Звезды танцуют для нас

Катрина. Катрину, всю ее осознанную жизнь, преследовала по пятам ее паранойя, как любила она называть это явление. Но люди вокруг, знающие девушку (в основном это была София, глубоко верующая в такие вещи как экстрасенсорика, эзотерика и прочее, что Лукич считала бредом чистой воды, лапшой на уши недалеких людей и самым что ни есть жульничеством) утверждали что никакая это не паранойя, а шестое чувство, подсказывающее время от времени происходящие события и порой даже предостерегающие брюнетку от чего-то явно не хорошего. Хоть она и пыталась это отрицать, но стоило взглянуть правде в глаза и наконец принять тот факт, что слова Софии о шестом чувстве были не таким уж и бредом, на самом деле, и оно столько раз помогало Катрине в самых различных ситуациях. Сейчас же, брюнетку не покидало то самое ощущение, гнетущее все уголки ее души, и от которого шел неприятный холодок по телу. Она не понимала что это, не понимала природу этого чувства, не понимала, о чем пытается предупредить ее подсознание, но была совершенно уверена в том, что произошло, либо должно произойти что-то плохое. И это что-то было связано с кем-то из ее близких. Доехав до больницы, где лежал Ян, заработавший себе так удачно перелом ноги, Катрина и Боян направились в палату к своему другу, где их встретили лежащий на кровати, улыбающийся так, словно не у него сломана конечность - гитарист, причина этой самой улыбки и человек, говоривший о чем-то веселом - Юре, а также Наце. Парни прибыли сюда еще с утра и Катрина думала, что басист с барабанщиком уже успели покинуть компанию друга, а Наце так вообще, заехал за Софией в университет, которая все никак не приезжала, хоть и обещала. Около двух часов с лишним, Катрина провела в своих переживаниях, находясь в компании шумных парней, которые по видимому, не замечали ее упавшего настроения. Она знала, что София сейчас вероятнее всего в университете, помогает их педагогу с каким-то докладами и вряд ли возьмет трубку (так ее за это могут еще и поругать и задержать на еще больший промежуток времени), но Лукич все равно решилась выйти ненадолго из палаты, извинившись перед ребятами и набрать подругу. С каждым гудком и каждой секундой, что София не отвечала, волнение и тревога разливались по телу Катрины все больше и больше. Она знала, что рыжеволосая не тот человек, который будет игнорировать телефонные звонки, особенно от самой Лукич и это еще больше заставляло ее терять спокойствие. Позвонив подруге около семи-восьми раз, Катрина вошла в палату и сказала: — Ребят, мне кажется с Софией что-то стряслось. — В каком это смысле? — первым насторожился Наце, поднимаясь со своего места. — Она должна была приехать еще давно, проверка докладов не заняла бы так много времени, но ее нет. Я ей столько раз позвонила, а она трубку не берет, — объяснила брюнетка и чувствовала, как руки ее начинают трястись, а голос выходит дрожащим. — Милая, успокойся, я уверен, с ней все хорошо, — проговорил Боян, приобняв свою девушку за плечи и успокаивающе улыбнулся, правда это никак не повлияло на ситуацию. — Кстати и Криса нет, — отметил Юре, — Он как раз должен был недавно освободиться. Может София подождала его и они сейчас вместе едут и настолько разболтались по дороге, что она не услышала звонков. По лицу Наце было понятно, как ему стало неприятно от одной мысли того, что его девушка могла находиться в компании его друга и мило с ним беседовать, и да такой степени, чтобы забыть о своем телефоне. — Да, вероятно, все так и есть, София часто летает в облаках и не слышит, когда ей кто-то звонит, — нехотя согласился басист, что лишь вызвало негодование и раздражение у Катрины. Что с ним было не так? Почему он так говорил, так отнесся к серьезной ситуации, где его любимой могла грозить опасность? Катрина не верила в то, что перед ней стоял тот самый Наце, которого она знала. Добрый, заботливый, всегда думающий обо всех в первую очередь и любящий Софию до потери пульса, готовый пойти на край света ради нее, сейчас проявлял безразличие по отношению к ее подруге. — Вы в своем уме? Я говорю, что человека нет уже два часа, на звонки мои она не отвечает и что с ней может случиться что-то серьезное, а вы говорите о том, что она витает в облаках, потому что легкомысленная? Наце, какого черта? — вскипела девушка, высвобождаясь от объятий Бояна и приближаясь к Йордану, — Твоя девушка может быть в опасности, очнись черт возьми. Она бы не игнорировала звонки просто так, я знаю о чем говорю! Услышь меня, услышьте все меня! — Катрина, ты слишком сильно драматизируешь. Вот увидишь, София скоро приедет, и скорее всего в паре с Крисом, — все стоял басист на своем. Девушка чувствовала, как от испытанных эмоций к глазам подходят непрошенные слезы. Почему они не хотели понять ее, поверить ей? Почему они думали, что она бредит и успокаивали ее как какую-то ненормальную истеричку? — Я в тебе разочарована. Не говоря больше ни слова, Лукич вышла из палаты и услышав шаги позади себя, прибавила скорости убегая прочь из этой больницы. За довольно короткий промежуток времени поймав такси и указав водителю на тот адрес, где проживала София, брюнетка попутно звонила Крису, который также не спешил отвечать, словно они сговорились. В глубине души, она на это и надеялась, на то, что эти двое просто решили как пошутить над друзьями, но головой Катрина понимала, что ни Гуштин, ни Маркович не поступили бы так глупо. Исчезновение Криса действительно было странным и единственное на что Лукич могла надеяться на данный момент, это то, что парень каким-то образом тоже почувствовал, что София в опасности и тоже в поисках рыжеволосой. Спустя долгое время, когда Катрина уже подъезжала к блоку Маркович, Крис наконец взял трубку: — Рина? — голос гитариста дрожал, словно он совсем недавно плакал. — Крис, с тобой все хорошо? Ты где сейчас? Не знаешь где София, я никак не могу дозвониться до нее? — Рин, я… Девушка сошла с такси, быстро расплатившись с водителем и обратила свой взор ко входу в подъезд подруги, где стоял высокий парень со светлыми волосами, совсем не двигаясь, смотря куда-то в пустоту. Приблизившись к нему, Катрина увидела как из ясных голубых глаз парня ручьем текли слезы, а сам он выглядел как живой труп, как человек, который увидел самую ужасную картину в своей жизни, от которой не может оправиться. Брюнетка почувствовала, как больше не может сдерживать собственных слез и без слов обняла Криса. Гитарист схватился за нее, словно она была его последней надеждой на спасение, как будто отпусти он ее сейчас мир вокруг него рухнул бы. Через это объятие она почувствовала всю боль и отчаяние парня. Спустя какое-то время, Гуштин немного отстранился, взгляд его был направлен на Катрину и его больше нельзя было назвать затуманенным. Таким опечаленным и угасшим, она его еще никогда не видела и надеялась, что не увидит никогда. Вечно веселый Крис будто бы сломался. Но что могло его сломать? — Крис, я прошу тебя, скажи мне что случилось? — чуть ли не умоляла Катрина, держа крепко парня за руки и замечая, как его нижняя губа стала дрожать, как еще чуть-чуть и он вновь расплачется. — София, она… Светловолосый закрыл лицо руками, будучи не в силах сдерживать свои эмоции. Ему было слишком больно сейчас говорить, Катрина это прекрасно понимала, но она должна была узнать, что случилось с ее подругой и почему Крис в таком состоянии. Она дотронулась до его рук, медленно убирая их с лица гитариста, чей взгляд был направлен на пол. Дрожащими от страха за подругу, ладонями она обхватила его щеки и заставила вновь смотреть на нее. — Я знаю, тебе тяжело. Знаю, что это не легко, но если ты мне не скажешь, что произошло, мы не сможем помочь ей. Что с Софией? — Я нашел ее в кабинете, — собравшись силами, начал говорить Крис, — Она была там совсем одна, прижалась … прижалась к какому-то уголку и плакала, — было видно как нелегко ему давались эти слова, — Я подошел, спросил что с ней, а она стала сторониться меня, вырываться и кричать о том… о том, что она грязная. Рин, я не знаю кто это сделал, но ее… черт, это какой-то пиздец. Это урод, он… он блять изнасиловал ее. Мир Катрины рухнул в этот момент окончательно. Она перестала замечать что-либо вокруг нее, не видела того, как Крис отвернулся и со всей силой ударил ногой мусорку, полностью дав волю эмоциям. Не слышала того, как какая-то проходящая мимо бабушка кинула в их сторону недоброе слово. Все было как в тумане. Ее подругу, ее дорогую, любимую, самую лучшую на свете, самую чистую, самую добродушную девушку на свете посмели… Она даже думать не хотела о таком. Катрина жалела. Очень сильно жалела о том, что послушалась Софию и оставила ее одну в этой проклятой аудитории и ушла, не дождавшись подруги. Она знала, если бы они с Бояном остались за дверью и подождали бы Маркович, ничего этого не было бы. Ей стало не по себе от этих мыслей, от осознания того, что она виновата в случившемся , что она могла бы помочь Маркович, но не сделала того. София всегда была рядом, всегда была ей самой верной подругой, была на ее стороне, поддерживала ее и заставляла двигаться дальше, даже когда Катрина этого всего не заслуживала, но в тот миг, когда София действительно нуждалась в ней, в ее помощи, в том, чтобы она просто была рядом, Катрины не было. В глазах резко потемнело, а мир вокруг стал медленно погружаться во мрак. Ноги девушки подкосились и от встречи ее тела с холодным бетоном спасли руки Криса, крепко перехватившие ее. Парень помог присесть ей на скамейку и привел заново в чувство, не разрешая провалиться в небытие. — Рин? Рина, прошу, не отключайся. Я здесь, я рядом. — Крис, — еле выдавила из себя брюнетка, чувствуя, как слезы с новой силой подходят к горлу и душат ее, не давая возможности нормально говорить, — Что с ней сейчас? — Она дома, она потеряла сознание еще в университете и я привез ее сюда. Ее мама очень испугалась, увидев ее в таком состоянии, но сказала, что позаботится о ней, — Гуштин опустил голову, крепко сжимая ладонями свои светлые волосы, — Что мы будем делать, Рин? Как она будет? Повисло долгое молчание. В абсолютной тишине, сосредоточенно глядя в одну точку, Катрина понемногу стала приходить в себя и вернула себе способность мыслить. В ее голове пронеслись тысяча мыслей и наконец она поняла кое-что. — Я знаю кто мог это сделать.

***

Наце. С того момента, как Катрина накричала на басиста и оставила удивленных ее поведением и словами, парней в больнице и убежала неизвестно куда, прошел целый день. И похоже, Наце начинал понимать, что был абсолютно неправ, когда счел Лукич параноиком и не поверил ее словам. Весь вчерашний вечер парень провел у себя в комнате, в попытках дозвониться до Софии, телефон которой был выключен и вне зоны доступа. С Крисом и Катриной была та же ситуация, хотя здесь, они скорее всего просто напросто игнорировали его. И если он мог понять причину, по которой была обижена девушка, то вот причину такого поведения гитариста он не понимал. А еще Наце чувствовал укол совести от того, что вел себя как последний урод последние несколько дней, когда начал замечать за Крисом то, как он смотрел на его девушку, как пытался быть постоянно рядом, проявлял заботу по отношению к ней, а София была вовсе не против. Жгучая ревность, такая глупая и бессмысленная, растекающаяся по всему телу, затуманивала разум Йордана. Он не видел ничего и никого вокруг, кроме милых, все время воркующих о чем-то своем, Софии и Криса. И несмотря на все доверие к Маркович, он не мог допустить того, чтобы другой мужчина, пусть и их общий близкий друг, мог находится на подозрительно близком расстоянии, мог как-то невзначай касаться ее рук, плеч, мог обнимать ее, мог разговаривать с ней. Сейчас же, парень решил бросить все попытки дозвониться до рыжеволосой и подумал, что будет куда логичнее и надежнее поехать к ней домой, проведать ее, узнать, все ли с ней хорошо и почему до нее со вчерашнего дня невозможно дозвониться. Ему было совестно за свое не совсем адекватное поведение, за то, что он грубо обращался как с Софией последние дни, так и с Катриной вчера и подумал про себя, что как только он увидит Маркович и удостоверится в ее целостности и сохранности, то сразу же попросит прошения у брюнетки. По дороге к квартире любимой, он взял букетик небольших оранжевых роз, которые так любила София, цвет которых напоминал об огненном оттенке волос девушки. Дойдя до нужного этажа, парень немного замешкался перед входной дверью, не зная, как Маркович отреагирует на его приход, после того, как он вел себя как последний козел без особых на то причин. В любом случае, даже если, она сейчас накричит на него и швырнет цветы прямо ему в лицо, не желая больше его видеть, то он поймет ее настрой и полностью согласится с любыми оскорбительными словами в своей адрес, ибо заслужил. Набравшись смелости, Йордан все же нажал на кнопку звонка, и спустя несколько секунд, перед его взором появилась мать девушки. Только вот Анна Маркович выглядела совсем не так, какой басист привык ее видеть. Темноволосая женщина, обычно выглядящая лет на 10 моложе своих лет, будто бы резко состарилась. Лицо ее было уставшим и изнеможенным и это напрягало брюнета. — Здравствуйте, Госпожа Маркович. А София дома? Казалась, что женщина смотрит на что-то сквозь него, даже не замечая его присутствия напротив. Стеклянные карие глаза очень пугали парня, он не мог никак понять, что же произошло, что стало с матерью его любимой девушки и где, черт возьми, была София? Наце еще больше пожалел о том, что не послушался вчера Катрину, ведь все вокруг указывало на то, что с его рыжеволосой лисичкой что-то случилось. — Госпожа Маркович? Что с вами? — осторожно поинтересовался он, все еще оставаясь незамеченным, — Где София? Я могу пройти и увидеть ее, если она дома? Госпожа Маркович, пожалуйста! Не дожидаясь согласия, да и вообще какой-то либо реакции со стороны Анны, Наце, не справляясь с этим чувством нетерпения, прошел внутрь квартиры и направился в комнату Софии, в которой частенько бывал ранее. Парень отварил дверь и его взору представилась София, лежащая на кровати, свернувшись клубочком в краю, прижатая к стенке и не подающая никаких признаков жизни. Наце немедленно подлетел к ней, замечая, что опухшие и покрасневшие глаза девушки раскрыты, но нет в них более того яркого блеска, который был присущ взгляду рыжеволосой. Она смотрела в одну точку, где-то в стене, а по щекам струились беззвучные слезы, оставляя после себя следы. — Соф, милая моя, что с тобой? — тихо проговорил он, боясь спугнуть девушку, которая словно не видела его, также как и ее мать минутами раннее. Наце аккуратно, стараясь не напугать ее, дотронулся до рыжих прядей, что были совершенно спутаны. И похоже в этот момент, почувствовав касание к себе, София наконец увидела перед собой Наце. Только вот взгляд ее не говорил ни о чем хорошем, он был чуждым, принадлежащим не Маркович, а другому человеку, и был он полон страха и ненависти. Девушка резко дернулась в сторону и приподнялась на месте, принимая сидячее положение и прижимаясь спиной к стене. Йордан не понимал ничего, кроме того, что перед ним сейчас не его любимая девушка, а кто-то другой. — Милая, что с тобой? Тебе плохо? Это же я, Наце, твой молодой человек, разве ты не узнаешь меня? — попытался объяснить басист, но рыжеволосая продолжала глядеть на него глазами полными отчуждения, — Пожалуйста, заговори со мной, скажи хоть одно слово, поругай, накричи, скажи что ненавидишь. Ну же, лисенок, хоть что-то. Парень протянул руку к ней, от которой девушка шарахнулась как от огня, после чего вскочила на ноги и побежала в другой конец небольшой комнаты. — Убирайся! Уходи вон! Не хочу тебя видеть, не хочу видеть вас всех! Убирайся! — истошно закричала она, опускаясь на колени и прижимая руку к груди, стараясь унять заново нарастающую истерику, — Прошу, Наце, уходи. Ты не должен видеть меня, никто не должен, — более спокойно добавила она, задыхаясь от собственных слез. Йордан попытался приблизиться, но как только он подошел на два шага вперед, София отползла назад, не подпуская его близко к себе. От безысходности он, также как и сама Маркович, опустился на колени, а по небритой щеке потекла одинокая слеза. Он глядел на любовь всей своей жизни и не мог понять, что с ней стало за один день, пока его не было рядом, кто и что с ней сделал, что довел его бедную лисичку до такого состояния. Наце хотел помочь Софии, но не мог. Не знал как. — София, пожалуйста… — Уходи, Наце. Не став слушать ее, прекрасно понимая, что он поступает неправильно, аморально и нарушает личные границы девушки, парень в миг оказался рядом с Маркович, обхватил своими большими ладонями ее лицо и заставил смотреть на него. Вся злость девушки улетучилась, словно ее и не было никогда. Она сменилась ужасом, в самом его чистом виде. Ей было страшно. Она боялась его. София, его дорогая и любимая София, которая безоговорочно доверяла Наце, на данный момент дрожала от страха, оказавшись в его объятиях. Парень отпустил её, чувствуя себя самым последним и мерзким животным, не желая больше мучать девушку и смотря на ее потерянными глазами и сожалением спросил: — Кто это сделал с тобой, София? Она закрыла лицо руками и замотала головой, думая, что сможет отогнать все, что происходит перед ее взором, считая это видением. — Он убьет меня. Убьет, если я скажу, — разобрал Наце несколько слов, среди всхлипов и нечленораздельной речи, — Грязная, я грязная. Теперь он все понял. Больше слов ему не нужно было, дабы понять, что именно могло произойти вчерашним злополучным днем, когда он сгорал от ревности к Крису, как последний идиот, а София в этот момент больше всего нуждалась в нем, в его защите. Он не смог защитить ее, провалился. И винил в произошедшем только себя. Если бы его недалекая голова прислушалась к словам Катрины раньше, он был поехал в университет за своей девушкой и быть может предотвратил бы это страшное, ужасающее событие. Но почему? Почему судьба была так несправедлива к его Софии? В чем была виновата она, что это случилось с ней? Пока Маркович сидела на полу и продолжала плакать, не поднимая головы, боясь и стесняясь встречаться взглядами с Наце, парень положил руку ей на плечо и тихим, но дрожащим от злости голосом проговорил: — Я его убью, уничтожу и сделаю так, чтобы он пожалел о своем рождении на свет. После этих слов Наце Йордан оставил чертов букет оранжевых роз, которые больше не принесут ей никакой радости, на тумбочке около кровати девушки, и покинул квартиру Софии Маркович, выходя оттуда совершенно другим человеком. Человеком, желающим отомстить ублюдку, причинившего боль и страдания его любимой девушке. Кто бы это ни был, басист дал себе слово, что накажет его, да так, что он будет умолять Йордана убить его. Он сделает это, чего бы ему это не стоило, пусть даже после этого его самого посадят за решетку, но он сделает это. За Софию.