Цветок, плывущий в тёмной воде

— Немедленно протрезвей, — строго говорю я, занося Цинсюаня в опочивальню. — Я не хочу трезветь, я хочу тебя, Хэ-сюн! — скандалит перекинутое через моё плечо божество, размахивая ногами в алых сапогах. — Тогда тем более трезвей! Я не собираюсь трахать тебя в таком состоянии! — угрюмо откусываю кусок принесённого с собой огурца.       Свадебный пир немного вышел из берегов. Признаю, в этом есть и мой просчёт — следовало вмешаться ещё на стадии неприличных анекдотов. Допустим, шутка про Пэй Мина и неповторимый секс и впрямь была уморительная — думаю, Повелитель Ветров не получил за неё в бубен только потому, что невеста. Но после захода "что нужно убрать из секса, чтоб он перестал быть банальным" я точно должен был понять, что А-Фэну уже хватит. Однако прохлопал этот момент — и в результате получилось то, что получилось. В ответ на вопрос нетрезвого Лан Цянцю о том, когда Повелитель Ветров планирует обратиться в женщину — на пиру или непосредственно в брачную ночь — пьяный в борозду Ши Цинсюань вздумал провести ликбез об особенностях однополой плотской любви. Действо сопровождалось пантомимой, в которую он попытался против воли вовлечь сидевшего рядом Се Ляня. Тут я принял решение задернуть занавес, покуда не дошло до греха, конфисковал у Ветра огурец и попросту унёс разбушевавшегося супруга в комнату.       Я бросаю Ши Цинсюаня на безупречное супружеское ложе, которое тут же перестает быть безупречным, ведь на него улеглись не только в одежде, но и в обуви. Мы с "невестой" молча смотрим друг на друга под укоризненный хруст огурца. — Ладно, — вздыхает Повелитель Ветров, осознав неизбежное, и затуманенный хмелем взгляд проясняется. — Теперь мой Хэ-сюн вспомнит о супружеских обязанностях?       Я присаживаюсь на край кровати, расправившись с несчастным огурцом. — Наверное, в брачную ночь стоит делать нечто, чего мы обычно не делаем, — шепчу я, бесцеремонно разглядывая возлюбленного. — Как насчёт просто лечь спать?       Заинтригованный было, А-Фэн задыхается от возмущения. — Да я протрезвел ради этого и голодал неделю, какое спать! А вообще, я надеялся, что Хэ-сюн примет облик какой-нибудь служанки и тайно навестит меня хоть разочек! — Изящный палец укоризненно тыкает моё плечо. — Так ты сам настаивал, чтобы всё было по традиции. — Ловлю руку небожителя. Боги милостивые, ну, что за кожа... — Как быстро ты об этом пожалел? — В первый же вечер, — вздыхает юный бог, опустив взгляд, и я невесомо касаюсь губами тыльной стороны ладони. — Сожаления были весьма красноречивые. — Не могу удержаться от ехидства. — Так ты подсматривал! — Не изображай удивление. Ты нарочно делал это, не завесив окна и не накрывшись одеялом, хотя на дворе зима. — Беру в рот указательный и средний палец любимого, лаская их языком, и Ветер начинает потихоньку таять. — Хэ-сюн хочет знать, о чём я думал, пока трогал себя? — мысли Цинсюаня мигом сворачивают на нужную дорожку.       Ну, у меня есть несколько предположений... Но озвучить не успеваю, от жаркого шёпота по всему телу бегут сладкие мурашки: — Я представлял твой член у себя во рту. — Ветер несильно прикусывает мочку моего уха, и я весь вспыхиваю. — А потом и не только во рту... Я фантазировал об этом сотни лет, Хэ-сюн. Всегда только о тебе...       Как радостно думать, что это правда. Как досадно осознавать, сколько всего упущено. — Откуда такие мечты? — бормочу я, когда пальцы покидают мой рот, а нежные губы ласкают шею. — Ты даже не знал, как это делается. — Почему ты так думаешь? Я изучал книжки... На всякий случай — вдруг однажды ты меня захочешь? — Шаловливый язычок проходится по моей ключице, заставив вздрогнуть. — Но ты же... Ах, да, вот здесь, не останавливайся... Не понимал, откуда в теле принца темная энергия...       Цинсюань тихо усмехается мне в шею. — Неужели ты поверил? Его Высочество так забавно смущается, дразнить его — одно удовольствие! Мне было любопытно, сумеет ли он произнести вслух, чем они занимались с Собирателем Цветов... — Вот же провокатор, — улыбаюсь я и тут же получаю лёгкий укус, от которого всё внутри заходится. Каков поганец. Буду трахать, пока не попросит пощады. А когда попросит, буду трахать ещё сильнее.       А-Фэн отвлекается от меня, чтобы хлебнуть вина из чаши на ночном столике, и алая капля сбегает из уголка рта по шее в яремную впадину. Удержаться решительно невозможно, я слизываю терпкий напиток с ароматной кожи, ныряю языком между приоткрытых губ — головокружительно сладко... Теперь я могу целовать его, сколько душе угодно — он только мой. Мой личный Повелитель Ветров! Никак не могу привыкнуть к этой мысли.       Поцелуй всё глубже, всё яростнее, я теряю контроль над собой — А-Фэн действует на меня гипнотически. Этот запах, эта грация, эта кожа... Я бы отказался от Ши Цинсюаня, только если б взамен мне предложили двух.       Начинаю стаскивать с него одежду, мне немедленно нужно больше. Но бог ловит запястья и, не разрывая поцелуй, убирает мои руки от пояса своего свадебного наряда. — Почему?.. — недовольно бормочу ему в губы. — Сначала ты, — игриво шепчет небожитель, прикусывая мою нижнюю губу. — Хочешь, чтобы сегодня я лёг вниз для тебя? — Я готов дать ему всё, что пожелает. — Нет, Хэ-сюн. Я лишь хочу немного полюбоваться своим приобретением. — Ох уж этот азарт в глазах. Похоже, моё сокровище что-то замышляет. — Покажи, каким ласковым и послушным ты умеешь быть.       Хотя ласковость и послушание никогда не были определяющими качествами моего характера, я попробую довериться А-Фэну. Посмотрим, чему он научился в книжках и у господина Лэ. Впрочем, последнее мне хорошо известно — после слияния я в полной мере прочувствовал каждый нюанс их взаимоотношений.       Ловкие пальцы освобождают меня из плена алого шёлка, губы жарко припадают к обнаженной коже, и я от удовольствия забываю своё имя.       Ну, А-Фэн, ключица же... Только не сосок, не так... Ой, то есть, именно так! Ради всего святого, продолжай...       Как же трудно лежать спокойно под этими поцелуями! Хочется хватать Цинсюаня, срывать одежду, впиваться губами и иметь, пока мы оба ещё раз не вознесемся от удовольствия. Что же он со мной делает... А ведь ещё только соски.       Языком по животу — о, небо, как горячо — а потом... — Всякий раз поражаюсь твоим размерам, Хэ-сюн, — шепчет новоиспеченный супруг, невесомо водя кончиками пальцев по моему члену. — Как в меня столько помещается?       Похоже, меня угораздило жениться на главном бесстыднике всех трёх миров. — Хочешь выяснить прямо сей... Ох, А-Фэн! — я теряю мысль, когда губы и язык начинают свои сладкий танец. Конечно, Цинсюань не так опытен, как я, и не умеет обходиться без дыхания, поэтому не может взять по-настоящему глубоко... Но это и не нужно — ему и без подвигов хватает мастерства, чтобы свести меня с ума. Он так тонко и трепетно чувствует мои реакции, что каждое движение выходит своевременным и правильным, идеальным и по длительности, и по силе.       О, боги... Да... Хорошо, что я уже не могу умереть... Остаётся только кусать губы, цепляться пальцами за простыни и багряные шелка свадебного наряда. Невыносимо, нестерпимо, не...       Я хватаю любимого за волосы, вынуждая выпустить моё достоинство изо рта, тяну к себе и впиваюсь в припухшие губы — мне сейчас нужен этот поцелуй, болезненно необходим! Пока наши языки сплетаются, я в нетерпении срываю с Повелителя Ветров одежду — он уже не препятствует, понимая, что выдержке моей пришёл конец. Блуждаю руками по его прекрасному телу, ласкаю соски и напряжённый член... Обожаю эту кожу, обожаю этот запах... Как я мог столько лет каждый день находиться рядом с настолько прекрасным созданием и не коснуться его, не заметить нашего взаимного томления? Надо же быть таким дурнем! Упёрся, как баран, в свою нелепую месть — чуть всё на свете не упустил. Да Ши Уду сам оторвал бы себе голову, узнав, что мы с Цинсюанем делим ложе — даже утруждаться бы не пришлось... Удивительно, что Лэ Ян раньше не отделился и не дал мне в лоб.       Тяну бога к себе, нагого и горячего, возбужденного не меньше меня самого, вынуждаю лечь сверху, чтобы мы соприкоснулись всей кожей. Как всегда грациозный, он сгибает ноги, располагая колени по обеим сторонам моего тела, прижимаясь сильнее — грудью, животом, членом... Мало, даже такой близости недостаточно, нужно ближе...       Впуская настойчивый язык Цинсюаня глубже в свой рот, наощупь нахожу один из заранее приготовленных флаконов ароматного масла. Открываю сосуд за спиной у любимого, лью себе на руку, случайно оставив немного у него на пояснице — юный бог чуть вздрагивает, и это движение эхом отдается в моём теле.       Я не слишком осторожно погружаю в А-Фэна смазанные пальцы — конечно, у него целую неделю не было любовника, но я вчера отлично видел в окно, что он не позволял своему телу забыть. Мой прекрасный небожитель вскрикивает, почти отстранившись от губ, и его член, прижатый к моему, становится ещё твёрже, хотя мгновение назад казалось, что это невозможно. Я не даю ему передышки, вновь утягивая в поцелуй, и принимаюсь за медленные движения внутри, намеренно выбрав угол, при котором ощущения будут наиболее яркими.       Повелитель Ветров выгибается, стонет, подаваясь навстречу руке, прижимается ко мне всё крепче, наши члены трутся друг о друга, и в сочетании с горячей, многообещающей узостью, которую чувствуют мои пальцы, это становится для моей выдержки настоящим испытанием.       Цинсюань задыхается от удовольствия и уже не может целоваться — лишь тихо постанывает, уткнувшись в мою шею. Самое прекрасное, самое желанное существо всех трёх миров... — Хэ-сюн, больше! — умоляет А-Фэн. — Подожди... — Больше! — звучит уже иначе, капризно и требовательно. Ветер нависает надо мной, и глаза его от возбуждения почти черны. Я покоряюсь — у меня тоже нет сил на игры.       ... Он лежит подо мной, распалённый и готовый к продолжению. Узкая талия, острые лопатки, волны волос... Как ты выносишь это, А-Фэн? Как можешь спокойно жить? Будь я тобой, не отходил бы от зеркала. Хотел бы только непрерывно смотреть на себя, трогать себя, трахать себя... А ты просто ходишь по улице, будто быть таким красивым — обычное дело.       Я кладу ладонь на блестящую от масла поясницу, вынуждая его прогнуться, подставляясь, и вхожу — настолько осторожно, насколько позволяет переполняющее вожделение. — Хэ-сюююн, — еле слышно скулит Цинсюань, принимая меня. Приятно видеть, как сильно он этого хочет. Но вряд ли больше, чем я сам.       Замираю, наслаждаясь ощущениями, веду пальцами вдоль прекрасной спины вверх по позвоночнику, глажу, успокаиваю... А потом впиваюсь рукой в изящное плечо и резко дёргаю любимого на себя, заставляя насаживаться до предела, выбивая сладостные крики — бывает ли звук приятнее? — Не больно? — шепчу сквозь сладкое марево страсти, склоняясь к уху и вдыхая запах, от которого трясёт. Интересно, можно ли кончить только от аромата? — Нет, Хэ-сюн, — он нарочно чётко произносит моё имя. — Не останавливайся! Мне нужно ещё!       О, вот это всегда пожалуйста! Особенно когда ты так прижимаешься ко мне...       Я двигаюсь в нём быстро и порывисто, совершенно теряя самоконтроль, подстегиваемый нежным голосом, который так жарко стонет моё имя — наконец-то моё настоящее имя... В истинном облике, под истинным именем я беру Ши Цинсюаня на правах супруга — мог ли я мечтать об этом? Как теперь выразить всю страсть и нежность, что столетиями копились во мне под гнётом отрицания, не находя выхода?       Я покидаю тело любимого лишь на миг — сменить позу. Хочу видеть его лицо, хочу целоваться... — Возьми меня, Хэ-сюн, сделай мне хорошо, — шепчет Цинсюань, глядя из-под ресниц туманными от страсти глазами.       Мы снова сливаемся, я вновь вхожу одновременно с поцелуем, беру сразу и языком, и членом... Как мне это нравится, как сладко он изнемогает подо мной!       Отпускаю губы — хочу послушать, как кричит. Впиваюсь в шею, целую, прикусываю, оставляю метки. Просто музыка... Пой для меня, моё сокровище, тай для меня! — Я люблю тебя, Хэ-сюн, — в полубреду повторяет Цинсюань, цепляясь пальцами за мою спину. — Я так люблю тебя...       Он обнимает ногами мои бедра, весь льнёт ко мне, пытаясь принять глубже, и я просто растворяюсь в нём, схожу от него с ума, люблю до невозможности...       По-моему, ты уже готов, радость моя. Тянусь к его члену, но не успеваю — ему даже не потребовалось себя трогать, хватило лишь меня внутри... Он дрожит и бьётся подо мной, дышит всё чаще, кусает губы, но крик рвётся из горла... Заворожённый, я наблюдаю, как Цинсюань тонет в оргазме — ярко, горячо и долго, задыхаясь, захлебываясь моим именем, инстинктивно пытаясь быть ближе, как можно ближе...       Понимаю, нужно дать ему хоть немного передышки, но сил моих не хватит, чтобы остановиться сейчас. Я ложусь на него — обжигающе-горячее семя размазывается по моей коже — продолжаю с силой толкаться в чуть дрожащее, разомлевшее от удовольствия тело. — Прости, любимый. Мне нужно ещё, — шепчу, убирая с лица Повелителя Ветров взмокшие волосы.       На искусанных губах расцветает сладострастная улыбка, яркие глаза распахиваются, и в глубине их вновь разгорается пламя. — Мне тоже, — жарко отзывается Цинсюань...