Мне приснилось небо Лондона

Судя по всему, основным, определяющим меня качеством, можно назвать привычку стоять у окна, где бы оно ни находилось. Вот и сейчас я находилась в этом положении, рассматривая ночную лондонскую улицу, и проезжающие по ней автомобили. Жизнь города, как всегда, кипела. Наверняка, в этот самый момент Шерлок Холмс и Джон Ватсон самозабвенно бегают по каким-то подворотням и что-то расследуют. Угольное ночное небо успокаивало – в нем не клубились все оттенки серого и голубого, в которых я отчаянно, день за днем, пыталась рассмотреть цвет глаз Шерлока. Возможно, я просто уже его забыла, и мне только кажется, что с момента моего заселения под крышу Мориарти в небе перестали замешивать те самые, необходимые краски. Внутри меня же палитра смешалась настолько, что превратилась в грязное месиво, в котором уже нельзя было понять, что из чего проистекает и какие краски вообще были использованы. Я увидела, как возле дома остановился кэб и напряглась. Неужели?... Но нет, из новенького такси вышел какой-то незнакомый мне мужчина и направился к подъезду. Я так и не запомнила всех жильцов – их было слишком много, но, если быть честной, я даже не пыталась этого сделать. Меня интересовал только один жилец этого дома, этой квартиры, которого и жильцом на самом деле нельзя было назвать. Джим не появлялся в квартире уже 11 дней. Я говорила себе, что, исходя из того, что в моей жизни за этот период не произошло никаких изменений, значит, с Мориарти все в порядке. Но больше недели он не отсутствовал никогда... Глаза Джима были цвета жухлой осенней травы. Многим эти глаза могли показаться карими, но стоило в них попасть солнечному свету, как они сразу превращались в почти зеленые. А иногда цвет сгущался, и глаза становились подобны горькому шоколаду. Но мне нравился тот оттенок, который я решила считать настоящим – смесь коричневых и зеленых красок, цвет жухлой осенней травы. Скорее всего, вдобавок ко всему, я подвержена стокгольмскому синдрому. Из-за угла улицы, сверкнув фарами, появился черный автомобиль представительского класса, я по привычке посмотрела на него с какой-то долей надежды, но все же не обратила особого внимания. И вдруг автомобиль остановился у дома. Очередной жилец, ничего особенного. Вышел водитель, обошел вокруг машины, открыл пассажирскую дверь… И из нее вышел Джим Мориарти. Эту фигуру в шикарном черном пальто я узнаю всегда… Не глядя по сторонам и не подняв голову наверх, он направился к дому, а я, отскочив от окна с гулко бьющимся сердцем, нырнула в постель, непонятно для кого притворяясь спящей. Спустя минуту входная дверь щелкнула, открывшись, и я стала прислушиваться к шагам Джима. В условиях абсолютной ночной тишины я даже расслышала или, как обычно, почувствовала, как он снял пальто и кинул его на диван. Свет не включался, на первом этаже иногда было достаточно и света луны, падающего сквозь огромные окна, и, наверное, сегодня случилась именно такая, ясная, ночь. На кухне раздался звук бегущей воды, потом хлопнула дверца шкафа. Он снова не стал пить из графина, стоящего на самом видном месте. Неужели сам Мориарти опасается отравления? С моей стороны? Хотя дедуктивных способностей великого сыщика у не менее великого злодея и нет, но мне казалось, что выдающихся умственных и криминальных способностей должно было хватить, чтобы что-то понять. Но о чем я вообще думаю? Как будто я не пустое место, не просто пешка в игре Мориарти? С какой стати он должен что-то замечать в персонажи массовки? Ну хорошо, не массовки. Но роль во всей пьесе у меня точно эпизодическая, что-то вроде «Кушать подано!», и с этим нужно смириться. Стакан, вероятно опустошенный, поставили на стол… И что дальше? Почему такая тишина? Сейчас, по всем правилам, должна открыться и тут же закрыться дверь спальни Джима. Но он медлил. Прошло около 5 минут, когда я решила спуститься вниз под каким-нибудь предлогом и понять, что происходит. Я вылезла в своей клетчатой брючной пижаме из-под одеяла, сунула ноги в такие же клетчатые тапочки и почти на цыпочках двинулась к двери. Как можно более тихо я открыла ее и вышла в коридор. Ничем кроме меня тишина в квартире по-прежнему не нарушалась. Глубоко вздохнув, и набравшись смелости, я спустилась на несколько ступенек по лестнице. Этого, как мне казалось, будет достаточно, чтобы увидеть Джима, но при этом самой остаться незамеченной. Естественно, я ошиблась. Он стоял возле стола на кухне, опираясь на него руками и слегка наклонившись вперед. Услышав мои шаги, он приподнял глаза, но позы не сменил. В сумраке я не могла разглядеть со своего места выражения лица Мориарти, но мне все равно стало если не страшно, то не по себе точно. Понимая, что нужно что-то сделать или сказать, прежде чем снова скрыться в своей комнате, я не нашла ничего лучшего, чем спросить: - Все в порядке? Джим хмыкнул, шумно выпустив воздух из легких, и ответил, привычно меняя интонации и играя с произношением слов: - Как любит говорить наш драгоценный Шерлок, Розмари? Игра начинается? Так вот, игра начинается, - Джим помолчал несколько секунд, а потом выпрямился, засунув руки в карманы, - Игра начинается, Розмари Брук!