Цветок, плывущий в тёмной воде

      Захлебываясь желанием и болью, я целыми днями бродил по Поместью Неувядающих Ирисов. Мне не давали ни единого шанса подобраться к Ши Цинсюаню – лишь смотреть издалека, как чудесно проходит их с Лэ Яном июнь.       Весёлый Хер очень грамотно всё обстряпал, сразу поняв, с кем имеет дело. Вздумай он прямо приказать Повелителю Ветров сидеть возле него, того только и разбирало бы удрать. Но господин действует тоньше. «А давай сегодня вместе…», «а пошли завтра…» – и всё. А-Фэну с ним интересно, ему никуда больше не надо. Вот они вместе занимаются каллиграфией, вот Ветер читает главе поместья вслух забавные книжки про небожителей, вот приглашают музыкантов, пробуют экзотические вина, запускают бумажные фонарики… Идут в театр на лютую дичь про заточённую в подземном мире богиню ветров, спасенную и взятую в жены храбрым генералом Цзюйяном, который скорее отрезал бы себе предположительно огромный хер, чем позволил этому случиться. Ши Цинсюань так хохотал всю постановку, что его не выгнали только из страха перед императорским шпионом, хотя на протяжении спектакля зрители регулярно бросали на низверженного бога взгляды, выдающие желание засунуть ему веер в не подходящее для этого место.       Спать в обнимку всю ночь? «Всё, что захочешь, Цин'эр». Торчать в кабинете во время работы? «Заходи, я тебе только рад». Конечно, рад – грех не махнуть рукой на дела, когда тебе из дворца регулярно присылают ценные дары в благодарность за то, что третий принц прожил на свете ещё один день, пусть и заключённый в стариковский монастырь со строгим уставом. Зачем вообще теперь работать!       И, даже если я потружусь и всё-таки утоплю высочество, надарено уже столько, что Лэ Ян с наложником смогут ещё лет десять прохлаждаться, не снижая уровня жизни.       Какая-то сплошная безнадёга.       А Веселому Херу, похоже, нравится такая жизнь. Поначалу он вёл себя сдержанно, но постепенно, всё больше заражаясь настроением Повелителя Ветров, начал дурачиться и хохотать вместе с ним.       Я глазам своим не поверил, когда однажды застал этих двоих играющими в жмурки в саду! Ладно, А-Фэн, ему впору писать учебник «Как прожить на свете без малого восемьсот лет и остаться дурачком»… Но этот-то куда! Взрослый мужик, солидный – а носился, как мальчишка. Я, конечно, тоже с Ши Цинсюанем один раз так бегал, но меня извиняет, что это случилось в уплату за проигранный спор. Я тогда напрасно не поверил, что Му Цину достанет дури разбить об Фэн Синя свою же статую, за что и поплатился.       Конечно, я не смог отказать себе в возможности воспользоваться завязанными глазами Лэ Яна, и, пока тот бродил по саду, пытаясь поймать ветер (ну, или птиц, издающих шум, чтобы увести его в противоположную сторону), появился перед Ши Цинсюанем в облике господина, надеясь, что небожитель не удержится от шалости. Тот, естественно, купился на мою слепоту и беспомощность, и я чуть не умер на месте, когда вновь почувствовал его запах, его губы и руки.       Но увы. Радость моя была недолгой – зацеловавшись, я чуть не пропустил настоящего Лэ Яна. Пришлось пробормотать нечто вроде «Сейчас вернусь» и исчезнуть в ближайших кустах, рассыпавшись водой. Ветер, конечно, несколько удивился, когда господин тут же появился из-за куста чубушника совершенно с другой стороны, но быстро выкинул это из головы, ведь его поймали и снова стали целовать.       Вообще я очень не люблю превращаться в воду, как старина Хуа не любит лишний раз распадаться на бабочек – очень трудно сохранять личностную целостность и отделять себя от окружающей среды. Вороны – куда ни шло, их в стае конечное количество. Но вот помнить, где тут частица тебя, а где просто воды, требует определённого напряжения. Собиратель Цветов так и про бабочек говорил – одна растает, другая появится, сложно собраться потом с мыслями. Но то был единственный способ исчезнуть незаметно, унеся с собой память об украденном поцелуе.       Так несправедливо, что я вынужден довольствоваться столь малым, когда другой может брать всё, что душа пожелает! Боги милосердные, как же ломает… Прижать бы к ближайшему дереву и слиться не только губами – всем телом.       С тех пор я всё чаще задумывался о том, чтобы наплевать на дискомфорт и использовать свою способность в нужных целях...       И однажды у меня это почти получилось.       … Стоит страшная жара. Ветер с утра отправляется купаться – умница Лэ Ян просил его не плавать в открытых источниках на территории поместья якобы из-за того, что в них развелись водоросли, которые планируют чистить. Поэтому единственным местом, где можно охладиться, осталась мраморная купальня с парой бассейнов, питаемая от подземных вод.       Мне было действительно сложно попасть туда вместе с ним. В местах, куда Ши Цинсюаня изредка отпускают одного, слишком много магии – невозможно прорваться, не выдавая себя. Физически я вряд ли смог бы – только лишь в виде воды. Но мне уже всё равно. Я готов хоть так – лишь бы дотронуться.       С забранными волосами, в белоснежном шёлке, истомлённый жарой… Ткань скользит к ногам… Нагота, как удар молнии, даже когда нет тела… Может ли такое вожделение гореть только в душе? Я всегда думал, что хотеть – это дело тел.       Кончик пальца ноги – проверить, не холодно ли. Щекотно… Стараюсь быть теплей. Мысли путаются.       Иди ко мне. Хочу тебя касаться.       Он опускается в мои объятия, и я чувствую каждый цунь его восхитительного тела. Иди же, окунись в меня. Как сладко…       Это одновременно осязание и вкус, брать и отдаваться, впускать в себя, поглощать, баюкать в волнах.       Дай же мне, дай свои руки, дай шею, позволь прильнуть к ключицам, позволь гладить спину и стройные ноги, целовать плоский живот и тонкие лодыжки… Всё самые тайные, самые горячие места. Мне нужно, ты нужен мне, дай…       Твоё тело – белоснежный сон тёмной воды, опьянённой нежностью. Я весь желание, меня вовсе нет. Ласкать, целовать лишь потоками, скользить каплями, так чувственно… Нравится?       Щеки краснеют, плоть поднимается – Ши Цинсюань не может понять, отчего вдруг простые прикосновения воды так распаляют. Но он слушает своё тело, верит ему и наслаждается этим чувством. Я держу его, расслабленного и томного, в невесомости, не давая тонуть, и лишь мечтаю, чтобы он хоть на мгновение опустился на дно, погрузившись в меня полностью. Не посмею применить силу – попытавшись взять больше, чем мне готовы предложить, я могу потерять и то, что уже получил. Если он испугается, то покинет купальню, оставив меня волноваться в одиночестве.       Как же тонко он чувствует – словно уловив мои эмоции, А-Фэн набирает воздух и уходит под воду с головой. Быстрее, так мало времени, целую в сомкнутые уста, горячо, сладко… Вытаскиваю заколку из волос, пропускаю их меж бесплотных пальцев… Шея, ресницы, скулы. Всё принадлежит мне, хоть и на какие-то секунды, пока нехватка воздуха не начнёт жечь ему грудь. Вот бы внутрь, заполнить тело, желудок и лёгкие, самому стать его дыханием, его кровью, раствориться в нём. Как же путаются мысли… Я почти не помню, кто я.       Прекрасные губы размыкаются, чтобы выпустить выдох – я принимаю его, как подарок, а Ши Цинсюань вдруг берёт в рот глоток меня, совсем немного, прежде чем подняться на поверхность. Всё, что было когда-то мной, пронзает разрядом молнии – никогда ещё я не ощущал столь интимного прикосновения.       Откинув на бортик бассейна мокрые волосы, Повелитель Ветров сглатывает воду, словно семя после развратных ласк, и я весь захожусь в исступлении, став искрой между желанием воплотиться и раствориться полностью.       Пробегаю каплей по его шее, как кончиком языка, проскальзываю ласковым потоком меж нежных пальцев, касаюсь сосков и напряжённого органа… Бог вздыхает в истоме и тянется рукой к собственной раскалившейся плоти, всё ещё находящейся во власти воды. В моей власти… — Младший господин! – Небожитель вздрагивает от голоса слуги, некстати заглянувшего в купальню, и рука его так и не достигает цели. – Вы просили позвать, когда хозяин велит подавать завтрак! — Ох, уже иду! Спасибо! – лучезарно улыбается Ши Цинсюань и, подхватив одеяние, быстро покидает воду.       Нет, пожалуйста… Не уходи. Не оставляй меня так. Я утоплю слугу, утоплю Лэ Яна… Я готов и тебя утопить, если это единственный способ заставить остаться!       Нельзя так долго пребывать в водах. Я начинаю терять рассудок.