Раз в пятьсот лет

      «Мунни, вылезай!» – Сан Глиттер стоял перед толпой детишек, ждущих сказку перед дневным сном, и отчаянно пытался вытащить свою ночную половинку на работу.       «Не буду! Он смотрит!» – нервное состояние Муна, близкое к истерике, отлично чувствовалось через витальную связь и дважды множилось на собственные чувства Санни.       Потому что наглая, мерзкая, наглухо отбитая комета действительно смотрела. Неотрывно, жадно и самодовольно. С тех самых пор как они встретились на работе через день после того, как Санни позорно бежал из чужой спальни, натягивая на ходу штаны от униформы. Тогда солнечному мириаду казалось, что он прожжёт под собой пол от стыда и провалится в сувенирный магазин под детским садом. И так, по его мнению, наверняка и случилось бы, если бы Алан подошёл и заговорил с ним, а то и со свойственным ему распутным бесстыдством распустил бы сходу горячие, умелые руки, теперь уже точно зная, что и как делать с возмущённо пищащим солнышком.       Однако ничего из этого не случилось, вместо прямой бестактной атаки подлая комета выбрала тактику изнурения, в упор рассматривая краснеющего и бледнеющего воспитателя, облизывая взглядом открытые части тела, лицо, губы, шею… Иногда эти выразительные взгляды сопровождались играми со стаканчиком кофе или коктейлем из одной из игровых зон. Ловкий язык кометы облизывал краешек стаканчика, заворачивался вокруг толстой соломинки, губы обхватывали и засасывали яркий пластик знакомыми движениями, от которых почти становилось дурно, ведь Монти они так ничего и не рассказали…       Поймав косой взгляд Санни, Алан, как раз потягивающий очередной ядрёный напиток, приостановился, чтобы развязно подмигнуть солнышку, снимая кончиком языка с краешка стаканчика невидимую капельку.       «Мун, вы-ле-зай!» – предпринял ещё одну попытку достучаться до брата измождённый до предела Санни. – «Или я сам пойду к Алану и… и…»       Придумать, что именно он сделает с нервирующим их обоих Хейлом, Сан не успел, по телу прошла знакомая дрожь и день сменила ночь, а яркие золотисто-красные одежды по мириадскому волшебству перекинулись в сине-чёрные, вызвав у детей восторженный гомон.       «С тебя причитается…» – мрачно сообщил своей солнечной половинке Мун, ласково улыбаясь подползшим поближе и развесившим ушки детишкам.              Через полчаса, когда все успокаивающие леденцы были розданы, а пятая по счёту сказка про весёлых и храбрых не то мышат, не то козлят подходила к концу, Мун оглянулся на лежащих вповалку подопечных, с удовлетворением отметив, что спят абсолютно все, включая не в меру пылкого охранника. Алан часто дрых, стоя на посту и подперев щёку кулаком, убаюканный неторопливо мурлыкающим голосом Глиттера, лишний раз подтверждая исключительный профессионализм обеих половинок химеры. В моменты, когда вечно хмурое лицо охранника принимало умиротворённое выражение сладко спящего на работе мириада, его даже не хотелось кинуть в большой мусоросборник под комплексом.       Мун отвернулся от непотребно умилительного зрелища и тяжело вздохнул. Мысль пойти прибраться в раскиданных игрушках и липких от клея листах бумаги оборвалась увиденным краем глаза движением. Чёртов Хейл, секунду назад спавший за стойкой охраны, судя по всему, был настоящим исчадием Преисподней и обладал даром телепортации, абсолютно бесшумно и незаметно появившись совсем рядом с Муном.       Лунный мириад громко икнул от неожиданности и поспешно захлопнул себе рот руками, спрятавшись с торопливостью, выдающей ужас. Вытолкнутый навстречу комете Санни уже сам прижался лопатками к постройке для лазания, отступая от заметно более крупного сородича.       – Ссыкло, – негромко хмыкнул Хейл, прокомментировав побег стыдливого мириада, и тяжело опёрся на локоть над головой Санни, как всегда ненавязчиво демонстрируя, кто тут больше, лучше развит физически и не погнушается взять своё силой.       – Чего ты хочешь, То… Алан? – настоящим именем Сан назвал его лишь раз за всё время общения в Пицца-Плексе, предпочитая никак не контактировать с зачем-то прячущимся под чужой личиной старым недругом.       – Ну-у-у… – Хейл, которого все звали Боппом, сделал вид, что призадумался. – Как насчёт подсластить губки, раз уж конфетка мне не досталась?       – Алан, нет! – движение навстречу прервала уперевшаяся в грудь ладонь Санни, постаравшегося озвучить своё несогласие как можно более твёрдо и чётко.       К его удивлению, Хейл послушался, замерев на уровне медленно заливающегося краской лица Глиттера. Солнечный мириад помедлил немного и решил, что лучшего шанса объясниться не представится.       – Слушай… та ночь была ошибкой, – очевидные для него слова давались нелегко и пахли дешёвой мелодрамой, но начатое нужно было завершить. – То, что случилось… вообще не должно было быть. Ни морально, ни физически, никак. Это просто против законов природы нашей расы. Звёзды зажигаются лишь раз в жизни и лишь для одного. Мои звёзды горят для Монти и только для него…       Подняв глаза, Сан осёкся, увидев во взгляде Алана что-то, чего не видел раньше. Секундное чувство, выражение, мгновенно смахнутое ресницами, было настолько несвойственно отбитому хулигану, выросшему в бесчестного ублюдка, что Сан замер, безотчётно сжимая пальцами грубоватую ткань рубашки охранника. Во взгляде кометы были и боль, и отчаяние, и какая-то безысходная, глубокая тоска, будто он никогда и не смел надеяться на тепло своего солнышка.       Все эти чувства пропали в секунду, сменившись едким прищуром, заставившим Сана и молчаливо наблюдающего Муна напрячься.       – Раз уж твои звёзды горят для Монти, – вкрадчиво промурлыкал Хейл, наклоняясь ещё ниже, к самому лицу Санни, – то ты, несомненно, сразу же рассказал своему любимому кроку, что натворила твоя сладенькая колеориза?       Вопрос остался без ответа, но его и так прекрасно знали оба. Сан и Мун умолчали о случившемся и встретили вернувшегося с гастролей Монтгомери как ни в чём не бывало, предпочтя по-тихому мучиться от тяжёлых воспоминаний об измене вдвоём. Что, естественно, прекрасно понимал Алан по тому простому факту, что крок ещё не оторвал ему голову посреди толпы людей и рабочего дня в Пицца-Плексе.       – А я думал, у вас нет друг от друга секретов, – с наигранным удивлением поднял брови комета, беззастенчиво разглядывал пурпурное личико воспитателя с близкого расстояния, затем придвинулся ещё ближе, почти прижался губами к скрытому ушку мириада. – Но ты же не будешь против, если я расскажу ему всё-всё, до мельчайших подробностей, как старому, доброму другу детства?..       Горячее дыхание обожгло не только ухо, а, казалось, всего Сана с головы до ног. Глиттер стиснул челюсти, едва заставив себя остаться на месте, не дёрнуться в сторону, уступив мгновенно захлестнувшей тело панике. Мысль о том, что Монти мог узнать о случившемся, да ещё и не от него, а от, очевидно, готового расстаться с жизнью ради такой возможности Хейла, будто окатила его кипятком, мгновенно выстуженным до холодного пота.       – Он тебе не поверит! – Санни хотелось выкрикнуть это прямо в лицо подлой комете, но вокруг спали дети и пришлось ограничиться жалким, истеричным шёпотом.       Хейл вздохнул довольно, с наслаждением смакуя беспомощность загнанного в угол в прямом и переносном смысле мириада, прищурил красноватые глаза, с возрастом приобретшие багровый оттенок по краю радужки. Это Сан заметил только сейчас, впервые со злополучной ночи, которую помнил довольно смутно, глядя в глаза Хейлу с близкого расстояния.       – Может и так, – по-прежнему вкрадчиво промурлыкал комета, слегка наклонив голову набок, облизнул губы, расплываясь в злорадной улыбке с очаровательной ямочкой на левой щеке, – но разве он не придёт потом с этим вопросом к тебе? А ты, Санни? Или твой ссыкливый братец? Вы сможете соврать, глядя в морду своему любимому зелёному хмырю?       Санни лишь нахмурился в ответ на этот вопрос. Он точно знал, что, будучи зажатым в угол, глядя в растерянные и недоверчивые глаза Монти, не сможет отрицать собственный гнусный поступок. Не сможет солгать, что не делал то, что сделал, с самой ублюдочной и мерзкой персоной из всех, что знали они оба. Не сможет удержать жгущую язык правду. И тогда прощайте, горящие звёзды, навсегда, вынести такое могут далеко не всякие отношения, а уж отношения со вспыльчивым, но ранимым огромным аллигатором и подавно.       Пожизненного бремени осознания собственной подлости Сану было более чем достаточно, поэтому, поколебавшись, солнечный мириад потянулся за единственным козырем, который оставался у него в рукаве. Вернее, под ним. Тонкие звёздные пальчики мягко накрыли кривовато висящий на кармане рубашки бейджик с чужим именем, слегка сжали, вызвав у Хейла недовольство на лице. Комета быстро всё понял, но сдавать позиции не спешил.       – Я сохраню твой секрет, если ты сохранишь мой, – тихо сказал Сан, проведя кончиками пальцев по слегка выпуклым буквам, свидетельству чужой лжи и уязвимости. – Только так и никак иначе. Полагаю, твоя жизнь зависит от этого ещё больше, чем моя.       В глазах Алана мелькнула злость, шлейф на секунду окрасился раздражённым красным оттенком, но быстро опал, будто, вспыхнув, Хейл тут же смирился с собственным безвыходным положением. Или не мог долго злиться на солнечного мириада, которого в самом деле до сих пор не тронул и пальцем, сколько бы ни демонстрировал своё физическое превосходство.       – Ладно, ты меня уделал, – комета выдохнул носом, сбрасывая короткое напряжение, и помедлив, криво усмехнулся, осторожно накрывая дрогнувшие пальцы Санни горячей ладонью, ненавязчиво и совершенно некстати напоминая о многом, что делали эти умелые руки. – Я согласен сохранить твой маленький грязный секретик, вот только… договор надо скрепить. Понимаешь, о чём я, Сан-Сан?       Алан вновь склонился ниже, тепло выдохнул в растерянно приоткрытые губы Санни, ненавязчиво запирая со всех сторон собственным телом, создавая иллюзию живой клетки из горячего, исполненного желания кометного тела.       «Валить надо.» – хрипло каркнул изнутри Мун, но, как и Сан, не сделал попытки перехватить контроль и сбежать, пока не случилось то, о чём они оба будут сожалеть. В отличие от подло и победно улыбающегося охранника, продолжающего мурлыкать, пока перехватившая ладонь Сана рука потихоньку ползёт по яркому рукаву дальше.       – Все дети получили свои конфетки, а где моя, Санни? – Хейл облизнулся, одним пальцем поддевая острый подбородок красного до самых лучиков солнышка. – Без сладкого не уйду, так и знай… Подсласти разок, Сан-Сан, и я отстану… насовсем… ну, почти…       Последнее предложение, смутно обещавшее мир и покой на какое-то время, окончательно перевесило решение в пользу одной-единственной маленькой уступки Хейлу. Сан не сказал ничего, лишь дрогнул согласно ресницами, прикрывая глаза. Щеки солнышка горели, сердце громко стучало где-то в горле, пока он совершал вторую страшную ошибку в жизни, в этот раз будучи совершенно трезвым и в своём уме открывая губы навстречу поцелую с проклятым Аланом Хе…       – Дяденька воспитатель, а что это вы делаете?!! – звонкий детский голос выдернул обоих из удушающегося сладкого марева, мигом вернув на землю под сверлящие взгляды пятерых детишек, совершенно бодрых и откровенно разглядывающих уединившихся взрослых.       В долю секунды Сан оказался на расстоянии трёх шагов от обалдевшего от такого внимания охранника, одёрнул зачем-то униформу и скрестил руки на груди, отчаянно рдея щеками и пытаясь придать лицу уверенное и грозное выражение. Но прежде, чем воспитатель успел придумать более-менее приемлемое объяснение почти случившемуся на глазах у детей, один из карапузов гордо подбоченился.       – А я знаю, что они делают! – от уверенного тона малявки Сану вместе с прячущимся Муном стало плохо. – Моя мама делает то же самое с дяденькой из соседнего дома. Это называется «налаживание добрососедских отношений»!       От неожиданности всё ещё стоящий в ступоре Хейл расхохотался, звонко хлопнув себя по бедру ладонью.       – А пацан-то шарит! – с ехидным одобрением прокомментировал комета, в один шаг преодолевая расстояние до Санни и требовательно дёргая его за руку. – Ну что, Сан-Сан, наладим с тобой добрососедские отношения?..       Грёбанный отбитый кометный сын Алан Хейл не останавливался ни перед чем и откровенно был готов засосать красного до кончиков лучей воспитателя перед целой оравой разглядывающих в упор детей. Под внимательным взглядом пяти пар невинно лупающих глазёнок охранник прихватил пискнувшего воспитателя за мягкое место и притянул к себе, наклоняясь к возмущённо распахнутым губам.       – НЕ ПРИ ДЕТЯХ!!! – неожиданно громкий, почти басовитый рявк, который издал солнышко, казалось, собрал для себя весь тестостерон, что имелся в изящном теле мириада, и действительно остановил обалдевшую комету на полпути к желаемому.       Воспользовавшись заминкой переваривающего случившееся Хейла, Санни во второй раз вывернулся из порочных объятий и откашлялся, заливаясь краской ещё больше. Вокруг раздавались сонные голоса детей, кто-то начал реветь, испугавшись громкого звука, и им обоим резко стало не до сердечных проблем. Маленькие требовательные люди и антропоморфы повисли на взрослых, не разбирая, кто из них воспитатель, а кто вообще-то детей не любит, возиться с ними не обязан и с удовольствием надавал бы им всем по заднице.       – В другой раз, – успел шепнуть багровому до самых лучиков солнышку Хейл, с трудом таща вцепившихся в ноги ревущих засранцев к их спальным местам.              Когда именно наступит этот «другой раз», который по своей же глупости так отчётливо пообещал ему Санни, Алан не уточнил. Более того, он не стал требовать немедленного удовлетворения своих паскудных желаний ни в этот день после работы, ни в последующие, снова затаившись и действуя на нервы обоим Глиттерам в двойном же объёме. Наглая рожа охранника теперь сияла уверенностью, что никуда от него сладкое солнышко не денется и в итоге даст засосать себя в отвратной, чисто кометной манере, со слюнями, языком до мозга и прочими развратными радостями. И это выводило из себя не только давшего опрометчивое обещание Санни, но и находящегося в относительной безопасности Мунни.       «Нет, ну ты видел, как он на нас вчера пялился! Я едва не оговорился, когда читал сказку про Семерых козлят, назвав волка большим и страшным членом!» – по голосу Муна было понятно, насколько живо тот представлял то, как обоссался бы со смеху Алан, услышав такую оговорку. И как скоро она дошла бы до родителей, которые так опрометчиво оставили своих детишек денно и нощно подвергающемуся моральному сексуальному насилию воспитателю.       «Придётся привыкать. Это же Алан. Хорошо хоть дохлых птиц больше не подкидывает в рюкзак… Хотя, он же вырос. Боюсь представить, кому он сейчас сворачивает шеи…» – Санни уверенно шагал по техническим коридорам в обход сувенирного магазина, чтобы выйти к гримёркам. У них с Муном был выходной, который, увы, не совпадал с выходным крока, поэтому они решили навестить зубастого любимку прямо на рабочем месте.       Мун проворчал ещё что-то, но осёкся, потому что до нежных ушек мириада донёсся подозрительный посторонний звук. Обычно в технических коридорах было тихо, изредка проезжали роботы-охранники или ходили туда-сюда занятые работники, но никто из них не мог издавать эти странные, хрипящие, стучащие, ритмичные звуки.       Пройдя по инерции ещё пару шагов, Санни увидел отсвет на потолке за поворотом. Звуки продолжались и имели они явно интимный характер. Секундный порыв уйти и не мешать чьему-то бесстыдному, но всё-таки личному процессу, был затоптан насмерть болезненным любопытством, подстёгиваемым неясным тревожным чувством, и Санни двинулся вперёд, тихо шагая до края стены, подкрашенной нежными переливающимися отсветами.       Случайно прорвавшийся у неизвестного захлёбывающийся стон был прерван хрипом и рыком, пустившимся мурашки по спине мириада. Исполненный дурным предчувствием, Сан, пригнувшись, как можно тише перетёк из-за края стены до удачно стоящего полубоком контейнера и выглянул из-за него… Чтобы тут же нырнуть обратно, давя в горле колотящееся паникой сердце.       Солнечный мириад зажмурился, затряс головой, пытаясь выгнать из неё увиденное, забыть стоящего возле стены, уперевшись в неё руками, Алана Хейла с задранной до шеи форменной рубашкой, его выгнутую спину, низко опущенную голову и задранную задницу и мокрую кореолизу, которую жёстко, размашисто трахал… Монти. Их с Муном Монти. Трахал от души, крепко держа похрипывающего от недостатка воздуха охранника за ворот рубашки и загибая его перед собой раком, чтобы удобнее было вгонять толстый, перевитый набухшими венами член во вздрагивающего от мощных толчков мириада.       Но хуже всего были переливающиеся на открытой коже кометы звёзды. Мириады звёзд, вспыхивающих и сияющих так же ярко, как у самого Санни, беззвучно крича по всем стенам об истинных чувствах чокнутой кометы. О его боли и проклятьи на всю оставшуюся жизнь. И Монти не мог не знать, что это значит, Сан с Муном ему всё внятно объяснили. Так значит…       «Этого не может быть!» – Санни сжался в комочек за контейнером, словно пытаясь раствориться в его тени, зажал уши ладонями, чтобы не слышать красноречивые, сдавленные свидетельства неверности своего любимого крока. Эти хрипящие стоны задыхающейся от сжавшего горло воротника и страсти кометы, влажные шлепки о его мокрую от смазки задницу, тяжёлое дыхание оскалившего зубы Монти…       «Санни, успокойся! Давай подумаем трезво, это же наш Монти, он любит только нас!» – Мун, как и всегда, когда дело не касалось комет, был рассудительнее своей солнечной половины. – «А Алан тот ещё гандон. Не удивлюсь, если он и его шантажирует, если есть чем.» Голос у звёздного брата был неуверенным, словно он выдвинул первую пришедшую на ум возможность. В конце концов, они оба знали, с какой готовностью Монтгомери вляпывался в скандалы и неприятности, из-за которых Пицца-Плексу приходилось платить большие неустойки.       «Даже если так… член от шантажа не встаёт…» – тихо возразил Санни, зажмурившись от знакомого хриплого рыка, и решился подглядеть ещё раз, отчаянно, как и Мун, ища объяснение поведению крока.        На его глазах пыхтящий от напряжения Гатор переступил лапами, вынуждая комету сильнее расставить ноги, неудобно и пошло распяливаясь перед вновь наращивающим темп аллигатором. Санни было хорошо видно извивающееся под животом Хейла щупальце, срывающиеся с него вязкие капли смазки, подсвеченные ярко сияющими звёздами. Бедовая комета пронёс свою любовь через годы, как и Санни, но вряд ли встретил ту же взаимность, что и Глиттер.       Вспотевшие ладони скользнули по стене, истекающий смазкой Алан не сдержался и хрипло застонал, задрожав всем телом от напора аллигатора. На глазах у вздрогнувшей химеры Монти дёрнулся вперёд и болезненно укусил вскрикнувшего Хейла за плечо. Подглядывающему мириаду до ужаса чётко было видно вонзившиеся в нежную кожу оскаленные зубы и капли крови, упавшие на изгаженный брызгами смазки пол.       «С нами Монти такого не делает…» – ошарашенно прокомментировал Мун, наблюдая вместе с Санни за тем, как Гатор вжимает всё ещё светящегося мириада в стену до треска, исступлено двигаясь и низко порыкивая прерывающимся голосом.       Финал был быстрым, Монти замер на несколько секунд и сбился на хаотичные толчки, кончая в сжимающуюся колеоризу кометы под задыхающийся хрип Алана, чьё горло пережал натянутый сильной лапой воротник. Откончавшись и убедившись, что скребущая по впившейся в горло ткани комета не выдаст их громкими звуками, Монти нехотя выпустил жертву и отступил, тяжело вытянув мокрый, измазанный в сперме член из колеоризы кашляющей и ловящей воздух ртом кометы.       – С-с-сука… – Гатор от души сплюнул на голую спину дрожащего мириада.       Как ни странно, Алан это покорно стерпел, выпрямившись и потянувшись за сползшими до колен штанами лишь после того, как аллигатор равнодушно развернулся к нему хвостатой задницей и пошёл на выход, в сторону гримёрок. Санни же быстро юркнул обратно, в спасительную тень контейнера, защищавшего его почти с трёх сторон.       «Это не любовь. Монти его не любит.» – зачем-то подытожил увиденное Сан и снова сжался как можно более компактно, будто вернулся в детство, когда пытался спрятаться от всего мира в отцовском шкафу.       «Да он его скорее такими темпами убьёт ко всем чертям.» – активно согласился Мун и вновь неуверенно замолчал. – «Но… Монти же знает, почему горят звёзды. Мы ему объяснили и довольно подробно… Ой, только не говори, что тебе жалко этого ублюдка!»       Солнечный мириад упрямо сморгнул слёзы и отвернулся к холодной стенке. Они знали, что такое изнывать от желания, от звёздного жара, полыхающего под кожей и отчаянно просящего прикосновений одного-единственного, для которого горят все до единой звёзды. И что можно отдать за это прикосновение. Всё, что имеешь, всего себя, свою гордость, руки, ноги, саму жизнь. Даже гордого и злого Алана Хейла звёздный жар мог поставить на колени, и, Санни был уверен, поставил и отдал на растерзание отлично всё понимающему Гатору.       «Думаешь, Монти намеренно делает ему больно? Ну, не зубами?» – снова подал голос Мун, очевидно, занятый теми же мыслями.       Сан закрыл глаза, перед которыми вспыхивали сцены из увиденного только что, чужая страсть и боль, не вписывающиеся в привычную картину мира, полного взаимной любви, нежности и бесконечной бережности, с которой огромный и сильный крок относился к своему хрупкому партнёру. Ни он, ни Мун не хотели знать, что ещё делает их любимый с покорным мириадом, пользуясь его безраздельной любовью и не забывая напоминать (несомненно, заслужившему всей этой боли) комете о том, что его чувства глубоко не взаимны.       Ответить Санни не успел, с другой стороны коридора раздались уверенные лёгкие шаги, заставив его похолодеть от страха быть застуканным.       – А, Том! – радостный голос Ванессы разбил пахнущую едва заметно чужим развратом тишину и напомнил химере, что проклятый Хейл никуда не ушёл, скорее всего, всё это время приводя себя в порядок и останавливая кровь. – У тебя же вроде перерыв, что ты тут делаешь?       Зажатый в угол солнечный мириад попытался сжаться ещё сильнее, молясь о том, чтобы проходящая мимо Ванесса не заглянула за контейнер. Негромкий ответ Алана он не слышал за паническим шумом крови в ушах. Он не был готов объясняться с Хейлом в случае своего обнаружения. Ни морально, ни физически, вообще никак.       – А это разве не контейнер с полотенцами из спортзала Чики? – удивлённый голос Ванессы, казалось, низверг Санни прямиком в ад.       С деятельной девушки вполне сталось бы взяться отвезти контейнер в надлежащее ему место и попутно обнаружить за ним трусливо прячущегося воспитателя из детского садика, которого тут уж точно быть не должно. Словно в подтверждение его мыслям немедленно брякнула ручка тяжёлого контейнера, скрипнули решительно снятые с колёс тормоза, активная охранница не церемонилась с беспорядком во вверенной ей территории.       И, когда Санни готов был уже умереть от стыда или обмочиться, если стресс окажется недостаточно сильным для смерти, раздался развязный голос Хейла.       – Брось эту дрянь, Несс! Лучше пойдём выпьем по новому коктейлю из Монтигольфа! Я угощаю… – по голосу Алана было слышно, что он подмигивает замужней подруге, соблазняя её на небольшую фривольность во время дежурства.       Тормоза повторно скрипнули, к огромному облегчению Санни возвращаясь на место, он услышал тихий смешок Ванессы, поддерживавшей с «Томом» тёплые, дружеские отношения, не забывая щёлкать зашедшего слишком далеко мириада по сглаженному носу.       – Ну хорошо, только, чур, никаких влезаний без очереди! – до Санни донеслись удаляющиеся в сторону ближайшего выхода шаги.       Не утерпев, солнечный мириад поспешно выглянул из-за контейнера, повинуясь какому-то отчаянному желанию увидеть спины уходящих охранников. Алан приобнимал подругу за плечи, слушая её болтовню и выглядел совершенно нормальным, не занятым никаким прелюбодеянием в коридорах охранником, пока не обернулся прямо на ходу гибко и тихо, чтобы пошло потелепать языком между раздвинутых пальцев, глядя прямо в глаза обалдевшему Санни.       Подмигнув, комета скрылся за тяжёлой дверью, оставив химеру сидеть на холодном полу, вспоминая и понимая наконец увиденную в глазах кометы боль и безысходность.