«Тяжелые створки ворот давно на замок закрыты... луна в морозную ночь!» — Такараи Кикаку
Когда Чан Гэн освободился из паутины липкого кошмарного сна в первый раз, он даже не нашёл в себе сил разлепить веки. Будто кто-то залил их свинцом. Его сознание всё время так и норовило куда-то уплыть, поэтому мыслей в голове не было совсем, но остались ощущения. И слух. Юноша, несмотря на ломуту во всём теле и особенно в плече, ощущал тепло чего-то тяжёлого и пушистого в районе живота. В носу стоял запах сухой хвои и лекарственных отваров. Где-то рядом весело потрескивал костёр, стараясь заглушить стенания вьюги за окном, от которых на душе становилось так отвратительно липко и пусто. — Всё хорошо. Да, сейчас всё в хорошо. Усталость навалилась на Чан Гэна как огромный снежный ком и он немедленно провалился в такой редкий сон без призраков и кошмаров.***
Когда Чан Гэн проснулся во второй раз, то веки были по прежнему тяжелы, а тело, особенно плечо, ломило. Вьюга всё также тоскливо завывала за окном, запах хвои и трав никуда не исчез, но приятной пушистой тяжести в районе живота больше не ощущалось. Просто было тепло и мягко. Чан Гэн, без этой тяжести, неожиданно почувствовал себя преданным. Юноша совершенно ясно осознал, что жив и что находится в чьём-то теплом гостепреимном доме. Вспомнить как и почему Чан Гэн оказался в этом доме не мог, не хотел. Воспаленному сознанию казалось, что если сейчас он вспомнит, то снова провалится в пучину кошмаров и отчаяния, которая грызла его при свете солнце и при бледном слиянии луны. Чан Гэн подумает об этом снова потом. Юноша снова было провалился в благословений сон, как его покой нарушил испуганный вскрик: — ТЫ СОШЁЛ С УМА! — Не забывайся, Шэнь И, — Чан Гэну этот голос был как будто знаком: удивительно спокойный, с рычашими нотками. Он не кричал, не угрожал, лишь предупреждал и в предупреждении этом скрылся такой холод, такая сталь, что Чан Гэн, несмотря на окутывающее его тепло, поежился. — Если кто и забылся в этом доме и в этом поселении вообще, так это ты! — первый рассерженный голос, в котором угадывались звуки паники, принадлежал некому Шэнь И. Он продолжал отчитывать, но явно тише и с большой обидной, к которой примешивалась паника. Послышался громкий, усталый вздох. — Ну да, я знал, что так будет. — Нет, ты забыл! — с нажимом настаивал голос некого Шэнь И. — Если бы ты знал, если бы ты помнил, ты ни за что бы не поступил так, как ты поступил! Ты бы не притащил помеченного тобой же человека к нам в стаю, к детям, в конце концов. Неужели тебе настолько?.. — Мне не всё равно и ты это прекрасно знаешь, — спокойно продолжил второй голос и звучал он слишком серьёзно. Даже его обеспокоенный собеседник замолчал. Значит обычно серьёзен этот человек бывает не так уж и часто. — Ты сам твердишь, что у меня почти не остаётся времени и мне нужно потомство, а все наши омеги либо меченные, либо годятся мне в дети... Чан Гэн невольно посочувствовал. Наверняка жить во всеобщем семейном счастье, такого же счастья не имея, то ещё испытание. К тому же, дни бедняги видимо сочтены. — Учитывая то, что ты не спешил с выбором пары, в этом нет ничего удивительного, — саркастично прошипел Шэнь И. Чан Гэн был готов поспорить, что он закатил глаза. — У меня не было выбора, — невозмутимо продолжил второй. — Нашей стае необходима новая кровь, по крайней мере, роду Гу так точно. Этот юноша может дать мне здоровое потомство ты же видишь. — Здоровое потомство говоришь? Надо же... Вот только тебе, как и мне, прекрасно известно, что людские мужчины, это вовсе не то же самое, что мужчины-омеги! Чан Гэн мысленно согласился. Ещё не родилось юноши, способного выносить ребёнка. — Ох, вот как... Но кто знает? Вдруг, я окажусь очень плодовитым, а? — беспечено отозвался мужчина. — Это серьёзный вопросы, ты!.. У Чан Гэна более не было сил слушать дальнейшие странные препирательсива, несомненно, хороших товарищей. Он ни слова не понимал из того, что они говорили. Чан Гэн приложил усилия, чтобы перевернуться на бок и снова крепко уснул. Кошмаров не было, ему снился лишь одиноко сидящий на занесённой снегом лесной поляне волк, с необыкновенно печальными глазами.***
На третье пробуждение Чан Гэн сумел разлепить веки. В глаза как будто насыпали песка и всё виделось ему словно сквозь тончающую серую газовую вуаль, которую по неосторожности обронила на него какая-то юная госпожа на празднике. В нос ударил едкий очень смутно знакомый запах целебных трав, вперемешку с хвоей и дымом. Чан Гэн вдохнул этот запах поглубже и принялся внимательно разглядывать самый обыкновенный деревянный потолок, по которому не спеша прохаживался крупный белый паук. Юноша поморщился. Голову начали разрезать на порционные куски острые лезвия воспоминаний. Эти воспоминания, словно надоедливые мухи, не хотели никуда деваться и уж тем более, вспоминаться потом. Они кружили вокруг него и как бы Чан Гэн не отбивался, упрямо возвращались, продолжали жужжать, выметая из тёмных закутков души на поверхность сердца чувство вины и страха. Невольно возникло ощущение, что ледяные руки матери продолжали сжимать его горло, а её испачканный в крови рот нашептывать страшные слова проклятия. Он сжал руками тёплое одеяло и болезненно застонал. Чан Гэн помнил, как в животном страхе, в погоне за собственной смертью, он удрал из Яньхуэй и почти без остановки бежал по ночному зимнему лесу, утопая по колено в сугробах, раздирая кожу о ветки деревьев в кровь. Вспомнил далёкие голоса и ту отчаянную надежду, которую вдохнула последние силы, когда юноша лежал на холодном снегу, обжигая кожу. А потом вспомнил хруст снега и веток под тяжёлыми лапами, рычащий голос, черную шерсть и персиковый глаза с зелёным волчьим отливом и совершенно не волчьим взглядом. Это казалось бредом воспаленного холодом и близкой смертью сознания. Положим, может быть подошёл какой-нибудь волк - волки в лесу это совершено нормально - но кто-то вырвал его из лап зверя и принёс к себе. Если бы Чан Гэн знал, что в лесу живут такие неравнодушные люди он давно бы сбежал. — Проснулся? — Голос был равнодушным и тихим с лёгкой хрипотцой. Молодая женщина, склонившаяся над ним, была одета во всё траурно-белое, а лицо её напоминало каменную маску, наполненную безразличием ко всему, что было и будет происходить вокруг неё. Чан Гэн поморщился: — А кто вы? — Чэнь Цинсюй - местный лекарь. — Где я нахожусь? — Чан Гэн и сам понимал, что это слишком расплывчатый и глупый вопрос и уже ругал себя за то, что успел задать его. — Вы находитесь в безопасности, — равнодушно пожала плечами женщина. Ни один мускул не дрогнул на её лице, рот говорил словно сам по себе,отдельно от всего лица. — Это пока всё, что вам стоит знать. Не забивайте голову. Чан Гэн кивнул, в знак того, что понял её. В следующую секунду маленькие огрубевшие от работы руки поднесли взякий напиток к его рту. Чан Гэну пришлось выпить отвратительную бурду медленно, большими глотками. Юноша постепенно провалился в исцеляющее, но такое холодное и пустое ничего.***
Чан Гэн нехотя раскрыл глаза и огляделся. Беленые стены небольшой полупустой комнаты, освещало тусклое пламя свечи. Комната выглядела одиноко, обиженно и покинуто. За окном в ночи раненым зверем стонала вьюга, нагоняя на душу невыносимую тоску. Вместе с вьюгой стонал и разум Чан Гэна. "Что со мной будет?" Теперь когда мысли его не плавали в туманном озере боли и усталости, а приобрели форму и даже вошли в некоторое русло, то Чан Гэн снова испугался и испытал потребность тут же подскочить, броситься куда глаза глядят, но это было так глупо, так бессмысленно, что Чан Гэн быстро отмел от себя это малодушное желание, как, например, ребёнок отряхает с одежды противные травники, которые прилипли, когда он беззаботно валялся на лужайке в саду. Чан Гэн мысленно вздохнул и вдруг замер, от промелькнувшей в углу женской тени. Он сглотнул и крепко сжал руками пушистый мех, укрывавший его в эту холодную зимнюю ночь вместо одеяла. Чан Гэн вцепился в него, как в спасательную тростинку и немедленно захотел провалится в сон. Юноша зажмурил глаза и повернулся, мазнув сухими губами словно по теплом шелку. Его обняли крепче и Чан Гэн выдохнул. Он не один, с ним рядом есть кто-то, кто так просто не отпустит в костлявые руки матери. По крайней мере, эти объятия Чан Гэну хотелось расценивать так. Объятия. Чан Гэн распахнул свои глаза и встретился с сонным взглядом персиковых глаз и губами, успевшими искривиться в ироничной улыбке. Вряд ли Чан Гэн, хотя бы раз в своей жизни, видел человека прекраснее мужчины, что совершено обнажённый сейчас лежал с ним в одной постели, поигрываясь с волнистой прядью чангэновых волос. — Моя пара - любитель поспать? — незнакомец, кокетливо перекинул себе за спину водопад прямых чёрных волос и его глаза весело блеснули зелёной вспышкой. Большой и кровожадный чёрный волк не был плодом воспаленного воображения. В человеческом облике этот волк выглядел, будто снизошедший с небес небожитель.