«пойми, всё так и бывает,
что ты чего-то не знаешь порой,
так часто не знаешь пароль.
одни на целом свете летаем,
но кто-то смог вдруг унять твою боль…»
Когда сердце Мегуми успокоилось, наступил штиль. В нем словно ничего не осталось. Совсем. Лежа на чужом плече, все еще цепляясь за ткань как за спасательный круг, он едва мог дышать, чтобы просто хоть как-то начать функционировать после пробуждения. Кулак просто-напросто не разжимался. Суставы закостенели намертво. Его не обнимали. Не пытались придержать, но и не отталкивали. В другой ситуации юноша бы обязательно обратил на это внимание, а сейчас… Кажется, будто все в мире разом потеряло смысл. Огромная волна цунами обрушилась и смыла водами все, что встретилось ей на пути, унося далеко в океан. И вот он лежит, полуживой, и не может сказать ни слова. Скользя по шелку, что щекочет его сухие щеки, Мегуми сначала лежит пару секунд на чужой груди, а затем и вовсе позволяя себе опустить непосильно тяжелую голову на ноги Двуликого. Кимоно пахло благовониями. Это единственное, что не давало магу потерять сознание снова – запах, ниточка, за которую можно зацепиться, сконцентрировавшись. Он лег на бок, прижимая к груди поджатые колени, и слезы, вытекающие из глаз – горячие, живые – скатывались по переносице, капали на татами, проникая вглубь Святилища. Такими темпами Мегуми окропит весь Храм своим горем, затопит слезами каждый угол. Тогда ему станет легче? Лениво моргая, он провел с проклятием в тишине какое-то время, пока не появились силы шевелить языком. - Ты все видел? – спросил Мегуми. Лица Сукуны он, естественно, не замечал. Смотрел вперед себя, особо не заботясь, какое наказание может понести за нарушенное личное пространство хозяина этого места. Картина перед глазами то и дело расплывалась от новой пелены, но постепенно юноша смог ее контролировать. Контролировать потоки горя, и теперь те покидали его тело равномерно, а он… он просто безвольно позволял жизни утекать сквозь пальцы. - Типо того, - сухо ответил Сукуна. - Значит, мне не придется повторять этот ужас снова. Он порвал ему кимоно. Так сильно сжал руку, что швы на плече разошлись. На голову опустилась ладонь. Мягкое, едва ощутимое касание. Прикрыв веки, Мегуми мелко задрожал, когда со лба убрали непослушную прядь. Всякий раз, когда маг зажмуривался, он не мог понять, почему слезы опять текут все сильнее: потому что кто-то проявил к нему толику заботы или потому что этот неожиданный жест шел от кого-то конкретного. - Почему он назвал тебя убийцей? Как ни странно, приняв увиденное, Мегуми ответил, едва шевеля губами: - Потому что моя мама умерла при родах. Уточнения не последовало. А высказаться хотелось. Раз он перешел все мыслимые и немыслимые границы, и душа его точно попадет в ад… - Это все, что я знаю. Не было человека, который бы рассказал мне подробности. Какой мама была во время беременности, есть ли у нее фотографии с животом, как сильно они меня хотели… Я просто знаю, что родился в самую долгую и самую темную ночь в году. Светила ли луна? Горели ли звезды? Шел ли снег? Ничего. Для Тодзи Фусигуро – в ту ночь я забрал весь свет, что был в его жизни. Словно мое рождение ознаменовало наступление черноты во всем мире. Больше я ничего не знаю. Рука опустилась с головы на пол, рядом с лицом. - Ты можешь… - Мегуми захлебнулся во всхлипе. – Вернуть свою руку на мою голову? Пожалуйста. Он закрыл глаза. Ладонь затерялась в волосах. Не двигаясь, просто накрывала его макушку. - Сукуна? – позвал он. - М? – одним звуком отозвалось проклятие. - Почему я ничего не чувствую? Откуда взялась такая звенящая пустота? – охрипший голос звучал странно, чужеродно; он никогда не слышал, чтобы его голос был таким тяжелым. – Словно я распался на атомы, и все никак не соберусь обратно. Не ощущаю ни пальцев рук, ни биения сердца. Может, и тело вообще не мое? Ты говорил, я вернусь не таким, каким был раньше. Тогда где? Где твое изменение? Почему я ничего не чувствую? - Действительно ли? - Во мне ничего не осталось, кроме тоски. Ее так много, что мне легче разорваться, чем терпеть эту боль внутри себя. Она, подобно крови, растекается по венам, и пока я лежу, выжигает внутренности. - Потеря чего-либо – это тоже изменение. Ты что-то оставил в своих видениях, и, кажется, я знаю, что, - Сукуна еле слышно усмехнулся. Без привычной надменности, скорее осознанности. – От этого еще никто не умирал. Взросление называется. Все выдерживают, и ты выдержишь. Привыкнешь жить с постоянной пустотой, которую со временем и замечать перестанешь. Взросление – оно, знаешь… Повернув голову Мегуми на себя, прилагая для этого слабые усилия, Сукуна продолжил, глядя юноше в глаза. - Тоже ощущается как потеря. Ты в мгновение утрачиваешь что-то невероятно важное для себя. Не можешь вспомнить, что, но в зеркале отчетливо видишь недостающий пазл. И что бы ты не делал, как бы сильно не пытался – никогда не сможешь его перекрыть. - Звучит так, будто ты понимаешь, о чем речь. - Это я тебе не как проклятие, что прожило десять веков, говорю, а как тот, кто когда-то был человеком. Сукуна поднял взгляд, устремив обе пары глаз вдаль, как частенько это делал сам Мегуми. И, воспользовавшись случаем, юноша продолжительное время всматривался в его подбородок и плотно сжатые губы. Он не позволил Мегуми увидеть, что отозвалось в нем, и такая предусмотрительность могла бы и оскорбить. Во всяком случае, Мегуми задумался бы об этом, если бы мысль о том, что Сукуна действительно когда-то давно был человеком, не засела в его голове. Если бы не эта лишняя пара глаз, да не руки, торчащие чересчур неестественно – он ведь очень похож на них… Позволив себе сглотнуть, от глаз Мегуми, пусть и занесенных слезами, не скрылось, насколько сухой ком тот только что проглотил. - Смотри. Вдруг позвал Сукуна, выуживая Мегуми из раздумий обратно на землю. Легонько прикоснувшись к его плечу, Король проклятий, стоило глазам юноши сконцентрироваться, показал на колонны вокруг них. Они… обливались «кровью». - Благодаря слезам, пролитым тобой от чистого сердца, в воды и в дерево Гробницы, она отплатила тебе сочувствием. Смотри, Мегуми. Дерево тоже может «плакать». Оно тоже живое и страдает порой наравне с человеком. Из сухих трещин, из сколов, оставленных когтями, ногтями, мечом – отовсюду, что имело способность пропускать влагу, вытекала полупрозрачная красная смола. Будто потоки расплавленного воска, она обволакивала поверхность. С учетом освещения факелов, складывалось впечатление, что дерево сейчас вспыхнет от горя. Оранжевые огоньки игрались в отражении жидкости, так сильно походившей на кровавые слезы. - Сколь долго стоит это место, свято мною почитаемое, я видел подобное всего лишь раз. У Мегуми не было возможности ответить. Лежа на чужих коленях, оплетенный вокруг головы кистями рук, он мог только смотреть, завороженно поглощая всю красоту на грани трагедии. В груди сжалось, хотя еще пару минут назад там словно ничего и не было. Смаргивая, новые слезы падали, утопая в полу. Чем сильнее он плакал, тем ярче становился цвет. Может, подумал юноша, если я закрою глаза и прислушаюсь, я услышу собственное страдание, отразившееся в стенах Храма как эхо? Не воплощая задумку в реальность, Мегуми приподнялся, опираясь на выставленные руки. Он полусидел, привыкая к вертикальному положению. Затем резко повернул голову на Двуликого. Чем дольше он вглядывался, тем путаней становились мысли. Одна вытягивала за собой две, а две тянули все четыре. - Ты же можешь забрать мою боль, - вовсе не вопросительно, заявил Мегуми. Более окрепшим голосом и смелым тоном, юноша прищурился, считывая реакцию немого собеседника, по которому совсем ничего не было ясно. Впрочем, как и всегда. Но Мегуми давил. - Проклятия, они же… - продолжал свою мысль маг. – Питаются и живут за счет людских страданий и горестей. Что тебе стоит, а? Я же знаю, что ты можешь. Забери ее. Я не могу больше. Сукуна не счел нужным до этого момента удостаивать его своим вниманием, но сейчас, прикрывая на время глаза, открыл их уже будучи всецело поглощенным высказанным предложением. То, как он вздохнул перед этим: равнодушно и тягостно – будто Мегуми не человек, а назойливая муха рядом с ним. Постоянно жужжит и не дает ему покоя. Мегуми было плевать, что он ему надоел. Вынести Двуликому мозг – меньшее, что пугало юношу. - Не хочу, - лениво ответил Король проклятий. Без усмешек и злобы. - Да и смысл? – продолжил он спустя минуту, за которую Мегуми собирался с аргументами. – Ну заберу я ее у тебя, что останется? Ты же весь – одна сплошная рана. Заберу боль, а над ней пустая оболочка. Мне это зачем? К тому же… Вот сейчас Мегуми смог уловить в чужом взгляде едва заметные искорки хитрости. - Сейчас ты не готов отдать мне все и разом. Скорее, выборочно, чтобы быть в силах оставить что-то при себе, а так не получится. Не прерывая зрительного контакта, Сукуна облизнулся. Выглядело устрашающе – язык неспешно огладил губы, прохаживаясь по всему верхнему ряду зубов. - Но однажды… Однажды, когда ты будешь переполнен этими чувствами, что разъедают тебя, когда ты будешь в отчаянии искать спасение в моем лице, приползая на коленях и вымаливая дать тебе успокоение – вот тогда, Мегуми Фусигуро, ты будешь готов. Вот тогда я заберу у тебя все. Он поднялся на ноги, опираясь, как старик, о колено, сделал шаг в сторону Мегуми и остановился прямо напротив него. Задирая сильно голову, чтобы продолжать видеть глаза, вспыхивающие красными факелами, маг, слегка приоткрыв рот, молча ждал, что последует дальше. Поддев его подбородок ногтем, Сукуна лишь немного пригнулся к нему. - Если ради этой прекрасной картины мне придется подождать, то я лучше подожду. Не представляешь, насколько я бываю терпелив. И он просто пошел вперед, останавливаясь на краю Святилища. Дальше только пропасть – вода, что была не то бездонным колодцем, не то каменной плитой, что в любой момент может стать могильной. Кимоно съехало, а порванный край, разойдясь дырой, оголял левое плечо с метками. Держа руки позади спины, Король проклятий не шевелился, что-то раздумывая у себя в голове. Мегуми не без усилий, но пошел в его сторону, один раз чуть не запнувшись за ослабевшие стопы. Он шаркал ногами, а поравнявшись с ним, тоже уставился вдаль. Мегуми видел на горизонте вечную полоску света – белую и холодную, недостижимую границу. Ему стало интересно, что видит там сам Сукуна? - Как ни странно, меня совсем не пугают твои слова, - честно ответил Мегуми. Пожалуй, потому что на вранье у него сейчас не хватило бы сил. – Как будто это весьма предсказуемо. Или даже логично. Проклятию логично хотеть забрать человека. Что действительно беспокоит, так это… Мегуми вышел немного вперед, оказавшись за пределами навеса крыши. Сукуна стоял возле последнего ряда колонн, а юноша пошел к краю деревянного настила. Доски прогибались под его весом, и он словно раскачивался на них, как пловец перед прыжком. Он позволил себе развернуться, чтобы заглянуть Сукуне в лицо, усмехнуться и наклонить голову в проявлении любопытства. - Что я тебе не верю. Вернее не так. Я верю тебе, - Мегуми указал на него пальцем. – но не верю твоим глазам. Сукуна нахмурился. Было видно, что он едва сдерживается, чтобы не отвернуться. - Они дрогнули – всего на секунду! – но дрогнули, и теперь я в растерянности, как воспринимать твое предупреждение. Так происходит у людей, когда у них беспокоится сердце. Но… - Мегуми ухмыльнулся, надавливая на прописные законы магии. – У тебя ведь нет сердца. Так что не надо на меня так смотреть, - выговаривая каждое слово по отдельности, очень четко произнес маг. – Хотя, ложная надежа – подлый трюк, в твоем репертуаре; я бы ему не удивился. Он уже развел руки, когда последние пришедшие в голову слова вырвались наружу. Окончание фразы потонуло в воздухе, в пустоте, образовавшейся между ним и Королем проклятий. Расстояние в половину метра превратилось в безвозвратную бесконечность. - Запомни, что пообещал избавить меня от мучений. Так что в нужный час – не дрогни. И упал, завалившись назад. Мегуми летел вниз, расправив руки словно птица, что так и не научилась летать. Подставив еще мокрые щеки обтекающему его тело ветру. Позволив воде самой решить, что с ним делать. Он летел, испытывая – пусть и секундное – но успокоение. Самое важное было то, что, когда Мегуми ступил в пропасть, Сукуна дернулся, а в глазах промелькнула паника. Улыбаясь по-детски наивно, юноша погрузился под воду, ставшей ему периной шелковой. За столом он не слышал голосов остальных студентов. С учетом того, что на завтрак явились все, стоял довольно внушительный гул. Тогэ пытался рассказать Юдзи сон, а тот, выражая наивысшую степень непонимания, обессиленно рухнул лбом о стол. - Я не понимаю! Не понимаю я, блин! - Ничего, привыкнешь, - Панда провел по его спине лапой. Мегуми просто жевал рис, надеясь, что к нему никто не обратится. Но после пощелкиваний пальцами перед глазами, поднимая взгляд, он понял, что Нобара уже пару минут о чем-то его спрашивает. - Алло, Фусигуро! Очнись! Уснул что ли? - Прости, что ты сказала? Я не расслышал. - Я вижу, что ты не слышал. Опять не спал? – девушка отправила в рот фруктовую роллину, внутри которой проглядывался кусочек апельсина. Творожный сыр немного вытекал из нее. - Да кошмар снился. - Снова то проклятие? – к диалогу подключился Юдзи. Маки старательно жевала, делая вид, что ни один из существующих разговоров ее не касается, однако поглядывала на всех заинтересованно и внимательно. В любой момент могла вмешаться в разговор, будучи в курсе. - Нет, просто… Объяснять не хотелось. Да и долго. Мегуми неоднозначно махнул палочками в воздухе, возвращаясь к еде. Не смотря в тарелку, юноша не заметил, как в ней закончились темари, которые тот ел. Как такого голода или сытости он не чувствовал. Нобара молча протянула ему чашку с улуном, пододвинула блюдце с домашними моти. - Попробуй, мне мать из деревни послала. Не сравнятся с той кондитерской бурдой, которую Годзе нам таскает. - Нам? – усмехнулась Маки, запрокидывая чашу с доеденным мисо супом. – Он себе их покупает. Мы просто таскаем без спроса, а он слишком дурак, чтобы заметить. Годзе и сладости – самый крепкий союз из всех, что он знал. Поддавшись любопытству, Мегуми как-то поинтересовался у Идзити, не знает ли тот, сколько примерно йен в год Сатору тратит на стоматолога. Уйдя от ответа, водитель лишь кротко обронил, что возит учителя в клинику стабильно раз в месяц. Белоснежный моти, похожий в посыпке на снежный комок, пах клубникой и кокосовой стружкой, что спадала сверху. Прохладное тесто, как и полагалось, совершенно не липло к рукам. Когда Мегуми надкусил с краю, внутри оказалась свежая клубника, покрытая джемом. Вкус ощущался непередаваемо. От удовольствия он позволил себе прикрыть глаза. - Черт, Нобара, это слишком вкусно. Это были самые яркие эмоции Мегуми за сегодняшнее утро. Девушка мягко ему улыбнулась, ничего не говоря в ответ. На другие моти тут же набросились остальные. Их было немного – по две штучки на каждого студента, не считая Юты, конечно же. - Годзе не оставим? – спросил Итадори. - Обойдется, - важно ответила Кугисаки, подливая всем чай из заварника. – Он богач, пусть в кондитерских и ресторанах покупает. - Тогда я один Нанамину отложу, можно? - Тунец! – Инумаки, пережевывая клубнику, показал ему большой палец вверх. Утро разгоралось. Все забыли про Мегуми и его рассеянное лицо, взгляд на котором все никак не мог сфокусироваться на чем-то одном. Он все еще летал – не то в облаках, не то в космосе, не в состоянии найти точку опоры. Все валилось из рук. Но вспомнив про Годзе, маг решительно воспрянул духом, если глубокий смиренный вздох можно назвать решительностью. - Учитель Годзе вообще в Техникуме сейчас? - Кажется, да, - ответил Панда. – Видел его утром, шел по коридору в сторону Западного крыла. Может, к директору. А может в архив. Он часто там засиживается в последнее время. С учетом того, что Панда регулярно посещал своего создателя – Масамити Ягу – сомневаться в его словах не приходилось. - Тогда я до него дойду. Мегуми поднялся из-за стола, нагружая поднос всей опустевшей за время завтрака посудой. Никто ничего не спросил, хотя витавшие в воздухе вопросы однокурсников еще некоторое время раздражали спину, пока маг не скрылся за дверями столовой. Может, и к лучшему, что не спросили. Пришлось бы снова отмалчиваться и увиливать. В архиве, библиотеке и главном холе оказалось пусто. Актовый зал был заперт на ключ. Спешащий навстречу директор подтвердил, что Годзе в Техникуме. Стуча в личную комнату Сатору, оставалось надеяться, что он там. - Войдите, - послышалось из-за двери. Мегуми спокойно открыл ее, заходя внутрь. Убранство спальни целиком соответствовало хозяину. Разбросанные вещи, на письменном столе, в окружении фантиков и пустых стаканчиков из-под капучино, в спящем режиме стоял ноутбук небезызвестной фирмы, подсвечивая надкушенное яблоко. Сёдзи в спальню – а у учителей комнаты были больше по площади – не докрыта, и сквозь щель проглядывается незаправленный ворох белых одеял и накиданных подушек. Сколько Мегуми себя помнил, в этой спальне хозяин всегда пребывал в одиночестве. Если у Сатору и имелись романы, то он предпочитал спальне отели или гостиницы. На стенах странного рода картины. Помимо сладкого Годзе увлекался искусством. Вернее, как увлекался… скупал полотна направления «постмодернизм» в попытке оправдать свой безвкусный выбор утонченным чувством прекрасного. Восседая за столом в покачивающемся компьютерном кресле, закинув на стол ноги, он едва оторвал глаза от книги, в которую был всецело погружен. - Проходи, Мегуми. Как твои дела? Мегуми счел вопрос сугубо риторическим. Сейчас ему нечего было рассказать Сатору. Ничего из тех вещей, с которыми его приемный отец мог бы справиться. Он пришел не за этим. Он пришел спросить. - Я могу задать один вопрос? Только у меня просьба – не нужно выяснять, почему я решил это спросить. Мне нужен только ответ. И точка. Годзе приспустил очки на кончик носа, выпрямляясь, опуская ноги. Книга из рук перекочевала к хламу на столе. - Конечно, все, что угодно. Ты такой серьезный, Мегуми. Это пугает. Не счесть, сколько раз Сатору ему это говорил. Вдохнув поглубже, Мегуми приблизился достаточно, чтобы не пришлось напрягать голос или повторять дважды. Ведь он точно не сможет повторить свой вопрос. - Расскажите, что случилось с Тодзи Фусигуро. Выпалил юноша, замирая в моменте. Он стоял натянутый как струна, с руками по швам, стиснутыми кулаками и бешено рвущимся наружу сердцем. Сатору лишь приподнял голову, сбрасывая остатки беспечности. - Он умер. Сухо, не задавая уточнений, ответил Сатору. Уверенный тон позволял Мегуми счесть услышанное за правду. - Давно? – а у самого глаза не поднимались, чтобы встретиться с информацией лицом к лицу. - Одиннадцать лет назад. За полтора месяца до дня, когда я впервые тебя встретил. Мегуми посчитал в уме. К тому моменту прошло почти четыре года, как он сбежал с деньгами, и почти год, как он забрал мать Цумики с собой, обрекая двух детей на воспитание соседям. Хотя вернее будет сказать – на произвол судьбы. - Вы знаете, что с ним случилось? – наконец, Мегуми смог поднял взгляд. Пронзительный синий никогда не был теплым и приветливым, тем более – сейчас. Встретившись с учителем глазами, внутри у юноши похолодело лишь от вида этих глаз. Не говоря о их силе. – Знаете ведь. - Помнится, тебе было безразлично. - А сейчас нет. Я попросил не задавать лишних вопросов. - Формально, это не было вопросом. Мегуми заколебался, стоило ли вообще приходить. Но он уже здесь – поздно сожалеть. - Пожалуйста, - вымолил он. - Я его убил. Сатору поднялся с кресла, намереваясь подойти к Мегуми, и тот, не подчиняясь собственному телу, отступил. Машинально. Инстинктивно. И именно это заставило черты лица Годзе смягчиться, стать более привычными взгляду. - В свою защиту скажу, что не сделал бы этого, если он до этого не попытался убить меня. - Я верю. Голос Мегуми показался ему бесцветным. Поверит ли в это сам Сатору? А Мегуми? Как такого удивления он не испытал. И дело не в шестых чувствах, связывающих близких людей, подсказывающих о надвигающей угрозе или потере. Дело в безграничном безразличии к чужому человеку, который просто пропал из его жизни. А теперь умер. Все. Конец истории. - Он что-нибудь говорил обо мне? Последняя попытка понять, стоил ли тот мужчина со шрамом хоть капли его слез. - Да. Он сказал, что у него подрастает сын. «У него сильная проклятая техника. Он может тебе пригодиться». Вот, что он сказал. Передаю дословно. Сатору сгреб руки в карманы, опираясь бедрами о край стола. Они разговаривали без защиты в виде темных линз, и Мегуми все больше казалось, что взгляд напротив не переставая сканирует его тело. Следит за каждым сказанным словом. - М, ясно, - Мегуми закусил губу. Теперь точно все. – Тогда еще один вопрос. - Задавай. - Я для вас тоже разменная монета? Отвернувшись в сторону спальни, Годзе, скрывая руками улыбку, обнажил зубы. Горько, будто стыдился непроизвольной реакции организма. Что до юноши, то он, казалось, после всего услышанного, готов был принять любой ответ. Сильнее унизить Мегуми, чем это сделал отец, возможно навряд ли. - У клана Зенин на тебя планы. Пока ты в моих руках, я не только сильнейший, но и самый властный. Контролируя тебя, я смогу влиять на клан, - чертыхнувшись, Сатору встал со своего места и подошел к Мегуми, вплотную представая перед ним. – Так было до недавних пор. Пока я не потерял Юдзи. Пока не понял, насколько вы важны для меня как дети. Мои идеи – мусор, если в будущем мире не будет вас. Если такой ответ придется тебе по вкусу, Мегуми, то пусть так. А если нет… будет честным, если ты перестанешь воспринимать меня как часть семьи. Мегуми поднял глаза, переваривая услышанное. Сегодня определенно день, который изменит его жизнь. Ничего уже не будет как прежде, и, всматриваясь в приемного родителя, юноша словно впервые его увидел. Разглядел всю заносчивость и лживость, какая преследует всех взрослых поголовно. Но из всех взрослых он первый, что протянул ему руку помощи. Пусть и с отсрочкой платы за нее. - Вы сделали для меня слишком много, чтобы я вмиг отвернулся от вас. Поэтому позвольте продолжать учиться под вашим началом, пока доброта, проявленная ко мне, не будет восполнена. Мегуми официально поклонился, почти упираясь лбом в грудь Годзе. - Какой же ты сухой, Фусигуро! – Сатору обнял его, прижимая к себе. – Я никому тебя не отдам. Вкус сожаления так и осел на губах, пока Мегуми кусал их, терзая себя в объятиях этого высокого мужчины, что однажды подарил ему дом и цель. В огромном чистом океане этот мужчина разлил всего одну бочку с нефтью, в то время как другие сбрасывали в воды тонны отходов. Пытаясь совладать с разницей потерь, Мегуми ощущал именно эту бочку. Отпрянув, Сатору спросил: - Я не знаю, где похоронен Тодзи Фусигуро. Но глядя на тебя, мне кажется, что ты бы и не спросил. - Верно. Данная информация ни к чему. Некоторое время они молча стояли: Годзе продолжал держать юношу за плечи, будто боясь, что тот упадет. - Вообще-то, я немного соврал, - заговорил мужчина. – Когда оправдывал свои деяния. Вообще-то… Тодзи не только попытался забрать мою жизнь. Сатору от чего-то сделался вдруг настолько грустным, опечаленным и задумчивым, что солнце, сквозившее сквозь плотные шторы, посерело на фоне его померкшего лица. Встречая и радости, и горести с извечными шутками и ухмылками, такой Сатору едва ли мог показаться чужим людям. Мегуми ощущал что-то невероятно интимное в происходящем моменте. - Он и у меня кое-что забрал. Из-за этого я потерял самого дорогого мне человека. И потому, когда Тодзи Фусигуро пал от моей руки, будет ложью сказать, что я не почувствовал удовлетворения. Мегуми, прости меня за эти эмоции. Они не имеют никакой связи с тобой, это сугубо мои мотивы и помыслы. Но Мегуми не ощущал обиды. Наоборот. - Значит, его смерть спасла как минимум двоих, - сказал он. Спешно откланиваясь, Мегуми осознал, что не может дальше выдерживать происходящий разговор. Грудь переполнялась вырывающимся наружу воздухом, а горло сдавливало от тошнотворных чувств, готовых вот-вот обрушиться на него. - Иди. Я вижу, что ты мечешься. Иди, Мегуми, договорим позже. Благодаря Сатору за проницательность, маг выбежал из комнаты, сломя голову несясь по коридорам. Лицо учителя искажала угрюмость. Но это было не важно. Самым важным в эту секунду было то, что Мегуми хотел сбежать так далеко ото всех и отовсюду, чтобы суметь выплеснуть из себя все эмоции разом. Чтобы его тошнило всей желчью, болью и обидой до тех пор, пока он снова не потеряет сознание. Между поразительным «ничто» и тягостным «нечто», он все чаще склонялся к «ничто». Как только коридор остался за спиной, Мегуми вызвал Нуэ, оседлал ее шею и взмыл в воздух, подрываемый порывами июньского ветра. Отрабатывая удары, студенты заметили на небе широко пролегающую тень, уносящуюся прочь. Итадори, вглядываясь, соображал, пока Маки не вскрикнула, озвучивая догадки остальных: - Куда это Фусигуро помчался? - Да еще так стремительно, - добавила Нобара. - И нам ничего не сказал, - подытожил Панда. - Я за ним. Не раздумывая ни секунды больше, Итадори рванул в лес, в сторону улетающего друга. Остальные остались на стадионе – каждый понимал, что быстрее Юдзи среди них никого нет. Как понимали и то, что останавливать первокурсника бесполезно. - Пусть бежит, - закинув на плечо меч, Зенин выпрямилась. Ни того, ни другого уже видно не было. – Опять, поди, случилось чего. От нас бы толку никакого не было. В горах дышать было труднее за счет меньшего содержания кислорода. Опускаясь на выпирающий из земли валун, Мегуми радовался тому, что тяга в груди от душевных мук сменяется привычным и весьма объяснимым физическим дискомфортом. Да и пейзаж того стоил. Крыши Техникума проглядывались в уменьшенных до размеров кукольных домиков построек, а лес шумел так громко, что заглушал абсолютно все посторонние звуки. Кроме птиц и Мегуми здесь никого не было… ⁃ Фу-у-ух, еле догнал тебя! Ну ты и мастер удирать! …И Итадори. Который взялся непонятно откуда, буквально вынырнув на вымощенную известняком поляну из толщи леса. - Увидели с ребятами, как ты полетел. Я тут же за тобой помчался. Надо же было предупредить в самом деле! – согнувшись пополам, первокурсник держался за сердце, отходя после бега. – В горку-то тяжеловато бежать, думал, не догоню. - В твою светлую голову не приходила мысль, что, может, я специально это сделал, чтобы побыть один? Может, Мегуми и не был против компании Юдзи, но с ним в комплекте шел еще и Двуликий, и ему меньше всего сейчас хотелось, чтобы тот видел его таким. Сидящим на краю камня, разбитого на куски, тоскующего и раздраженного. - Да-да, плавали, знаем. Ты молчишь, мы всей честной компанией делаем вид, что так и надо. Только давай я просто в сторонке побуду, типо меня и нет здесь, чтобы ты, когда в карьер решишь сигануть, у меня была возможность тебя достать, лады? Утираясь рукавом формы, Итадори и правда намеревался спрятаться в тени позади Мегуми, не мешая тому самобичеваться, однако Мегуми его остановил: - У меня отец умер. - Что?! Когда? – Юдзи тут же оказался рядом, сочувственно округляя глаза. Чем раздражал все сильнее. Отстранившись, Мегуми пересел на несколько сантиметров, чтобы увеличить расстояние между ними. Чтобы как можно меньше ощущать на себе полный сочувствия и участия взгляд. - Да не кипишуй ты так. Давно. В этом году уже одиннадцатый год пойдет. Я просто узнал только сейчас. Сложив дважды два, друг высказал предположение: - Ты поэтому Годзе утром искал? - Да. Он и раньше в курсе был, но без моей инициативы молчал. Ровно до сегодняшнего дня. Волосы Мегуми подергивались и струились по лицу от порывов, срывающих с губ мага слова. Каждый звук, оброненный здесь, сокрушался вниз как бы невзначай. Но скатываясь все ближе к земле, обрастал налипшими на них комьями грязи. В итоге, что бы не сказал Мегуми, все превращалось в лавину из нечистот и мусора. - Могилу узнал? Где похоронили, - спросил Юдзи, все еще стоя рядом, но не присаживаясь. - Могилу? Зачем? – равнодушно уточнил Мегуми. - Как зачем? Навещать! - А зачем мне его навещать? ⁃ Как зачем, Фусигуро? Это же твой родной отец. Не какой-то там дядя или сестры двоюродные, а самый близкий тебе человек. Он уже мертв, а о мертвых либо хорошо, либо никак. Ведь он твоя родная кровь. Мегуми, услышав последние слова, взбеленился, озверев от гнева, возрастающего в груди. Поворачивая голову в сторону говорящего, все, что желал Мегуми в данную секунду – чтобы Юдзи забрал свои слова назад. Сожрал их вместе с землей у себя под ногами. - Что ты сказал? Родная кровь? Юдзи, ты в своем уме? - Скажешь, я не прав? Одолевая нарастающую внутри ярость, юноша тоже встал. Отсутствие кислорода затуманивало разум, а язык опережал голову. - Чего вы все, как фанатики чертовы, на этой крови помешаны? Где была эта твоя кровь, когда он в рабство меня продавал? – от такого напора Итадори попятился, ведь Мегуми буквально шел на него, придавливая к земле взором. – Молчишь? А я скажу. В жопе она была, вот где. Взбесившись, будто пес, сорванный с цепей, Мегуми поддался воле своего гнева, выплескивая тот на первого попавшегося под руку – на Юдзи, виновато хлопающего глазами. - Родная кровь. Ха! Херня это все! И семья - тоже херня. Семья - это то, что ты сам выбрал. Сатору, Нобара, ты. Вот моя семья! И кровь здесь не причем. И этот человек здесь тоже не причем. Он мне чужой. - Не слишком ли ты жесток, Мегуми? – Юдзи, в отличие от него, был мягок и податлив, протягивая ладонь для утешения. Отмахнувшись от которой, Мегуми ощутил себя униженным, нуждающимся в жалости друзей. - А не слишком ли мягок? – и ухмылка сорвалась с губ безумной улыбкой. – Я должен был послать его к черту, как только услышал, что с ним стало. Но нет же! Сижу, едва сопли на куклах не наматываю. Жалок! Думаешь, Ему было бы не наплевать, случись что-то со мной? Да он бы и глазом не моргнул, так почему я должен?! – кричал Фусигуро. Голосовые связки кое-как справлялись с выливающейся наружу обидой. - Ты выше этого. Ты хороший. - Хватит! Хватит нести эту чушь! Он махнул рукой, почти задевая Юдзи. Почти ударяя его, но сдерживаясь на последних издыханиях самообладания. Он наступал, а друг отходил, позволяя подавлять себя. - Мне было пять лет, Итадори, когда они нас бросили. Пять! Цумики только семь исполнилось. Кто в здравом уме оставляет двух маленьких детей одних в доме? В Токио блять! В огромном городе! Мой папаша - ёбнутый на всю голову психопат-убийца. Мир ни грамма не потерял от того, что он сдох. И я в том числе! Наконец, он замер, прекращая сокрушаться на неповинного ни в чем человека. Грудь вздымалась, сердце ныло, а глаза горели безумием, словно огнем. Юдзи смотрел в ответ все так же утешающе и спокойно. Поняв, что Мегуми не собирается продолжать, он пошел навстречу. - То есть хочешь сказать, что ты в порядке? Мегуми усмехнулся, горько рассмеявшись в лицо другу и показывая на себя пальцем. - Разве так выглядят люди, которые действительно в порядке? Вдали сорвалась какая-то птица, разразившись шумом листвы и обломанных сухих веток. Два человека стояли возле склона, у подножия которого кипела жизнь – спешили машины, люди сновали по делам, стараясь успеть везде и сразу. - Если честно, я запутался, что с тобой происходит в последнее время. - Яблоко от яблони, епта, - разведя руки в стороны, пошутил Фусигуро. – Может, и я в какой-то момент ебанусь и начну убивать людей, обвинив во всех бедах собственного ребенка. - Перестань, пожалуйста. Сейчас ты меня даже пугаешь. Я понял, что ты не пойдешь к нему. Я понял. Все. Успокойся. Мегуми позволил подойти к себе. - Просто не заводи эту тему больше, ладно? – гораздо спокойнее попросил Мегуми. Плечи начинали содрогаться от накатывающих слез. – Никогда. - Я понял. Второй раз за день и третий раз, если считать ночь, его обнимали, чужими руками сглаживая острые края, об которые юноша то и дело драл кожу. Осколки, что торчали из сердца, продолжали впиваться, погружаясь в живую плоть. Мегуми казалось, что чем крепче и чаще его обнимают, тем глубже они вонзаются. Каждое объятие – как молот, вбивающий их в тело. Сукуна держал перед собой лук, однако стрел в его руке не было. Да и лук выглядел ненастоящим – будто пламя трепетал от любого постороннего движения, и вскоре Мегуми понял, что тот выкован из огня. Из его магии. - Что ты чувствуешь? – спросил Двуликий. После той ночи прошло три дня. Мегуми, надо отдать должное Королю проклятий, все эти ночи просто пытался отоспаться. За все одиннадцать лет. Не видя ни кошмаров, ни любых других сновидений, стоило голове оказаться на подушке, как юноша проваливался в сон – глубокий и долгий, не нарушаемый никем. В том числе и Двуликим. Потому здраво спросить об этом спустя перерыв. Сосредоточившись, Мегуми потрепал самого себя за предплечья, безвольно болтающиеся вдоль тела. - Ничего, - и ответ его оставался неизменен. И, несмотря на то, что нутро мага разрывалось всевозможными противоречиями каждую свободную минуту, Сукуна более не давил на него говорить правду. Ведь ничего из перечисленного не было верным. «Ничего» как раз и ознаменовывало скопление хаоса, в котором пребывал Мегуми. - Н-и-ч-е-г-о. Повторил он, оставаясь равнодушным. Эмоции впредь не хлестали его ни по рукам, ни по ногам, не сковывали желудок, не мешали дышать. С той самой минуты Мегуми – власть над ними. Сукуна, считав эту уверенность, гордо воспрянул духом, расправив плечи. Как бы больно Мегуми не было, нужно отдать ему должное – их тренировки работали. По своему, но работали. Зацепляясь взглядом за лук, Мегуми полюбопытствовал: - С сегодняшнего дня ты научишь меня сражаться? - Да, - коротко ответил Сукуна, улыбаясь. – Сыграем в прятки? Методы Годзе порой казались со стороны чудаковатыми и даже нелепыми. Однако выдуманные «игры» Двуликого перебивали любое сомнение относительно Сатору. Страннее, чем это делал Сукуна, не делал еще никто на памяти Мегуми. - Это шутка? – приподнимая бровь, юноша выдохнул. - С чего бы? Присутствие духа соревнований добавляет мотивации. Разве это плохо? В двух его руках материализовались длинные огненные стрелы, чьи наконечники дымили в воздухе словно горящие свечи. Теплого оранжевого цвета огонек виделся безопасным и уютным, однако Мегуми вовремя оторвался от их сияния, напоминая о том, что те были орудием для убийства. - Не важно, насколько хорошая техника досталась магу, если тот не умеет ею пользоваться. - Камень в мой огород? Рассмеявшись, Сукуна кивнул, обойдя студента по периметру сзади. Мегуми лениво повернул голову, оставляя туловище без движения. - Какие твои сильные стороны, Фусигуро? Не техники, а твои собственные, что могут поднять ее на новый уровень. Мегуми понимал, о чем тот толкует. Примерно то же самое он сам пытался вразумить Юдзи после их утреннего спарринга. - Я юркий, - начал он. – Ловкий, аккуратный и тихий стратег. За счет слабо развитой физиологии, редко иду в лобовую атаку, полагаясь на сикигами. Гибкий, быстрый. Сукуна приблизился. Чужое дыхание тревожило волосы на затылке Мегуми. - Однако это вовсе не означает, что моя прерогатива – это прикрытие тыла напарников. Скорее, - и юноша поднял глаза на проклятие, стоявшее за спиной, уверенно продолжив. – это похоже на длительное изнурение соперника, нарастание у него паники перед тем как… Мегуми приподнялся на носочки, прищуриваясь. Сукуна внимал ему целиком и полностью. - …Перед тем как нанести решающий удар. Я использую тени, чтобы скрываться в них, перемещаться, прятаться. Без должной остроты восприятия пространства меня почти невозможно найти. - Феноменальные способности, - тихо, низким голосом ответил Двуликий, сглатывая. Он смотрел на мага как на еду. Но Мегуми не поддавался, выдерживая на себе взгляды всех четырех глаз. Наконец, отходя от Мегуми, Сукуна направил на него свой указательный палец одной из рук. - За каждый раз, когда мои стрелы будут задевать тебя, включая одежду, - и он помахал ладонью, в которой горели десять наконечников. – я буду задавать тебе вопросы, интересующие меня. Уточнять не представлялось необходимым. Информация – такой же ценный и опасный ресурс, как орудия или проклятые предметы. Это была рискованная игра. Мегуми мог подставить кого-то, помимо себя самого. Учитывая подлость Двуликого, вопросы окажутся не из легких. - Почему мы не можем просто потренироваться? – вслух размышлял юноша, закапывая руки в волосах. - Потому что так не интересно! – возбужденно восклицал Сукуна. – Но будет равноценно, если ты тоже выставишь условие. Мы ведь все-таки играем. На последнем слове он подмигнул. У Мегуми пробежали мурашки. - Тогда, - Мегуми нарочно встал в тени колонны, и от него по полу поползли тени разных размеров и форм. – если я сумею дотронуться до тебя, ты беспрекословно выполняешь одно любое мое желание. - Как по-детски, - огорченно выдохнул Двуликий. – Ладно, по рукам. В таком случае я уберу вторую пару глаз и спрячу две руки, чтобы дать тебе фору. - Ты сегодня щедрый, - язвил Мегуми, настраиваясь на победу. - Цени мою доброту, хотя навряд ли это тебе поможет. - Какой дурак будет думать о поражении, не попробовав? – вспомнил юноша излюбленную поговорку своих друзей, что пришлась как нельзя кстати. - Тоже верно. Сукуна впился в него взглядом, вкладывая первую стрелу в огненную тетиву. Исполнив обещанное, тело обрело разумный человеческий вид. - Прячься, Фусигуро. Считаю до пяти. Прикрыв веки, Сукуна повел отчет. Адреналин, вбрасываемый в кровь Мегуми, раззадоривал мышцы. И он сорвался, предугадывая наперед позицию соперника. - Кто не спрятался… - Сукуна вновь обрел способность видеть. - … тому придется умереть. «Игра» началась. Он шагнул точно в ту сторону, где прятался Мегуми, хотя юноша уверен, что Сукуна не знал, в какую сторону двигался маг. Все потому, что это был совершенный из всех противников Мегуми, настоящий охотник, вышедший на охоту. Тренировка? Как бы ни так. Сукуне стало скучно, и развлечься он решил, приканчивая двух зайцев сразу. И тренировку провести, соблюдая условия договора, и выиграть, получив информацию в качестве бонусного трофея. Хитрец до глубины души, если та у него вообще была. Вот только Мегуми тоже не пальцем деланный. Как Сукуна не поймет, что Фусигуро – не маленький прямолинейный мальчишка, а грязные фокусы неотъемлемая часть битв против подобных соперников. «Хуй тебе, а не победа», - подумал Мегуми, потонув в очередном темном углу. Сукуна шел, наготове выставив лук. Вел задушевные беседы. - Людям нужно дышать. Именно этим вы себя и выдаете. Даже тень не спрячет тебя, если будешь дрожать кроликом над моими ушами. Выстреливая, он уверенно выступил вперед. Самонадеянность подвела своего хозяина. Притаившись в другой части Гробницы, Мегуми хотел бы позволить себе смешок, но в такой ситуации подобная реакция все равно, что непозволительная роскошь. - Ха! Минус одна стрела. Ты начинаешь меня удивлять. Но не обнадеживайся слишком сильно, малыш Мегуми. Когда ты проиграешь, я смогу тебя утешить, - рокот смеха добрался до юноши по отголоску стен, резонирующих с хозяином. И все-таки Мегуми рассчитывал на их связь с Храмом, что в нужный момент, оно не подведет его. - Молчишь? Правильно делаешь, - ступал Двуликий, зорко осматривая любую встречавшуюся на пути тень. – Умный, терпеливый. Не вести переговоры с врагом – одно из главных правил. Как ты думаешь, почему? Мегуми молчал. Стараясь не вслушиваться, он прикидывал расстояние от себя до Сукуны. - Потому что болтливый соперник в состоянии заговорить тебе зубы, чтобы ты потерял бдительность. Молчание – самый верный друг в подобных делах, и ты преуспел в этом. Похвала – тоже разновидность уловки. Неужели, Двуликий думает, что Мегуми настолько бездарен и туп? Поддаваясь негодованию, Мегуми вздрогнул. Мгновенно развернувшись, стрела проскочила в жалком миллиметре от его лица, и только чернота спасла юношу от света, что обнажило бы его лицо. - Черт, я был уверен, что попал, - раздосадовано высказался Король проклятий. – Хорошо, теперь восемь. Но ты же понимаешь, что если я выпущу все десять стрел, мы сыграем вничью? Тебе придется ко мне подобраться, если хочешь выиграть. Действуя ответственно, Мегуми бы согласился и на ничью, тем более что желания как такового у него не имелось. Ему ничего не было нужно от того, кто всегда на шаг впереди тебя. Но ради самого сладкого и пряного чувства победы, Мегуми согласился хотя бы попытаться обойти соперника. «Пусть выпустит все стрелы, кроме последней». Это был самый настоящий риск, после которого он в лучшем случае останется с нулем в кармане. В то же время – сможет забрать все. «Терпи и выжидай». - Кис-кис-кис, - позвал тянучий голос. Внутренности встрепенулись, стоило звуку добраться до ушей Мегуми. Контролировать сердце оказалось куда сложнее, чем дыхание. - Выходи, покажи свою милую мордашку. Юркнув под столом, оставляя нарочно ткань от одежды, в место, где юноша прятался еще секунду назад, снова полетела стрела. Уже третья. - А вот это обидно, - Сукуна начинал злиться, и в то же время не ощущать задора в его эмоциях было бы ошибкой. – За идиота меня держишь? «Как и ты меня». - Осталось семь попыток. Этого предостаточно, чтобы достать тебя. Чужое трепло начинало надоедать. Сукуна выпустил еще две стрелы, почему-то Мегуми подумал, что специально наугад. - Пять. Мегуми нужно продержаться еще четыре раза. Игра закончится быстрее, если Сукуна как можно раньше выпустит свои стрелы. Следовательно… «Буду тебя провоцировать». Стать мишенью, в которую не должны попасть – та еще задачка, и когда очередная стрела пронзила дерево возле его ноги, Мегуми чуть не вернулся к плану без риска. - Ткань твоей одежды оставляет больше шума, чем ты сам. Может, снимешь ее? И снова выстрел. Мегуми подумал об этом, когда футболка едва не зацепила неотесанное дерево, однако от Двуликого услышать такое предложение показалось юноше сродни издевательству и насмешке. Потакать извращениям проклятий не его конек. Его конек – стратегия. - Я ощущаю твое волнение. Преимущество проклятий такого рода, как я, не только в наличии сознания. Но и понимания эмоций. Ты пахнешь как страх. Голос звучал совсем рядом. Отвлекаясь на речь, Мегуми, запаниковав, осознал, что потерял Сукуну из вида. - Как упорство, истинное и ничем не испорченное. Сердце бьется быстро, как у мышонка перед взглядом на сыр. А сыр где? – Мегуми в панике осматривался вокруг себя, продолжая молчать. – Правильно, в мышеловке. Так что, куда бы ты ни спрятался, ты не сможешь уйти от меня. «Ложь. Если бы мог, уже давно бы поймал меня. Значит, не настолько ты и могуч». - Где ты, Мегуми? Где ты? Где ты? Где ты, Мегуми? Где? Где ты? Вопрос разносился эхом по Святилищу, кружил ему голову, подменяя потолок с полом. В нем потонули остальные звуки, в том числе и их двоих. Оказавшись в равных условиях, Мегуми мог порадоваться, что остался незамеченным, одновременно тревожась о возможной засаде. Оставалось две стрелы. Промах – и у Мегуми будет всего одна попытка на успех. Риск – это сделка. Ни с совестью, ни с Богом, ни с Дьяволом. А с удачей. Если та улыбнется тебе, ты окажешься на вершине. Самая честная сделка, где никто не знает, кто выйдет победителем. Чтобы увидеть Сукуну, нужно самому выйти на свет. «Мгновение». У него в запасе гребанное мгновение, чтобы улизнуть в тень. Собравшись с мыслями, остужая голову, Мегуми показался в лучах факела. Занесший над головой лук, Сукуна ожидал чего-то сверху, но заметив появившегося перед взором юношу, отреагировал молниеносно. Рассекающий звук – и Мегуми снова во мраке. Превозмогая возбуждение, он осмотрелся, и, не найдя ни единого следа ни на теле, ни на одежде, радостно сжал ладони в кулаки. Осталось дело за малым. - Безрассудный же ты человек, Фусигуро! За малым – дотронуться до Сукуны. И здесь Мегуми могла помочь только одна вещь – наблюдение. Пока Двуликий не то расхваливал, не то унижал поступок, который тот только что лицезрел, Мегуми считывал каждое его движение. И за несколько минут, что добавились почти к месяцу тренировок, юноша кое-что рассмотрел. У Сукуны четыре руки. Массивные плечи и широкие бедра, позволяющие обладателю удержать весь этот вес на себе, дабы уверенно и твердо стоять на ногах. С точки зрения механики, одной из основ всех существующих законов физики, чем больше площадь сопротивления воздуху, тем сильнее давление на предмет, следовательно, скорость предмета снижается. Тело Сукуны не позволяет ему двигаться настолько быстро и маневренно, как это может делать Мегуми. Но Мегуми проигрывает в технике и опыте. Однако. Сейчас у Сукуны две руки. И всего два глаза, а двигаться он продолжает так, словно у него все еще четыре руки и четыре глаза. То есть, буквально на доли секунды при каждом своем шаге, повороте или вскидывании любой части тела, у соперника есть шанс попасть в слепую зону. Зону, что появилась по банальной самонадеянности и непривычке соперника. Мегуми очень тихо выдохнул, считая количество секунд, что Сукуна тратил на разного рода действия. Считывал его поведение, размер каждого сделанного шага и пропорционально вычислял, что от него потребуется и на что он способен в данный момент своих умений. Вопрос с сикигами оставался закрытым. Сукуна убирал руки, Мегуми не использовал помощников. Мегуми мог бы выйти и встать прямо перед Сукуной, остановив стрелу на лету, перехватив ту рукой, вот только это тоже сочтется за победу Двуликого, ведь, формально, если Мегуми коснется стрелы, стрела автоматически коснется его в ответ. Остается вариант со слепой зоной. Ждать дольше не было смысла. Как только Сукуна повернулся к нему спиной, замолкая – видимо, на грани завершения игры, тоже решил сосредоточиться – Мегуми проник в самую ближайшую тень, что смог выбрать. В его собственную. И стоило проклятию ощутить чужого буквально под ногами, как, не медля и не взвешивая правильность решения, тут же выстрелил в черноту позади себя. Стрела потонула в тени наполовину. Мегуми же, вырвавшийся из нее, схватил мужчину за кисть ровно в тот момент, когда стрела только была выпущена. Они встретились взглядами, и, не двигаясь со своих мест, в тишине обдумывали итоги тренировки. Мегуми плохо соображал, не представляя, как поверить в эту странную новость. Он – выиграл. Честно, своими силами. Выиграл у Короля проклятий. Продолжая сжимать его ладонь своими тонкими охладевшими от паники пальцами, из рук Сукуны пропал лук. Хотелось сказать что-нибудь надменное, в духе победителей. Или здравое, чтобы Мегуми вновь ткнул Двуликого в разницу морали между ними. Но слова – никакие – не шли совсем. Приблизившись друг к другу максимально, Мегуми кожей чувствовал исходящий от Сукуны жар как от печки или батареи. Немного задрав голову, чтобы суметь увидеть его взгляд, юноша, не отпуская, притягивал кисть Двуликого к себе. И самого Двуликого вместе с ней. И тот не сопротивлялся. - Я выиграл, - наконец, осмелился сказать Мегуми. Почти шепотом. Ответа не последовало. Вместо него юноша увидел четко очерченные красные глаза, ошеломленно распахнутые в неверии. Немного нахмурив брови, мужчина отчаянно пытался что-то сделать – молча, не двигаясь – и понимал, что уже ничего сделать нельзя. Потерянность, растущая в расплывавшемся зрачке, стала самой ценной наградой, что Мегуми вырвал из чужих рук. Одно только это стоило риска поставить на кон все. Он должен ему желание. Что же загадать? Голова опустела. Они все еще стояли. Пробегали секунды, хотя Мегуми казалось, что часы. Повинуясь безрассудству, тронувшему сердце, он приподнялся, опираясь о чужую руку и второй ладонью тоже. Поравнялся с Сукуной лицом. Он все смотрел на его губы, что так часто снились в кошмарах. Они доводили Мегуми до исступления. И сейчас, совершенно не двигаясь, словно под властью магии, которую юноша назвал бы «силой», маг мог заполучить их, превратив кошмар в реальность. «Они на самом деле такие теплые или мне это только казалось?» Он прикрыл глаза. Наклонился. Их губы встретились в одном едва уловимом касании. Легком, подобно перу. Уже через секунду Мегуми пробил головой одну из колон. Скатившись на пол, по затылку, пачкая ворот футболки и стекая меж лопаток, капала кровь. Сукуна швырнул его, что есть силы, и тот пролетел все расстояние Святилища, пока не встретился с единственным попавшимся на пути препятствием. В глазах потемнело, от сотрясения желудок вот-вот готов был разразиться рвотой. Но окатившая его волна чужой злобы воспрепятствовала этому. Схватив Мегуми за волосы и грубо приподнимая вверх, Двуликий, всем своим естеством, пыхал яростью и негодованием. - Кто тебе позволил меня трогать? Странный вопрос, учитывая, сколько раз Мегуми это делал – и сознательно, и без. От его голоса ребра трещали внутри. Прокашливаясь, моля, чтобы не харкнуть ему под ноги кровавой кашей, маг лениво раскрыл глаза. Пусть и ослабевшими, но все еще действующими руками вцепился поперек рук Сукуны, переплетая пальцы. - Ты учил не прятать свои эмоции, а следовать им, чтобы однажды те не поработили меня, - сказал он и закашлял сильнее, выгибаясь лишенной воздуха рыбиной в тисках. – И я подумал, что если не сделаю это, то буду сожалеть потом всю оставшуюся жизнь. Стиснув зубы так, что те заскрипели друг об друга, Сукуна пригвоздил Мегуми к тому самому столбу, однако рука его разжалась, а юноша был вынужден уронить голову на грудь – шея затекла в неудобном до этого положении. - Я столько раз встречал тебя в кошмарах, что мне надоело от них убегать. Может, я поверил в себя, откуда мне знать, чем я руководствовался? Из-за волос не было видно реакции проклятия. Поэтому, рискуя обжечься о его взгляд, Мегуми поднял подбородок. Который ухватили, в одну ладонь вложив всю челюсть целиком. Если бы Сукуна захотел, он мог бы дернуть – резко – и Мегуми бы умер от треснувших позвонков и сломанных костей. Вместо этого мужчина притянул его к себе, как сделал Мегуми пару минут назад. - Тогда и целовать нужно так, чтобы я тоже поверил. Надавив большим пальцем на нижнюю губу, он раскрыл рот Мегуми чуть шире. Вжался в него всем телом, и ни о каких легких касаниях речи уже не шло. Если вкус победы – это терпкость жженого сахара и высушенного на солнце дерева, то Мегуми бы играл с судьбой в эту игру снова и снова, чтобы забрать свой приз. Чтобы забрать поцелуй, медленно перерастающий в безумие. Под ребрами трепетали, подрываемые желанием, волны. Глубокого бескрайнего моря. Того самого, в котором тонул Сукуна всякий раз, глядя на Мегуми. Он умел плавать, но что-то отчаянно тянуло его вниз. Чудище морское. Неведомое и жуткое.«на поле встал воин.
и в радость, и в горе -
вдыхаю пары твои, море,
порывы ветра и раздолья…
мою душу не скроет,
взгляд щенячий не скроет.
я тону в тебе, море,
топлю в тебе взгляды боли...»