Раз в пятьсот лет

      Мягкое, уютное золотистое свечение красиво легло на обнажённого Санни и болтающиеся где-то возле щиколоток так и не снятые до конца штаны, снова волшебно поменявшие цвет. Пока Сан не пришёл в себя, комета жадно разглядывал собственную смазку, блестящую в свете лампы на парадоксально нетронутых им бёдрах. Впрочем, нетронутыми они оставались недолго, не отличающийся уважением к чужим границам комета протянул руку, чтобы нежно провести пальцами по животу и бедру Санни в обход собственных меток, не желая стирать следы себя со звезды.              Поползшую было на внутреннюю сторону бедра руку перехватила маленькая, но крепкая ручка Санни, поднятый взгляд кометы встретили гневно прищуренные глаза. Солнечный Глиттер не отличался томной несдержанностью своей ночной половины, и Алан вполне допускал, что его украшенные узором из спиралей щёки горели румянцем от гнева, а не желания.              – Я не разрешал… – солнечный мириад осёкся, почувствовав, что легко вывернувшиеся из его хватки сильные пальцы неожиданно переплелись с его собственными.              – По-моему, после того, что тут произошло, просить разрешения как-то нихера не уместно, – хрипло мурлыкнул Хейл, прекрасно зная, когда грубость нужно сменить на ласку, чтобы сбить солнышко с воинственного настроя.              Комета придвинулся ближе, продираясь дрожью от ощущения соприкосновения голой кожи. Пусть с Саном напрямую они не потрахались, но он лежал в его постели, голый, в смазке и сперме и весь пропахший кометой. И ещё, несомненно, прекрасно осознающий, что находится наедине с гораздо более сильным, чем он, мириадом. Мысль об этом, промелькнувшую в напуганных глазах Сана, Алан увидел, но не дал себе волю, хотя желание завалить и отодрать недоступного мириада было как никогда более осуществимо и его щупальце, всё ещё требовательно ноющее и пускающее на несчастное покрывало струйки смазки, молило только об этом.              – Этого бы не произошло, если бы Мун был в себе, – слабо возразил Санни, упираясь ладонью в широкую грудь кометы, чтобы отодвинуться.              Прикосновение будто ударило током обоих, Сан покраснел ещё больше, почувствовав под ладонью пружинящие мышцы, отвёл взгляд, но не от отвращения, как обычно, а словно боялся, что без контроля тот мог поползти вниз, чтобы получше рассмотреть обнажённую и возбуждённую комету перед собой.              Дышать снова стало тяжело и, как подозревал Алан, не ему одному, поэтому он позволил себе приблизиться. Совсем чуть-чуть, на три сантиметра, но дрогнувшая на груди ладонь ему это позволила, и это было практически капитуляцией, это знали оба.              – Сдаётся мне, и ты не в себе, Сан-Сан… – вместе с тихим шёпотом рука Алана снова легла на прекрасное золотистое бедро звёздочки, на этот раз беспрепятственно, Санни был занят собственной рукой, осторожно ощупывавшей тело напротив.              – Как и ты… – солнечный мириад поднял на Хейла внимательные глаза.              Он был прав, если бы Алан был собой в эту ночь, на нежном солнышке уже не осталось бы живого места от синяков и укусов, следов насилия над попавшим не в те руки беспомощным мириадом. Но сильнейший солнечный шторм внёс своим коррективы и дремавшее глубоко в душе Алана нежное чувство захватило его полностью, не оставив места малейшему намерению навредить дрожащему ресницами Сану. Поэтому сейчас Алан наклонился, чтобы бережно подхватить открытые губы солнышка в осторожный, нежный поцелуй, подтянув его ближе по шуршащему покрывалу, чтобы наконец прижаться плотно телом к телу, дать ему почувствовать терзающий комету жар.              Удивлённый звук, изданный Санни, заставил Хейла довольно хмыкнуть. Пирсинг в языке солнышко видел только издалека, когда охранник на посту лениво показывал ему всякие неприличные жесты, чаще всего от души облизывая воздух между растопыренных пальцев. То, что ему хотелось сделать с пахнущим солнцем мириадом больше всего. То, что он сделает с ним…              Комета оторвался от поцелуя, облизнул губы от сладкого вкуса солнышка и опустился вниз, чтобы стащить наконец с мириада бестолковые штаны и тут же подняться, чтобы от души провести языком по колеоризе растерявшегося солнышка. Долгий, дрожащий стон был ему наградой, приподнявшийся Санни рухнул обратно на подушку, выгнувшись навстречу медленнно вошедшему в текущую колеоризу языку. Мысль о том, что надо было подрезать уздечку вместе с пирсингом с запоздалым сожалением мелькнула у Хейла. Если бы он знал, что выпадет шанс ублажить языком мириада, чьи звёзды горят для другого, произвёл бы все превентивные меры, чтобы тихо вздыхающий и прогибающий спину Санни получил по полной и навсегда разочаровался в крокодильем сексе. Язык Гатора комета видел сам и понимал, что в размерах проигрывает кроку во всех отношениях. Поэтому оставалось лишь взять умением…              Несмотря на собственное почти завывающее от желания щупальце, к выпавшей ему чести Хейл подступил со всей горячностью, вылизывая сладкую звёздную колеоризу так, как никогда не делал за деньги и без них. Быстро расслабившийся в руках кометы Санни тихо стонал и приподнимал бёдра навстречу, сам насаживаясь на его язык, придерживал щупальце, чтобы не лезло в лицо ублажающему его Хейлу и вообще вёл себя совсем как в мечтах Алана, наслаждаясь им по полной программе, закинув обе ноги на широкие плечи кометы. Сладкая звёздная колеориза сжималась вокруг языка, её хозяин вздрагивал от особо удачных движений, выгибался, сжимая голову Хейла тёплыми солнечными бёдрами, и, казалось, был на полпути к оргазму, пока не упёрся ладонью в лоб старательно выписывающего языком спирали Алана, невнятно требуя прекратить то, чем комета занимался с такой отдачей.              Озадаченно сглотнув натёкшую в рот смазку, комета приподнял голову, чтобы посмотреть Санни в лицо, и едва не кончил на месте от вида задыхающегося от удовольствия на разворошенной постели солнечного мириада.              – Постой… я хочу… хочу… – солнышку понадобилась пара секунд, чтобы откашляться и вернуть себе голос, и Алан, отмерив мысленно всего три минуты, записал это себе как нехеровый комплимент.              – Что, опять? – кисло спросил комета, решив, что и этот чудик очень не хочет платить ему алименты. – Санни, вот бля буду, химеры не…              – Нет-нет, я знаю! – Сан аж подлетел, но потом притих и опустил глаза, краснея ещё больше, сжал покрывало в тонких пальцах, едва заставив себя выдавить тихие слова. – Я хочу… хочу как Мун…              В повисшей тишине было слышно, как комета несколько мучительных секунд скрипит мозгами и медленно отвешивает челюсть, затем Хейл, не выдержав, заржал.              – Ты что, хочешь меня трахнуть?! Серьёзно?! – озвученное желание настолько не вязалось с установившемся в голове Хейла образом нежной солнечной зефиринки, что комета не мог сдержать удивления, ещё больше смутив полыхающего щеками Санни. – Кто бы мог подумать, Санни Глиттер, великий утиральщик сопливых носов на работе и грёбанный актив в постели!              Прежде, чем окончательно уничтоженный, красный по самые лучики Сан смог что-то промямлить в ответ, Хейл подтянулся на сильных руках и с невероятно довольной рожей плюхнулся на матрас рядом, подкинув лёгкую звёздную тушку. Комета приподнялся на локтях и, всё ещё посмеиваясь, кивнул на свои раздвинутые бёдра, открывающие перед солнышком нежно-розовую, усыпанную звёздами колеоризу, которую сегодня уже имела его лунная половинка.              – Весь в твоём распоряжении. Трахни меня, Сан, – резко ставшим низким и хриплым от желания голосом предложил Хейл.              Возможно, в другой день или с кем-то другим Алан твёрдо заявил бы, что подставляться не по-пацански, но Санни он хотел так давно и страстно, что ему было абсолютно всё равно, как именно с ним трахнуться, раз уж судьба предоставила ему волшебный шанс побыть со звёздочкой наяву.              Перекатившегося поверх и нерешительно взявшего упор на руки над кометой Санни он дёрнул на себя, чтобы быстро поцеловать, провести языком по горящей щеке, выгнуться навстречу, касаясь телом тела. От захватившего тело горячного жара пополам с щемящей нежностью захватывало дух, Алан целовал что-то протестующе шепчущие губы отрывисто, будто крал поцелуи, и поражался тому, как всё было нежно этой ночью. Да, резко и дерзко, особенно то, как его руки обхватили узкую спину Санни, чтобы уложить его поверх, прижать крепко к собственному пылающему телу, но всё ещё удивительно нежно, совершенно добровольно, будто в несбыточном сне.              Только лёгшее на него тонкое тело было абсолютно реальным, как и истекающее слизью щупальце Санни, казалось, без ведома одуревшего от желания хозяина скользнувшее быстро и глубоко в колеоризу кометы. Сдерживаться Алан не хотел, протяжно застонав в ответ и приподняв навстречу, желая прочувствовать звёздочку в себе целиком. Вид сомкнувшихся бёдер, ярко-жёлтого, блестящего в свете лампы щупальца, вошедшего в него до упора и изогнувшегося внутри жарко сжавшихся внутренностей Хейла, едва не заставил его улететь обратно во Вселенную.              Стеснительный Санни, чьё личико он видел прямо перед собой, аж зажмурился, видимо, чтобы не видеть широкую, наглую улыбку того, кого он трахает, но вытянул щупальце с протяжным влажным звуком и толкнулся в него ещё раз. И ещё, заставив Алана забыть про свои насмешки над решительным солнышком. Небольшое, но сильное щупальце извивалось внутри, обильно секретировало, сквозь стиснутые зубы Сана вырывались тихие, сдавленные стоны, а движения становились всё резче и быстрее.              Алан откинулся на матрас мимо уехавшей куда-то на пол подушки, выгнулся, откровенно подставляясь быстрым толчкам вошедшей в раж звезды. Стоны не стесняющейся своих чувств кометы чудесно резонировали в маленькой комнате, если его соседи остались бы сегодня в общежитии, то совершенно точно прокляли голосистого мириада, громкими, срывающимися стонами поющего оду своему партнёру.              – Трахай меня… ах… Сан… трахай… – задыхающимся голосом просил Хейл, намеренно не трогая собственное потемневшее щупальце, бесцельно елозящее по животу, из опасения кончить раньше времени.              Солнечный мириад отчётливо заскрипел зубами, подстёгнутый этим развязными, откровенными просьбами, и сгорбился над распростёртой кометой, добивая его частыми, резкими движениями до тех пор, пока Алан не смог больше сдерживаться. Комета сорвался на громкие, протяжные стоны, отчаянно сжимая в себе чужое щупальце в ритмичных спазмах удовольствия, сквозь собственное бьющее в голову удовольствие чувствуя, как Санни над ним продрала крупная дрожь.              Не выдержав, солнечный параноик вытащил щупальце из сжимающей его колеоризы, удостоив Алана чести наблюдать совершенно мутным от наслаждения взглядом, как конвульсивно выгнувшееся щупальце Сана покрывает его бёдра и живот размашистыми, вязкими плевками поверх его собственных следов. Зрелище было настолько восхитительным, что, если бы мог, он кончил бы во второй раз.              С глубоким блаженным вздохом кометный мириад откинулся обратно на перекошенный матрас со съехавшим покрывалом и, не глядя, опустил руку вниз, чтобы собрать пальцами остывающую сперму и с тихим стоном обсосать их, вызвав у скатившегося с него Санни долгий обречённый вздох.              – Ты отвратителен, – прямо сообщил ему пытающийся выровнять дыхание солнечный мириад далёким от отвращения тоном.              – Спасибо, я в курсе! – в ответ на это заявление комета гордо хмыкнул и, потянувшись, снова хапнул звёздочку в объятья, с наслаждением почувствовав, как тот крупно вздрогнул, напуганный неожиданной близостью.              Уже размякший после бурного финала Санни, казалось, не возражал против потных, горячих объятий, но на попытку поцелуя отреагировал резко негативно, брезгливо сморщившись и решительно преградив путь губам Хейла шлёпнувшейся на них ладонью. Алан лишь закатил глаза, всем своим видом показывая, что он думает об излишне нежной натуре солнышка, затем медленно протолкнул язык между дрогнувших солнечных пальчиков, неспешно облизывая указательный.              Возмущённо булькнувший мириад попытался было убрать руку, но слегка замешкался, чем и воспользовался Хейл, чтобы, глядя в удивлённо распахнутые глаза Сана, засосать его палец в горячий, мокрый и крайне пошлый кометный рот. Комета обвёл тонкий палец воспитателя языком, погладил им чувствительную подушечку и с тихим стоном засосал его глубже.              Руку Санни уже не отнимал, завороженно глядя на то, как комета медленно двигает головой, красноречиво засасывая и отпуская палец. На щеках успокоившейся было звёздочки снова появился румянец, взгляд помутнел, когда Алан, бережно придерживая его руку своей, провёл языком по всей длине среднего пальца и забрал его в рот вместе с указательным, неотрывно глядя в глаза солнечному мириаду.              Гибкий, натренированный многими партнёрами язык залезал между пальцев, медленно обводил их, скользил по чувствительной коже, заставляя руки Санни дрожать от неспешных ласк, сопровождаемых тихим до интимности дыханием и влажными звуками, с которым Алан перекатывал во рту чужие пальцы и выпускал их, влажно блестящие от слюны, чтобы снова засосать, рождая в голове солнечного мириада бесчисленные пошлые ассоциации. Затаивший дыхание Сан и сам не заметил, как начал сам двигать рукой, тягуче-медленно трахая податливый рот собственными пальцами.              Пальцы не дремлющего Хейла снова опустились на золотистое бедро солнышка, на этот раз беспрепятственно обласкали его и спустились вниз, чтобы невесомо пройтись кончиками пальцев спереди, от середины бедра до сомкнутых створок колеоризы, набухших, горячих и откровенно сочащихся влагой. Это Алан почувствовав, затолкав пальцы между сомкнутых бёдер Санни под тихий согласный вздох последнего. Глаза нежного солнышка вновь помутнели от желания, рот приоткрылся, выпуская частое, возбуждённое дыхание, прервавшееся, когда пальцы кометы скользнули между нежных створок, лаская горячую колеоризу по всей длине. Алан провёл ими пару раз, неспешно скользя по обильно выделившейся смазке, затем медленно втолкнул внутрь два, вновь заставив солнышко захлебнуться вдохом.              Алану понадобилась пара секунд, чтобы синхронизировать движения, и наградой ему был волшебный, мелодичный стон солнышка, когда тот понял, что чужие пальцы скользят в него глубже вслед за его собственными, погружающимися в рот кометы. Внутрь и наружу, мучительно медленно и непозволительно глубоко, до упора, до дрожи во всём теле, до обоюдных глубоких вздохов. Щупальце Алана снова сиротливо извивалось, пачкая живот в смазке и сильно, почти болезненно пульсируя, вид дрожащего ресницами, сжимающего в себе его пальцы Санни отправлял мозги кометы куда-то за пределы видимой Вселенной, в великую Пустоту, где не было ничего, кроме мучительного желания.              – Сан… – голос вышел ломким, хриплым, полным мольбы, чего от Алана не слышал никто и ни разу, кроме, разве что, одного отвратительного рыжего крокодила.              Помедлив, Санни кивнул, медленно вытянул пальцы изо рта страдающей кометы и изящно перекатился на живот, прогнув сияющую в мягком свете лампы спину, коротким жестом предлагая Алану взять себя. Царапнувшее сердце горькое понимание, что и в этой невероятной, посланной Солнцем их системы ситуации Санни не хочет видеть его лицо в интимный момент, Алан поспешно проглотил и быстро переместился позади звёздного мириада.              Ласковые горячие ладони кометы растолкали в стороны худые бёдра воспитателя, мягко нажали на спину, принуждая выгнуться сильнее перед почти рычащим от возбуждения Хейлом. Украшенное плавным градиентом от голубого к розовому щупальце медленно проволоклось между створок колеоризы, будто облизнув её длинным языком, сдоило поверх тягучую струйку смазки, заставив Санни продраться по всему телу нетерпеливой дрожью, и лишь затем плавно толкнулось кончиком в пульсирующую от возбуждения колеоризу.              Сан закусил палец, глуша собственный голос, когда в полтора раза больший, чем его собственный, орган плавно вошёл в него до упора. Секс с представителем его же вида был для него в новинку, чужое щупальце, толстое, сильное, причудливо извивающееся внутри него, не шло ни в какое сравнение с самоудовлетворением, это Алан знал совершенно точно, за спиной у поскуливающего от наслаждения мириада позволяя себе широко, самодовольно улыбаться, чувствуя отзывчость чужого тела.              Пытавшийся сдерживаться солнечный мириад быстро растерял всё самообладание, когда комета взялся за него всерьёз, с каждым плавным, глубоким толчком выгибая щупальце внутри него, долгие, почти жалобные стоны Санни звучали музыкой в ушах терзающего его удовольствием Хейла. Неискушённая в ласках звёздочка восхитительно гнула спину, тискала покрывало и двигалась навстречу, отбросив ненужный стыд и сдержанность.              Постепенно толчки стали быстрее и резче, Хейл накрыл собой коротко всхлипывающего мириада, прижимая к истерзанному матрасу и фиксируя собственным телом. Влажные шлепки сплетались с тяжёлым дыханием, стонами и дрожащими всхлипами в восхитительную музыку любви, которую Алан впитывал всем своим существом, испытывая невероятное моральное удовольствие от того, что сладкой звёздочке нравится то, что он с ним вытворяет. На несчастном матрасе под ними наверняка уже была лужа из капающей со щупалец смазки, но как раз, когда Хейл спустил одну руку вниз, чтобы приласкать мириада под собой и выжать из него ещё больше сладких стонов, тело Санни тряхнуло от прошедшей по нему дрожи, щупальце Алана коротко сжало и в секунду звёздная шкурка поменяла цвет.              Короткую мысль «Ну ни хрена себе…» смыло чуть запоздалое осознание и пришедшее вместе с ним злорадство, что Мун так хотел на его щупальце, что сменил свою дневную ипостась прямо посередине процесса. Вдохновлённый этой мыслью Алан прижал трепыхнувшегося спутникового ублюдка сильнее и перехватил его за подбородок, вынуждая поднять лицо вверх.              – Ну здравствуй, лунный… ах… говнюк, – ласково промурлыкал Хейл, с удовольствием наблюдая, как поднимаются жалобно брови Муна, потому что даже внезапное перекидывание химеры не заставило его сбиться с ритма, с которым он вбивал звёздное тельце в матрас. – Хочешь меня… да?              Кусочек желанного ночного неба в его руках попытался сказать что-нибудь дерзкое в ответ, но извивающееся внутри него щупальце превратило возражения в долгие, хриплые стоны. Потонувший в жарком мареве наслаждения Мун был уже ни на что не способен, и это зрелище было настолько прекрасным, что Алан не отказал себе в удовольствии заткнуть этот пытающийся ещё что-то пролепетать рот поцелуем. Короткие, грубые поцелуи между судорожными вдохами распаляли их обоих ещё больше, Алан сорвался на тихое рычание, остервенело вбивая спутникового в матрас, прикусил кожу на шее вскрикнувшего Муна, вымещая в этих резких движениях всю свою неразделённую любовь, годами терзавшее его желание, боль и нежность к недоступной химере.              На самой грани блаженства, когда Алан готов был сорваться на хаотичные толчки, вжать спутникового в постель, спуская в него всё до последнего, непостоянный звёздный мириад перекинулся обратно, вытолкнув под него Санни, тут же звонко, жалобно вскрикнувшего, крепко сжавшись вокруг щупальца Хейла. Неожиданно захлестнувший его оргазм по ощущениям едва не отправил комету обратно во Вселенную, перед глазами натурально потемнело, Алан оглох и ослеп, чувствуя лишь пульсацию звёздной колеоризы вокруг своего конвульсивно сокращающегося щупальца.              Спустя целую вечность времени, наполненную ярким, сводящим с ума удовольствием, комета буквально рухнул на изжёванное, мокрое покрывало, каким-то чудом не подмяв под себя едва пришедшего в себя Санни. После такого бурного финала сил у обоих не осталось ни на что, последним, что запомнил Хейл, была тёплая ладошка Санни, которую он нащупал и сжал перед тем, как благополучно вырубиться до самого утра.                     Разбудило Алана подозрительное шуршание по соседству. В открывшиеся глаза ударил свет от лампы, натруженное ночью тело решительно отказывалось понимать, где находится и что вчера делало. Только подняв гудящую голову, от души выматерившись и встретившись с таким же ошалевшим взглядом Санни, комета вспомнил, что и с кем делал всю ночь, от души воплощая мечты в жизнь.              – Привет, Сан-Сан… – хрипло поприветствовал зардевшуюся до самых лучиков звёздочку Алан.              Спросить проведшего с ним ночь Глиттера, как ему спалось и не хочет ли он покувыркаться с утреца пораньше, ему не дали, над головой пронёсся ураган, голозадый солнечный мириад в мгновение ока похватал скинутые вчера вещи и, кинув на красочно уляпанного засохшей смазкой и спермой комету взгляд, полный ужаса и отвращения, рванул к двери.              – Санни! Эй, Санни, да постой!..              Громко хлопнула входная дверь, выпустив кое-как натянувшего на бегу штаны Глиттера, оставив растерянного Алана в гадком, грязном, виноватом одиночестве. Комета от души сплюнул вслед непостоянной химере и рухнул обратно на кровать, закрыв локтём устало прикрытые глаза.              – Дилдак хотя бы моют после использования, – горько посетовал Алан сам себе.