Видеть: Мелек
Ощущения. Касания. Запахи. Звуки.
Память.
Боль. Голод. Страх. Ненависть.
Память.
Я помню дом, в котором я родился и в котором вырос. Он был довольно просторным, по меркам ребенка, и не очень заставленным, мебели было критично мало, но тогда мне казалось, что её напротив слишком много. Особенно хорошо я запомнил расположение комнат, сколько шагов было необходимо пройти, чтобы из одной оказаться в другой. Между некоторыми не было дверей, в них я мог спокойно проникать, но была одна комната, которую всегда запирали и не отпирали до тех пор, пока в доме не появятся построение голоса. Эти голоса доносились сверху, они громко топали и хаотично смеялись, кричали и чем-то гремели в комнате напротив ванной, а потом заходили в ту самую загадочную комнату и уже там подолгу сидели взаперти. Когда они приходили в дом меня традиционно оставляли в комнате с матрасами и табуретками, а снаружи закрывали дверь, велели не шуметь и не показываться. Не понимаю до сих пор, к чему были эти наставления, если я всё равно был заперт, а пришедшим, что запирались в другой комнате, было глубоко не до меня. Первое время я действительно соблюдал тишину и пытался себя чем-то занять, хотя из развлечений здесь можно было только чертить квадраты по периметру комнаты. Иногда я мог находиться в комнате очень долго, тогда я впервые попробовал считать дни. Прислушивался к звукам по ту сторону дома и запоминал, в какое время шум стихает, а в какое, наоборот, становилось громко. Эти звуки были довольно цикличны и повторялись практически без изменений, потому было довольно несложно составить для себя собственные часы, которым я доверяю даже сейчас. Да и у тому же времени у меня было предостаточно. Вот, к примеру я рассчитал, что в среднем я сидел в комнате от половины всего суточного цикла до двух или даже трех циклов. Особенно тяжело мне давались трехцикловые сиделки, так как после первого круга начиналась жажда и голод, а также естественные потребности, а кормить и водить на горшок меня было некому, потому что все были заняты чем-то очень громким в закрытой комнате. Когда трёхдневные циклы начали повторяться с большей периодичностью я начал свои мини-забастовки. Кидался предметами в стены, вопил изо всех сил, бился головой об дверь и скебся ногтями как кот. Иногда про меня вспоминали, а иногда нет. Дверь снаружи открывала высокая тётя с охрипшим голосом и тонкими ногами, которая за мной ухаживала, кормила печеньем, водила на горшок и купала в тазике с горячей водой, больно натирая спину чем-то шершавым. Я мог легко угадать приход тёти по одной только её лошадиной походке и неприятному запаху, который мне, собственно, довольно приглянулся спустя годы. Тётя часто хрипло кричала и бормотала что-то себе под нос. О том, что её никто не уважает, хотя она старается всем угодить, что она замечательная мать, что её проблемы возникают только из-за неудачных отношений с мужчинами, с которыми она запиралась в странной комнате. Я не понимал её тогда, потому что был слишком мал, чтобы что-то понимать, но потом я вырос и всё стало вставать на свои места. Хотя, мне и по сей день снятся странные сны с её запахом, с голосами из комнаты, с её голосом. Однажды я заметил, что могу рости в длину. Я понял этого когда обнимал уже не её ноги, а её задницу, а потом и нижнюю часть спины, что означало, что я становлюсь выше, следовательно росту. Вскоре после этого я научился более точно определять время. А затем начал воровать тетины заколки, чтобы в последующей ночёвке в запертой комнате я мог спокойно открыть защелку и выйти наружу. Я выходил в коридор, крался на носочках, прислушивался к каждому стону и крику, доносящиеся из самой дальней комнаты и к другим голосам, чтобы не попасться. Если всё проходило гладко мне доставались объедки со стола и недокуренные сигареты, которые я тут же притаскивал в своё логово. Как маленький крысеныш. У меня по сей день осталась привычка докуривать чужие сигареты и оставлять еду на потом, которая вскоре начинала гнить и вонять, напоминая мне запах тёти. Но не всегда всё проходило так гладко, временами я мог попасться тем самым гостям. Я тогда не понимал, как я мог их не услышать, но когда они меня ловили, то начинали громко ржать и толкать меня. Однажды даже умудрились наступить на меня в коридоре. Но не это было странным. Странными были их слова, которые прежде я никогда не слышал. Они смеялись и кричали «слепой», «не видящий». Они сильно удивлялись, когда я убегал от них в свою комнату и в спину до меня доносились их реплики по типу «да он хоть и не видит, но проворный, как крыса», «как он не бьётся головой об стены? Он же не видит их!» и так далее. Я не видел их, но они видели меня. Это пугало. Мой мир, состоящий из сплетения стен, коридоров и комнат сопровождаемый звуками и запахами начал потихоньку разрушаться от осознания того, что у них есть то, чего нет и не будет у меня. Глаз. Два не очень полезных органа на лице, которыми я мог плакать и которые иногда болели. Но другие могли ими видеть. Другие жили благодаря тому, что могли использовать свои глаза по назначению. Так ведь получается? Чем больше я об этом думал, тем сильнее во мне дышала острая ненависть. Сжигала меня изнутри, не желая мириться с моей неполноценностью. Я лежал на холодном матрасе, деля один ночлег с крысами и тараканами, и мечтал, пытался вообразить себе, какого это «видеть». Видеть могли не только громкие голоса гостей, но и тётя. Она постоянно ревела своими видящими глазами и спрашивала небо о причине её страданий. Я слушал и думал, как же сделать её счастливой. Отплатить за заботу. Циклы сменяли друг друга, шли дни, недели, месяцы, года. А я всё гадал и гадал, как же помочь этой несчастной зрячей тёте с длинными ногами и хриплым голосом. И однажды я понял, что мне нужно сделать. Сутки близились к затишью. В тот день я по прежнему ночевал в комнате и уже по привычке выполз в коридор, шагая совершенно беззвучно, двигаясь по стенке, хотя это было ни к чему, так как дорогу до любой комнаты я помнил наизусть. Я крался, но не от жажды, не от голода, не за сигаретами, а за ней. Я шёл, пока не упёрся в самую дальнюю дверь. Нащупал замок и открыл его заколкой, впервые оказавшись в тайной комнате. Здесь было тихо, что означало, что меня никто не видит. Но зайти вглубь я долго не решался, боялся, так как для меня это была совершенно незнакомая территория. Я встал на четвереньки и пополз по полу, медленно отрисовывая у себя в голове карту местности. Я шёл на запах, исходящий от тёти и наконец-то нашёл её ноги свисающие с кровати. Я аккуратно залез, старался ощупывать её тело очень невесомо, добираясь до самой верхней точки, там, где у меня на теле находилась голова. Я впервые потрогал её лицо и ужаснулся тому, насколько мы с ней похожи. Идентичны, как минувшие цикличности дней. Это значительно облегчало мне работу. Я потянулся к карману своей пижамы и вытащил оттуда маленький кухонный нож, который ранее я стащил с комнаты напротив ванной. Ещё раз на всякий случай ощупал поверхность её лица, а конкретно веки, под которыми прятались её проклятые глазные яблоки, так сильно портящие ей жизнь. Если она так же, как и я перестанет смотреть ими на плохие вещи, то обязательно станет жить счастливо. И тогда она будет проводить больше времени со мной, чем со злыми, мерзкими голосами. Мы будем вместе навсегда. И с этими мыслями я вонзил лезвие ножа сначала в один её глаз, а потом в другой. Я не обращал внимание на крики, на её дергающиеся конечности, попытки скинуть меня, на отвратительные вопли чужих голосов и их ужасающий страх, а лишь продолжал искоренять её главный недостаток, до тех пор, пока один из пришедших не выбросил меня на пол и не поколотил, из-за чего я потерял сознание. Спал я долго, как оказалось позже, ибо когда я проснулся, то никого уже не было. Ни тёти, ни голосов около неё. Никого. Я ощупал местность и заключил, что нахожусь по прежнему в комнате. И даже когда вышел и побродил по коридорам, то убедился, что нахожусь в доме, но теперь все комнаты были в моём распоряжении, так как никого, кроме меня здесь не было. Все ушли и даже она оставила меня. Я сел на матрас в своей комнате и стал ждать её возвращения. Она вернётся сюда. Она теперь такая же, как и я, и идти ей некуда, кроме как вернуться в родной дом. Ведь она больше не сможет видеть.