Он не был уверен, что это реальность.
Мегуми так жаждал увидеть Юдзи, что подсознание решило обмануть его. Это… просто не может быть правдой.
И тем не менее он упал на задницу, отшатнувшись от нависнувшего над ним проклятья. Глухой удар, и вот Мегуми задирает голову, следя за чужими движениями.
Двуликий засмеялся.
Отцепляясь руками от балок, он спрыгнул, твердо устояв на ногах. На секунду Мегуми позволил себе представить, как напряглись под штанами икроножные мышцы.
— Передо мной обычно на колени падают, но…
Он присел максимально рядом, заставляя юного мага поджать распростертые в сторону ноги поближе к себе.
— …так тоже сойдет.
Мегуми не мог сдвинуться с места. Сколько раз они проходили через это! И столько же раз юноша был не в состоянии совладать со страхом. Или мощью своего врага. Ступор — едва ли не единственная возможная реакция.
Как трусливо с его стороны. Если бы он мог пошевелиться… Почему мышцы окаменели?!
«Ну же! Тело! Двигайся!»
— Я настолько ослепителен, что ты дар речи потерял, Фусигуро?
Его лицо приближалось. Видеть в очертаниях чудовища друга вызывало диссонанс. Розовые волосы, скулы, постоянно дергающиеся в смехе, карие глаза. А теперь их четыре, и карий цвет превратился в кирпичный. Юноша семнадцатилетнего возраста превратился во взрослого. Наверное, это эффект множества прожитых лет самого проклятья, который накладывал на детское лицо очертания если не старости, то явного взросления.
Двуликий продолжил ухмыляться, Мегуми казалось, что еще немного — и он порвет себе рот в этой чертовой ухмылке.
— Это… эт… чужие владения! Что ты здесь делаешь?! Где Юдзи?!
— Не понимаю, о чем ты, — и его смешок отскакивал ото всех здешних поверхностей. Тот же самый эффект — как если бы речь произносилась прямо у Мегуми в голове.
— Проклятье сна! Где оно?! Это его владения! Что ты здесь делаешь? Это потому что Юдзи сидел со мной в одной комнате, да?!
— Я бы не позволил ни одной жалкой букашке заточить меня в свое пространство.
Продолжая сидеть на полу, Мегуми осмотрелся. Когда он не встречался взглядом с Двуликим, то дышать становилось в разы легче. Как если бы его взгляд мог останавливать жизнедеятельность внутренних органов мага. Хотя Мегуми подумалось, что это вполне ему подвластно.
— Кто вообще тебе сказал, что это —
чужие владения?
Спросил Призрак. Из-за его широкой спины кровать, оставшаяся за ним, и вся остальная часть картинки перекрывалась. Вот насколько близко он сидел.
От него не шло никакого запаха, как это часто бывает. Ни гниль, ни смрад земли, ни вонь болезней. Скорее — Мегуми почти мог учуять это — дезодорант самого Итадори. Это сбивало с толку.
— Ну же, Фусигуро, напряги память. И тогда вся эта
чушь… про проклятье сна… — Двуликий позволил себе наклониться к замеревшему магу. — …сразу рассеется. Или, может, тебе подсказать?
Он лизнул его.
Он точно лизнул его.
Последняя фраза была сказана совсем рядом, что левое ухо покраснело от раскаленного шепота его речей. Через секунду гладкий и теплый язык, перепачканный слюнями, влажно прошелся по щеке Мегуми почти до виска.
И вот сейчас тело зашевелилось.
Отползая как можно дальше, царапая голые пятки о деревянные доски, он уперся в стену. Загнал сам себя в тупик. С лица капали слюни.
Не успев возмутиться, память прошили десятки кадров из прошедших ночей, наполненных кошмарами вместо снов. Сотни минут, проведенных в жаре и поту, в стонах, страхе, неизвестности. Что-то липкое. Что-то тяжелое. Что-то обжигающе горячее, как огненное солнце. Теплое. Влажное. На грани безумия
пошлое.
Мегуми отказывался верить в то, что говорил ему Двуликий. Отказывался, потому что тогда сформированная система ценностей этого существа, о которых они знали, давала сбой.
Как и ценности Мегуми. Он ведь…
— Кажется, тебе нравилось, когда я был у тебя между ног.
Фраза прозвучала как пощечина. Хлесткая и резкая.
Мегуми молчал.
Все мысли в голове разлетелись от нее, попрятались. Маг остался наедине со своим телом, неспособным принимать разумные решения.
Самое раздражающее было еще и то, что Мегуми, как бы ни старался, не мог сдерживать вырывающиеся наружу эмоции — негодование, страх, удивление, стыд. Чем только подпитывал проклятье, откровенно насмехающееся над ним. Юноша бы с удовольствием перестал это делать, но каким-то странным образом слова Двуликого действовали на него деструктивно. Разрушали самоконтроль и тем самым выводили из равновесия.
Его будто раздели. И выставили обнаженного напоказ.
— Я не понимаю, — заговорил он. — К чему был весь этот спектакль? Тебе снова что-то нужно? Зачем ты делал… все эти вещи…
Не то чтобы Мегуми ждал, что ему ответят. Король проклятий имел полное право послать Мегуми куда подальше. Но тот, на удивление, заговорил, поднимаясь на ноги.
— Я заперт в теле малолетнего идиота с невозможностью его контролировать. Я не могу никого убить, истязать, сожрать. Рядом постоянно торчит этот клоун в повязке, а вдобавок ко всему приходиться терпеть носителя древнейшей проклятой техники, что неспособен ее даже освоить по-нормальному. Смотрю на тебя, Фусигуро, и аж кровь из глаз — настолько ты жалок.
Последнее явно относится к Мегуми.
— Мне банально стало скучно. Не ищи какой-то сакральный смысл.
— Ты проявляешь подозрительный интерес ко мне. Это не только я замечаю.
— Исключительно, — Двуликий наклонился. — …из-за твоих способностей. К тому же… пацан сожрал очередной палец, и его система контроля дала
легкий сбой. Пробоину. Нужно было опробовать, насколько далеко я могу заходить, оставаясь в тени сознания Итадори. Оказалось, что не так уж и далеко. Заточать людей во владения, пока те спят — максимум, но уже хоть что-то.
— Вот почему он ничего не сказал ему сам… — думал Мегуми вслух. А затем уже громче. — Юдзи обязательно узнает об этом! И тогда они с учителем Годзе...
— И тогда они что? Убьют Итадори? — Сукуна гоготнул, спрятав две руки из четырех в карманы. — Не смеши меня.
— Найдут, чем тебя контролировать.
— К тому моменту, как они найдут способ, я сам убью Шестые глаза.
Двуликий не шутил. Ни намека на ухмылку. Сталь в голосе напугала Мегуми — он едва не зажмурился от накатившей волны мощи своего собеседника.
— Я расскажу Итадори.
Уверенно заявил Мегуми, глядя с вызовом в карминные глаза.
— Тогда не забудь уточнить, как кончил, стоило мне прикоснуться к тебе. Я думаю, пацан это оценит. А я еще сверху картинок ему накидаю. Будет весело, уверен.
— Это ничего не значит! Если бы я знал, что это ты, то я бы…
— То «
что»? — Сукуна приподнял его за шиворот футболки, как котенка, и Мегуми позорно повис в воздухе, болтая ногами. Горло передавливало. — Приказал бы мне остановиться? После всех тех стонов, что ты изрекал из себя? Будучи на пике? Ха!
Он резко швырнул его в противоположную стену. В шее что-то громко хрустнуло. Маг лежал, силясь как можно скорее прийти в себя. Спустя секунду ему помогли — задрали назад голову, сжав волосы до такой степени, что перед глазами потемнело.
— Ты слишком много на себя берешь, Фусигуро. Люди одинаково порочны, и ты не исключение. Твой хваленый самоконтроль дал сбой в первую же ночь. Так что не смеши меня. Ты бы продолжил молчать, даже если бы знал, что через секунду после этого сдохнешь. Удовольствие сносит человеку голову, туманит его разум. Я знаю про пороки все, так что нет смысла доказывать мне обратное.
Конечно, Мегуми был в корне не согласен. Он считал, что достаточно научился держать себя в руках, чтобы потягаться с данным утверждением. Однако что-то говорило ему молчать. Хотя бы пока. Наверное, это спина, принявшая на себя всю боль от недавнего удара.
Со всем способным сейчас вызовом, пусть и не словами, но взглядом, сопротивлялся нарастающей вокруг него энергии проклятья. Окутывая, поглощая, она способна заставить колени дрожать, а глаза опуститься вниз в знак почтения. В знак признания силы.
Мегуми упорно держал их открытыми. Сводил брови и так шумно сопел, каждую секунду борясь с желанием броситься на пол. Нет. Он не его Бог, и поклоняться монстру Мегуми не станет.
— Ненавижу, когда на меня так смотрят.
— Ты заслуживаешь только презрения, — шикнул маг. — Привыкай.
— Ах ты, щенок!
Угол кровати едва не пробил Мегуми висок. Голова на некоторое время отключилась. В ушах стоял звон, все остальные звуки потухли.
— А чего ты ждешь от меня? — похрипывая, закричал Мегуми. Боль все еще была острой и мешала вложить в слова больше ненависти. — Ты меня чуть не убил! Моя энергия… она иссякла! И те следы… то, что ты исцелил их, не дает тебе права…
— Если бы я хотел убить тебя, недоумок, я бы сделал это. Причем давно.
Разлепив веки, оттирая со лба кровь, Мегуми никого не увидел перед собой. Комната снова опустела, но Двуликий был здесь. Это точно.
— Но у меня на тебя планы. Весьма грандиозные.
— Поделишься? — съязвил парень.
— Не-а. Это, как у вас сейчас говорят, секрет компании. Но у тебя будет главная роль — я обещаю!
Он появился перед ним так же внезапно, как и исчез минуту назад. Не прикасаясь, приподнял, словно тряпку, держа на весу перед собой — так, чтобы лицо Мегуми оказалось возле его собственного. Маг почти разглядел светло-русые ресницы Итадори, когда кости начало выкручивать.
И Мегуми закричал, не в силах терпеть боль.
— Вообще, я не собирался так долго играть с тобой, — Сукуна язвительно облизал не по-человечески длинным языком рот, перекрывая словами чужой крик. — Это ты виноват. Стоило мне прикоснуться к тебе, как ты прильнул к моим рукам. Как обезумевший голодный кот. Набросился.
Мегуми кричал. Из глаз полились злые слезы.
— Так жадно цеплялся за любой миг. Сложилось впечатление, что ты всю жизнь был без воздуха, и наконец задышал — глубоко, протяжно — стоило показать тебе границу наслаждений. Признаться честно, не знал, что ты умеешь
так кричать.
— А-а-а!
Боль перестала ощущаться. Сознание утекало. Мегуми терялся, и только почувствовав приближение забвения, Двуликий отпустил его. Маг рухнул, обессиленный, лишенный голоса и чести, прямо возле ног проклятья. Приклоняя голову.
Пусть это вышло случайно, но Сукуна не упустил возможности насладиться видом, выразив эмоции вслух:
— Знаешь, смотреть на тебя сверху вниз куда приятнее.
Запуская клешню за шею, поглаживая по волосам, Мегуми готовился к новой порции жестокости. Сопротивляться он не мог. Поднять подбородок и ощетиниться — тоже. Смиренно выжидал, пока проклятие наиграется им.
Двуликий намотал на палец пару черных прядей.
— Никак не пойму — вот чего ты сопротивляешься? Тебе же все нравилось. «У меня кошмары! Я умру! Помогите!». Какие кошмары? Разве в «кошмарах» просят продолжить?
Он все накручивал и накручивал волосы.
— Разве в «кошмарах» кричат «еще»?
Вторая ладонь поглаживала шею.
— Разве в «кошмарах» стонут от удовольствия?
Третья разминала плечи.
— Разве в «кошмарах» кто-то вцепляется в волосы своего чудовища, притягивая еще ближе?
Четвертая лапала за лицо, и мозоли на пальцах царапали на щеках кожу.
— Какие к черту кошмары, Фусигуро? Разве в кошмарах хоть один монстр будет целовать тебя?
Навряд ли Мегуми согласился бы назвать это поцелуем. Двуликий просто вылизал ему рот, насильно проталкивая пальцы и язык внутрь.
— И я бы поверил, что это был кошмар, если бы не
это.
Внизу живота тело выдавало мага с потрохами. Но вместо того, чтобы трусливо прятать стояк и оправдываться, Мегуми все же собрался с силами и гордостью, что оставалась в закромах… и оттолкнул его.
— Хватит,
грх, — прокашливаясь, гаркнул юноша. — Хватит играть моим телом. Мне семнадцать — это нормально, что у меня встанет, когда кто-то пихает свой наглый язык мне в рот. Так что хватит, я сказал,
арх!
Он согнулся пополам, превозмогая хрипоту. Затем выпрямился, придерживая рукой побитое ребро, и, насколько мог, вздернул голову.
— Хватит. Потому что я не поведусь на эти уловки. Найди себе другого дурочка и дрочи ему, а не мне. Может, это у тебя какие-то проблемы, раз ты кидаешься на маленьких мальчиков? В ваше время было нормально насиловать детей?
Сукуна — всего на мгновение — но потерял дар речи. Засмеялся, утирая несуществующие капли слез возле глаз.
— Браво, Фусигуро. Хоть ты и жалок, но гордость у тебя есть.
У Мегуми не осталось слов. Он вытянул свободную руку и показал Двуликому средний палец, исподлобья следя за реакцией. Ноги едва держали его. Конечно, наказание за столь ярко выраженное неуважение могло быть суровым, вот только… как же сильно хотелось это сделать!
Юноша просто не смог отказать себе в этом.
— Выпусти меня.
Сукуна молчал.
— Выпусти. Меня. Сейчас же.
Сукуна нахмурился. Долго и пронзительно осматривал Мегуми, так и не подходя ближе. Сейчас между ними чуть больше полутора метров. Ничтожное расстояние, но учитывая недавнюю близость, Мегуми было достаточно этого, чтобы ощущать легкость.
О чем думало проклятье?
— Черт с тобой. Рыжая девка тоже подойдет…
— Не смей впутывать в это кого-то еще.
Невиданная смелость — слепая и неосторожная — проснулась в нем.
— Это что, ревность, малыш Фусигуро?
— Нет, это предупреждение, — он сглотнул. — Уж не знаю, какие планы ты там строишь, но
пока что Годзе тебе не победить. На твоем месте я бы не отсвечивал.
Сукуна покраснел от ярости. Новая — более мощная и взрывная волна прокатилась по владениям, сметая подобно песчаной буре с ног. Маг стоял на своем.
— Борюсь с одновременным желанием снять с тебя живьем скальп и оторвать голову за такие слова.
— Злишься, потому что я прав?
— Ты мне надоел.
И Мегуми очнулся.
Его
вытолкнуло в реальность, где солнце взошло достаточно, чтобы можно было оглядеть очертания спальни и стрелки настенных часов. Семь утра.
Итадори посапывал в кресле, а томик любимой манги выпал из его рук.
Глядя на друга, Мегуми не мог сбросить с себя наваждение. Не мог перестать накладывать поверх доброго улыбчивого парня метки, превращающие того в Короля Проклятий. И все же…
— Юдзи, — позвал он. — Юдзи, просыпайся. Уже утро.
Разлепляя глаза, парень вытянулся во весь свой рост. Не рассчитав пространство, скатился на пол.
—
Ай! Черт…
— Балбес…
Он выглядел помятым. Лицо слегка опухло. Синяки под глазами. Волосы похожи на торчащий в разные стороны терновник.
— Ты уснул, хотя обещал не спать.
— Не правда! — сидя на полу, Юдзи протер руками глаза. — Я уснул ну, может, полчаса назад. Когда понял, что ты сам спишь, и что уже никакое проклятие тебя не побеспокоит. Да и светло стало…
Мегуми не поверил своим ушам.
— Хотя ладно, да, согласен. Проебался.
Взвешивая в голове все варианты, Мегуми оказался на перепутье.
— Да нет, ты прав. Я спал… как убитый.
Собственное вранье обожгло язык. Сильнее, чем Мегуми мог ожидать. У него было два варианта, и, несмотря на очевидность решений, маг выбрал обмануть друга.
— Не ты ли просил, чтобы я не говорил так? — Итадори подошел к кровати. — Правда все в норме?
— Да. Мне кажется… — Фусигуро посмотрел в окно. — …что больше оно не придет.
— Почему ты так уверен?
— Не знаю, — не соврал парень. — Чутье.
— Или просто хочешь, чтобы сегодня Нобара не ночевала в твоей комнате, — и Итадори засмеялся.
Мегуми красноречиво взглянул на него, решая — с левой или с правой.
— Только не бей, — пошутил друг, подняв ладони. — Все-таки давай не будем делать поспешных выводов. Тебя все равно никто не послушает — Годзе приказал.
«И все же, думал Мегуми, разница между этими двумя
слишком очевидна. Никто никогда не увидит в Юдзи Сукуну, потому что глаза Юдзи — это вишневая карамель, а Сукуны — предупредительный алый. Им никогда не оказаться на одной оси, даже если они живут в одном теле. Это просто невозможно».
— У меня что-то на лице?
Юдзи замер в дверях, прежде чем пойти к себе в комнату.
— А? Не… я просто… задумался.
— Ну ладно. Тогда увидимся за завтраком.
Когда Юдзи ушел, что-то еще долгое время не покидало Мегуми. Не давало ему встать и пойти в душ, например. Что-то пригвоздило его к кровати, погружая в глубокие размышления.
Совесть? Принципы, давшие трещину? Хрупкость шаткой системы ценностей? Или сбой тех самых механизмов в голове, неустанно работающих все это время?
Да, он соврал, оставив воспоминания о странных ночах при себе. Оставив при себе правду о загадочном проклятие сна. Зато теперь он знает гораздо больше, и когда придет время — обязательно воспользуется этим.
Распахивая настежь окно и выгоняя аромат чужого дезодоранта, застрявшего в носу, прочь, Фусигуро уже знал, настолько хорошо пройдет этот день. И все последующие, какими бы они ни были.
Кошмары действительно пропали.
Двуликий не возвращался — ни во снах, ни в реальности, пытаясь навести ужас в любой подходящий момент. Лишь раз, когда Юдзи отключился во время задания после сильного удара, Король проклятий вышел на свет белый, разобрался с проклятием первого уровня, образовав ударом воронку размером с кратер, и ушел снова в небытие. Панда тогда пошутил, что если бы Сукуна был адекватным, то это стало бы неоценимой помощью миру магов в борьбе с проклятиями. Как у Юты его верная подруга.
Но увы и ах — Сукуна конченный мудак-отшельник, мечтающий вернуть себе силу и с ее помощью истребить половину человечества. А может и не половину. В общем, рассудили они тогда, что мечтать не вредно.
Мегуми старательно пытался забыть произошедшее с ним, а страх перед враньем таял пропорционально времени, утекающему с этой истории. Теплела надежда, что оно исчезнет, растает, словно высохшая на солнце лужа. И тогда мир обретет то спокойствие, какое он знал раньше.
Идзити вез его в больницу к сестре.
Мегуми думал, вернее… пытался в очередной раз принять это как данность, что маги — не всесильны. Да, Годзе — сильнейший. Да, Иэйри владеет обратной проклятой техникой. Да, в его же жилах течет, возможно, одна из самых мощных техник за всю историю магов.
Но посмотрите в лицо реальности. Все эти люди, насколько бы превосходны они ни были, бессильны перед некоторыми вещами. Цумики все еще в коме под властью проклятья, и никто — никто черт возьми — в этом сраном мире не знает, что с ней и как ей помочь.
И в такие моменты Мегуми,
казалось, понимает Гето. И в такие моменты он думает, что проклятья — нужны магам. Чтобы решать задачи, неподвластные им.
Скользкая дорожка. Полная ненависти к себе и предательства близких. Мегуми знает, что никогда не ступит на нее добровольно. Тогда встает вопрос — что такое «добровольность»? Гето сделал это
добровольно? Можно ли считать депрессию — добровольностью?
Суицид — это выбор или отсутствие выбора?
Двуликий пришел на ум сам собой. Смог бы он вылечить Цумики? Если да, то какую цену Мегуми бы пришлось заплатить? Пожалуй, те десять миллионов, которые он теперь должен клану Зенин, показались бы ему детским садом.
Мегуми думал и про отца. Он считал, что отец испортил Цумики жизнь. Одним своим появлением в их доме осквернил обычное человеческое существование, а теперь ее мать неизвестно где, и Мегуми тащит на плечах в одиночку груз за присутствие магии в жизни Цумики. Не велика ли цена?
Ему бы винить беспечного папашу, чье имя язык даже отказывается произносить вслух, но Мегуми, как и всегда, берет ответственность только на себя.
Он открывает заметки в телефоне, где считает каждый уплаченный доллар. Разница в курсе валют между долларами и иеной замедляют этот процесс, но…
— Еще семь миллионов пятьсот восемьдесят шесть тысяч долларов, — считает Мегуми вслух. Когда он выплатит оставшуюся сумму, то…
— Я заберу тебя, Цумики, — говорит он девушке с прекрасными длинными волосами, что рассыпались по подушке подобно волнам ночного моря. — Я получу первый уровень и смогу зарабатывать гораздо больше, чем сейчас. У тебя будет своя комната или квартира, если тебе надоест жить с младшим братом. Только…
Ее рука холодная. Он переминает тонкие пальцы в своей теплой ладони, пытаясь сдержать нарастающую тоску. Тоску, что не унимается ни на секунду.
— Только прошу тебя — очнись.
Все в отделении знают странного молчаливого мальчика с иссиня-черными волосами в форме неизвестной школы. Все знают и все жалеют его. В том числе и Идзити, что уже давно перестал подниматься с ним в палату. Мегуми не винит его. В конце концов — это личная боль юноши.
— Нобара много спрашивала про тебя. Говорит, я замкнутый и недоверчивый. А я просто… не хочу, чтобы они меня жалели. Не уверен, что смогу вынести их взгляды на себе.
Затем достает из кармана ракушку, кладет к остальным амулетам, подаркам и сувенирам, скопившимся за столько времени здесь.
— А это от Маки. Она недавно с побережья вернулась. Хотела сделать вид, что ей совершенно наплевать, принесу ли я его тебе, но это ведь Маки — ты помнишь, какая она бывает. В общем, ей было бы очень приятно, отдай я ракушку тебе. Так что вот — пусть лежит.
Слез уже нет. Они все кончились.
Как и надежда. Надежду питают те, кто еще способен мечтать и жить в облаках. Мегуми себе такого позволить уже не может. Теперь только цель — узнать, а когда узнает — сделает все, чтобы сестра вновь очнулась.
Цумики бы поругалась на него, что он так холоден со своими друзьями. Она бы точно сказала, что он…
— Меланхоличная амеба, вот ты кто! — всплывает в памяти образ. — Как ты вообще живешь с таким лицом? Ну-ка! Улыбнись! На тебя же девочки смотрят! Какой ты бестолковый!
И сейчас он улыбается.
И слеза все же катится по его лицу.
— Явись из тьмы, что чернее ночи. Очисти все нечистое.
Юдзи поднимает два пальца и ждет, когда завеса опуститься.
Майские сумерки уже едва выдерживают натиск приближающегося июня, и воздух в скором времени грозится прогреться до шальных температур. Но они здесь не для того, чтобы оценивать погоду, хоть Кугисаки и жаловалась по дороге на нескончаемую духоту.
Идзити высадил их на юге Токио, возле недавно построенной по последнему слову техники онкологической больницы. По словам Киетаки в детском отделении пятого крыла пропадают дети.
— Не нравится мне это, — осматриваясь, сказала девушка, и Мегуми был с ней полностью согласен.
Школы и больницы всегда давались тяжелее всего. Когда речь заходит о детях, сложно остаться равнодушным и сохранять хладнокровие.
— Фусигуро! Достань планшет. Что в задании указано?
Мегуми зачитал вслух:
— По данным «окон», мы имеем дело с тремя двухуровневыми проклятиями, одно из которых командует остальными двумя.
— Как цербер? — уточнил Итадори.
— Наверное, — Мегуми продолжил. — На момент нашего приезда пропало шесть детей. Все они были из одной палаты номер сто десять. Она — самая дальняя в коридоре пятого этажа.
— Значит, проклятие там! Погнали!
Схватив юношу за капюшон и со всей силы дернув назад, Нобара закричала:
— Безмозглый! Дослушай сначала до конца! Опять сдохнуть хочешь, да?!
Мегуми какое-то время молча ждал, пока они закончат собачиться.
В больнице уже не было людей — всех вывели. Их шаги отражались от стен, тянущихся бесконечно долго.
— А вам не кажется, что мы ходим по кругу? — предположил Юдзи.
Вызвав Нуэ, Мегуми приказал ей облететь этаж прежде, чем они выйдут в главный корпус.
Нобара предложила разделиться.
— Я категорически против! Прошлый раз это едва не стоило нам жизни. Фусигуро, скажи, что это дерьмовая идея!
— Но так мы сократим время…
— И напоремся на неприятности! Я против разделения!
Мегуми ждал, когда его сикигами вернется. Но Нуэ не возвращалась.
— Только не говорите, что это лабиринт… — Юдзи завернул за угол, страдальчески взвывая. — Терпеть их не могу!
Перед ними самый широкий коридор. И одновременно не коридор. Не имеющий видимого конца туннель, обрывающийся где-то в темноте.
— Ну, это точно не лабиринт. Какая приблизительная длина этого участка здания? — спросила Нобара у Мегуми. Тот снова заглянул в планшет, только уже в техническую карту помещения.
— Не больше ста пятидесяти метров.
— Тут явно…
больше.
— Намного больше.
Они все равно разделились. Потеряли друг друга где-то на середине — никто так и не понял, как это произошло. Мегуми успел отправить с Кугисаки лягушек, но Нуэ все еще не вернулась. Мага успокаивало то, что он не ощущал ее убитой. Скорее потерянной. Хотя такое с его сикигами было впервые.
Он бежал по наитию, приблизительно туда, откуда исходила проклятая энергия Нуэ. И вскоре уперся в просторное помещение, по его предположениям служившее общей гостевой днем. Пол был усыпан игрушками и столиками разной высоты для детей различного возраста. За высокой пальмой в углу кто-то мерно жевал.
— Вкусно… вкусно… вкусно… боль… вкусно…
Мегуми встал в стойку и, прежде чем проклятие заметило его, бросился в атаку.
Времени думать не было. Оплакивать ребенка, от которого остались только ноги, — тоже. Маг старался не смотреть в ту сторону, где лежали останки. Он только мысленно надеялся, что Итадори с Кугисаки повезло больше. Утирая со лба кровь и пытаясь не обращать внимания на постепенно онемевающую из-за пореза руку, маг ринулся дальше. Завеса не пропала, значит, как минимум два собрата этого проклятия могут быть еще живы.
Вернувшаяся Нуэ доказала, что они оказались заперты внутри незавершенной территории. Более несовершенной, чем тогда в колонии, но реальные масштабы больницы увеличивали площадь, визуально расширяя клинику до размеров целого квартала.
Мегуми петлял по нескончаемым коридорам, оттуда перескакивая в другие такие же серые коридоры. Им нужно было найти сто десятую палату.
«Все равно, что иголку в стоге сена…».
Развеяв сову, Мегуми призвал Гончую.
— Вперед, ищи!
Через минут двадцать он-таки добрался до нее. Вокруг никого не было. Пугающая тишина оглушала, но пульсация в плече, что странно, возвращала Мегуми к жизни. Дарила шаткое ощущение реальности.
Кровати в палате оказались пусты — незаправленные, на них валялись детские вещи, а над столиками висели рисунки с мечтами о выздоровлении. В окне таилась чернота — привычный эффект погружения в территорию.
Дверь в уборную была заперта.
Если мыслить логически, оставаться в одном месте не имеет смысла. Если мыслить как
проклятие — будучи самым главным, одно из них захотело бы остаться в «сердце» произошедшего, там, где все началось. Мегуми не мог просветить пространство насквозь, как Годзе, но мог…
Шорох отвлек его.
Спрятавшись за дальнюю тумбочку, маг пригнулся, наблюдая.
Из туалета выползло очень похожее на убитого им монстра существо, однако имеющее около человеческий вид. Некое подобие высокой белокурой женщины, держащей в руках ребенка. Она баюкала его, множеством ног перебираясь по полу и скользя в сторону одной из кроватей. Жив ли был ребенок — Мегуми понять не мог. Если это вообще был
ребенок.
— Ш-ш-ш, мой сла-а-аде-е-енький. Ш-ш-ш. Скоро мама тебя покормит. Скоро мама тебя покормит. Скоро мама тебя покор…
В коридоре что-то грохнуло.
— К-т-о-о-о-о-о-о позволил се-е-е-е-бе-е-е-е нарушить наш поко-о-о-о-о-й!
И обезумевшее от ярости проклятие бросилось в коридор, вышвырнув из петляющих рук тело. Ребенок упал на пол. Тогда Мегуми смог разглядеть в нем человеческое тело и полное отсутствие головы.
— Блять…
Он выбежал вслед за проклятием в коридор, где Нобара, сгибаясь пополам от усталости, ехидно ухмылялась своей фирменной улыбкой.
— А ну иди сюда, мамашка! Любишь жрать детей? Посиди на диете! Пожри гвозди! — заметив выскочившего из укрытия Мегуми, крикнула. — Фусигуро, помогай!
Вдвоем они бросились на чудовище.
Будучи огромных размеров, оно теряло свою поворотливость. Зато растягивало конечности, как резину, заполняя собой, словно стена, весь коридор целиком. И если кто-то из магов не успевал увернуться, то боль мгновенно обрушивалась на него. Нобара едва стояла на ногах. Хотелось спросить, что случилось, избавились ли они с Юдзи от еще одного, но, конечно же, было не время для вопросов.
— Сиди, я прикрою!
— Думаешь, я сама не могу?!
— Хотя бы сейчас не выебывайся! — Мегуми вскипел сам. Спрятавшись за его спиной на короткую передышку, девушка виновато опустила голову.
Он призвал Бездонный колодец, и множество лягушек, цепляя языками развивающиеся руки и ноги, пускали разряды электричества по проклятию. Оно заверещало. Мегуми почти поверил в то, что из его ушей пошла кровь.
В момент перед рывком — чтобы закончить начатое, пока монстр обездвижен — та самая рука мага перестала подниматься.
— Только не сейчас, только не сейчас! Ну!
Поврежденные мышцы и связки не слушались. Тогда Мегуми вытянул из теневого хранилища длинный меч в одну руку – проклятое оружие первого уровня.
«Если сломаю его, буду должен техникуму круглую сумму».
Выпрыгивая вперед и занося над головой проклятия меч, Мегуми думал лишь о победе.
Владения рассеялись спустя секунду. За окном опустившийся вечер уже не перекрывался завесой. Юдзи так и не пришел.
Они нашли его у выхода, сидящего на коленях и держащего в руках еще одного ребенка. Маг смотрел в пол и не произносил ни слова. По глазам было ясно, что еще один ребенок мертв.
Годзе, приехавший забрать их вместе с Идзити, радостно распростер руки и уведомил их о своей похвале:
— Сегодня быстрее, чем обычно! И все живы! Всем бесплатный ужин в «Цубоити»! — но его никто не поддержал. Студенты обогнули учителя волной, не задерживаясь и не одаривая его даже мимолетным вниманием.
— Мистер Годзе, сегодня ваши шутки излишни.
Идзити редко вмешивался в разговор, но сегодня и его настроение было на пределе.
За спинами уже работали «окна», упаковывая останки в мешки. Другие дети нашлись внутри подвального помещения. Только один был в сознании.
Молча отрыв дверь заднего сидения, Нобара рухнула в кресло, а когда рядом, прихрамывая, приземлился Итадори, то она переместила свою тяжелую голову ему на плечо. Мегуми молча сел с другой стороны, утыкаясь в стекло. Никто не собирался обсуждать произошедшее.
И пусть Мегуми понимал, что это нормально, для Юдзи, все никак не привыкшему к бесконечному потоку смертей, это было очередным испытанием на прочность.
Проклятый дух оказался матерью одного из детей, умерших в этой больнице. С учетом того, что отделение онкологическое, подобная ситуация мало напоминала нестандартную. Однако женщина, не пережив горе, убила себя в палате своего ребенка, а когда в ту поселили новых пациентов, возродилась проклятием. Кем были оставшиеся две «головы» — они пока так и не выяснили.
Годзе смотрел на них, и, хвала небесам, молчал.
И даже спустя неделю на индивидуальных тренировках он держался строго, не роняя лишних слов. Мегуми оценил его вовлеченность, однако он — не Юдзи. С ним подобное обращение было не обязательно.
Юноша раз за разом отбивал удары.
— Мне кажется, Юдзи пора повзрослеть, — сказал Мегуми, размышляя по ходу тренировки.
— Повзрослеть? — Сатору остановился.
— Да, повзрослеть. То, что он научился убивать, еще не показатель его психологической зрелости. Ему через год восемнадцать, если он собирается вести самостоятельную деятельность мага, получив первый уровень, то этот дефект будет ему мешать. Постоянно плакать над убитыми… это наша жизнь. От нее не деться. Поэтому мне непонятно такое поведение.
Так рассуждал Мегуми. Так ему казалось. Он не ждал одобрения своих слов от учителя, но тот выглядел уж слишком осуждающе.
— Я не прав?
— Думаю, да. Нанами, к примеру, ценит и уважает Итадори именно за его сострадание и умение выдавать такого рода эмоции, сколько бы боли Юдзи через себя не пропускал. Она ведет его вперед, заставляет развиваться, становиться сильнее. Каждый раз, когда он видит чью-то насильственную смерть, он решает для себя быть лучше. Это его мотивация.
— Это нелогично.
— Вспомни, как тот штопанный дух освоил Расширение территории.
Мегуми напряг память.
— Итадори и Нанами избили его до смерти.
—
Именно. Только оказавшись на пороге смерти, взглянув в лицо страху, он вышел на новый для себя уровень. Юдзи развивается по такому же принципу. Если не ошибаюсь, ты и сам однажды оказался в похожей ситуации. Там, под мостом, против проклятия особого уровня. Скажешь, это другое?
— Предлагаете мне умереть? — усмехнулся Мегуми, потирая полотенцем взмокшую от пота шею и игнорируя вопрос.
— Предлагаю не упорядочивать свои эмоции. Ты не машина. Знаешь, — Годзе прислонился к косяку. — ты напоминаешь мне Кенто. Порой, как сейчас, даже слишком сильно. Он так и не освоил вершину магического искусства. Отчасти, я думаю, что как раз из-за этого.
— Из-за системы?
— Да. Никакого хаоса. Но, что странно, согласно законам физики, хаос — мать порядка. Так что… пока ты не позволишь эмоциям взять над тобой верх, пока думаешь про свои винтики и шестеренки, ты будешь топтаться на месте. Это не оскорбление. Это мой тебе совет.
Он много говорил про его технику. Большую часть Фусигуро уже знал из летописей тех, кто имел ее в клане до него. Таких было немного, а потому информации оказалось катастрофически мало. И ничего из нее не отвечало на главный вопрос — как победить Махорагу?
— Собираясь подчинить Божественного генерала, ты должен быть
уже на пике своих возможностей. Думай, Мегуми,
думай. Тебе предстоит перекроить свои представления, если ты хочешь чего-то добиться.
Вот что сказал Годзе перед тем, как уйти.
Погруженный в глубокие раздумья, Мегуми злился. Однако у его злости не было какого-либо конкретного предназначения. Вообще, юноша давно стал считать, что злость — перманентное чувство любого мага.
Он не мог перестать любоваться.
Виды здесь — хоть Нобара и жаловалась, что устала от деревень — куда приятнее, чем в городе. Столпотворение машин, людей, зданий угнетали Мегуми. Деревянные постройки техникума, пропитанные многовековой историей, запахом растущих поблизости цветов и догорающих в святилищах свечей приносил небывалый покой. Нигде ему не было так уютно и безопасно, как здесь.
Рассвет только разгорался. Окрасил черепицу в темно-бардовый, отчего обманчиво казалось, будто с крыш сейчас потекут капли крови. Что удивительно, временами так происходило на самом деле.
Доставая из тени бутылочку с водой, маг сделал пару глотков, утоляя жажду в пересохшем горле.
Несмотря на историю со сном, которая выкрутилась не иначе как абсурдом, бессонница все равно периодами накатывала на Мегуми. Беспокойство, мысли обо всем и ни о чем одновременно мешали дыханию восстановиться, замереть хотя бы на ночь. Чем сильнее билось его сердце, глухо стукая в груди, тем сильнее Мегуми сходил с ума и тем меньше спал. С недавних пор звук собственного сердцебиения наводил панику, мешая сосредоточиться.
Что выгнало Мегуми на крышу? Наедине с самим собой люди находят ответы на множество вопросов. Его вопрос — уже долгие месяцы — был один и тот же.
Почему он так слаб?
— И о чем же ты так задумался?
Над душой стоял Двуликий, оттягивая штаны спрятанными в карманах кулаками. Сегодня без второй пары конечностей, наводящей не то ужас, не то отвращение. Максимально неприятное зрелище.
Их последняя встреча закончилась угрозами. Возможно, сегодня Мегуми придется за это заплатить.
Жуя травинку, он продолжал молчать, заискивающе смотря на него.
— Тебе какое дело? — фыркнул маг, отворачиваясь.
— Просто интересно. У тебя такое лицо…
напряженное.
— А у тебя режим доебаться?
— Ха! — Сукуна ухмыльнулся. — А Сатору Годзе знает, что его любимый приемыш матом ругается?
И потрепал парня за волосы, ероша и без того непослушные пряди.
Это выглядело так… нелепо, что Мегуми, вместо того, чтобы возмутиться, удивленно отстранился.
— Белены объелся, что ли? Клешни свои убери! На перемены в твоем настроении у меня аллергия.
— Какой ты смешной! Сам наехал, сам обиделся. Наблюдать за тобой — то еще удовольствие.
— Я не подопытный кролик.
— Для меня вы все – подопытные.
Не спрашивая разрешения, он всем весом шлепнулся рядом. Черепицы под ним неприятно заскрипели друг об друга.
Надо было встать и уйти, но сил не было. Да и это место, облюбованное Мегуми уже много лет, было
его местом. Если кому и нужно было сваливать, так это навязчивому проклятию.
— Так ты расскажешь или мне силой из тебя вытягивать?
— Чего ты прикопался ко мне? Какая тебе вообще разница, что меня беспокоит?
— У меня, может, настроение хорошее.
— Ага, еще бы. Без спроса чужое тело выгуливать. Юдзи снова не знает, как ты развлекаешься?
— Ой, не зуди! Дай воздухом свежим подышать! Я и так сдерживаюсь, чтобы…
— Не поубивать половину мира? — закончил за Двуликого Мегуми. — Да, ты уже говорил.
Тот самодовольно улыбнулся, немного поворачиваясь к нему.
Мегуми показательно закатил глаза, да так, чтобы увидеть собственный мозг изнутри. Он ждал, когда собеседник уйдет, и можно будет продолжить наслаждаться одиночеством. Но тот, как специально, продолжал сидеть.
— Я жду.
Сукуна посмотрел на Мегуми. Отвечать на этот взгляд не хотелось, хотя признаться в этом юноша побаивался, любопытство готово было одержать верх над гордостью и опаской. В чужом взгляде просачивалась настоящая заинтересованность. Или, по крайней мере, очень хорошая копия этого чувства.
Он сдался. Потому что… ну а почему нет?
— Все кругом только и могут, что говорить о каком-то потенциале, о моей силе, настолько обширной, что та когда-нибудь,
якобы, перекроет силу Годзе. Я слышу это постоянно. И ото всех. Это раздражает… нет, это бесит! Потому что когда дело доходит до тренировок, то я в легкую уступаю Юдзи, родившемуся вообще и без техники, и без энергии! А они продолжают говорить, что я недостаточно стараюсь, недостаточно хочу развиваться, что у меня нет мотивации. Какой, нахрен, мотивации?! Разве одного желания быть сильнее недостаточно? Почему… у меня не получается? Я просто не понимаю, что я делаю не так. Даже ты!
Мегуми всхлестнул руками, выказывая всевозможное возмущение, на какое только был способен.
— Даже
ты говоришь об этом!
«Какой талант попросту тратится…», — вспомнил он неоднозначный комментарий, брошенный Двуликим в его сторону. —
Какой?! Может, кто-нибудь мне уже покажет, чего я так упорно не замечаю! Потому что пока он действительно тратится! Он достался не тому человеку — я слишком туп для этой техники. Родной отец меня за нее продал, а я так и проживу с осознанием, что не смог выжать из себя максимум. Что толку, что я освоил Расширение Территории? Я даже не могу ее закончить, а энергии расходуется так много, что после нее меня можно смело выводить из боя — я бесполезен.
Где-то в отдалении пролетела стая птиц. Каких именно — Мегуми не увидел. Внутри штормило возмущение на самого себя, на свое жалкое поведение и — самое главное! — кому он это рассказывал? Проклятию! Кто со стороны увидит, точно засмеет. Подумает, что у Фусигуро крыша поехала. Хотя, может, и правда поехала. В данную минуту ему было глубоко наплевать. Он дико устал держать это в себе, потому что никто, включая лучших друзей, не мог бы его понять.
— И индивидуальные тренировки с Годзе тоже не помогают. Я все время жду какого-то толчка, какого-то действия, которое направит меня к развитию. К новой ступени. И все еще не ощущаю его, несмотря на то, что мне казалось, что за мою жизнь произошло достаточно событий, способных сдвинуть меня с места. Короче, — выдохнул юный маг, роняя голову на ладони. — Я заебался. У меня кончились варианты. Годзе говорит, что я должен разрешить себе чувствовать боль, но как быть, если я
уже — одна сплошная боль?
Надо отдать должное. Двуликий ни разу его не перебил — ни смешком, ни словом. Слушал, наклонив голову, как сова, лишь изредка на определенных словах дергая губами в ухмылке. Что тут же исчезала по мере продолжения монолога.
Однако по итогу, что и ожидалось от проклятья, ничего вразумительного он не выдал:
— Не знал, что ты бываешь еще более жалким, Фусигуро, чем обычно. Теперь буду знать.
—
А-а-а! — взвыл парень. — И зачем я тебе рассказал? На что я надеялся? На совет? Ага, не смеши себя, Мегуми.
— Ну, справедливости ради, — Сукуна облокотился на руки позади себя и теперь вольготно размахивал ногами в воздухе. Как ребенок. — я тоже когда-то был человеком. Пусть и очень давно. И тоже не сразу стал сильным, хотя,
понимаю, сейчас в это трудно поверить.
И подмигнул Мегуми.
— Пф, корону поправь, а то падает.
Они сидели в молчании, а солнце поднималось все выше. К тому моменту, Мегуми посчитал примерно в уме, должна была быть уже половина шестого утра. Но если смотреть вдаль на еще не обжигающий глаза свет, казалось, будто время остановилось.
Портил момент факт вынужденной компании. Делить такую красоту с монстром не хотелось.
— Как вы тренируетесь? С Годзе, я имею в виду.
Мегуми не ожидал, что вопросы продолжатся. Все еще молча, он удивленно вскинул брови.
— Раз уж начал, договаривай, — безапелляционно заявил Двуликий. — Навряд ли ты мне сейчас тайну мироздания откроешь. Так что все равно ничего не потеряешь.
— Зачем?
Зачем он спрашивает.
— Тебя на удивление приятно слушать.
Сукуна валялся на черепице, опираясь на собственный кулак, что поддерживал голову. Глаза — парами поочередно — смотрели целиком на мага.
Мегуми подумал. Действительно, что он теряет?
И рассказал.
После того, как маг закончил, Двуликий перевернулся на спину, подкладывая под затылок ладони, прикрыл глаза, а солнце играло лучами на его пометках. Из черных они превращались в темно-коричневые. Ветер, пусть и слабый, тормошил волосы, что за лето сильно выгорели. Юдзи хотел идти подкрашиваться…
— Теперь в принципе ясно, почему у этого Годзе студенты как мухи мрут. С такими слабыми методами воспитания я вообще удивлен, что вы доживаете до совершеннолетия.
— Учитель Годзе очень сильный, —
«и беспокоится о нас», хотел добавить Мегуми, но его перебили.
— Быть сильным и уметь обучать этой силе других — две разные вещи, пацан.
— Да, но…
«Но что, Мегуми?» — спросил он сам у себя. Ответа не было. Конечно, он не собирался обсуждать Сатору ни с кем из чужих, тем более с проклятием, однако что-то мешало ему продавить свою позицию до конца.
— Он пытается воспитать новое поколение. Избавленное от предрассудков консерватизма и дурацких законов, устаревших и бесполезных, — пояснил Мегуми.
Он, в отличие от собеседника, продолжал сидеть. Поразительно, насколько мало между ними было фактического расстояния, но насколько большой ощущалась разница в силе. Сукуна не поглотил еще и половины своей силы, а сидеть рядом с ним уже было не по себе. Аура, исходящая от проклятого духа, то и дело затмевала его собственную. Буквально вытесняла ее.
— Хуево пытается, что я скажу, — усмехнулся Сукуна, улыбаясь одними губами. — Если так и продолжиться, то некого будет воспитывать. А в консерватизме нет ничего плохого, если его грамотно трактовать. Некоторые законы для того и были придуманы, чтобы стать фундаментом.
Против своей воли… Мегуми задумался снова. Более того, он начал
прислушиваться!
— Критикуешь — предлагай. Можно подумать, ты мог бы сделать лучше.
— Мог бы! Но не хочу. Нахера мне это? Чтобы кто-то был лучше меня? Нет, так не пойдет. Просто в мое время за каждый промах в обучении отрезали язык или выдирали ногти. Тогда, знаешь ли, людей по-настоящему мотивировали.
— Я и забыл, какой ты старый, что жил еще по варварским законам, — у Мегуми родилась шутка, но он не знал, как проклятие отреагирует на нее. И решил рискнуть после небольшой паузы. — То-то тебе после смерти пальцы поотрубали.
Вопреки всяким ожиданиям, Сукуна… разразился хохотом. А когда закончил, снова лег на спину, поворачивая на мага голову.
— Подъеб засчитан, Фусигуро.
Вцепившись в волосы, Мегуми застонал от нереальности происходящего.
— Это какая-то шутка. Ты грозишься меня убить. Причем постоянно. А я сижу и шутки с тобой шучу. Может, — вздохнул парень. — я уже умер, и это — мой личный ад? Сидеть и вести эти бесконечные бессмысленные диалоги? Несусветица какая-то.
Идея, пришедшая ему в голову, пожалуй, была одной из самых безумных за все время его жизни.
Нет. Не так.
Она была
самая безумная.
Настолько, что он мог всецело сказать про себя — «
двинулся».
— Слушай… я понимаю, это сейчас прозвучит, как полный бред, но… ты тут про какие-то методы говорил… а можешь… ну… показать их мне? На практике.
—
Что? — поперхнулся Двуликий. — Я правильно понял, что ты только что попросил
меня тебя потренировать?
— …да, наверное, да.
— Ты прав, это полный бред. Не произноси больше этого вслух.
— Но почему? Ты только что хвастался, какие у вас были крутые тренировки. Вот и… проверим, чья система лучше работает.
Сукуна развернулся к нему аж всем телом. И долго — мучительно долго — вглядывался в синие глаза. Выражение лица при этом было совершенно нечитаемым. Невозможно было предугадать, какой исход примет эта тема. Учитывая личность собеседника, это могло быть что угодно.
Мегуми не выдержал.
—
Что? — он развел руками. — Я не врал, когда рассказывал, что я в отчаянии. Согласись, стоило попробовать…
— Да-а, теперь я
вижу,
насколько ты в отчаянии. Ха! Ну ты даешь, пацан! В награду за свое удивление я сделаю вид, что ничего не слышал.
— Ты все равно собирался меня убить. Какой смысл бороться с врагом, который даже противостоять тебе нормально сможет…
— Ты, поди, попутал чего, Фусигуро. Я не твои наивные друзьяшки, и на благородство мне насрать. Мне плевать и на честь, и на достоинство, и на вкус битвы. Я уже вырос из этой мишуры. И убью тебя в любом случае — независимо от того, сильным ты будешь или слабым. Наоборот. Со слабыми соперниками мороки меньше. Так что какой резон мне тебя тренировать? Только лишнюю головную боль себе делать.
— А если… я смогу тебе что-то предложить взамен?
— Торговаться решил? Разве ваши хваленые учителя не рассказывали о том, почему нельзя идти на сделку с проклятиями? Мало ли… — он приблизился. — …
что я могу попросить.
— Меня уже однажды продали, — и Мегуми горько усмехнулся сам себе. — Вряд ли ты сможешь забрать что-то больше.
«Разве что… мою душу».
— Не искушай меня, человек. Моя фантазия — как и моя сила — не имеет границ. Но дело даже не в том, что тебе нечего мне предложить. А в том, что, когда придет время, я в
любом случае заберу то, что мне нужно. Так что фактически, все твои слова сейчас — это детский лепет, — Сукуна выпрямился. — Я отказываюсь.
Наверное, это даже к лучшему.
Вернее, это
однозначно к лучшему. Что бы он делал, согласись Двуликий на его предложение?
Вопрос, один ответ на который страшнее предыдущего.
***
В холодных льдинах далеких скал
Тебя искал тебя искал,
И солнца свет меня слепил
Он мне мешал он мне мешал
В пурге следов мне не видать —
Их замели снега их замели снега,
А я все шел к тебе на зов
Для всех — неведомо куда.
На зов истошный, будто плач —
Он снился мне он снился мне
Настолько громко, что палач
Идет к тебе идет к тебе
Себя б в пути не потерять —
В немой строке в немой строке,
И хрупкая твоя душа висит
В моих руках на волоске.
А крик все громче вдалеке —
Тобой оглох тобой ослеп
Я жизнь забрать твою хотел,
Но не сумел но не сумел
Тебя нашел, и сердца стук
Нас свел с ума нас свел с ума
Кто в синие глаза смотрел,
Тот напрочь потерял себя.
Кто он — палач?
Убийца он убийца он
Пред ним ни стон ни плач
Пошатнуть не смогут трон
И только тот, что выбрал смерть —
Он выбрал сам он выбрал сам
Сумел убийцу запереть
В холодных льдах далеких скал
