***
К третьей неделе сентября семестр вошел в привычную колею. Занятия уже шли полным ходом, а домашние задания не имели себе равных. Болезненное замечание Рона о том, что каждую неделю он чувствовал себя, как на С.О.В., было не так уж и далеко от истины. Гермиона взялась за него с энтузиазмом и обнаружила, что это очень нужное отвлечение, поскольку сообщения об исчезновениях (некоторые объяснимы, некоторые нет) и других действиях Пожирателей смерти становились всё более частыми и тревожными. Она читала «Пророк» за завтраком, как и все остальные, а потом старательно избегала мысли о чём-либо, чтобы не сойти с ума. А вот от кресла Ханны на Гербологии она не могла отвести взгляд. Когда профессор МакГонагалл зашла на прошлом уроке, чтобы поговорить с ней, Ханна очень побледнела. С тех пор её никто не видел, хотя быстро распространился слух, что её мать убили. По словам её соседок по комнате, все её вещи исчезли, и в ближайшее время её возвращения не ожидалось. Профессор Спраут с грустным и озабоченным выражением лица смотрела на свое свободное место, а Сьюзен Боунс выглядела несчастной. Она всё ещё переживала смерть своей тёти, Амелии, и, казалось, была напугана тем, что и её семью ждёт та же участь. Гермиона часто задумывалась о том, что она будет делать, если МакГонагалл придёт сообщить ей новости о её родителях. Станет ли она плакать на глазах у всех? Будет ли она спокойной и уравновешенной, холодно-рассудительной? Она не могла долго думать об этом, лишь пока сердце не начинало неестественно пульсировать. Как взбалмошное животное, она хотела убежать и спрятать их, спрятаться вместе с ними, что угодно, только бы они не попали в некрологи в «Пророке». Но тут же мимо проходил Гарри, криво улыбался и махал ей рукой, либо Рон случайно обливал Живоглота, отрабатывая заклинание создания воды, и весь ужас уходил на задний план. Но это пока. Последняя неделя сентября по случайному совпадению оказалась последней неделей перед полнолунием. Драко и Гермиона смотрели в серебряный котёл, отменив Пузырьковые чары, когда зелье было готово, и наблюдали, как в свете свечей булькает сливового цвета Волчий аконит. С одной стороны, зелье выглядело правильно, чем Гермиона очень гордилась, учитывая, что они не варили его уже три луны. К сожалению, они понятия не имели, что с ним делать. — Профессор Слизнорт должен был знать, что сегодня все будет готово, — разочарованно повторила Гермиона. — Ну, может, он забыл. Или ему всё равно. Почему бы нам просто не оставить его? Может быть, он сам придёт оценить его, когда мы уйдём. — Мы не можем его оставить! — вскрикнула Гермиона, потрясенная. — Чтобы Волчий аконит был эффективен, его нужно употреблять каждый день в течение недели до полнолуния. Пропуск даже одной дозы делает его бесполезным! — Люпин нуждался в нем сегодня. — Отлично! — Драко нахмурился и направился к двери. — Подожди здесь, я схожу за Слизнортом. Дверь закрылась, оставив Гермиону наедине с котлом, и она задумчиво провела зубами по губам. Мотивы Слизнорта по-прежнему оставались для нее неясными. Знал ли он, что их «проект» должен был принести пользу настоящему оборотню? Или он решил, что всё это — просто милое упражнение, выбросил его в мусорную корзину и назначил им какой-нибудь другой сложный рецепт на следующий раз? Она уже наполовину разработала план, как тайно передать его Люпину через камин, когда дверь распахнулась, впустив Драко и профессора Слизнорта в довольно нелепо выглядящем халате. «Ещё не вечер» — с досадой заметила Гермиона. Неужели он действительно сидит в своём кабинете в таком наряде и ест кристаллизованные ананасы? Но профессор Слизнорт, как оказалось, тоже не знал, что делать с зельем, и в спешке отправился на поиски профессора Снейпа. — Можешь не волноваться, Грейнджер, — весело сказал Драко с другого конца комнаты. Грейнджер опустила край рукава, который начал распускаться от её постоянного беспокойства. — Я не волнуюсь. Я просто… слежу за тем, чтобы все было сделано правильно. Вот и все. Драко скорчил гримасу, но ничего не сказал, и выражение его лица вновь стало мрачным и задумчивым, как часто бывало в последнее время. Девушка старалась не думать об этом, а вместо того размышляла о том, что со вчерашнего дня она является совершеннолетней ведьмой, и о всех вытекающих отсюда последствиях. Однако не успела она погрузиться в свои мысли, как появился профессор Снейп с серебряной колбой, отцедил зелье, и работа была закончена. Когда Гермиона вышла в коридор, сумка больно ударила её по плечу: количество книг, которые ей приходилось носить с собой, было просто запредельным. Пожалуй, стоит поискать облегчающие чары. — Пока, Драко, — позвала она, уже думая о работе с палочкой, пока шла прочь. — Увидимся через неделю. Позади послышалось шарканье. — Увидимся на следующей неделе, Грейнджер.***
Неделя без Волчьего аконита означала гораздо больше времени, проведённого за домашними заданиями с Гарри и Роном, чаем с Хагридом или прогулками по территории школы. Всегда приятно проводить больше времени на солнце, а не под землёй, даже если разговор с Гарри почти всегда сводился к стратегии игры в квиддич. Хотя он был в команде с одиннадцати лет, ему никогда не приходилось думать о чём-то другом, кроме ловли снитча, а это зависело в основном от скорости и удачи. Рон же, будучи опытным вратарём и болельщиком со стажем, имел множество мнений о том, как строить план игры. Хотя именно квиддич настроил их друг против друга, он же неизбежно и сблизил их. Гермиона с удовольствием оставила их наедине, особенно когда они попытались допросить её о том, что Малфой покинул команду Слизерина, и что это может означать для их общей стратегии. Разумеется, она не имела ни малейшего представления о причинах его ухода. Учитывая колоссальные изменения в курсовой работе, она не сомневалась, что его академическая отговорка была правдой. Невозможно было быть студентом N.E.W.T. и преданным игроком в квиддич, не жертвуя ни одним, ни другим. Это было невозможно. Каждый вечер она наблюдала за тем, как луна становится всё полнее на небе, и надеялась, что у Люпина всё хорошо. Она также интересовалась, как дела у Драко. Он стал настолько неотъемлемой частью её привычного образа жизни, что не видеть его было странно. Ее взгляд автоматически искал его во время еды и занятий. Ей стало интересно, что он думает о сложных теоремах, определяющих человеческую Трансфигурацию, и как они соотносятся с современным пониманием метаморфомагов. Ей казалось, что он всегда хорошо разбирался в Трансфигурации. Но поговорить с ним она, конечно, не могла, а он к ней не подходил. Чаще всего он выглядел кислым или рассеянным, а когда их взгляды случайно встречались, он всегда быстро отводил глаза. Даже за их общим столом на Древних Рунах он почти не обращал на неё внимания, разве что отодвигал свой учебник, когда тот задевал её место. Это была необъяснимая потеря, которую Гермиона не могла понять. Она начала отсчитывать дни до следующего лунного цикла; она скучала по их маленькой лаборатории. Она говорила себе, что это потому, что ей нравилось варить по такому сложному рецепту и спокойно заниматься домашними делами, и что так Кормаку было гораздо труднее её найти. Всего два дня, напомнила она себе, тихо патрулируя седьмой этаж. В пятницу МакГонагалл задаст эссе по Трансфигурации — может быть, Драко-ка… Она замерла. Снова шаги. Слабые, но они точно были. Пальцы надежнее обхватили палочку. Должна ли она создать Люмос? Или это отпугнёт их? Скорее всего, это была молодая студентка, вставшая с постели, возможно, пробравшаяся в общую комнату друзей. Как префект, она должна была следить за соблюдением правил Хогвартса и отправлять их спать с предупреждением, но в такие моменты ей хотелось прочесть полную лекцию. В самом деле, кому пришло в голову красться по замку ночью, когда идёт война? Осторожно, стараясь не шуметь, она поползла в направлении звука. Они идут сюда, поняла она и быстро прижалась к стене за углом, готовая схватить их, когда они повернут. — Люмос — Ха! Поймала тебя… — Ой! — Чёрт. — Грейнджер? — Что за чертово имя Мерлина… — Д-Драко? — Очевидно. Гермиона отдернула палочку от того места, где она сейчас ослепляла его. Он выглядел измученным и злым, и она была так потрясена тем, что не нашла провинившегося второкурсника, что на мгновение потеряла дар речи. — Что ты здесь делаешь? — огрызнулся он, сверкнув глазами. — Патрулирую. Что ты здесь делаешь? — Тоже, конечно, патрулирую, — усмехнулся он, как будто это было совершенно очевидно. Гермиона поборола желание съежиться от его тона. — Но сегодня Слизерин не патрулирует; по средам это делают только префекты Гриффиндора и Рейвенкло… — Ну, очевидно, ты ошибаешься. Она прищурилась на него в тени; он был так напряжен, что она практически чувствовала, как напрягается воздух вокруг него. — Ну и что? — огрызнулся он, когда она слишком долго молчала. — Вы собираетесь снять с меня баллы за то, что я выполняю свою работу? — Нет, конечно, нет… — Тогда давай за дело, Грейнджер! — Хорошо! Не глядя на него, она бодрым шагом вернулась на прежний маршрут. Он опустился на ступеньку рядом с ней, стиснув челюсти и кулаки. Один из немногих портретов, все еще бодрствующих, бросил на него взгляд, и Гермиона была очень рада, что Драко этого не заметил. Она не знала, где именно он должен был патрулировать, но он оставался рядом с ней ещё несколько минут. Как раз в тот момент, когда она собиралась свернуть с дороги, чтобы посмотреть, не последует ли он за ней, он резко спросил: — Ты всегда патрулируешь седьмой этаж по средам? — Нет. — Она посмотрела на него: он стал менее жестким, но что-то в его глазах ей не понравилось. — Гриффиндорское расписание не очень последовательное. — Но ты всегда патрулируешь эту часть замка? — Это был не вопрос, а требование. — Нет. Как я уже сказала, это непостоянно. А мой график — тем более, поскольку половину времени, которое я должна патрулировать, я провожу в лаборатории с тобой. Она задержала дыхание ещё на семнадцать шагов, сдерживая своё разочарование, прежде чем совершить какой-нибудь неудачный поступок, например, разбудить весь замок, накричав на него за его отчуждённость и беспокойство. — Почему ты хочешь знать? Разве Слизерин не… — Я не хочу. Я не хочу знать. Это не имеет значения. Спокойной ночи, Грейнджер. И он развернулся на месте и устремился в противоположном направлении, исчезая в тени.