KONSTRUCT 2

а прямо сейчас я хотел бы обратиться к самому господу богу. посмотри на меня: у меня есть кровь, меня резать можно. я ни от беды, ни от войны не укрыт. а ты где укрылся и почему наказываешь?

no homo - xarakter — данила, ты знаешь, почему ты попал в наш лагерь? мужчина лет сорока, сидящий напротив, делает какие-то пометки карандашом в журнале. кашин закатывает глаза, глубоко вздыхая. конечно, он знает. — да. потому что мать случайно спалила его во время поцелуя с другим парнем, и из-за этого он вынужден остаток лета провести в какой-то религиозной секте, которая «лечит» любовь к своему полу. на самом деле, даню никогда не привлекали мальчики, а целовался он тогда вообще на спор. и, хоть ему и понравилось, сам он не считал, что всё настолько серьёзно. дописав какие-то бумаги, куратор поднялся, предложив кашину небольшую экскурсию — тот согласился. это во всяком случае проще, чем узнавать всё самому. первым делом ему обозначили комендантский час, зачем показали, где находится столовая и душевые. было сказано пару слов о территории их лагеря, а также об обязательных обрядах и активностях, которыми можно заниматься по желанию. в целом, большинство правил кашину показались крайне странными, но он понимал, что обсуждать это здесь лучше с кем-то вроде себя, либо вообще ни с кем. — а сейчас мы подойдём к комнате, в которой ты будешь жить. чтобы никто не вернулся на скользкий путь, мы приставляем к каждому так называемого «ответственного друга». ведь вместе с трудностями справляться куда легче, правда? — мужчина подошёл к комнате под номером шесть, открыл дверь и тут же резко закрыл её, шумно выдыхая. — да чтоб вас, — прошептал он себе под нос. — боюсь, нам придётся переселить тебя. — что-то случилось? — кашин выгнул рыжую бровь. — нет, я просто совсем забыл о том, что… что там сломано окно. пойдём. они шли дальше по коридору, пока куратор продолжал рассказывать самое важное из того, что нужно знать. даня же не мог нормально его слушать с того момента, как заметил, что мужчина пытается скрыть свое волнение. однако говорить парень ничего не стал — ни к чему провоцировать. спустя ещё пару минут увлекательнейшей экскурсии куратор по дороге поймал одного из проходящего мимо парней. тот с самого начала показался кашину весьма симпатичным, хоть и зашуганным. — привет, руслан, — обратился к тому мужчина, — слушай, у тебя же сейчас нет соседа, верно? парень мотнул головой и перевел взгляд на даню, кусая нижнюю губу. — тогда теперь у тебя будет новый друг, — куратор указал на кашина, довольно улыбнувшись. — данила, приятно. — парень протянул вперед руку, однако рукопожатия не случилось. руслан только окинул его беглым взглядом. — смиритесь под крепкую руку божию, да вознесет вас в свое время апостол пётр. — быстро проговорил тот, глядя исподлобья. — чего? — даня замер, нахмурившись. — руслан покажет тебе твою новую комнату и расскажет то, о чём мог забыть сказать я, — как ни в чем не бывало продолжил мужчина. — а можно мне другого соседа? — слегка покривился кашин. — если говорим, что не имеем греха, то обманываем самих себя, и истины нет в нас. — парень с каштановыми волосами смотрел точно в глаза дани, и последнему даже показалось, что тот ему подмигнул. втроем они дошли до нужной комнаты, где даня оставил свои вещи. взял он с собой самое необходимое, да и этого теперь казалось много. в комнате две узкие кровати, один шкаф и одна тумба на двоих — и те еле влезают так, чтобы можно было спокойно ходить. после этого все трое направились к столовой — время ужина. еда на вид так себе, но у кашина крошки во рту не было с вечера предыдущего дня, так что слюна всё равно подступила при виде странного блюда. однако сразу есть никто не стал: все просто молча стояли возле стульев. не решаясь сесть первым, даня так же замер, бегая глазами по людям вокруг. все воспитанники были парнями в возрасте от двенадцати и до восемнадцати лет. выглядели все вполне ухоженно и местами даже одинаково — в основном из-за формы, которую дане пока не выдали. формой же были белая рубашка, голубой жилет с нашивкой герба лагеря слева на груди и черные штаны. гербом же служило изображение двух пересекающихся ключей — на территории лагеря оно вообще много, где встречалось: на стене напротив главного входа, на дверях комнат и даже на тарелках. простояв в полной тишине с минуту, даня вздрогнул, когда все резко начали петь. кашин не понимал, что это было, пока парень рядом не толкнул его локтем. — ты чё, слов не знаешь? — тихо прошипел руслан, всё ещё держа голову прямо. и только теперь даня узнал, что это было — «отче наш». — нет, откуда? — пожимает тот плечами, глядя на руслана. — тогда просто открывай рот, не стой так, — чуть нахмурился руслан, прежде чем вернуться к молитве. кашин же завис на нём взглядом на пару секунд, после чего всё же сделал вид, что тоже знает текст. после молитвы разрешено было приступить к еде. даня всё размышлял о том, в каком странном месте он оказался. и, не зная никого другого, руслана он пока считал самым адекватным из находящихся рядом. — еда тут конечно… — грустно вздохнул кашин, дожевывая блюдо, — как будто полотенце пожевал. — ничего, скоро привыкнешь, — отозвался светленький парень, сидящий напротив. — зато просфорки вкусные, — даня вновь взглянул на руслана, сидящего рядом, когда тот заговорил, и шатен снова подмигнул ему. — это что-то значит? — нахмурился кашин. — в смысле? — ну, ты подмигнул, — даня пожал плечами, на секунду отводя глаза в сторону. — это просто тик, — тихо выдохнул руслан, понуро глядя на свою тарелку. куратор появился возле их стола совершенно внезапно, тем самым заставив руслана вздрогнуть от неожиданности. — ну что, как тебе первый ужин здесь? — обратился он к дане. — съедобно, спасибо, — тот натянул улыбку на своё лицо. — а что насчёт тебя, руслан? услышав своё имя, шатен выпрямился, глядя ровно перед собой. — да прославится имя господа нашего иисуса христа в вас, и вы в нём, по благодати бога нашего и господа иисуса христа, — говорил парень монотонно, и даня у себя в голове даже сравнил его с зомби. — так держать, — улыбнулся мужчина, прежде чем направиться к соседнему столу. — неплохо отыгрываешь, — произнёс кашин, когда куратор отошёл от них на безопасное расстояние, и произнёс так, чтобы услышал только руслан. — спасибо. — если не секрет, зачем это? — меньше знают — меньше спросят, — повёл плечом парень. — и как, работает? — слушай, чё тебе надо? — сказав это намного громче всего предыдущего, руслан вдруг повернулся к дане и выглядел при этом весьма раздраженным. — ничего, — продолжил кашин всё так же тихо и спокойно. — просто хочу обзавестись знакомыми здесь, а ты кажешься нормальным. ••• — извини, что нагрубил, — произнёс руслан, как только они с даней вошли в их теперь общую комнату сразу после ужина. — я совсем одичал здесь. — ничего, бывает, — кашин постарался улыбнуться, но вышло у него скверно; он слишком устал. даня прошел чуть вперед, падая на свою кровать. руслан поступил точно так же, и теперь они оба смотрели в белый потолок. «сумасшедший день» — пронеслось в голове у дани. — сегодня ещё что-то будет? — он перевёл взгляд на соседа. — вечерняя молитва, да и всё вроде, — шатен продолжил смотреть перед собой. — ещё одна? — практически взвыл кашин — а проебать её никак нельзя? — я бы не советовал, — улыбнулся рус. — тем более в первый день. — что-то серьезное? — хмурится даня. — накажут, — пожимает плечами шатен. — как? — кашин продолжает смотреть на руслана, при этом практически не моргая. было в том нечто такое, за что даня всё хотел зацепиться, но у него никак не получалось это сделать. — а кто их знает, — фыркнул парень себе под нос. — обычно вообще библию заставляют переписывать. — что, от руки? — ну да, — шатен опустил взгляд и, кажется, всерьёз над чём-то задумался. — но это только в первый раз кажется чем-то жёстким, а потом привыкаешь. — ты сам быстро привык? — даня продолжает сверлить взглядом чужое лицо. а руслан то ли реально не замечает, то ли только делает вид. — ага. да тут почти за всё притянуть могут. — например? — щурится. — ну, например, за хранение у себя телефона, да и вообще любой техники. наушники, кстати, тоже считаются: любая музыка здесь под запретом — разве что кроме молитвы. — заметив краем глаза удивленное лицо новенького, шатен решил не останавливаться и немного повысить градус. — также нельзя иметь у себя сигареты, книги — не считая библии, конечно. вообще какие-либо текста под запретом. к ним же журналы и фотографии, маты и ругательства в принципе, шутки про религию, любые другие шутки… да и это ещё не всё. как-то так. — давно ты тут? — вопрос был задан внезапно даже для самого дани, и он совершенно не попадал в рамки цепочки нескольких предыдущих. руслан сначала чуть нахмурился, а затем повернулся лицом к дане. — месяца два. ••• ближе к ночи того дня у кашина сильно разболелась голова. с того момента и до самого сна он не помнит никого и ничего, кроме ощущения, будто кто-то вбивает гвоздь ему в затылок. даня не спал почти всю ночь, но не столько из-за боли, столько из-за того, что место новое. к тому же, кровать мало того что была маленькой, так ещё и до смерти неудобной: матрас жесткий, подушка маленькая и каменная. когда на улице начало светать, кашин для себя решил, что проще будет спать на полу. к утру у него, однако, получилось задремать, хоть и ненадолго. первым, что он увидел, когда проснулся, было чужое умиротворенное лицо. руслан спокойно спал, тихо сопя. длинные темные ресницы иногда подрагивали — должно быть, ему что-то снилось. продолжая разглядывать чужой вид, даня пытался вспомнить, не снилось ли чего ему, но в голове было пусто; там только чужое сопение и ресницы. рассматривая своего соседа, кашин застал момент, когда тот начал просыпаться. сначала шатен едва заметно фыркнул носом, затем повёл губой, нахмурился и наконец открыл глаза. даня встретил его ласковой улыбкой. сил улыбаться на самом деле было не так много, но сделать это всё равно очень хотелось. руслан протирает глаза руками и снова смотрит на кашина. — доброе… — начал даня хрипло, но его тут же перебил громкий писк, раздавшийся не только в их комнате, но и во всём здании. кашин машинально закрыл уши руками, жмурясь. сквозь неприятный звук он мог слышать чужой смех. когда писк прекратился, даня раскрыл глаза и увидел напротив себя руслана, прикрывающего рукой улыбку. — это чё за хуйня была? — морщится кашин. — будильник. — спокойно отвечает руслан, всё ещё немного улыбаясь. — общий для всех? — ага. — сейчас сколько времени-то? — даня звучит устало, и по голосу слышно, что подобное начало дня его совершенно не устраивает. — пол седьмого. — ебать, — парень садится на кровати, прячет лицо в руках. в дверь стучатся, но кашину кажется, будто стучат ему по голове. выдержав паузу, к ним вошёл парень с виду лет четырнадцати, справа на груди у него висел бейдж с надписью «дежурный». — доброе утро. тушенцов и кашин, верно? — незнакомец чуть стушевался, стоя в дверях. светлые пряди падали ему на лицо, но поправить он их не решался, крепко сжимая руки в замке за спиной. — верно, — отозвался руслан. ему почему-то казалось, что дежурный этот испугался хмурого взгляда дани. — вас двоих вызывают к директору, — не дождавшись чьей-либо реакции, парень вышел в коридор, закрыв за собой дверь. — охуенно доброе утро, если я правильно понимаю, — выдохнул кашин вполголоса, глядя на озадаченного руслана. по дороге до нужной двери даня всё пытался его раззадорить, но тушенцов, кажется, знал, что происходит всё это из-за него — только не знал, из-за чего конкретно. директора кашин до этого видел только на сайте этого самого лагеря, когда гуглил, куда ему вообще предстоит попасть. мужчина спортивного телосложения лет сорока или пятидесяти, внешне сохранился хорошо, хотя в густых каштановых волосах можно разглядеть редкую седину. — вчера, — начал он, стоило им с русланом оказаться в кабинете, — во время вечерней молитвы, в вашей комнате наводила порядок уборщица. он нашёл за одной из кроватей это, — мужчина указал на фотографии, лежащие на столе перед ним. даня для себя решил, что даже смотреть в их сторону не станет. во-первых, стояли они достаточно далеко, чтобы нормально что-то разглядеть. во-вторых, это точно принадлежало руслану, а, значит, к кашину это отношения никакого не имеет. в конце концов, это просто фотографии, ничего криминального. — признавайтесь, чьё? — мужчина смотрит грозно, сложив руки на груди. смотрит то на руслана, то на даню. смотрит не на них, а сквозь. кашин краем глаза замечает, как руслан опустил взгляд, как поджал губы. — это моё, извините. руслан поднимает взгляд, смотрит на даню, кажется, совсем забыв, как дышать. честно говоря, и до этого смотреть на кашина и дышать ровно было непростой задачей, но сейчас тушенцов совершенно перестал с ней справлялся. даня же продолжал говорить, смотря четко на директора, так, чтобы не задевать взглядом ни фотографии, ни руслана. — я здесь со вчерашнего дня и пока не успел ознакомиться со всеми правилами, — закончив, кашин всё-таки, чуть повернул голову к руслану. тот пристально смотрел на него, забыв даже про директора. — следующие три дня вы будете переписывать библию, — однако мужчина одной фразой привлек внимание что кашина, что тушенцова. — оба. — но… — начал даня, сильно хмурясь, и вдруг почувствовал, как стоящий рядом шатен вцепился в его запястье своей рукой, после чего кашин замолчал. — ничего, — улыбнулся мужчина. — тебе привыкать нужно, а руслану лишним не будет. да, руслан? — обратившись к тушенцову, он ясно видел, как тот едва заметно, буквально на секунду, закатил глаза, прежде чем ответить. — будьте совершенны, как совершенен отец ваш небесный. — так держать! — улыбка, — свободны. ••• — ебать тут сюжетные повороты, — усмехнулся даня, когда половина книги была осилена. — в первый раз читаешь? — подал голос руслан, сидевший рядом. они расположились за одним из столиков столовой. напротив них лежала сама библия, две тетрадки и две ручки. — ну естественно, — кашин перевернул страницу книги, продолжая улыбаться. — извини, что втянул тебя в это, — вдруг отозвался шатен, причем гораздо тише предыдущего. взгляд опустил. — расслабься. — ты зачем подставился-то? то есть, спасибо, конечно, но я не понимаю. — не знаю, — пожимает плечами, — просто почувствовал нужным. на самом же деле даня просто прикинул, сколько раз руслана могли ловить на всяких мелочах, что он спокойно уже цитирует библию, поэтому и захотел помочь. а толку-то от этой помощи, если тушенцова всё равно задело по касательной? даня думает обо всём этом, а потом замечает, что руслан слабо улыбается, и кашину вдруг начинает казаться, что толк всё-таки есть. они продолжают писать, пока за окном дело идёт к вечеру. с перерывами на болтовню и еду, вся эта канитель всё равно казалась бесконечно долгой. буквы перемешивались в словах, слова в предложениях сливались в единое целое и со временем полностью теряли свой смысл. «пиздец, как это вообще возможно? — проносилось в голове у дани раз за разом, страница за страницей, — я от одного-то раза ёбу даю, а другие… а руслан тогда как? как выносит это? как не сошёл с ума?» пока кашин в очередной раз крутил про себя эту мысль, тушенцов вдруг упал головой на свои же руки. — ты чего? — не могу, устал, — тяжело вздыхает руслан. — сколько библию ни переписывал — не помогает. скоро наизусть знать буду, и всё равно… шатен замолчал, когда почувствовал у себя на колене чужую руку. бегло взглянув на неё, руслан отвернулся от кашина. сердце начинает биться быстрее, заглушая своим стуком мозг. — дань, не надо. пожалуйста, — голос резко стал звучать надломленно, и за пару секунд кашин успел почувствовать вину вообще за всё на свете. — рус, я не… — я отсюда уехать хочу, и как можно скорее. к тому же, я правда хочу завязать с… с тем, отчего тут лечат. — а ты думаешь, они вылечат? — рыжие брови подпрыгнули, а чувство вины как рукой сняло. неужели руслан верит во что-то из этого? или, может, верит во всё разом? — ведь это всё так странно: детей здесь пытаются отучить от любви к своему полу, но при этом делят мальчиков по парам и заставляют проводить почти всё время друг с другом. как это вообще должно сработать? будто специально провоцируют; смешно даже. — да, действительно забавно, — улыбается. у руслана красивая улыбка, правда даня ему об этом не скажет, потому что боится напугать этим его ещё сильнее, и тогда тушенцов может уже никогда больше ему не улыбнуться. — не загоняйся сильно, ладно? — кашин старался произнести это как можно мягче. руслан всё ещё не смотрел на него. — убери руку. нас там новый завет заждался. ••• следующий день руслан почти не разговаривал с даней. не то чтобы он делал это специально, просто тема для разговора никак не подбиралась. так прошла первая половина дня, а после полудня тушенцов и вовсе исчез. кашин поначалу старался не думать об этом, занимаясь своими делами. однако когда на улице понемногу начало темнеть, он решил всё-таки попробовать поискать. расспросы других детей ни к чему не привели — далеко не все понимали, о ком вообще спрашивал даня. обойдя практически весь корпус, кашин решил пройтись по улице. на небольшом стадионе несколько подростков играло в баскетбол. возле маленькой часовни, которая также находилась на территории лагеря, стояли две девушки. по их одежде даня понял, что они работают здесь уборщицами, между прочим являясь при этом единственными женщинами в целом. неподалеку от них несколько ребят рисовали мелками на асфальте; рисовали иисуса. в нескольких метрах от них дворник тащил из подсобки пару досок и ящик с инструментами. оглянувшись, кашин всё же решил заглянуть в часовню и уже с порога он узнал макушку руслана. тот был там абсолютно один, сидел вполоборота на одной из лавочек, приставленных к стене, спрятав лицо в руках, опираясь ими на колени. внутри всего несколько икон, причём с виду достаточно старых, и одновременно с этим много живых цветов — но их и на улице немало. скорее всего там их и срывают, после чего уже приносят сюда. руслан наверняка заметил, что кто-то вошёл — потому что дверь ужасно громко скрипит, потому что шаги было слышно; потому что они были там вдвоем; потому что невозможно было не заметить — однако никакого внимания не обратил. дане отчего-то казалось, что тот просто погрузился в собственные мысли с головой. должно быть, руслан запутался; должно быть, даня его запутал. он ещё недолго сверлил чужую спину своим взглядом, прежде чем выйти на улицу. в часовне невыносимо душно — на улице на самом деле ничуть не лучше, но благо температура начинала спадать. все дети исчезли с площадки и стадиона. видимо, наступило время ужина. кашину есть не хотелось от слова «совсем» — напротив, его сильно тошнило при одной только мысли о еде. парень прислонился спиной к стене здания, из которого только что вышел, после чего медленно стёк по ней вниз, закрывая лицо ладонями. хорошенько обдумать события последних дней ему вскоре помешали: где-то рядом зазвонил телефон. но они ведь здесь под запретом, так? выглянув из-за угла, кашин увидел всё тех же двух уборщиц. они же, в свою очередь, его не заметили. — алё… алё, света! — раздался хриплый мужской голос, стоило одной из девушек поставить звонок на громкую связь. даня быстро узнал звонящего, конечно, сложно не узнать того, кто вчера устроил вам веселые четыре дня с библией в обнимку. — вы должны были… вы должны были с сестрой когда комнаты смертников убрать? — так мы это… — начала была девушка с телефоном в руке. — на прошлой неделе, да. у-у меня из-за вас тут новых детей селить некуда! всё в говне, всё в говне. срач, мусор всякий валяется, осколки какие-то повсюду, пятна крови… вашу мать! бардак! я за что вам плачу, а? — да сделаем мы, шеф, — продолжала света, переглядываясь с сестрой. — ну уж не-е-ет, тяп-ляп со мной больше не получится, я вам ни копейки не дам! бездельницы! чтоб к утру тут всё было вылизано, ясно? — ясно, — только и успела выдохнуть девушка, прежде чем на том конце провода положили трубку. — как же он затрахал, — обратилась она к сестре, убирая телефон в карман. — не знаю, сколько я ещё выдержу. — да забей, пошли покурим лучше, — махнула рукой другая девушка. даня же разглядывал их обеих исподтишка, когда ему в голову пришла вполне неплохая мысль. ••• руслан вышел на улицу спустя ещё минут тридцать. помятый, уставший, растрепанный он больше походил на заспанного котёнка. стоило ему сделать несколько шагов от двери, как его вдруг окликнули со спины — кашин. пока тушенцов копался у себя в голове, даня успел пройти территорию лагера вдоль и поперёк. со всех сторон она была огорожена рабицей и колючей проволокой, однако, как выяснилось, были и исключения. одним из них являлся главный въезд, но там шлагбаум и два охранника, так что не вариант. а вот второе такое место понравилось кашину гораздо больше. им оказался старый служебный выход — небольшая дверца, сделанная так же из рабицы, с большим замком. но, как выяснилось, замок либо висел для вида, либо просто не выдержал времени. другими словами, дане он поддался легко. главное, чтобы теперь руслан сделал так же. — ты чего здесь? — первым подал голос шатен. звучал он ещё более сонно, чем выглядел. — да так, ничего, — улыбнулся даня. — пойдём к остальным лучше, пока нас не хватились, — руслан опустил взгляд, направляясь к главному корпусу, но тут же остановился, почувствовав, как запястье сжимает чужая рука. — подожди, — вторая рука дани легла руслану на плечо, — слушай, — оглядывается по сторонам — никого. — хочешь, я тебя курить научу? — возвращается глазами к тушенцову и видит, как у того мгновенно меняется выражение лица. — кто кого учить будет, — улыбается. — пойдём? — лыбится в ответ. — куда? — я покажу, — кашин начинает идти, но руслан тут же тянет его назад. — ты чё, сигарет надыбал? — руслан резко перешёл на шепот. — ага. — как?! — да с горничными допизделся просто. — даня улыбается чужому такому искреннему удивлению, — ночью пару комнат за них уберу, и дело с концом. пойдём, пока сильно не стемнело. ••• когда даня ходил туда сам, ему почему-то показалось, что дорога достаточно короткая, но вместе с русланом они как будто потратили вдвое больше времени. шли через небольшой лесок, что тоже находился на территории лагеря и никем пока не использовался. запах хвои сильно бил в нос, только вот идти было тяжеловато из-за того, что когда-то протоптанная дорожка была размыта дождями и окончательно исчезла под многочисленными опавшими ветками и выступающими корнями деревьев. — мы где вообще? — подал голос шатен впервые за несколько минут, когда они преодолели метров двадцать вдоль забора. — скоро придем, — ответил даня, после чего юркнул в ту самую служебную дверцу, — сюда. руслан же немного потупил ту взглядом, прежде чем войти вслед за кашиным. — я об этом точно пожалею, — выдохнул себе под нос руслан, пока даня где-то впереди звонко засмеялся. ••• — пришли. — нихуя себе. руслан замер, разглядывая открывшийся ему вид. даня замер, разглядывая руслана. выйдя из небольшого, но достаточно густого леса, они оказались на берегу оврага. дальше, внизу — поле ярко-зеленой травы. над ним догорает закат. солнце уже почти скрылось, от горизонта и выше цвет меняется от ярко-розового до темно-синего. огромное облако, повисшее в небе отливает светло-фиолетовым. — не хватает гитары и бутылки пива — так, для полноты картины, — бубнит себе под нос даня, закуривая от спички: добазариться до зажигалки не получилось. — мне и так хорошо, — пожимает плечами руслан, вглядываясь в закат. на языке остается приторное «тебя хватает». — я приму это за комплимент, — улыбается кашин, присаживаясь на траву. — это он и был. шатен садится рядом и старается не смотреть на даню, пока тот не предлагает ему сигарету. руслан закуривает от спички в чужой руке, затягивается, прикрыв глаза, выдыхает дым. тяжка после перерыва в почти два месяца казалась нереальной. вообще, почти всё в тот момент ощущалось именно так: закат, даня, поле, сигарета в руке. они сидели в полной тишине буквально несколько секунд; затем послышался стук колёс поезда где-то вдалеке. — красиво здесь, — руслан в очередной раз выдохнул немного дыма, глядя на почти зашедшее солнце. — ага, — соглашается даня. и тушенцов прекрасно знает, на что тот смотрит. не на закат, не на поле и даже не на сигарету. — всё ещё поражаюсь тому, как ты договорился с этими уборщицами, — продолжает рус. — мне они казались полными стервами. — кстати об этом… — начал даня и тут же замолк, пытаясь верно подобрать слова. — я случайно подслушал разговор директора с одной из них, и… че у вас тут за смертники? — кто? — ну, он что-то говорил про уборку их комнат, про кровь… — кашин опускает взгляд, тушит сигарету о подошву ботинка. — а, это, — руслан шумно вздыхает, смотря куда-то в небо и раздумывая о том, как лучше будет всё объяснить. должно быть, лучше всего просто сказать так, как оно есть. — короче, как ты мог заметить, здесь достаточно… строгие правила. на многих это серьёзно давит, а психологическое давление на постоянной основе мало кого приводит к счастливому концу. не все выдерживают, — говоря это, руслан поправил рукав своей рубашки. даня соврет, если скажет, что не заметил шрамы от порезов на чужой руке. — у самого пара лезвий припасена на черный день. кстати, парень, к которому тебя изначально хотели подселить убил себя в тот же день, как ты приехал. — слушай, а здесь за всё время хоть кто-нибудь, ну… вылечился? — да, много людей, — кивает. — точно больше, чем в других подобных местах. — а как это проверить вообще? что человек поменялся. — не знаю. тест какой-нибудь, наверное, дают пройти. ••• после вечерней молитвы полагался стакан кефира и что-нибудь сладкое, обычно печенье. руслан никогда этим особо не пользовался — молочку ему нельзя. но вывозить на одном завтраке сутки тоже не вариант, поэтому приходится довольствоваться тем, что есть. — не думаю, что мы много пропустили, — пожал плечами даня, дожевывая конфету, заметив, как грустно шатен смотрит на тарелку с печеньем. почти сразу после этого кашин поймал пробегающего мимо ребенка, чуть нагибаясь к нему. — эй, малой, чё сегодня на ужин было? пацан сначала чуть растерялся, бегая глазами по всему вокруг, но затем быстро пришёл в себя, отвечая на вопрос. — картошка, салат, крабовые палочки… — ебать деликатесы, — искренне улыбнулся даня, выпрямляясь и снова обращаясь к руслану — тот спокойно отпивал кефир из стакана, слегка улыбаясь. дождавшись, пока они пересекутся взглядами, кашин выдержал паузу в пару секунд, после чего вдруг выдал: — британские учёные скрестили крабовые палочки и получили крабовые крестики. спустя мгновение руслан вдруг прыснул смехом, а вместе с ним и кефиром, в чужое лицо, после этого прикрывая рот рукой. шатен сел на корточки, продолжая смеяться. кашин опустился вслед за ним. он улыбался и хмурился одновременно из-за того, как быстро всё произошло. — чё с тобой? руслан ему кого-то напоминает. правда, он всё никак не может понять, кого. «кого-то красивого, — думает даня, — но не такого красивого, как руслан». — смешно, — чуть успокоившись, отвечает шатен, стирая пальцем кефир с чужого лица. кашин смотрит на друга и только на него, пока все остальные удивленно смотрят на них двоих. им не понять, никогда не понять. ••• дорога от столовой до комнаты ещё ни разу не была такой атмосферной. за окном давно стемнело, половина ламп в коридоре перегорело. в полумраке чужие карие принимали совершенно новый цвет, блестели по-другому. — дань, я заметил, — прервал тишину руслан, когда они оказались возле нужной двери. — м? — я заметил, хватит на меня так смотреть, — улыбка не сходила с лица шатена, пока тот глядел в чужие глаза. — ладно, спокойной ночи, — кивнул даня спустя несколько секунд молчаливого переглядывания, начиная отходить назад. — а ты куда? — комнаты убирать, — смеется кашин, уже отойдя на несколько шагов. — мне пойти с тобой? — нет, забей, — отмахивается. — спокойной. ••• за окном шумел дождь, яркий свет полной луны озарял всю комнату. сон никак не шёл к руслану, а голова с каждой минутой забивалась всё новыми мыслями. хотя абсолютно новых мыслей среди них не было, просто одно и то же крутилось раз за разом. каждый раз, когда мозг рисовал кашина перед глазами, шатен жмурился и иногда даже закрывал лицо руками, только вот чужой образ от этого становился только ярче. руслан злился на самого себя, припоминая себе вообще все ошибки за последние дни. почему нужно обязательно влюбиться в того, кто просто обращался с тобой хорошо? почему нельзя продолжать только дружить и не переходить к чему-то серьезному? тушенцов для себя чётко понял, что даню такой расклад точно не обрадует — он хоть очевидно и не верит в то, чему здесь учат, но и на гея он не сильно-то похож. у кашина красивые глаза, и этими глазами он смотрит непременно вглубь. руслан этот взгляд не столько замечал, сколько чувствовал, и каждый раз боялся, что сильно покраснеют щёки. мысли о дане оседают где-то на подсознании, и не думать о чужих веснушках становится всё сложнее. от этих же мыслей и образов сводит низ живота, тянет в груди, громче бьётся сердце. вот же блять. руслан старается дышать ровнее, пробует подумать о другом — не помогает. изумрудные глаза, мягкие рыжие волосы — руслан ни разу к ним не прикасался, но отчего-то был уверен, что они очень мягкие, — россыпь веснушек на лице и плечах — это тушенцов случайно (правда случайно!) подглядел, когда даня при нём переодевался, — красивая улыбка, худой торс, молочная кожа и изящная шея. руслан запускает обе руки в волосы, жмурится. почему настолько неправильные мысли так приятны? ноги скрещиваются сами собой, низ живота сладко тянет, парень кусает губы и царапает свои же предплечья. наверное, он попадёт за это в ад, но тогда это будет достойной платой за столь низменные, но от этого не менее приятные удовольствия. до разрядки дело не доходит — тушенцова прервал звук открывшейся двери. даня старался войти так тихо, как только мог, поэтому он не заметил того, как руслан пытался принять максимально естественную для сна позу, но в итоге лёг так, как не смог бы заснуть никогда. кашин снимает жилетку и кидает её на кровать, та падает в щель между матрасом и стеной. расстегнув две верхние пуговицы рубашки, парень сел на край своей кровати и, тяжело вздохнув, опустил голову на руки. в таком положении он просидел несколько секунд, не шевелясь. руслан всё это время смотрел на него, не отрываясь. хотелось что-то сказать, но не хотелось пугать даню. тот вскоре поднял голову и встретился взглядами с шатеном. — разбудил всё-таки? — шепчет, слабо улыбается. — нет. — а чего тогда? — не спится, — пожимает плечами руслан. — ясно, — выдыхает даня, возвращая голову на руки. дышит тяжело и шумно. — сильно устал? — вроде того, — протирает глаза. — чувство ещё такое странное, будто я там уже был, в этой комнате. порезался ещё, блять, о стекло ебаное, — даня выставляет одну руку вперёд, и шатен замечает на ней пластырь. — надо было мне с тобой пойти, — руслан садится на кровати напротив дани, расстояние между ними остаётся всего ничего. — да нет, не надо было, — хмурится. — покалечился бы ещё, да и картина не самая приятная, я рот её ебал, — парень опускает взгляд и смотрит сквозь пол, размышляя о чём-то. выдержав паузу, он продолжил говорить. — но я ни о чем не жалею. и тебе вроде понравилось… — даня отводит глаза на последних словах и вдруг чувствует на своих руках чужие. — понравилось. — руслан несильно сжимает бледные ладони, взглядываясь в веснушчатое лицо напротив себя. — ну вот, — кашин улыбается немного нервно, взгляда не поднимает. — я… даня замолкает, когда чувствует на своей щеке чужие сухие губы. это длится долю секунды, но обжигает сильнее раскаленного металла. кашин тут же поднимает взгляд и испуганно смотрит на не менее испуганного руслана — у того на лицо прядь волос падает, но он продолжает держать даню за руки, не в силах отпустить, не в силах хоть как-то пошевелиться. кашин медленно протягивает руку к чужому лицу, на что шатен дёргается. — т-ш-ш, — едва слышно тянет даня, поправляя темную прядь, после чего возвращает руку на место — в чужую ладонь — и опускает лоб на плечо руслана, чувствуя, как по телу последнего проходит мелкая дрожь. шатен аккуратно запускает руку в рыжие волосы. мягкие. — слушай, русь, а ты грехи отпускать можешь? — шепчет кашин спустя минуту или две. — не могу, — улыбается, продолжая дрожать как осиновый лист, — я же не священник, — зарывается в светлые пряди, массирует кожу головы, — и не епископ. но я могу выслушать тебя, если хочешь. — да, выслушай, пожалуйста. — выдыхает даня, после чего приподнимается и тут же падает рядом с чужими коленями, опирается на них головой. — дань? — дело в том, — хрипит, — что в последние дни я не могу перестать думать об одном парне. я не то чтобы считаю, что это неправильно, но это мне сильно мешает, потому что я ничего не могу сделать, и даже рассказать ему — не вариант. он очень религиозный и боится своих же чувств, как огня. и моих тоже боится — я знаю, что боится, — даня жмурится, обвивает руками собственную талию, сжимает сильнее. говорит всё тише и тише. — а мне он даже сниться начал. красивый, сука. я каждую ночь представляю его рядом с собой. это само происходит, правда. думаю о том, как он мог бы глотать мой член, как царапал бы мне спину, или как я кусал бы его шею. — ты не закончил? — сдавленно выдохнул руслан, когда даня на мгновение прервался. тушенцов опустил руку на рыжую макушку ещё в самом начале, но больше так ничего и не сделал. в висках со всей дури била мысль о том, что говорят о постороннем человеке. шатен не до конца понимает, что конкретно он к этому чувствует, но сердце при этом опустилось непозволительно низко. — ещё нет, — даня трётся лбом о чужое бедро, собирая мысли в кучку. — у него… да в пизду, — парень поднимает голову, теперь глядя на шатена полузакрытыми глазами. — у тебя улыбка красивая, руслан. я давно это заметил, хоть и не говорил. оно как-то… не к месту было. но я больше не так не могу, больше не выдержу. ты удивительный. рус смотрит на кашина, бесконечно моргая своими длинными ресницами, впивается ногтями в свои же ладони, проверяя насколько происходящее реально. даня не может просто появиться и разрушить абсолютно всё, во что верил руслан. ведь он не может?.. — я помню последние дни какими-то вспышками, — продолжает тот ещё тише прежнего, — и в них только ты. остальное как в тумане, всё слилось в единый фон. — ты не говорил бы всего этого, будь здесь кто-то хотя бы столько же адекватный, сколько и мы с тобой, — жмурится руслан. глупый руслан. — говорил бы. к тому же, здесь есть пара нормальных парней… но дело не в них, а в тебе, — даня находит своей рукой чужую ладонь, аккуратно сплетая их пальцы. смотрит на руслана. — можно мне тебя… не дав кашину договорить, шатен неожиданно даже для себя смял чужие губы в поцелуе. даня ответил незамедлительно, параллельно приподнимаясь и присаживаясь рядом. когда же он практически лёг на руслана, тот вдруг оттолкнул его. — подожди, — рвано выдохнул тушенцов, давясь своим же возбуждением. — я не могу, это неправильно. — шатен закрыл лицо руками и на всякий случай ещё зажмурился. даня завис на несколько секунд, наблюдая за открывшейся ему картиной, а потом лег рядом (что сделать было тяжелее, чем сказать или представить, так как кровать по-прежнему была чересчур узкой). — руслан, послушай, — он опустил руку на чужое бедро и начал невесомо поглаживать. — в том, что ты чувствуешь… во всём этом нет ничего плохого. если бог и есть, то он сделал тебя таким не просто так. ты не ошибка, ты не запутался, и ты здоров. понимаешь, о чём я? — дань, — шатен открыл лицо и глаза ещё на середине чужой речи и теперь смотрел на кашина в упор. — м? — ты слишком близко. лицо дани меняется за пару секунд: ноздри раздуваются, щёки краснеют. брови то съезжаются к носу, то выгибаются. он приподнимается и садится на кровати чуть ниже руслана. — да отойди я хоть на километр — суть не меняется, — шипит. кричать нельзя — стены картонные. — что ты там нашёл? что ты нашёл в этих иконах и текстах, чего не нашёл я? почему они для тебя важнее, чем ты сам? руслан снова молча хлопает ресницами какое-то время. он и сам уже не знает ответа ни на один заданный ему вопрос. а голова забита совсем другим; тем, что даня ему рассказал. рассказал, открылся. он ведь мог этого не делать, мог испугаться, что руслан со страху пойдёт и сдаст его, но даня не испугался. — понятно. — хмурится даня, не получив абсолютно ничего в ответ, и уже собирается встать, но его останавливают чужие руки. — стой. — русик подрывается с места и обвивает талию кашина, опуская голову ему на плечо. дышит громко и рвано. даня обнимает в ответ не сразу, но зато после этого чмокает шатена в щеку и висок несколько раз, а затем зарывается носом в темные пряди на затылке. — прикольно бог придумал щечки, чтобы их целовать, — спокойно шепчет, слышит тихий смешок в ответ. они сидят так недолго, потому что кашину неймется — он снова мучает чужие губы, однако вскоре переходя сначала на шею, а потом и на ключицы. помогает руслану снять футболку, опускается губами всё ниже, старается вообще не оставлять следов, чтобы никто не дай бог не спалил. хотя страшно хочется оставить засос или укусить, чтобы быть ещё ближе; чтобы окончательно пометить чужое тело, но даня знает, что нельзя и потому держится. запускает руку в чужие штаны, сжимает член и внимательно слушает, как меняется темп чужого дыхания, параллельно вылизывая смуглую шею. рыжие волосы то и дело нагло тянут и сминают, пока кашин наращивает темп. меняет руку, губами снова оказывается в районе шеи. не пускать в ход зубы становится всё сложнее. благо руслана быстро накрывает эйфория — он пару секунд глотает воздух ртом, прогнувшись в спине, чувствует, как по телу проходит дрожь, но на этот раз приятная, за чем непрерывно наблюдает даня — и кашин со спокойной душой опускается тому на грудь, предварительно вытерев семя рукавом своей рубашки и сбросив ту на пол. — умаялся? — шумно выдыхает руслан, слабо улыбаясь. — мгм. — спать? — спать. тушенцов накрывает их обоих тонким одеялом, пока даня обвивает руками чужую талию. — русь? — м? — давай сбежим отсюда, а? вместе, — слабо жмурится парень. — спи давай, дань. вставать рано, — шатен треплет волосы на рыжей макушке. — это «нет»? — спокойной ночи. ••• когда кашин проснулся, руслана рядом не оказалось — тот лежал на кровати дани, лицом к стене. кашин чуть потупил его взглядом, пытаясь понять, что заставило его перелечь. вопрос отпал сам по себе, как только послышался звук открывающейся двери — замок на ней, конечно, был, только вот пользоваться ими было строго настрого запрещено, а в большинстве комнат они вообще были сломаны. чуть приподнявшись, кашин увидел очередного дежурного — на этот раз им оказался темненький парень лет шестнадцати с очками на лице. увидев, что даня не спит, он подозвал его к себе жестом. — кто из вас кашин? — тихо спросил дежурный, когда они с даней оказались в коридоре, прикрыв дверь в комнату. было видно, как брюнет изо всех сил старается не опускать взгляда ниже чужих глаз. — ну я, а что? — кашин протирает глаза, облокачиваясь плечом на стену. — тебя директор к себе вызывает. сейчас. — опять? — ухмыляется даня, — ничего себе. — ты же прям так не пойдёшь? — дежурный звучит немного смятенно, наблюдая за тем, как босой кашин без верха делает пару шагов от двери. тот замирает на пару секунд. — знаешь, ты прав, — и юркает обратно в комнату, откуда выходит спустя несколько секунд, одетый в пижамную футболку руслана и чьи-то белые носки. — а обувь? — да пошли уже, — махнул рукой даня. ••• — что-то случилось? — кашин стоял перед столом из темного дерева в уже хорошо знакомом ему кабинете. выглядел даня спокойно и даже уверенно, пока в голове перебирал возможные варианты того, из-за чего конкретно его вызвали. — случилось, данила. — уроды, блять! — с криком кашин открыл дверь комнаты. — ты где был? — руслан взволнован, и это не только видно, но ещё и слышно. — у директора нашего, — даня садится на свою кровать, напротив шатена, — а потом ещё и у психолога. — вы с русланом не переписали библию, как вам было велено, пропустили вчерашний ужин. более того, как мне сообщили, вчера вечером от вас пахло табаком. — сказал, что я тебя порчу, — хмурится, массирует виски. — после твоего появления здесь руслан за короткий срок поменялся на глазах: перестал соблюдать распорядок дня, улыбается, смеется во весь голос, довольный ходит… — а знаешь, по чему он понял? по тому, что ты, блять, улыбаться начал. уёбок, сука! даня бесится, говорит громко и иногда даже переходит на крик — его уже не ебёт, услышит ли кто-то это, его уже вообще мало, что ебёт. единственное, руслана не хотелось пугать. но, наверное, его нужно было напугать, чтобы наконец открыть глаза на тех, кому он когда-то поверил. — а у психолога ты что делал? — тушенцов же, наоборот, говорит с каждой фразой всё тише. — мать? — разочарование. — отец? — умер. — да на вопросы его странные отвечал. — друг? — помощь. — семья? — друзья. — «с чем у вас ассоциируется мать? а отец? а любовь? а иисус?» — любовь? — нужна. — красота? «руслан». — да-ань, — руслан опускает руку на чужое колено, — даня, ты же глупостей не натворил, да? — данила, пожалуйста, ответьте на вопрос. — даня? даня не может просто появиться и разрушить репутацию руслана, над которой тот работал долгие месяца. ведь он не может, да? — не знаю… в глазах смотрящего? — не натворил, — выдыхает кашин, хмурясь. на душе у руслана становится легче, но ненадолго. шатен чувствует, как даня берёт его за руки, несильно сжимая. — давай сбежим, — шепчет, — ловить нам тут нечего — терять, в целом, тоже. пожалуйста, руслан. — кашин прижимает чужие кисти ко лбу, жмурясь. — что ты предлагаешь? — тут недалеко станция есть. помнишь, мы поезд слышали? до неё меньше часа пешком, у меня немного денег с собой есть, но если что зайцем проедем. оттуда до города, а там… разберёмся. тушенцов потирает переносицу. м-да. дело ясное, что дело тёмное. — можно попробовать, — руслан сам не понимает, почему говорит именно это. даня хмурится. ••• днём идти было не вариант, потому что из-за нескольких нарушений порядка за ними теперь следили особенно тщательно, и просто исчезнуть средь бела дня уже не вышло бы. на ночь абсолютно все двери, ведущие на улицу, закрываются на ключ. решено было выходить через крышу — там тоже закрыто, только замок такой открывается обычной шпилькой. повезло, что именно такие шпильки носила на своей голове одна из горничных, и именно одну из таких шпилек как-то раз подобрал кашин — отдать хотел, правда, только забыл. с крыши спуститься можно по пожарной лестнице, а дорогу оттуда и до самой станции даня себе примерно представлял. первая трудность заключалась в том, что взломать замок дешёвой шпилькой бывает непросто, когда ты делаешь это в первый раз и невероятно ссышь при этом. но даже несмотря на это, спустя минуты две замок всё же поддался. — дань, подожди, — руслан вцепился в чужую руку тогда, когда кашин был готов открыть дверь на крышу. не мямлить оказывается сложнее, чем этого ожидал тушенцов. — мне стоило раньше сказать… я хочу остаться. — чего? неподалёку раздается громкое мужское «вы что там делаете?» — охранник. он светит фонариком в нескольких шагах от них, приближаясь с каждой секундой. — руслан? — даня смотрит на тушенцова тем взглядом, который тот не забудет никогда; взгляд полный отчаянья; взгляд шокированный и лишенный уже всякой надежды. кашин прекрасно всё понимает, а спрашивает скорее рефлекторно. — я не пойду с тобой. ••• на следующее руслан нашёл себя на скамье возле кабинета директора. с кашиным они не обменялись ни словом более ни ночью, ни после пробуждения. даня уже минут как десять находится внутри. его голос гудит за спиной, но отдельных слов разобрать не получается. шатен перебирал свои же пряди волос, кусал губы, царапал кожу. когда кашин наконец вышел в коридор, он быстрым шагом направился прямо, к лестнице, но замер на месте когда руслан взял его за руку, пока с его губ слетело громкое «даня». однако в тот же момент его из-за спины окликнул директор. тушенцов перевёл взгляд с кашина на мужчину и обратно, на этот раз встречаясь с даней глазами, потупил меньше секунды, после чего отпустил чужую руку. ••• — так, давай сразу к делу, — тяжело вздохнул директор, опускаясь в своё кресло. — какова твоя версия? — мы договорились сбежать, после чего нас поймали при попытке выйти на крышу. — отчеканил руслан уже заученный текст. — а идея изначально чья была? — мужчина сверлил парня взглядом, пока тот в свою очередь глаз не поднимал. — моя, — ответил шатен вполголоса. — интересно, — кивок, — а вот даня мне сказал совсем другое. — поймав чужой взгляд, мужчина увидел в нём вопрос, не нуждающийся в озвучивании, после чего продолжил. — он сказал, что склонил, буквально вынудил тебя сбежать; что ты до последнего сопротивлялся и отказывался, а он тебя заставил. руслан окаменел, кажется, напрочь забыв, как дышать. сердце пропустило пару ударов, глаза накрыла пелена слёз. — ещё даня признал, что действительно негативно на тебя влияет, и попросил его отселить. просьбу мы эту исполним. проморгавшись, шатен кивнул, готовясь уйти, но мужчина вновь подал голос. — а, и ещё кое-что. даня просил передать тебе, что если ты попробуешь с ним заговорить, он, с его же слов, разобьет тебе лицо. мы здесь насилие между детьми ни в одном из его проявлений не поддерживаем, и даже если даня что-то с тобой сделает, то будет непременно наказан по всей строгости, однако я всё равно попрошу тебя быть аккуратнее и не провоцировать. кивнув ещё раз, руслан вышел вон. когда он вернулся в свою комнату, вещей дани там уже не было. ••• тушенцов точно не знал, какое наказание получил кашин — догадывался, но не знал. сам же снова должен был переписать библию, но для него это рутина. ближайшие два дня руслан к кашину действительно не приближался, но не из-за предупреждения вовсе, а просто потому, что в первый день даня в принципе не появлялся ни у кого на глазах, а во второй он тупо не давал руслану к нему подойти, скрываясь из вида каждый раз, когда тушенцов задерживал на нём взгляд. на третий же день кашин бдительность потерял, поэтому во время ужина внезапно почувствовал у себя на плече чью-то руку. — дань. голос он сразу узнал, да и без него сомнений практически не было. руслану на секунду показалось, что все вокруг притихли и теперь смотрели на них — потому что так и было. слух об обещании дани, на удивление, разошёлся достаточно быстро. кашин поворачивается к шатену, смотрит в глаза как-то тоскливо. спустя несколько секунд тушенцов лежит на полу, зажимая нос рукой. даня хоть и худой, но рука у него тяжелая. руслан отрывает ладонь от лица, недолго разглядывает свою кровь, а затем переводит взгляд на даню — тот смотрит вниз, но не на тушенцова, а рядом. — я предупреждал. ••• «разбил, но не сломал», — констатировал медбрат, после чего взял с руслана обещание, что тот ещё раз покажется утром. однако утром тушенцов снова пошёл искать даню. тот читал книгу в одном из залов, но по лицу было видно, что делал он это скорее от безделья, чем из интереса. тушенцова он заприметил краем глаза за пару минут до того, как он решился подойти. — мы можем поговорить? даня поднял на него свой взгляд и только вздохнул в ответ. людей рядом слишком много — три человека — поэтому они молча выходят в коридор и заворачивают за угол, оставаясь наедине. руслан смотрит в пол, даня разглядывает пластырь на чужом носу. рука до сих пор немного болит. — прости меня, — тихо хрипит шатен, не поднимая глаз, шмыгает носом. — я не против бежать с тобой, просто то, что ты предлагал… пойми, это вряд ли сработало бы. я много думал обо всём этом и… всё то время, что я здесь находился, это было… скорее по моей воле, поэтому и выйти отсюда я могу практически в любой момент. — ну а я-то не могу, — хмыкает даня, пряча руки в карманах. — я здесь теперь не на самом лучшем счету. — да, я понимаю. но что, если… мы попробуем тебя выкупить? — руслан поднимает взгляд и смотрит в глаза кашину, будто пытается что-то в них найти. — у меня столько нет, — усмехается кашин. — зато у меня есть. — тушенцов видит, как быстро улыбка пропадает с веснушчатого лица. даня отворачивается, смотрит в сторону — там ничего нет, но и спокойно продолжать смотреть на руслана не получается. — думаешь, им нужны деньги? — а кому они не нужны? дань, сам подумай: это ведь практически секта, а они обычно и создаются ради денег, — руслан кладет руку на чужое плечо. — я заплачу, а они скажут твоим родителям, что ты типа излечился. ну, что скажешь? даня снова смотрит в пол, молчит. — знаешь, лучше предложи это кому-нибудь другому, — кашин снял чужую руку со своего плеча и, не дождавшись реакции руслана, скрылся за углом. ••• первые пару дней после инцидента даня практически всё время провёл в кабинете психолога. активно кивал, повторял то, что просили, со всем соглашался, но никогда на деле не вслушивался в то, что ему говорили. пока чужой голос гудел на фоне белым шумом, кашин размышлял о своём. внутри было пусто. спал эти дни он как убитый, без снов и пробуждений каждый час, как это бывает у него обычно. однако в ночь после того, как руслан второй раз попытался с ним поговорить — и поговорил — его замучила бессонница. покрутившись пару часов на кровати, даня так глубоко залез в свои мысли, что в один момент почувствовал, что такими темпами он скоро вывернет собственный мозг наизнанку. «надо проведать руслана», — на этой мысли всё будто замерло. даже дышать стало проще, как отпустило. надо проведать руслана — не трогать его, не разговаривать, просто увидеть и всё. за пару минут кашин преодолел расстояние между своими новой и старой комнатами. бесшумно открыв дверь, он вошёл внутрь, но быстро заметил, что тушенцова на месте нет. даня быстро растолкал нового соседа руслана, а когда тот проснулся, кашин несколько раз повторил свой вопрос — «где руслан?» — не знаю я! — сонно простонал незнакомец. — ушёл он. — куда ушёл? как давно? — даня продолжал трясти его за плечо на каждом вопросе. — минут десять назад, может больше. а куда — понятия не имею. кашин вздохнул, присаживаясь на кровать тушенцова, и сразу же услышал под собой хруст бумаги. пошарив рукой под одеялом, даня нашёл небольшой листок, сложенный пополам. подойдя к окну и подставляя записку под свет уличного фонаря, парень пробежался по тексту. небольшой корявый текст заканчивался двумя словами: «только кремация». разобрав их, даня схватился за голову, роняя листок на пол. кашин вспоминает абсолютно про всё: и про лезвия, и про выход на крышу, и про железную дорогу. куда бежать? что делать? как быть? — он бриться, наверное, пошёл, — буркнул вдруг сосед руслана. — м? — ну, он лезвия с собой взял, — пожал тот плечами. не медля ни секунды, даня вылетел в коридор, проверил туалет на этаже — никого. сбежал вниз по лестнице, направляясь к душевым — тех было две. одна была открыта, а другая — нет. при этом в щели под дверью было видно, что внутри горит свет. кашин постучал — ничего. — руслан? — стучит ещё раз, стучит громко, стучит много раз. — руслан, открой дверь. пожалуйста, — хрипит кашин, стекает вниз по двери, жмурится. — ответь хотя бы. хоть что-нибудь. — даня? — кашин отчётливо слышит чужой голос, но на секунду ему кажется, что это очередные издевательства его же мозга. — да? — снова слышит шум по ту сторону двери. — да, это я, — улыбается. это нервное. — русь, открой, а. даня слышит щелчок замка, подрывается с места, открывает дверь и буквально вваливается внутрь. шатен сидит на полу, облокачиваясь на одну из стен, и моментально оказывается в чужих объятиях. кашин прижимает его ближе к себе, дрожащими руками проверяет чужие запястья — ничего. — придурок ты блять. — шипит даня, стиснув зубы. он хоть и звучит грубо, но во всём этом нежности и любви гораздо больше, чем может показаться. руслан не обижается, в следующее же мгновение морщась от звонких поцелуев в щеку и висок. — прости что нагрубил сегодня, — шепчет даня на чужое ухо, пока тушенцов жмётся к его груди. — и за нос тоже прости. даня расцеловывает чужое лицо, останавливается, вглядываясь в карие глаза, зарывается носом в каштановые пряди и так по кругу. руслан только изредка шмыгает носом, вцепившись в веснушчатые плечи. остановившись в очередной раз, кашин огляделся по сторонам и, найдя рядом с русланом полупустую пачку лезвий, запустил её рукой под раковину так, что теперь не достать. — не в мою смену, понял? — и снова уткнулся в чужую макушку. — понял. — улыбка.