Moi, je voudrais tout oublier, Toutes tes histoires et faire la fête! Ce soir je veux me déchirer Avant que ton disque s’arrête J’ai envie de toukassé, toukassé, toukassé! Shanguy — Toukassé.
В лаборатории сегодня было шумно: прибыло новое оборудование, и комнаты были наполнены шуршащими звуками коробок и шагов. Мори таскал оборудование, пока Коё показывала, куда лучше его поставить. — Может быть, я помогу тебе? — в который раз предложила она, когда Огай поставил коробку у входа, немного отдыхая. — Даже не вздумай, — отрезал он. — Я вполне справлюсь сам. — Из нас двоих альфа я! — надулась Озаки. Мори узнал её фамилию через неделю после их знакомства, однако редко называл её так. Они были слишком близки, чтобы обращаться друг к другу по фамилии, пусть даже это и было много где принято. — Их нас двоих я мужчина, — Огай поднял палец вверх, улыбнувшись Коё. — А это первичный пол! Учи биологию, Коё-тян! — Чья бы птичка чирикала! — фыркнула девушка, скрестив руки на груди. — Кто мне сегодня жаловался, что контрольная была слишком сложная? — Ну, я уж так… Гипертрофированно… — Мори помахал рукой, как бы говоря, что это было совершенно незначительное замечание и что не стоит обращать на него внимания. — На самом деле контрольная, конечно, была легче некуда! — Да-да, так я и поверила! — хмыкнула Коё. Огай в ответ рассмеялся и снова поднял коробку, собираясь тащить её дальше. Девушка поспешила вперёд него, открывая ему дверь в следующую комнату и ища место, куда поставить часть оборудования. Комната заметно изменилась. С их появлением лаборатория будто ожила. Появилось множество разных приспособлений для изготовления образцов препарата, с которыми затем проводились эксперименты, практически все стены стали занимать шкафы с разными измерительными приборами и химикатами. Посреди комнаты стояло три стола — три рабочих места для каждого из участников проекта, и все столы были завалены многочисленными предметами, необходимыми для опытов. На столе Мин-сенсея стояли пробирки с несколькими вариантами препарата. Они были пронумерованы, и рядом с каждым лежали запечатанные шприцы. Возле стола была небольшая тумбочка, куда обычно они ставили клетки с животными для опытов. В общем, это был стол финальной стадии, когда препараты уже проверялись. Столы Коё и Огая были практически одинаковые. Заваленные химикатами, заготовками для препаратов, колбами — использованными и чистыми — и многочисленными приборами для работы. Столы располагались друг напротив друга, и часто Коё и Огай ходили друг к другу «в гости», чтобы посмотреть, как улучшить формулу. Пока они ещё только пытались её вывести. Опыты раз за разом проваливались, но никто из них даже не думал сдаваться. Слишком сильна была их ненависть к собственной сущности. Поставив коробку возле одного из шкафов, Мори выпрямился и театрально оттёр пот рукой. Коё взглянула на него и закатила глаза. — Королева драмы, Огай! — фыркнула она. — А вот! Цени меня: я тебе такие тяжёлые коробки принёс! — пошутил в ответ Мори. Девушка только покачала головой, потом подошла к нему и легко обняла его. Огай на миг застыл: он не привык к таким близким контактам с людьми. Но с Коё всё было иначе, и через мгновение Мори уже ответил на её объятия, ласково погладив её по голове. Рыжие пряди сияли в свете люминесцентных ламп. — Я ценю тебя, Огай, — шепнула Коё. — Правда ценю. Ты самый лучший. Огай лишь мягко улыбнулся. Альфа — вторичный пол. Сама Коё была очень нежной и любящей девушкой, и ей были свойственны такие порывы. Правда, только с ним. Огай ни разу не видел в школе, чтобы девушка обнимала хотя бы своих подруг — что уж говорить про парней. Должно быть, он действительно был особенным для неё. — Ну что за нежности! — воскликнул он, чтобы не показывать своего смущения. — Ну, всё-всё! Я тоже люблю тебя, милая Коу! Девушка тихо рассмеялась и отстранилась. Розовые глаза взглянули на Мори с такой нежностью, что у него сердце защемило. — Иногда нам всем надо услышать подобные слова, — легко сказала Коё. — Не стоит смущаться своих желаний. Мори не смог сдержать смешка. Только эта девушка могла вот так ловко обыграть его словами — а он и рад был ей проигрывать! — Ладно, пойдём лучше работать. А то Мин-сенсей опять будет ругаться, что мы бездельничаем! — он махнул рукой, направляясь в сторону своего стола. Коё согласно кивнула, тоже занимая своё рабочее место. Перед тем, как приступить к экспериментам, Огай взглянул на часы. Время было полседьмого. Нацумэ-сенсей сегодня сжалился и отпустил его аж до девяти, так что время поработать и поболтать с Коё ещё было. Мори взял колбу с препаратом и стал размышлять, что лучше добавить в формулу. — Огай, ты слышал сегодняшние новости? — вдруг как-то осторожно спросила девушка. Она занималась уборкой своего стола, чтобы было где развернуться. — Ты про закон? — Огай бросил на неё короткий взгляд. — Угу. Огай, мне… мне жаль, — Коё печально посмотрела на него. — Ну, я всё равно не собирался становиться лётчиком! — хмыкнул Мори, стараясь не показывать, как ему неприятно вспоминать об этом. Безусловно, он слышал о том, что так взбудоражило общественность сегодня. С утра шли яростные дискуссии на всех теле- и радиостанциях и каналах. Сам Огай узнал об этом от одноклассников — и до сих пор помнил этот момент, потому что дальше последовал настоящий ужас. «Мори открыл телефон и глянул сообщения от одноклассников в группе. Некоторые девочки обсуждали приезд известного айдола в Йокогаму, другие одноклассники писали о предстоящих контрольных. В общем, флудили, как обычно. Огай бегло просмотрел переписку, потом отложил телефон и занялся просмотром собственных заметок по биологии. Тихий кашель вырвал его из размышлений. Подняв голову, Мори увидел перед собой своего одноклассника-альфу. Тот смотрел на него с лёгкой улыбкой. — Кхм, Мори-кун, слушай… — Ого! Видели новости?! Огай на секунду отвернулся от говорившего одноклассника и взглянул в сторону другой группы. Один из говоривших тыкал в телефон, что-то показывая остальным. — Пополнение списка запрещённых профессий! Омегам теперь нельзя работать лётчиками, космонавтами и грузчиками. — А почему? — одноклассник-альфа подался вперёд, пытаясь рассмотреть что-то в телефоне друга. — Написано: «Чтобы защитить репродуктивное здоровье», — прочёл первый. — А что это такое, кто-нибудь знает? — Ты согласен? — А? Мори повернулся обратно к своему непрошеному собеседнику. Альфа недовольно выдохнул и скрестил руки на груди. — Ты меня не слушал, да? «А должен был?» — хотел было ответить Огай, но почему-то не сказал. Взгляд сам собой метнулся к двери. Она была открыта, до неё было рукой подать. Всё в порядке. Всё должно быть в порядке. — Не хочешь сегодня сходить после уроков куда-нибудь? — выпалил альфа. — Мы могли бы зайти в пиццерию, которая возле школы открылась. Кто-то вошёл в комнату и захлопнул дверь. Мори вздрогнул, уставившись на выход. Его больше не было. Он опять заперт в классе наедине с альфами, и никто не поможет ему, никто не спасёт, никто не будет рядом с ним, с омегой… Никого, никого. Совсем нет никого, кто мог бы помочь ему найти выход из этого класса. Он опять заперт и будет навечно здесь заперт. Опять, опять… — Нет, — выдавил Огай. — Слушай, мне надо… Он не договорил, просто вскочил из-за стола и кинулся к выходу. Вслед ему донёсся разговор тех нескольких альф, которые обсуждали новости: — А! Репродуктивное здоровье — это способность рожать! Короче, им нельзя перегружаться, чтоб они рожать могли! Огай вылетел из класса, едва не сбив свою одноклассницу — благо, она успела отскочить в сторону. Не обратив на неё внимания, Мори кинулся дальше по коридору. Дальше, дальше, ещё дальше! Подальше от альф и омег, подальше от людей! Он задыхается, он больше не может здесь быть! Огай вылетел во внутренний двор и остановился, вдыхая свежий воздух. В нос ударили запахи распустившихся почек на деревьях и сырой земли — недавно прошёл дождь. Мори остановился на крыльце, жадно вдыхая свежий воздух и стараясь избавиться от всех мыслей в голове. Просто очистить сознание, не дать ему засосать себя в глубокое болото страха и ужаса. Он не был заперт в классе. Вот сейчас он смог свободно убежать оттуда, и всё в порядке. С ним всё в порядке. Никто не тронул его, никто не смог причинить ему вред. Альф рядом нет. Даже омег рядом нет. Совсем никого, он один, а значит, в безопасности. Всё хорошо. Всё должно быть хорошо. Мори ещё раз жадно вдохнул и ощутил, как голова начинает кружиться. Адреналин, подскочивший в крови после тех ужасных слов альфы, начал уходить, и тело накрыла страшная слабость. Огай с трудом добрался до лавочки и практически упал на неё. Откинувшись на спинку, он уставился в синее небо, продолжая дышать. Всё хорошо. Он смог убежать. Ему никто не причинил вреда. Никто даже пальцем не тронул его. Он смог уйти тогда, когда захотел. Всё хорошо. Мори поставил локти на колени и уткнулся лицом в ладони. Дрожь прошибла тело, и у него не было сил останавливать её. Глаза загорелись от слёз, а в горле встал комок — на этот раз не страха, а дичайшего сожаления. И стыда. Конечно, стыда. Ведь несмотря на то, что он всё же смог убежать сейчас, тогда он не смог. Тогда его телом воспользовались, тогда он был абсолютно беспомощен, тогда его просто взяли, не спрашивая его разрешения. Потому что он был омегой, которая нужна только для того, чтобы её трахать. И он до сих пор был заперт в том классе. В классе, из которого нет выхода…» Коё пришлось позвать его несколько раз, прежде чем он смог вынырнуть из своих мыслей. Вздрогнув, Мори обернулся к ней и, виновато улыбнувшись, спросил: — Что такое, Коу? Иногда он называл её так — ласковое прозвище, придуманное им самим. Поначалу Коё старательно делала вид, что ей не нравится, но потом привыкла и даже начала пытаться придумать что-то с его именем. Безрезультатно, впрочем: его имя никак не сокращалось и не переделывалось. — Ты уплыл в свои мысли! — Коё сердито тыкнула тонким пальцем в его грудь. — Excuse-moi, mon petit renard, — мягко проговорил Мори, ловя её руку и слегка поглаживая тыльную сторону большим пальцем. — Très bien, — с сарказмом сказала девушка. — Mais maintenant on doit décider: что будем добавлять в формулу? Они вместе учили французский: Мори начал с подачи Коё и был благодарен ей за то, что она подтолкнула его к изучению этого языка. В отличии от японского, французский был гладкий, приятный, похожий на какую-то вкусную конфету. Поначалу Огаю было трудно говорить, поскольку половина букв в словах в принципе не произносилась, однако благодаря бесконечным разговорам с Коё он вскоре подтянул своё произношение и смог болтать с подругой обо всём. — Je ne sais pas, — вздохнул Огай, глядя на листок, который держала девушка. — Мы уже всё перепробовали, но пока ещё ничего не сработало. — Нет, помнишь, препарат номер двадцать шесть работал, — возразила Коё. — Правда, мышь потом лопнула, но пять минут она продержалась. — Ага, это то, что нам нужно! — хмыкнул Мори. — Опять бездельничаете? — услышали они старческий голос со стороны входа. Повернувшись, они увидели учителя Мина. Тот был одет в своё обычное красное кимоно, которое всегда носил в этой лаборатории, а на его лице играла добрая улыбка, из-за которой глаза почти прятались в морщинках. Учитель прошёл к своему столу, начиная что-то искать в ящиках. — Мы не бездельничаем! — возмутился Мори. — Мы пытаемся придумать, что можно добавить, чтобы препарат прекратил взрываться! — А мне кажется, вы опять болтаете на своём французском, — проворчал Мин-сенсей, по-прежнему улыбаясь. — Ну, если только немного, — Коё покаянно склонила голову, однако Огай видел, что в её глазах нет ни капли раскаяния. Он смог только улыбнуться. За эти годы учитель Мин стал им обоим настоящим наставником, одним из самых близких людей. С ним они делились своими горестями и радостями, с ним они проводили время, пытаясь найти решение главной проблемы своей жизни. Учитель направлял их и помогал им, старался сам тоже участвовать в эксперименте, однако ему много времени приходилось проводить в других местах. В каких — никто из них не знал и не спрашивал. Огай и Коё давно поняли, что их наставник — не просто учитель в школе, иначе он не смог бы позволить себе такую лабораторию и такие эксперименты. А однажды они убедились в этом. Когда на них напала какая-то банда. Дело было вечером, они уже собирались идти домой, но в этот момент несколько человек ворвались в здание и открыли по ним огонь. Они с учителем скрылись в дальней комнате, и там Мин-сенсей впервые показал им оружие. Сразу же дал в руки настоящие пистолеты, быстро научил, что и как нажимать, чтобы выстрелить. А потом им пришлось отстреливаться от врагов. Ту схватку они выиграли — благо, противников оказалось не слишком много. Однако с тех пор наставник стал обучать их не только биологии, но и борьбе со стрельбой. А они убедились, что учитель Мин явно не тот, за кого выдаёт себя в школе. Впрочем, несмотря на это, Мори всё равно уважал этого человека и даже любил, если можно так сказать. Ему он впервые открыл, что отныне навечно заперт в классе, из которого нет выхода. «В коридоре было шумно, потому что началась перемена. Мори вышел из класса и отправился на следующий урок. Закинув сумку на плечо, он шёл, глядя в окно. Наконец ему сделалось хорошо и спокойно. Одноклассникам надоело обсуждать его попытку самоубийства и его возвращение в школу, никто не доставал его бесконечными вопросами и разговорами. Даже девочки наконец перестали смотреть на него с жалостью и состраданием, а учителя в принципе не обратили на его возвращение внимания, сразу же загрузив домашними работами и контрольными. В общем, всё наконец начинало становиться привычным и знакомым. Жизнь налаживалась. Он шёл по коридору, когда внезапно уловил резкий запах альфы позади себя. В груди стало некомфортно и как-то тесно: он словно не мог вздохнуть как следует. Огай обернулся, и в этот момент одноклассник-альфа налетел на него. У Мори прервалось дыхание. Он попытался вдохнуть ещё раз, но не смог. Воздух больше не проникал в лёгкие, и кровь вдруг забилась в голове, будто пытаясь вырваться на волю. Гул в ушах перекрыл шум спешащих вокруг него людей, и Огай понял, что он больше ничего не слышит, кроме ужасного биения собственного сердца. Он огляделся. Вокруг было много людей. Слишком много людей. Они все толпились вокруг него, и все смотрели на него, смотрели, смотрели, смотрели, смотрели, смотрели, смотрели, смотрели. Невыносимо. Надо убежать. Надо найти выход. Но где он? Где выход из этой комнаты? Его не было. Опять не было. Никакой двери, никакого окна. Он заперт в этом помещении, а тут альфы, слишком много альф, которые могут схватить его и снова взять, снова ворваться в его тело, снова изнасиловать его, потому что им можно, они же альфы. И нет, снова нет никакого выхода. Он никуда не убежит и ничего не сможет сделать, ничего, ничего, совсем ничего… Огай сам не понял, как сорвался с места и побежал. Он бежал, расталкивая людей и не слушая их возмущения. Бежал так, что чуть не потерял сумку, а потом рукавом зацепился за что-то и порвал его. Мори не обратил на это внимания. Он промчался весь путь так, словно за ним кто-то гнался. В кабинете Мина-сенсея было много народу — у него тоже был урок. Сам учитель сидел за столом и спокойно готовился к презентации. Мори ворвался в кабинет, и все голоса разом смолкли. Школьники-младшеклассники уставились на него, но он не обратил на это внимания. Едва затормозив перед столом учителя, Огай опёрся о него и тихо выдохнул. — Мин-сенсей… — Здравствуй, Мори-кун, — кивнул Мин-сенсей, смотря на него своими спокойными глазами. — Что-то произошло? — Да, там… — он сглотнул. Дышать было нечем. Он не мог вдохнуть. В этом классе не было воздуха. Совсем. Ни капли воздуха. — Вас химик зовёт… Учитель, как и всегда, спокойно кивнул и поднялся, тяжело дыша. Он дышит. Для него есть воздух. Почему для Мори его нет?.. — Химик может и подождать, от него не убудет, — ворчливо сказал он. — Пойдём, Мори-кун, у меня к тебе серьёзный разговор. Огай попытался сделать шаг, но не смог. Мин-сенсей посмотрел на него, потом схватил повыше локтя и потащил за собой. Весь класс таращился на него, и Мори мельком успел заметить, что Коё тут нет. К лучшему. Она не должна видеть его в таком позорном состоянии. — Возьми себя в руки, — услышал он шипение Мина-сенсея. Учитель грубовато встряхнул его своей худощавой рукой. — Или мне придётся отвести тебя в медпункт. Мори кивнул и вдруг понял, что может дышать. Он последовал за Мином-сенсеем, постепенно приходя в себя. Жёсткие старческие пальцы впивались ему в руку, но Огай не жаловался: это позволяло ему чувствовать себя живым и способным дышать. Дверь в лаборантскую Мина-сенсея закрылась с мягким хлопком. Учитель усадил Мори на стул, а сам подошёл к столу с чайником и проверил его температуру. Огай поставил портфель рядом со стулом и постарался успокоиться. Он в порядке. Его никто не тронул. Тот альфа не хотел его насиловать, он просто случайно налетел на него в толпе. Потом извинился и убежал. Всё в порядке. Огай закрыл глаза, стискивая зубы от досады и злобы на самого себя. Его охватила паническая атака при прикосновении альфы. Что дальше? Истерика при виде альфы? — Сам-то видишь, как выглядишь? — услышал он голос Мина-сенсея. Тот поставил чашки на стол и начал наливать им зелёный чай. — Вижу, — фыркнул Огай. Как будто его собственной вины недостаточно. Мин-сенсей явно решил прочитать ему лекцию. — С этим надо что-то делать, — учитель поставил чашку перед ним и посмотрел на него сверху вниз. — Без вас знаю, — огрызнулся Мори. — Следи за тоном, мальчик, — жёстко сказал Мин-сенсей. — Для начала расскажи уже кому-нибудь, что случилось тогда. Огай хотел было огрызнуться ещё раз, но строгий тон учителя заставил его прикусить язык. Он молча взял чашку и отпил тёплого чаю. Взгляд чёрных глаз прожигал его, Мори чувствовал это, однако сдаваться пока не хотел. — Спасибо за чай, — коротко сказал он. Мин-сенсей тяжело вздохнул, потом опустился на соседний стул и тоже сделал глоток. Мори буквально ощутил, как изменилось его настроение. — Пожалуйста, — так же коротко ответил он. Вина опять накрыла с головой, и Огай отвернулся, чтобы не встречаться глазами с учителем. Но неожиданно старческая рука легла на его голову и мягко погладила его по волосам. И хотя Мори знал, что его учитель альфа, он не почувствовал никакого беспокойства. Напротив, умиротворение поселилось в его груди — кажется, впервые после его попытки самоубийства…» С тех пор Мори часто приходил к учителю, когда ему становилось плохо или когда он чувствовал приближающуюся панику. Постепенно за чаем они начали разговаривать — сначала о каких-то незначительных вещах, а потом уже о более важных. И однажды Огай смог рассказать учителю о том, что произошло в том классе. Рассказал всё: как всё случилось, как вели себя те альфы, как они выглядели и прочее. Но это не помогло ему найти выход. Паника по-прежнему накрывала его рядом с альфами, несмотря на то, что с теми альфами он больше не сталкивался. И Огай не был уверен, что когда-нибудь сможет преодолеть это. — Ты готов, мальчик? — старческий голос разрезал тишину лаборатории. — Мин-сенсей, да я уж и не мальчик больше! — усмехнулся Мори, выныривая из воспоминаний двухлетней давности и надевая перчатки. — Вот сейчас и убедимся, мальчик ты или нет, — Мин-сенсей подошёл к нему. — Там, в комнате с подопытными тебя ждёт сюрприз. — Хороший или плохой? — Огай бросил взгляд на многочисленные пробирки, в которых содержались образцы препарата. — Зависит от того, как ты изменился. — Любите же вы говорить загадками, учитель! — картинно пожаловался Мори, улыбаясь. В другом конце лаборатории раздался нежный смех Коё. Она бросила на них взгляд своих розовых глаз, и Огай в который раз поразился их красоте. Тем не менее он не был бы Мори, если бы не продолжил ломать комедию. Поэтому он повернулся к девушке и театрально заныл: — Коё-тян, Мин-сенсей не хочет раскрывать мне сюрприз! Опять говорит своим загадочным тоном! — Ну, Огай-тян, это ведь сюрприз. Нельзя раньше времени раскрывать его, — с улыбкой ответила ему девушка. По словам Коё он кое-что понял. Прищурившись, Огай комично скрестил руки на груди и надул щёки, пытаясь вести себя по-детски. — Ты знаешь, что там за сюрприз! — Вовсе нет! — Коё спокойно взяла тряпку и стала вытирать стол. Мори знал её достаточно давно, чтобы сразу же понять: она не лжёт ему и действительно не знает, что за сюрприз приготовил ему Мин-сенсей. — Просто я пытаюсь тебя подбодрить. Не дуйся, лучше иди поскорее за Мином-сенсеем. Я пока продолжу работу. — Только скажи, если тебе нужны будут подопытные, — Мори сложил листки, готовясь следовать за учителем. — Я помогу принести клетки. Не напрягайся. — Ой, чья бы птичка щебетала! — фыркнула девушка в своей обычной манере. — Давай, иди уже! — Хорошо, — Мори улыбнулся и повернулся к Мину-сенсею. Тот наблюдал за ними с отеческой улыбкой. За эти годы они так сблизились, что Мори вообще сложно было представить, что когда-то он не знал этих людей. Ему казалось, они провели бок о бок всю жизнь. Вряд ли могло быть иначе, учитывая, что они работали над одним проектом вот уже два года. Поначалу Мин-сенсей только направлял их и знакомил со своими разработками и идеями, но постепенно и Огай, и Коё приступили к собственным экспериментам. И вот они уже стали не наставником и учениками, а настоящими коллегами. Учитель на равных обсуждал с ними новые разработки и способы получения нужной формулы, и Огай и Коё гордились этим. Хотя в остальном, как часто замечал Мин-сенсей, они оставались детьми. Может быть, Мори даже нравилось это. — Идём, — тем временем коротко усмехнулся Мин-сенсей. Огай чуть улыбнулся и направился за своим наставником. Они прошли до конца лаборатории, где синтезировали препарат, и дошли до дверей комнаты, где содержались разнообразные объекты для тестирования. Крысы, кролики и прочие — они экспериментировали на них, проверяя, как работает изобретённая ими формула. Но когда Мори открыл дверь, он замер на пороге от неожиданности. Посередине комнаты, в окружении клеток с животными для экспериментов, стояло три стула, на которых сидели молодые альфы. Все они были связаны, и у всех был кляп. Один тихо плакал, как будто это могло спасти его, второй смотрел напряженно вперёд, а третий корчился, пытаясь выбраться, и жалобно ныл. — Это…? — у Мори перехватило дыхание. — Это те альфы, которые решили, будто им всё позволено, — Мин-сенсей прошёл вперёд мелкими шажками, напоминая скорее служителя храма, нежели учёного. — Потребовалось много времени, чтобы найти их. Мори с трудом улавливал смысл. Дышать было трудно, как будто он попал в жуткий сон, грозящий перерасти в кошмар. Не верилось, что он опять видит этих людей, что он вновь оказался с ними в закрытой комнате. — В тот день, когда я увидел тебя в больнице, — продолжал Мин-сенсей, пристально глядя на него своими маленькими чёрными глазами, — я поклялся отомстить за тебя, мальчик. Но потом решил, что было бы нечестно делать это без тебя. Что скажешь? Он неожиданно крепко взял своей старческой рукой за волосы одного из пленников и поднял его голову. Даже спустя годы Мори смог узнать того, кто тогда взял его в пустом классе, из которого не было выхода. Теперь они снова были в пустой комнате, из которой не было выхода, и каждый понимал это. Плотный комок в горле не давал вздохнуть, и Мори даже подумалось, что у него сейчас* * *
Огай вышел из комнаты и устало опустился на стул. Мин-сенсей остался, чтобы позвать одного из своих помощников и попросить его убраться. Мори же вымыл руки и понял, что больше не может оставаться на ногах. Хотелось присесть. Он прикрыл глаза, успокаиваясь после всего. Его не испугали ни пытки, ни крики альф. Напротив, он был счастлив их слышать. Они поплатились за то, что сделали. Карма настигла их, и Мори надеялся, что они испытали самую невыносимую боль, какую только можно представить. Никто из них не умер, но остался с ужасными увечьями. Долго им не прожить, однако их последние дни, которые они проведут в клетках для крупных животных, будут мучительны, в этом можно было не сомневаться. Огай чувствовал себя усталым просто потому, что пытки, как оказалось, были непростым делом. Всё ощущалось так, словно он долго выполнял физические упражнения: тело устало, но душа была довольна. Мори поймал себя на мысли, что завтра хотел бы продолжить пытать тех людей. Слушать крики насильников оказалось самым приятным из всех возможных удовольствий. Он заставил себя подняться и пойти в комнату, где они обычно отдыхали и болтали, закончив с работой. Коё обнаружилась там же: она по-прежнему слушала плейлист, который Мори оставил ей. Улыбнувшись девушке, Огай сделал ей знак: мол, можно выключать. Коё сразу же послушно сняла наушники и кивнула ему: — Знаешь, неплохой плейлист. Я даже скачала себе некоторые песни. — Неплохой? — возмутился Мори с улыбкой. — Да он прекрасен! — Ладно-ладно! — помахала рукой девушка. — Во всяком случае, он был французским — что меня уже порадовало. — Опять развлекаетесь? — спросил вошедший Мин-сенсей. Он устало опустился на стул и слегка вытянул ноги. С возрастом ему становилось труднее просто стоять, но его разум оставался чистым, а взгляд чёрных глаз — пронзительным и внимательным. — Ну, мы устали, Мин-сенсей! — скорчила рожицу Коё. — Можно и отдохнуть немного! — Хорошо, — милостиво кивнул учитель. К Коё, как к самой младшей, он питал определённую слабость. — Включи тогда что-нибудь! — велел Мори, тоже садясь на стул. — Я теперь включу своё, — девушка подошла к небольшой колонке, которую они с ней притащили сюда, и стала подключать к ней свой телефон. — Ты заставил меня слушать свой плейлист, а сейчас будем слушать мой! — Как скажешь, — смирился Огай. Коё настроила песню и включила её. Приятная лёгкая музыка полилась из колонки. Однако, как только певица запела, Мин-сенсей поморщился: — Опять французские песни? И что вас туда так тянет? — Ну, Мин-сенсей, это же Франция! — воскликнула Коё таким тоном, как будто это всё объясняло. — Франция, понимаете? — Ну и что такое, эта твоя Франция? Глаза девушки загорелись, и она принялась возбуждённо говорить, отчаянно жестикулируя: — Франция — это кофе с круассанами, это варенье в маленьких баночках, это солнечное утро в тёплом шарфе. Это тысячелетняя история интриг, это литература трагичной любви, это живопись мгновения. Это дух революции, это демократия! Франция — это свобода! Мори вскочил и захлопал в ладоши. — Потрясающе! Ты просто потрясающе описала это, Коё! Да, Мин-сенсей, Франция — это свобода! — Свобода… — повторил Мин-сенсей, задумчиво почесав подбородок. — Ну что ж, я понимаю вас. Здесь свободы можно не ждать. Он немного помолчал, а потом вдруг спросил Коё: — Коё-тян, ты бы хотела там оказаться? Учиться, например? — Душу бы за это отдала! — подтвердила девушка с несвойственной ей горячностью. — Хм… — Мин-сенсей внимательно посмотрел на неё. — Я могу это устроить. Хочешь учиться в Париже? — Что, правда?! — Коё так и подскочила. — Правда, — подтвердил Мин-сенсей. — Ты пока подумай и, если надумаешь, дай мне знать. Но девушка уже его не слушала: подойдя к нему, она опустилась на колени и низко склонила голову. — Мин-сенсей, если вы это сделаете, я буду вам очень благодарна! По гроб жизни буду обязана! — горячо воскликнула Коё. — Ну что ты, девочка! — Мин-сенсей протянул руку и заставил девушку встать. — Не надо так. Если так хочешь, я сделаю всё возможное. — Ах, спасибо! Спасибо вам, Мин-сенсей! — воскликнула Коё, вскакивая. Мори заметил на её щеках слёзы радости. — Огай, хочешь со мной? Мы могли бы учиться вместе! — Я… Он не знал, сможет ли. В смысле, сам он был бы рад, но было одно важное препятствие. Нацумэ-сенсей в последнее время несколько сдал: что-то с давлением. Ему надо было постоянно пить таблетки — каждый вечер, не пропуская ни дня. Но Нацумэ-сенсей так много работал, что Мори боялся, что однажды он просто забудет об этом. Поэтому Огай тщательно следил, чтобы Нацумэ-сенсей пил своё лекарство. И хотя опекун на память не жаловался, Мори всё равно боялся оставить папу в одиночестве. — Прости, Коё. Я максимум в Токио могу попытаться поступить, — покачал он головой. — Мой опекун, он… — Что с твоим отцом? — спросил Мин-сенсей, опять делая акцент на двух последних словах. Щёки Мори покрылись красными пятнами, как бывало всегда, когда он смущался. — Всё нормально, у него просто давление высокое. Он пьёт лекарства, но сами знаете, какая сейчас ситуация… — Огай пожал плечами. — Заграничных практически не найти, а наши будто из травы сделаны. — Почему раньше не сказал? — раздражённо спросил Мин-сенсей. — Я мог бы найти что-нибудь. Мори хотел было сказать, что учителю не стоит беспокоиться, однако потом решил, что это не помешает. Доктор говорил, что лучше будет пить заграничные, но поскольку они их не нашли, Нацумэ-сенсей стал пить отечественные. Их приходилось принимать по пять штук за раз, и это нехило так ударило по их бюджету. Поэтому ничего плохого не будет, если Огай попросит учителя об одолжении? Он ведь не для себя просит… — Спасибо, — сдался Мори. — Буду очень вам благодарен. — Так-то лучше, — проворчал Мин-сенсей. — Впредь, мальчик, не стесняйся говорить, если тебе нужна помощь. — Спасибо, — повторил Огай. Коё посмотрела сначала на учителя, потом на Мори и вдруг сжала кулаки. С неожиданной злостью она бросила: — Ужасная страна! Вы уже слышали, да, Мин-сенсей? Новый закон об омегах. Что за гадость! — Согласен, Коё-тян, — Мин-сенсей печально взглянул на Мори. — Мне жаль, Мори-кун. — Пустяки! Я всё равно хочу стать учёным, — отмахнулся Огай. Никто из них не сказал об этом, однако каждый подумал — и Мори в том числе: успеть бы поступить, пока не вышел какой-нибудь новый абсурдный закон. Например, закон, навсегда запрещающий образование для омег. — Мы изменим этот мир, дети, — твёрдо сказал Мин-сенсей. — У нас всё получится. Главное стараться и не опускать руки. — Да! — торжественно кивнула Коё. — Да, — повторил Огай. В этот момент заиграла другая песня, и девушка подняла палец вверх, привлекая их внимание. — О, слушайте! Это потрясающая песня! Я всегда танцую под неё, когда хочу обо всём забыть. Мори прислушался. Песня была лёгкая, приятная, какая-то отчаянно-весёлая. Под неё и вправду хотелось начать танцевать. — Знаешь, — вдруг вырвалось у него, — я слышал в каком-то фильме фразу, что танцуют только свободные люди. — М? — Коё взглянула на него с любопытством. — Я никогда не умел танцевать, — признался Огай. — Все умеют танцевать, — возразила Коё. — Просто не все об этом знают. Как не все знают о том, что могут быть свободны. — Я нет. Наверное, есть люди, которые свободны от рождения, — задумчиво проговорил Мори. — Они умеют танцевать. А другие несвободны. Заперты в комнатах. И танцевать им не дано. Коё посмотрела на колонку, потом перевела взгляд на Огая и вдруг загадочно усмехнулась. Схватив его за руку, она вывела его на середину комнаты и стала двигаться. — Ты чего?! — Danse avec moi! — воскликнула она со смехом. — Что? Коё, я не умею танцевать! — Огай попытался вырваться. — Значит, придётся научиться! — весело крикнула она ему. — Давай! Danse! Мори посмотрел на неё. Коё танцевала, с улыбкой глядя на него. Её руки плавно двигались, её кимоно слегка взлетало, оголяя тонкие ноги. Чистая кожа блестела в свете люминесцентных ламп, и от этого розовые глаза становились очень тёмными, словно два чёрных опала. Девушка сейчас выглядела такой нереальной, что казалась слишком прекрасным сном. — Danse! Давай, Огай, не бойся! Может быть, и у Мори так получится? Сегодня он смог найти выход из комнаты, в которой не было ни одной двери. Сегодня он расправился со своими обидчиками, а вместе с ними исчезли и страхи, и боль, и ужас того дня. Он больше не был подростком, который не мог дать отпор. И он больше не был беспомощной омегой. Он был человеком, который смог отомстить и избавиться от прошлого. И если он смог избавиться от него, значит, теперь он свободен? Мори усмехнулся. А потом отбросил все сомнения и тоже начал танцевать. В маленькой комнатке негде было развернуться, но почему-то в этот момент это казалось совершенно неважным. Они танцевали, найдя каждый своё место, не мешаясь друг другу и Мину-сенсею, который смотрел на их нелепый танец с отеческой улыбкой. Танцевали, просто уйдя с головой в мелодию. Огай чувствовал, как сбилось дыхание и как ладонь Коё стала горячей от движений. Девушка танцевала, и её волосы развевались, хлестая её по лицу, будто огненные всполохи. Она смеялась и улыбалась ему, и он, ведомый этой улыбкой, тоже танцевал, стараясь поспеть за ней, за этой чудесной девушкой, которая раз за разом помогала ему открывать новые горизонты и находить радости в жизни. Он никогда не чувствовал себя счастливее. Никогда за всю свою жизнь не хотел так сильно улыбаться, как тогда, когда танцевал в маленькой белой комнатке в подпольной лаборатории. Только что он изобретал препарат, идя против воли правительства, и пытал людей, когда-то причинивших ему невыносимую боль, а теперь напрочь забыл об этом и просто танцевал, наслаждаясь песней, горячей ладонью Коё и своей свободой. Тело устало. Мышцы не хотели сокращаться, ноги не двигались, руки стали практически неуправляемы. От улыбки болело лицо. Но эта боль Мори нравилась. И он танцевал, танцевал так, как никогда в своей жизни, держа за руку хрупкую девушку, и не чувствовал на плечах давящего груза отвественности, боли и ужасных воспоминаний. В тот момент Коё не была альфой. Мори не был омегой. Они были простыми подростками, которые танцевали под отчаянно-весёлую музыку, наплевав на всё и наслаждаясь жизнью. А танец наполнял их энергией и уводил от всего мира, от всех проблем и переживаний, от их комплексов и страхов. Мори запыхался, Коё тоже, их щёки раскраснелись, а глаза загорелись лихорадочным блеском. Но они продолжали танцевать, уходя всё дальше и дальше от реальности, теряясь в этом миге, в открывшейся им свободе и в этом бесподобном танце под французскую песню.