Dreams and other Deceptions

Гермиона чувствовала себя выжатой. Она, казалось, устала намного сильнее, чем физически возможно, или в принципе положено шестнадцатилетнему подростку. Ночь после первого урока зельеварения положила начало ее кошмарам. Этот первый сон был наполнен запахом Драко. Сначала он настиг ее в котле с Амортенцией, а затем вернулся во флешбэке пятого курса, когда она жадно вдыхала запах его волос. Затем сон превратился в хаос красок, слов и фантомных ощущений, проносящихся по ее коже. Сцены сменяли друг друга с невероятной скоростью. Мелькали люди, чьи лица было невозможно разглядеть, разговоры, которые она не могла разобрать, и места, которые не узнавала. И также резко все закончилось. Расплывчатые образы обрели четкость, вырисовываясь в человека. Серые глаза Драко буквально прожигали ее насквозь, смотря с другого конца Большого зала. Она проснулась с бешено колотящимся сердцем. Гермиона отмахнулась от этого сна, посчитав его случайным, хотя и немного тревожным. Возможно, от стресса. Тогда она еще не подозревала, что та же участь будет подстерегать ее ночь за ночью лишь только она закроет глаза. Тьма никогда не была спокойной. Она захватывала ее изможденное тело. Каждое утро вставая с постели, Гермиона не чувствовала себя отдохнувшей. Кошмары были яркими и затягивающими, наполненными образами, которые быстро сменяли друг друга, заставляя ее постоянно путаться и теряться. Фрагменты каждого сна были неуловимы. Края расплывались и перетекали из одного в другой, когда она пыталась их анализировать. Как только она начинала понимать, что видит, картинка перед глазами растворялась, и она оказывалась в совершенно новом сценарии. Сны были такими темными, словно она смотрела сквозь густой серый дым. Призрачные фигуры то появлялись, то исчезали, проходя безликими вспышками и безмолвными группками. Все звуки были приглушенными, как будто она находилась под водой и пыталась подслушать разговор. Примерно через неделю, она смогла разобрать только одно слово. "Грейнджер" "Грейнджер, Грейнджер, Грейнджер" - звенело в ее ушах, когда она словно в тумане шла по коридорам между занятиями. Недосыпание стало настолько сильным, что она постоянно чувствовала себя, словно выпила огневиски. Конечно, каждую ночь ей удавалось выкроить три-четыре часа, но это с трудом можно было бы назвать отдыхом. Ей и раньше снились кошмары, но она никогда не испытывала ничего подобного. Эти сны были настолько непостоянными и бессмысленными, что утром она даже не могла понять, где начало, а где конец. По мере того как дни, лишенные ярких красок жизни, и бессонные ночи продолжались, Гермиона все больше уставала от игры в жертву своего бессознательного разума. Даже все ее занятия вместе взятые не могли с этим сравниться. Школа и домашние задания стали самой легкой частью ее дня, самой простой задачей. Поначалу она посвящала себя ведению дневника сновидений, стараясь записывать как можно больше деталей, которые она могла вспомнить после пробуждения. Она никогда не была большой поклонницей Трелони, но ей отчаянно хотелось наконец отдохнуть, а провидеца всегда говорила, что лучший способ справиться со снами - это дневник. После нескольких таких ночей она обнаружила, что каждый раз записывает одно и то же: темный переулок и невнятно произнесенное заклинание, которое она вроде бы никогда не слышала. Жгучая боль в левой руке. Запах Драко, когда она прижималась к его груди. Ее имя, произнесенное разными интонациями. Его яростный взгляд. Все всегда заканчивалось его глазами. Каждую ночь, когда серый взгляд приходил и отпускал ее, она судорожно пыталась отдышаться и понять, что только что произошло. Каждый раз, когда она просыпалась, ей казалось, что она пробежала марафон, переплыла Черное озеро и встретила во сне тысячу дементоров. Гермиона пробовала медитировать перед тем, как лечь в постель, но это не помогало. Она даже варила собственные, простые зелья сна, но они лишь дольше держали ее в кошмаре. Примерно через неделю это стало заметно для окружающих. Первой была Джинни. Она обратила внимание, что Гермиона в оцепенении ходит по общей гостиной, не обращая внимания на окружающую обстановку и совершенно не замечая, что ее зовут. Однако Уизли не вмешивалась, вероятно, решив, что причина в разбитом сердце. Вместо этого она показала ей чары, скрывающие мешки под глазами, и призывала черный чай с нужным количеством сахара и сливок, когда Гермиона выглядела так, будто вот-вот упадет. Когда одна неделя превратилась в две, Джинни не выдержала и стала говорить, что ей пора отпустить все это дерьмо. Гарри молчал, но бросал на нее обеспокоенные взгляды за столом во время завтрака или подталкивал на уроке, когда ее глаза закрывались от усталости. Рон, казалось, вообще не замечал изменений, с удовольствием болтая за двоих и беззаботно обсуждая то, о чем у Гермионы не было ни сил, ни желания говорить. На официальном четырнадцатом дне беспрерывных кошмаров Гермиона взяла в библиотеке Хогвартса книги по магическим снам и анализу сновидений, пытаясь разобраться в том, что с ней происходит. К этому моменту она уже отчаялась найти решение проблемы, ведь каждую ночь девушка мучилась, проваливаясь в полудрему лишь на несколько часов. Лишь Животворящий эликсир мадам Помфри помогал ей сохранять работоспособность. Гермиона доставала все книги, хоть как-то связанные со сном, сновидениями, магической бессонницей, а также материалы с зельями для избавления от кошмаров и отдыха. Всем, что казалось может пригодится. Она также брала немагические тексты, фокусируясь на книгах по психологии - в частности, по теории сна и сновидениям. Среди прочего попадались книги эры хиппи, свободных душ, нью-эйдж, посвященные расшифровке значений снов и символизму. И она читала, отгоняя от себя усталость, которую чувствовала внутри всего своего тела и души. Ей нужны были ответы, решения, любая информация, которая хоть немного поможет. Как остановить вереницу кошмаров и вернуть себе знакомую успокаивающую темноту, которая, как она надеялась, скоро снова поглотит ее, избежать звуков и постоянных бессмысленных образов, которые мучили ее. Она читала Фрейда и Юнга, у которых было много трудов о сновидениях магглов. Учения Фрейда были элементарны и слишком очевидны, чтобы быть полезными для Гермионы. Его основная теория гласила, что сны возникают на основе переживаний, что было и бесполезно, и очевидно для любого человека, обладающего хоть каплей интеллекта. Она быстро оставила попытки найти помощь в его словах и обратилась к Юнгу. Через некоторое время Гермиона обнаружила, что застряла на его идеях о символизме и о том, как они применимы ко сну. Он полагал, что каждый символ или повторяющийся рисунок во сне призван просветить и научить чему-то. Если его слова верны, то чему же ее должна была научить эта странная череда снов? Ее имя. Его глаза. Ее Амортенция. Тысяча неразборчивых мгновений, залитых тьмой. Это должно было означать нечто большее, чем простое напоминание о том, как сильно она хочет внимания Драко. Ведь это было до боли очевидно. Сон может не пытаться объяснить ей это. Не тогда, когда она и так беспокоилась о нем каждую минуту. Нет, здесь было что-то другое. Должна была быть причина настойчивости этих кошмаров, ответ на вопрос, почему они приходили каждую ночь... Объяснение, почему она не может игнорировать то послание, которое так отчаянно пытается донести до нее ее же подсознание. Но как она ни старалась, ей не удавалось найти никаких закономерностей, никаких общих черт между увиденными фрагментами. Поэтому она просто продолжала существовать в этом странном состоянии, больше похожая на зомби, бродящее по коридорам, чем на студентку. Дни Гермионы были наполнены усталостью и неудачными попытками не смотреть на парня с серыми глазами. Напряжение в теле от этих усилий отнимало всю оставшуюся энергию, и с каждым днем это казалось все более невозможным. В моменты, когда ее решимость ломалась, она искала его, зная, что найдет лишь еще одну сцену, которая будет ее преследовать. Еще одно подпитывающее, грызущее подозрение, что Драко Малфоя что-то гложет. Что бы ни происходило, это было нечто большее, чем она, и большее, чем Хогвартс. Что-то изменило его, и она видела это во всем его выражении. Он выглядел ужасно. Уже через неделю после возвращения в замок с ним произошли заметные изменения. К тому времени, как прошли первые две, некогда сияющая кожа Драко потускнела и стала смертельно бледной. И эти перемены в его внешности были так очевидны, что у Гермионы скручивало живот, если она думала об этом слишком долго. Кожа на щеках и челюсти, казалось, резко натянулась, а затем опустилась в образовавшиеся впадины. Его челюсти всегда были сжаты, и она ни разу не видела, чтобы его губы изгибались в намеке на улыбку или ухмылку. Теперь она отчаянно хотела увидеть хотя бы призрак той усмешки, которую она когда-то ненавидела. Его брови никогда не двигались, как будто он специально практиковался в том, чтобы лицо не выдавало ни одной эмоции. Как будто он вообще больше ничего не чувствовал. Она могла поклясться, что мантия почти падала с его плеч, когда он ходил по замку, словно призрак. Видя покрасневшие глаза и темные круги под ними, Гермиона понимала, что он отдыхает примерно столько же, сколько и она. А может быть, даже меньше. Он почти всегда смотрел прямо и часто фокусировался на столе или полу перед ним, лишний раз доказывая, что он присутствует только физически. Хуже всего было в Большом зале, где теперь перед каждым приемом пищи она проговаривала себе одну и ту же мантру: Зайди и не смотри на него. Сядь и не смотри на него. Заставь себя поболтать с однокурсниками, чтобы они не подумали, что ты совсем спятила, но, ради всего, черт возьми, святого, не смотри на него. В большинстве случаев она вообще ничего не ела. Она либо слишком сосредотачивалась на мыслях о том, как сильно ей хочется посмотреть на него, либо действительно смотрела на него, но потом ловила себя на этом и повторяла цикл до бесконечности. Еда была той частью, которую она постоянно пропускала, пока Джинни сама не начала накладывать ей еду, а затем смотреть, как она ест. Уизли не позволяла Гермионе выйти из-за стола, не съев ни крошки. Драко никогда не ел. Гермиона видела. Это объясняло его исхудавшее лицо и чересчур свободную мантию. Так почему же Тео, Блейз или Панси игнорировали это? Они должны были заставить его хоть что-то поесть, ведь он исчезал прямо у них на глазах. И хотя она знала, что не имеет права переживать по этому поводу, она все равно это делала. Настолько, что в конце концов она перестала сопротивляться, откровенно пялясь на него во время еды, пока никто не замечал, желая увидеть, как он откусит хоть кусочек. Пэнси, казалось, вообще не волновалась и продолжала заниматься своими делами. Девушка упорно пыталась коснуться его каждый раз, когда они были вместе. Ее руки постоянно находились на нем в том или ином виде, но это уже не волновало Гермиону. Она перестала обращать внимание на физический контакт между ними, когда на первый план вышло беспокойство за его здоровье. Конечно, Драко позволял Пэнси держать его за руку в коридорах, рассеянно кивая головой в ответ на ее слова. Иногда он будто на автомате обнимал ее за столом, вместо того чтобы есть, но она ни разу не видела, чтобы он действительно взаимодействовал с ней. Удивительно, но его апатичное отношение, похоже, не сильно беспокоило слизеринку. Во время наблюдения за Драко Гермиона часто ловила на себе взгляды Тео, Блейза, а иногда даже Пэнси. Поначалу это заставляло Гермиону отводить глаза, краснеть и ругать себя за то, что она попалась. Но в конце концов она стала упорно смотреть в ответ, не обращая внимания на то, что они наверняка видят темно-фиолетовые мешки под глазами, которые она небрежно пыталась скрыть, и еще более взлохмаченные волосы. За эти несколько недель она едва ли смотрелась в зеркало, боясь не узнать себя в отражении. Драко упорно не бросал на нее и взгляда. Он не смотрел на нее с того урока зельеварения. Гермиона была уверена, что он должен был почувствовать ее тяжелый взгляд, но Драко казался совершенно безразличным. Как будто ее больше не существовало в его мире. Он игнорировал ее даже в маленьком кабинете зельеварения. Даже в тот день, когда она, потянувшись за рогатыми слизнями, задела предплечьем обжигающе горячий котел и умудрилась разбить стеклянную емкость с ингредиентом. Резкий вздох и тихий вскрик сорвались с ее губ, когда по руке расползлась обжигающая волна боли. Ученики разом обернулись на звук, и Слизнорт тут же подошел к ней, чтобы залечить ожог. По глупости она инстинктивно посмотрела на Драко, надеясь на такую же реакцию, но он продолжал помешивать свое зелье, отвернувшись от нее, как будто ничего не произошло. Разочарование оказалось сильнее ожога, а его безразличие - более болезненным, чем случайная рана. В ту ночь она засыпала в слезах. С того случая на пиру в первый учебный день, это был первый раз, когда она позволила себе заплакать и выпустить боль. Слезы не переставая лились на подушку, пока очередной кошмар не утянул ее в темноту. *** Время шло как в тумане. В конце концов, ей пришлось перестать ходить к Помфри за Животворящим эликсиром, так как целительница начала смотреть на нее настороженно и прочитала лекцию о том, что нельзя бесконечно полагаться на зелья, заменяющие отдых. Вскоре Гермиона поняла, что теряет связь с реальностью от бессонницы и постоянной тревоги, что мальчик, который не хотел иметь с ней ничего общего, медленно убивает себя. Когда она оставалась одна, беспокойство сменялось гневом. Она так устала. Борьба с телом и разумом днем и ночью оставляла место только для минимальных эмоций. У нее уже не было сил тосковать по нему. Вместо этого она пыталась использовать гнев для поиска самоуважения, которое она каким-то образом потеряла. Просто удивительно, как быстро она дала ему власть над собой. Она честно пыталась сохранить верность себе, но прекрасно понимала, что не может просто отстраниться, как бы ей этого ни хотелось. Не тогда, когда Драко в ее ночных мучениях смотрел настолько убийственным взглядом. Однажды ночью, не желая погружаться в безумную череду снов, которая, как она знала, неизбежна, Гермиона смотрела на балдахин над своей кроватью и думала о том, как ей выбраться из своего нынешнего состояния. Возможно, если она сможет помочь Драко, то у нее будет хоть какой-то шанс на покой, по крайней мере, в течение дня. Она смирилась с мыслью, что не может оставаться безучастной, пока он в одиночку безуспешно борется с самим собой. Но прежде чем хотя бы попытаться разобраться в странном поведении Драко и его резком изменении, она поняла, что должна найти решение своей собственной проблемы. Поэтому она занялась единственным, что умела делать в подобных ситуациях, - изучением. Гермиона искала ответы до поздней ночи. Она читала даже после того, как другие девушки ложились спать, или ранним утром, когда появлялись его серые глаза и будили ее. Она старалась не терять веру, когда книги одна за другой возвращались на полку, никаким образом не помогая делу. В ночь на свой день рождения она уснула с тяжелой книгой "Анализ зелий сна и их применение" на груди. И, как она и предполагала, сны тут же настигли ее - такие же путаные и беспорядочные, как и каждую предыдущую ночь. Однако в тот вечер произошел какой-то сдвиг, и хаос сменился одиноким, застывшим мгновением. Сумбурные и мелькающие сцены сменились чем-то гораздо более спокойным. Перед ней появился знакомый коридор. Высокие стены из каменной плитки по обеим сторонам и тяжелые бронзовые фонари указывали на то, что она находится где-то в замке, в одном из проходов, который она уже видела за годы проведенные здесь. На ватных ногах она пошла по арочному коридору, каждые несколько секунд вглядываясь в пустое тусклое пространство позади себя, словно проверяя, нет ли за ней слежки. Она держалась ближе к стене, избегая мерцания лунного света, проникающего через высокие вытянутые окна по правую сторону от нее, и старалась оставаться в тени, не издавая ни звука. В конце коридора ее ждала высокая стена, и она почувствовала, как прикладывает руку. Но рука, касавшаяся камня перед ней, была чужой. Как только она начала присматриваться, изображение перед глазами рассеялось, каменная стена исчезла, а на ее месте появились те самые серые глаза. Гермиона резко поднялась на кровати, чуть не уронив на пол книгу по зельям, что, несомненно, разбудило бы остальных. По спине стекал пот. Отложив массивную книгу в сторону, она сосредоточилась на том, чтобы отдышаться и сориентироваться в пространстве. Та же кровать, тот же красный узорчатый балдахин, та же бледно-розовая пижама, прилипшая к влажной коже. Слегка задыхаясь и борясь с дезориентацией, она огляделась в поисках часов на прикроватной тумбочке. Прошло всего два часа. Гермиона едва сдержала отчаянный крик. Хотелось ударить подушку. Или и то, и другое одновременно. Боже, как же она устала. На этот раз сон казался действительно реальным. Почти как если бы она проснулась, но в виде какого-то призрака, бродящего по коридорам. Она могла поклясться, что помнила свои ощущения. Очевидно, от бессонницы она сходила с ума. Тем не менее, ей казалось, что она помнит шершавость каменной стены под своей ладонью. Она касалась ее рукой, которая ей не принадлежала. Коридор тоже был очень знакомым, но теперь, когда она проснулась, его местоположение в замке вылетело из головы. Сдержав стон, она взяла палочку и быстро пробормотала "Люмос". Откинувшись на подушки, она старалась отогнать от себя навязчивые образы и снова погрузилась в чтение об усиливающихся свойствах сочетания лаванды с перетертыми лепестками асфоделя. К восходу солнца она дочитала эту книгу и еще небольшую стопку других. Но осталось еще больше вопросов, чем было до начала чтения. Рано утром Гермиона вернулась в библиотеку за новыми знаниями. Выбрав другой путь, она достала из секции Прорицаний древний текст в ветхом переплете. Потрескавшаяся кожаная книга была написана в 1574 году Галией Годфри, знаменитой основательницей этого искусства. Книга под названием "Толкование снов" была посвящена сортировке магических сновидений по категориям. Гермиона была настроена, мягко говоря, скептически. Доверия к прорицанию у нее не было, но все остальное, что могло ей помочь, она уже прочитала. Усевшись за свой любимый стол у окна, она вздохнула и устроилась поудобнее. Скорее всего это будет пустой тратой времени, и там не окажется ничего полезного. В первой трети текста описывались обычные сновидения или кошмары. Под ними понимались сны без символики или повторяющихся образов - простая работа человеческого мозга - анатомическая и редко значимая, легко забываемая и быстро отбрасываемая при пробуждении. Во второй части речь шла о вещих снах. По мнению автора книги, они являлись продолжением дара пророчества. Такие сновидения часто предсказывали будущие события и были признаком истинного провидца. Гермиона быстро отбросила эту мысль. Она всегда плохо разбиралась в прорицаниях, порой даже не верила в них, поэтому знала, что не обладает даром предвидения. Если, конечно, этот дар вообще существовал. Перейдя к третьему разделу текста, Гермиона почувствовала, как заколотилось сердце. Название последнего типа сновидений, выделенного Годфри, звучало как "Соединяющие и телепатические сны". Ведьма описывала этот тип сновидений как проявление особого типа связи между двумя людьми. Этот феномен существовал только между парой, образовавшей некую связь, переплетающуюся между подсознаниями и связывающую их воедино. Способ установления такой связи был практически неизвестен, хотя Гермиона предположила, что она возникала на основе взаимной связи, которая была необходима для благополучия или, реже, для выживания одного или обоих членов группы. Единственным ориентиром для Гермионы в отношении снов подобного рода были те, которые преследовали Гарри. В своих снах Гарри оказывался змеей Темного Лорда, желающей убить. Гарри наблюдал за Артуром Уизли, который был близок к смерти через пару чужих глаз. Гарри был в роли и самого Волан-де-Морта. Он буквально видел глазами Темного Лорда так, будто был частью его мозга. Возможно, ярое противостояние между лучшим другом и темным волшебником спровоцировало ту самую подсознательную связь, которую описывала Галия Годфри. Каким-то образом один из них был частью другого. Но не было никаких доказательств, что ее последний сон подходит под эту категорию, несмотря на то, что все тело покрывалось мурашками, когда она вспоминала сцену в коридоре. Ее снова охватило знакомое чувство поражения. В очередной раз она не получила никакой важной информации. Гермиона отправилась за новой подборкой книг, лихорадочно пытаясь найти любые другие упоминания о телепатических снах. Но не находя их. Разочарованная и сбитая с толку, она расставила бесполезные тексты по своим местам и отправилась на урок по нумерологии, который начинался в 10 утра. Сейчас она как никогда нуждалась в логичных вопросах с четкими ответами. *** После двух месяцев такого существования она уже почти не замечала окружающих. Она отключалась на уроках, медленно бродила по коридорам и неподвижно сидела в углу общей гостиной, безучастно глядя на Гарри, Рона и остальных друзей. Она была слишком утомлена, чтобы размышлять о телепатических снах и связях. Тем более что исследования снова и снова приводили ее в тупик. Она подозревала, что, возможно, эти две проблемы - увядающий на глазах Драко и сны, в которых он постоянно фигурирует - как-то связаны. Но чем больше она размышляла над этой идеей, тем больше она казалась ей загадкой, которую невозможно разгадать. Ничто из прочитанного Гермионой не помогало ей подтвердить эту теорию, поэтому она отбросила гипотезу в дальний угол своего сознания, чтобы вернуться к ней, когда сможет здраво мыслить. После одного особенно тяжелого дня, когда за ужином Гермиона будто бы вечность анализировала безжизненный взгляд Драко, она поднималась по лестнице в общежитие. Был ранний вечер пятницы, а значит у нее будет прекрасная возможность остаться в одиночестве. С каждой неделей она все чаще оказывалась в таком положении. Она уже собиралась прямо в одежде рухнуть на кровать и предаться привычным мукам бессознательного состояния, как вдруг заметила, что на подушке лежит пузырек со знакомой фиолетовой жидкостью. Зелье сна без сновидений. По виду идеально сваренное. Ей не раз приходила в голову мысль дать зелью шанс. Однако использование такого сильного успокоительного средства было строго регламентировано - его хранили в шкафу исключительно для тяжелобольных или нуждающихся в исцелении. Существовал риск привыкания. Физическая зависимость была обычным явлением, и многие легко злоупотребляли этим веществом. Однако в таком сильном отчаянии, как у нее, последствия уходили на второй план. Откровенно говоря, у нее не было сил заботиться об этом. И, несмотря на то, что она понятия не имела, как и почему зелье было оставлено здесь для нее, она, не колеблясь, откупорила его, поднесла ко рту и влила в горло. В ту ночь она впервые за последние восемь недель спала без сновидений. Его серые, злые глаза не будили ее, и она не вспоминала, как прижималась к его груди, вдыхая пьянящий аромат Амортенции. Гермиона проснулась блаженно отдохнувшей после двенадцати часов столь необходимого ей сна. Открыв глаза, она ожидала, что при свете утреннего солнца почувствует облегчение. Но, несмотря на то, что она испытывала радость от того, что ее мысли во время сна погрузились в тишину, в груди нарастало что-то еще. Это ощущение было нелогичным и таило в себе пульсирующую волну душевной боли, которая грозила утопить ее. Вопреки здравому смыслу она жалела, что упустила свой сон. А это все, что у нее осталось от него, - лишь сны. С этой предательской мыслью в голове Гермиона быстро оделась и направилась в общую гостиную. Она знала, что ей нужно делать.