. В голове стоял неясный туман и один единственный вопрос: «Как ему теперь жить?». Потерявший свой путь направления в лице Исина и свою первую любовь; подтолкнув человека, любившего его всей незапятнанной чистотой человеческого сердца, который мог подарить шанс на более-менее человечную и осмысленную жизнь, к смерти, в результате которой погиб и маленький, даже не родившийся ребенок; уничтожив жизнь человеку и широкие планы на будущее из-за его темперамента, отчего ему оставалось только догнивать оставшиеся дни, мечтая лишь о смерти. Кто был Чонин во всей этой истории, и какой вывод он из этого извлек? По крайней мере, то, что он несёт одним своим существованием смерть и разрушение. Жалкий, изодранный на лоскутки душой, он уже не представлял из себя ничего человечного, замкнувшись в тишине своей чёрной депрессии, но боясь последовать следом за теми, кто уже ушёл. В наушниках крутилась короткая и печальная песня, такая же дождливая, как город в этот утренний час, такая же серая и опустошённая, как Чонин. Не переключая её с повтора, Чонин задрал голову к серому небу, с которого лились эти нескончаемые слёзы, а в голове снова стоял голос Исина, преследовавший парня всю жизнь, после его смерти. «Если тебе плохо — хорони себя в воде. Это поможет». Но Чонину было так плохо, что не помогала даже вода, сколько бы он не топил свою голову в раковине или в ванне, погружаясь на её дно. Чонин уже слишком ослаб, чтобы понимать хоть что-либо, гонимый тошнотворными чувствами вины и ненависти. — Исин, — слабым голосом позвал он, не обращая уже никакого внимания на редких прохожих. — Исин, посмотри на меня. Кем я стал без тебя. Ливень продолжал хлыстать по лицу, пока полностью продрогший и промокший парень с каким-то отчаянием и бессилием упал на колени, не отрывая опустошённого взгляда от серого неба. — Что мне делать, скажи мне? Как я должен теперь жить, убив этих людей? Вот, что произошло, Исин. Так что же, по-твоему, есть смерть? После Чонин долго и надрывно смеялся, всё глубже погружаясь во тьму.

End.

Чонин резко подскочил на кровати, во все глаза таращась перед собой, пока сбившееся дыхание постепенно приходило в норму. От осознания, что ему снова приснился отрывочный кошмар из прошлого, сердце тревожно ёкнуло, заставив мужчину тяжким грузом упасть обратно на мягкую постель. От его телодвижений, спавший до этого Сехун, уткнувшийся в чужое плечо лбом, нервно заворочался, тихонько что-то промычав, отчаянно не желая просыпаться. Кинув взгляд к часам, Чонин обнаружил, что сейчас лишь пять часов утра. Будильник на телефоне был заведён на семь — время, когда Сехуну надо будет просыпаться и собираться на работу, но Чонин уже знал — он больше не уснёт. Сердце колотилось, как бешеное, пока в голове вновь проматывались картинки из сна. Видимо встреча с Чанёлем стала причиной для возвращения этих снов, плюсом накладывалось то, что вчера он рассказывал Сехуну. Старые чувства отвращения начинали тихонечко, как языки пламени, лизать края сознания, затапливая Чонина жутким ощущением, что всё снова идет шиворот-навыворот. — Почему ты не спишь? — сонливо пробурчал Сехун, слегка приподнимая голову, но лишь для того, чтобы поближе подтянуться к Чонину, утыкаясь носом тому в грудь. Отвлёкшись на секунду, Чонин обратил внимание на прижавшегося к нему парня, который явно замёрз без одеяла, опрокинувшееся на пол с кровати, а от того и жавшийся к единственному источнику тепла. Обнажённые стройные ноги обхватывали ногу Чонина, сам парень чуть ли не всем телом на него навалился, вновь засыпая и не замечая отчаянного состояния Чонина. Вздохнув, Чонин поспешил выкинуть ужас из своей головы, аккуратно вытаскивая зажатую руку из-под Сехуна, чтобы придержать ею его за спину, а сам чуть поворачиваясь в бок для большего удобства. Ладонь руки, прижимающая спящего омегу к себе, случайно оказалась на не скрытой задравшейся футболкой ягодице, отчего Чонин слегка смутился, скашивая взгляд к спящему, но тому было хоть бы хны. Снова вздохнув, Чонин уткнулся носом в светлую макушку, вдыхая этот легкий аромат яблочных деревьев, напоминающих ему о том времени, когда не было никакого кошмара. Где был лишь маленький любопытный мальчик, который любил читать и узнавать новое, а также пропадающий все послеобеденные часы в яблоневом саду, мирно посапывая под их кронами. Он всегда оставался в загородном доме деда до конца сентября, когда в саду вёлся сбор урожая, и можно было бесконечно лопать кисло-сладкие, но очень вкусные зелёные яблоки. Тогда маленький Чонин был безумно счастлив. Интересно, чтобы сказал Сехун, узнай-таки вчера он историю до конца? Чонин не хотел об этом думать, равно как и не хотел, чтобы Сехун знал. О том, какой он на самом деле; что вместо защиты беременной омеги бросил ту на произвол и довёл до самоубийства, пусть и не хотел. Сейчас история почти повторялась, и плевать, что вроде бы всё взаимно, всё по-другому и с другими характерами. Чонин не мог справиться с вернувшейся паранойей, держа в своих неумелых руках такое невесомое чудо, лицом к лицу не знакомое с грехами мира, как совсем ещё юный Сехун.