... 2013 года.
Хриплый стон выходит из груди, и я распахиваю глаза. Несколько минут мелькают светлые пятна перед глазами, а комната вращается. Пытаюсь скинуть с себя , но сил поднять руку, нет. Еложу на кровати и задеваю предплечье. Что-то тёплое и мокрое медленно растекается по пододеяльнику, окрашивая его в соответствующий цвет. В страхе снова пытаюсь встать, но тело не слушается, оставаясь лежать мёртвым грузом на постели. Острая боль, схожая с разрядом электрического тока, проходит через тело. Вскрикиваю от внезапности. После неприятных ощущений лежу ещё минут десять на кровати, постепенно приходя в себя и вспоминая, что со мной и где я. Рассматриваю , обклеенный обоями потолок и дорогую люстру, ярко переливающейся на свету. Вспоминаю свою человеческую, ангельскую и демоническую жизни, смерть, но не понимаю ради кого или чего, я так старалась выжить во время погони. Немного обидно, словно целый лист, вырванный из книги жизни. Приподнимаюсь с кровати и оглядываюсь. Комната вся белых тонах, из мебели только . Одно окно, пропускающее дневной цвет и открывающее пейзаж на … пустоту. Тот же вид, что смотреть на белую покрашенную стену, нет ничего, кроме светлой глади. Слышу тихие детские голоса, доносящиеся из-за двери и скрип половиц, под весом маленьких тел. Подхожу к двери и открываю её. Передо мной стоит девушка, копия меня. На ней длинная белая хлопковая до колен, перепачканная кровью. Не могу назвать её красивой: вся её кожа собрана, словно из отдельных кожных тканей, грубо соединённых ниткой. Видна работа мужских рук, не умеющих держать иглу и грубо шьющих. Кровь приливает к голове, и я в ужасе отстраняюсь. Девушка делает тоже самое, так же как я, прикладывая руку к лицу, и делает шаг назад. Страх, животный страх вселяется в душу. Протягиваю руку вперёд и дотрагиваюсь до гладкой поверхности. Не ощущаю глухое биение сердца о грудную клетку. Дотрагиваюсь до груди, ударов нет. Запястье – нет пульса. Сонная артерия не гоняет кровь. Стараюсь взять себя в руки, но тело предательски трясётся. Задираю рубашку и смотрю на грубо сшитый разрез, тянущийся от середины груди до конца живота. Сейчас я похожа на заплатанную старую куклу, которая перенесла не одно поколение, “радуя” своих хозяев - детей, отсутствием сердца и наличием рубцов и шрамов. Неожиданно зеркало трескается и разваливается, открывая проход в шикарную гостиную. Комната, так же как и предыдущая, трещит от обилия белого цвета. Камин, стол со скатертью, стулья, диван – всё однотонное. Такие же окна со светлыми рамами, открывающие вид на пустоту. Осматриваю дом : гостиная, спальня, где я проснулась, туалет с ванной и дверь в кладовую, которую я так и не смогла открыть. Ни еды, ни какой-либо техники здесь нет, что немного удручает. Надеюсь, что умру голодной смертью я раньше, чем сойду с ума!... 2014 года.
Оказалось, что прожить без еды я могу довольно долго. До сих пор ничего ни ем и, в общем-то, не хочу. Могу только пить. Графин со свежей водой всегда стоит на камине, отражая в себе белую комнату. Раздражаюсь от детских голосов, которые постоянно лепечут “мама”, а потом следует хватание за мою рубашку и чьи-то ледяные руки обхватывают моё запястье.... 2015 года.
Постепенно привыкаю к одинокой жизни и монотонным голосам. Может, я просто схожу с ума? Совсем ничего не ем, но желудок и не требует еду, наверное, его тоже нет, как и сердца. Решила прочесть пару книг, которые нашла в шкафу, долго чихала от пыли и смахивала её с книг. Здесь что, совсем не убираются? Но самое странное, что все книги либо о суициде, либо о правилах погребения. Знаете, довольно неплохая мысль!... 2016 года.
Уже порядком раздражает эти голоса, начинаю ненавидеть детей! Несколько раз вскрывала себе вены гвоздём, который вытащила из стула, но всё равно просыпалась в этой чёртовой кровати с новой заплаткой! После нескольких раз, оставила это веселье. Выучила все находящиеся здесь книги наизусть и теперь всё знаю о правилах похорон. Надеюсь, мне это пригодятся, когда буду хоронить Яна! Стоп. За что я должна его похоронить? Он вроде ничего ужасного не сделал… или сделал?... 2017 года.
Прохожу в гостиную и забираю со стола пачку недокуренных сигарет. Да, это единственное развлечение в этом сумасшедшем доме! Достаю тонкую изящную сигарету, закуриваю. Меня кто-то дёргает за рукав и шепчет “мама”. - Отвали! – ору я в пустоту. Нельзя, конечно, так с ребёнком, но это уже порядком достало. Никогда не заведу детей, если ещё буду жить в нормальном месте. Выпускаю клуб дыма и беру в руки какой-то лежащий на столе журнал. Перелистываю пустые страницы. Что за? Очень напоминает книгу ангелов. Интересно, она всё такая же? С белоснежными страницами и карандашными рисунками? Хмыкаю и листаю ещё пару страниц. Затяжка. Жёлтый рисунок. Давлюсь дымом, из глаз текут слёзы, а приступы кашля сотрясают горло. На самой последней странице журнала силуэт девушки, выполненный жёлтым карандашом. Откидываю журнал в сторону и тушу сигарету о камин. Подхожу к одному из окон и, не мигая, смотрю на белую степь. Вздыхаю и отворачиваюсь. Сколько мне ещё здесь торчать?... 2018 года.
Курю целыми днями и рассматриваю карандашную картинку. Детские голоса стали просто звуком, на который мне просто плевать. Замечаю, что детские тени всё реже и реже проскальзывают около меня или лепечут тихо над ухом. Иногда их хочется просто убить, правда! Когда ни с того, ни с сего, эти невидимки разом набрасываются и начинают теребить мою бедную замызганную рубашку. Что со мной? В кого я превращаюсь? Меня опять тянут за край рубашку по направлению к кладовой. Раздражаюсь, но иду. Дверь в помещение открыта и оттуда слышен церковный хор. Это врата в рай? Я изумляюсь и с замиранием серд… Нет, сердца у меня теперь нет, просто с замиранием, вхожу внутрь. Оказываюсь в огромном зеркальном лабиринте с множеством ходов, отражающих один другой. Поворачиваюсь к одному из зеркал лабиринта и смотрю на себя. В глазах темнеет, изображение расплывается, а яркий свет, исходящий от зеркала, слепит глаза. Постепенно свет пропадает, и я могу увидеть новую себя. Мои отросшие волосы стали чуть длиннее и сейчас доходят до половины спины, покрывая её локонами угольно - чёрного водопада. Одна прядь выкрашена в золотой цвет и ярко переливается при попадании на свет. На мне узкие джинсы тёмно-синего оттенка, с большой золотой пряжкой от ремня в виде золотой кобры. В штаны заправлена майка синего цвета, с глубоким вырезом, по краю которого рассыпаны позолоченные бусины. На ногах – удобные полусапожки, достающие до середины икры, тёмно – коричневого цвета с невысоким каблуком. Кожа разгладилась и стала ровной и гладкой, но слишком уж бледной. И самое главное – глаза. Чайная радужка стала золотой, как прядь волос. Я дёргаюсь, когда большой шприц, наполненный золотистый жидкостью, норовит впиться в мою шею. Но секунда и я шиплю от дискомфорта, который мне доставила та золотая жидкость. Место укола сильно жжёт, будто туда приложили раскалённое железо. Дотрагиваюсь кончиками пальцев до шеи и ощущаю болезненные бугорки. Что за чёрт? - У вас девять секунд, - раздаётся компьютерный голос. - Девять секунд до чего? – выкрикиваю я, но ответом мне остаётся тишина. Вдруг ощущаю тихое биение сердца, неуверенное, осторожное. - Девять! Так приятно ощутить себя живой… - Восемь! Лица родителей и брата… - Семь! Улыбки дорогих для меня людей… - Шесть! Часть ангельской жизни и Ян… - Пять! Разочарование и сторона зла… - Четыре! Обиды и месть… - Три! Рождение детей… - Два! Смерть… - Время вышло! Воздух выходит из меня и удары сердца затихают. Я вспомнила всё, абсолютно всё, что со мной было, и кем я была. - G-909, - опять этот же компьютерный голос, - пройдите в конец лабиринта! Оборачиваюсь и ищу глазами этого G-909. - G-909! – говорит голос, - в конец лабиринта! И что за тупой этот G-909? Похожу ближе к зеркалу и осматриваю место укола. От мочки уха, вниз по шее, тянется золотая надпись, и я с ужасом узнаю, что G-909 это я! Снова раздаётся голос компьютера и мне приходится спешить. Выход из лабиринта нахожу довольно быстро, без каких либо тяжёлых усилий. Толкаю деревянную дверь и выхожу… - Седьмое октября две тысячи восемнадцатого года. Москва. Время: 7 часов,7 минут, - компьютер замолкает. Оказываюсь посередине улицы. Ветер гонит бумажные пакеты и кровавую марлю. Здания наполовину разрушены, стекла в окнах побиты и, лежа на асфальте, хрустят под ногами. Стены домов поросли ползучими растениями, город полностью зарос сорняковой травой и кустами репейника. Кирпичи и камни, оставшиеся от разрушенных стен, свалены в одну большую кучу, рядом со стеной одного из зданий, служившим когда-то детским садом. Воздух чистый, машин, по-видимому, больше нет. Нет городской суеты и куда-то спешащих прохожих. Они здесь, в городе, разложенные по частям с полным ртом мух и прогнившим мясом. Света нет, все линии передач перерезаны. Груда прогнившего металлолома, когда-то бывшая машиной, прогнулась и помялась. Фонарные столбы накренились и развалились, оставив после себя небольшой каменный блок. Осколки бутылок и обломки мебели, внутренности мягких игрушек разбросаны повсюду, добавляя мёртвому городу каплю ужаса и отчаяния. Небо - темное , окутанное серой дымкой и клубами проплывавших быстрых светлых облаков. Они бегут от этого места всё дальше и дальше, ни на секунду не задерживаясь над опустевшим городом – Москвой. Медленно бреду по мостовой. Деревья старчески скрипят под натиском ветра, тихо шумя золочёной листвой. Всё сильно изменилось, и не в лучшую сторону. Сложно вспомнить название когда-то многолюдной улицы или яркого бульвара. Всё запущено и разрушено. Когда-то на асфальтах были надписи, белой краской “Доброе утро, солнышко” или “С Днём рождения, любимая”. Сейчас же основной краской является кровь, яркая и алая, постепенно тускнеющая от времени на асфальте, а потом и вовсе пропадающая. Разочарованно вздыхаю и бреду дальше. До меня доносятся громкие рыдания, и я спешу на звук. Огибаю разрушенный небоскрёб, и передо мной открывается картина : девчушка лет двенадцати сидит на земле, склоняясь над мёртвым телом. На ней драная футболка и короткие шортики. Лицо перепачкано кровью и грязью, а на её коленях лежит мёртвая женщина, наверное, мать. Девочка замечает меня и дергается в сторону, стараясь оттащить за собой и труп. Подхожу ближе. - Что случилось? - спрашиваю я, присаживаясь на корточки перед ними, - Это твоя мать? - Ты одна из них? – пищит девочка, сотрясаясь как осиновый лист толи от страха, толи от холода. - Из кого “из них”? – совершенно не понимаю, о чём она говорит. - Кто-кто, а уж она точно не из наших, - раздаётся уверенный басистый голос у меня за спиной. Оборачиваюсь и вижу троих людей, облачённых в длинные разноцветные плащи с капюшоном. Их лица прикрывают белые театральные маски с чёрными бровями и черной, идущей перпендикулярно левому глазу, чертой. Делаю шаг назад, но меня хватают за локоть. Вырываюсь и заслоняю собой притихшую девочку. - Можешь ни стараться, у тебя всё равно ничего не выйдет! – смеётся один из них. Ухмыляюсь им в лица и делаю шаг вперёд. - Что вам нужно? – задаю я тупой вопрос, осматривая непрошеных гостей. - Нам нужна она, - один из них указывает пальцем на девочку, которая сидит как статуя и, кажется, даже не дышит. – А, за одно, и ты! – скрипит он зубами, видимо, этот небольшой диалог его уже достал. - Смотри зубы не раскроши! – дерзко шиплю я, - Стоматологов нынче нет! Как только я успеваю договорить фразу, звучит оглушительный выстрел и, сидящая за мной девочка, падает на землю, держась за грудь. Кидаюсь к ней и не даю упасть на землю. Из её глаз катятся слёзы, которые она пытается смахнуть другой рукой. Зажимаю её рану своей ладонью, но ничего не происходит, девчушка медленно умирает. - Ксюша… - выдаёт она, еле шевеля губами и не отнимая руки от простреленной груди. - Марго, - не понимаю зачем, но, видимо, так ей будет легче. - Нет… - хрипит она, указывая испачканной кровью рукой мне на шею. Вспоминаю своё новое имя: - G-909,- представляюсь я. - Как думаешь, G-909, а рай есть? – Ксюша улыбается, вижу, как подрагивают её губы. Меня застают врасплох, таким вопросом. Я бы даже живому затруднилась ответить сразу, а тут умирающий ребёнок. - Д-да, есть, - тихо проговариваю и вытираю её влажные от слёз щёки. Ксюша снова старается улыбнуться, её губы потрагивают. Она поднимает на меня взгляд, который моментально становится стеклянным. Закрываю её глаза и оборачиваюсь. Все три мужчины лежат мёртвые на асфальте в собственной луже крови. Аккуратно кладу Ксюшу на траву и подхожу ближе. Густая чёрная, как смола кровь растекается по асфальту. Срываю поочерёдно с мёртвых маски и разглядываю незнакомые мне лица. Возвращаюсь к девочке и беру её на руки. Её глаза закрыты, кожа побледнела, но тельце всё ещё тёплое. Я знакома с ней не больше десяти минут, но ощущение такое, что я знала её всю свою жизнь. - Нужно быстрее действовать, а не быть размазнёй, - смешок, - тогда и на предсмертные вопросы отвечать не придётся, - горячий шёпот над моим ухом. Поворачиваюсь и встречаюсь с лукавыми серебристыми глазами…