Чернъ

Соль и Сахар: Муза

      Однажды я была на самом верху. Я была там не одна, это важно, так как я почти никогда не привожу кого-то с собой. Я сама по себе, одиночка, и тот раз я не намеревалась брать с собой кого-либо, как и в любой другой случай, но почему-то в этот раз поддалась на уловки и уговоры. Возможно, этот человек сам по себе был искусным манипулятором и ему не составило особого труда заставить меня провести его к верхушке. Для чего ему это понадобилось – осталось в тайне. Он шёл за мной не отставая, хотя я хожу быстро и зигзагами, много прыгаю и ускоряюсь в неожиданных местах. Но он шёл след в след, предугадывая каждое моё последующее движение, прежде, чем я сама его угадаю. Он был моей тенью. Мы двигались петлями, держались нетоптаными тропами, переступали с камня на камень и делали короткие перерывы на отдых, когда шагать было уже не в мочь. Конкретно мне. Потому что он, за весь наш путь, ни обронил ни единого слова. Так же, как и я. Так что я не была уверена, стеснялся ли он меня или задумывал что-то нехорошее. В любом случае, раз уж согласилась его вести, я провела его с достоинством. А когда мы пришли на место, назначенное мной во сне, он наконец заговорил.       — Спасибо, что показала мне звезду, – он улыбнулся, но улыбке его я не поверила. Так же, как и не поверила, что белоснежные зубы его настоящие.       — Я не для тебя её здесь припрятала, – огрызнулась я, – Если хочешь и дальше на неё смотреть, исполни мою просьбу.       Мы сели на старый, ржавый вагон и одновременно посмотрели на небо. Здесь была дыра в небе, в котором таилась и робко сияла единственная звезда. Ради неё мы шли три дня и три ночи. Только ради того, чтобы увидеть ее в последний раз.       — Ты увидела её во сне? – спросил меня человек.       — Я увидела её в руках ангела, что пришёл в мой сон. Он хотел, чтобы я увидела звезду в последний раз, прежде чем она угаснет навеки, – нехотя объяснила я.       Он понимающе кивнул.       — Ангелы злые создания... – прошептал он, глядя на звезду, будто бы обращаясь к ней и меня это сильно разозлило.       Я встала и накричала на него, – Это ты злой! А ангелы выбирают только избранных и дарят им звёзды. Если я захочу, ты навсегда забудешь о ней!       Человек встрепенулся и сильнее закутался в свой плед, – Извини, – пробормотал он, – Так что за просьба?       Я остыла и приняла извинения. Оглянулась на звезду и велела ей тоже простить глупца в пледе.       — Ты должен подарить воспоминания о звезде кому-то, кого очень любишь и тому, кого больше всего ненавидишь. Тогда звезда переродиться... – я не заметила как начала плакать.       Я поняла это только тогда, когда человек в пледе попытался вытереть мои слёзы. У него не было пальцев на руках, только жалкие отростки торчали из ладони, поэтому он лишь неумело и жалобно размазывал солёные слезы по моим щекам. Но мне и этого было достаточно, чтобы слёзы превратились в чистую соль. Я шмыгнула и продолжила:       — Это очень опасно, дарить кому-то свои воспоминания. Ты можешь поделиться не теми или утратить самые ценные из них. Ты уверен, что звёзды того стоят? – спросила я уверено, будучи убеждённой в том, что он откажется.       — Я уверен. Покажи, как это делать и я сделаю всё, как ты просишь, – будто в забвении произнёс он и добавил, – Муза.       Я подумала, что случайно заворожила его своим голосом, как это обычно бывает, но он всё ещё был здесь, так что это были вовсе не мои чары. Я подумала, что он сумасшедший или считает сумасшедшей меня и просто издевается.       — Хорошо... – прошептала я, пытаясь казаться совершенно спокойной и невозмутимой.       Я приблизилась к нему, убрала длинные, черные волосы, свисающие на его лицо словно грязная тряпка, погладила по расцарапанной щеке и поцеловала, нежно, чтобы не спугнуть его мысли. Чтобы он был сосредоточен лишь на мне и своих воспоминаниях. Его губы были на вкус как сахар, а мои солёные от слёз. Когда я отпрянула у меня закружилась голова и я чуть не свалилась с вагона, но он меня удержал. Он выбрал ужасное воспоминание, но я не могла его за это винить. Ему стало легче, поделись он им со мной. Раздели я его боль. Я увидела всё так и почувствовала в полной мере, будто бы это я сидела за тем столом в ту ночь, в каком-то грязном подвале и смиренно ждала. Ко мне, вернее, к нему приковылял мерзкий старик, лысый, с гнилыми зубами и языком, полным язв. Он выглядел до жути знакомым, почти как родной отец. Гниющий старикашка схватил его за запястье, крепко сжал и широко улыбнулся. Он замахнулся и по одному начал отрубать мне, точнее, ему пальцы. Один за другим, как маленькие веточки он их ломал, а потом отрубал мясницким ножом и отвратительно хлюпал, не сдерживая наслаждения внутреннего садиста. Я не смогла стерпеть этой боли и взревела, так громко, как никогда в жизни не плакала, а он обнимал меня и прижимал к себе, говорил, что ему жаль, что он поступил плохо и что слишком добра к нему. Я не могла его винить и ненавидеть за это, ведь мне тоже было ужасно жаль. За то, что оставила его там одного, а сама трусливо пряталась за стеной и боялась выстрелить. За то, что он был слишком сладок для меня, а я слишком солёна и слаба. Мне до сих пор жаль. И я надеюсь, что он оставит это воспоминание здесь, на этом старом вагоне, под вечной звездой.