Драбблы и немножко нервно

Изменение их отношения он заметил не сразу. Не сказать, что с молодежью они были такими уж друзьями; так, коллеги. Каждый предпочитал крутиться в своей компании. Даша, Ярослав и Александр-который-Казьмин прекрасно обходились узким кругом общения и не стремились расширять его за счёт остальных актеров. Да они с ним даже не разговаривали практически! Рабочие вопросы не в счёт, само собой. Там каждый пытался сделать своё дело как можно лучше и не брезговал советоваться с остальными, вне зависимости от степени опытности. А неделю назад ситуация как-то неуловимо изменилась. Нет, не то чтобы они резко воспылали к нему любовью или стали навязывать свою компанию. Просто всё чаще он видел, как Казьмин и Январина давятся смехом, смотря на него и что-то обсуждая. Причём то один, то вторая украдкой заглядывали в телефон, словно им дали ориентировку особо опасного преступника и они пытались понять, сдавать его в полицию за вознаграждение или сходство не особо сильное и нечего время тратить. Надо отдать должное Игорю: когда он высказал другу свои подозрения — тот даже не предположил, что у него мания. То ли преследования, то ли величия, выбирай, дорогой Саша, на свой вкус. Вместо этого его хлопнули по плечу и посоветовали не заморачиваться: кто знает, какие у молодежи новые тренды? Может, он как-то сам в них вписался, даже не осознав этого? Легко Игорю говорить. А ему уже на самом деле начало казаться, что что-то не так. Да настолько, что он опустился даже до подслушивания. Нет, не специально, о чём вы! Просто в любом спектакле бывает время, когда ты не на сцене, и «Монте-Кристо» — не исключение. В такие моменты, особенно когда это третий спектакль за выходные, хочется сесть. Нет, не так. Хочется СЕСТЬ. Желательно лет на пять в особо строгий режим — там людей других нет в камере и работа простая и понятная: сидишь себе, варежки шьёшь. Красота. Вот он и воспользовался оказией, улизнул от остальных, мечтая куда-нибудь забиться — исключительно аккуратно, чтобы не помять костюм — прислониться головой к стене, закрыть глаза и чувствовать, как затылок понемногу холодит. Но добрая Вселенная внесла в этот план свои коррективы, позволив ему уловить обрывок разговора стоящих на лестнице молодых людей: — Вот здесь я вообще с автором согласен — из него прекрасный дьявол получился бы! — Ну не знаю, — в голосе Даши звучало сомнение. — Может быть. Но мне больше Игоря жалко… пропал — и все, с концами. — Да ладно тебе, это же его выбор был. Его Маракулин не похитил, он сам последний шаг сделал… Мужчина отступил в темноту коридора и потряс головой. Кто сошёл с ума — он или эти два чудика? Какой дьявол? Куда Игорь пропал? У Игоря там замок Иф на сцене, попробовал бы он пропасть куда-то! Нет, Саш, ты слишком стар для всего этого, иди-ка отдыхай, пока можешь, тебя ещё второй акт впереди ждёт. И этих ненормальных, кстати, тоже. После этого спектакля всё вроде бы снова пришло в норму. Жаль только, что ровно на неделю. Новых переглядываний Маракулин уже не выдержал. Желание разобраться в том, что происходит, подавило в нем обычную осторожность и политику невмешательства. Дождавшись, пока сладкая парочка останется наедине в гримерке после репетиции, он аккуратно подошёл к двери и прислушался: — А я тебе говорю, что дальше что-то с этим Олегом будет! — убежденно говорил Саша. — Ну не просто же так его вводили! — Ага, в итоге Маракулин с Олегом, Балалаев с Оксаной, а читатели с платочками и задорно хрупают стеклом, — скептицизма Январиной было не занимать. — Нет, автор не настолько садист, зуб даю. Все там будет хорошо, хэппи-энд, мир, дружба, жвачка… Чем хороша дверь гримерки — тем, что она открывается с противным скрипом, как в каком-нибудь хорроре. Да и вставший на пороге мужчина словно явился оттуда же. Молодые люди подняли взгляд от телефона, на котором что-то листали, и вопросительно посмотрели на коллегу. В глазах у них светилось непонимание пополам с ехидством. — Так, господа хорошие, — сумрачно произнёс Маракулин. — Я не знаю, в какую игру вы играете и что за хрень вы несёте последнее время, но меня это достало. Прямо сейчас и прямо здесь вы мне всё объясните, ясно? Первое: что происходит? Второе: что вы обсуждаете? И третье и, мать его, самое главное: каким боком в этом во всём я и Балалаев? Сидящая на диване парочка, переглянувшись, мгновенно вскочила. Мужчина подошёл ближе. От него не укрылся судорожный жест, которым Январина попыталась завести за спину телефон. Схватив своего тёзку за плечо, Маракулин отодвинул его с дороги, протянул руку и жестом показал, что гаджетом неплохо было бы и поделиться. Даша не могла отвести глаза — тогда бы в поле её зрения попал Казьмин, сложивший руки крестом и одними губами произносивший «Не надо!». Но всё, что видела девушка — это упрямое лицо Маракулина, на котором ясно читалось, что без ответов он не уйдёт. Девушка нервно сглотнула — и разблокированный телефон лёг в подставленную руку мужчины. Ему хватило десяти минут, чтобы прочитать текст — бегло, по диагонали — и ещё трёх, чтобы прийти в ярость. — Дарья. Александр. Видит бог, я нечасто хочу убивать людей, но сейчас именно такой момент! — в этот момент Маракулин разрывался между двумя желаниями: разбить телефон о стену или о неё же — чью-то голову. — У вас есть ровно одна попытка, чтобы объяснить мне, что это и какого лысого лешего вы вообще к этому притронулись! — Это «фанфики» называется, — робко подала голос девушка. Казьмин, как настоящий мужчина, постарался спрятаться от начальственного гнева и не отсвечивать, пока не прилетело. — В смысле, люди пишут истории. Чаще всего по книжным вселенным, конечно, или по фильмам, но иногда и вот так бывает — что реальных личностей героями делают. Это как попытка придумать новую историю, но со старыми персонажами, понимаете? Ну и… иногда там парами ставят всех подряд… — голос Даши становился тише и тише, по мере того, как жилка на виске стоящего перед ней Маракулина начинала пульсировать всё интенсивнее. — Какие, к черту, фанфики? Вы совсем охренели? — взорвался мужчина. — Это что за блядство, я вас спрашиваю?! — Александр Леонидович, не злитесь, пожалуйста… — В смысле, мать вашу, не злиться? Январина, ты в своём уме вообще? Вы, два больших оригинала, читаете какую-то мерзость, а я злиться не должен? — Александр Леонидович, — постарался аккуратно отвлечь разъярённого мужчину Казьмин, — да там не только про вас, там про всех есть. Про нас с Яриком чего только не пишут уже года два, наверное. — Спасибо, Саш, — обернулся к нему мужчина. — Мне от твоих слов охренеть как полегчало! То есть я должен нормально относиться к тому, что кто-то делает из нас с Балалаевым гей-парочку, так, что ли? Так вот — шиш вам обоим! Я не знаю, как я это сделаю, но эту фигню удалить заставлю. И да, нам всем надо дружненько молиться, чтобы об этом Игорь не узнал! — О чём? — послышался от двери спокойный голос. Балалаев недоумённо смотрел на разворачивающуюся перед его глазами картину. Последний раз он Сашу видел в такой ярости… да пожалуй что и никогда. Всегда ироничный и позволяющий себе максимум сарказм, тот сейчас сопел, как недовольный ёжик, прожигал окружающих возмущёнными взглядами и явно не находил нужных слов даже в «Большом словаре русского мата». — Ребят, свободны, — продолжил Игорь. Те, не будь дураками, мгновенно воспользовались ситуацией и почти что испарились из гримерки. — Удиви меня: по поводу чего ты орёшь на весь театр так, что у меня уши в трубочку свернулись? Маракулин сделал пару глубоких вдохов, восстанавливая самообладание. Трёх предложений ему хватило, чтобы обрисовать сложившуюся ситуацию. Чего он точно не ожидал увидеть по окончании короткого рассказа — так это скептицизма на лице Игоря. — Эм. Я, конечно, очень рад, что ты открыл для себя эту сторону современных технологий, но я всё ещё не понимаю, в чем проблема, — осторожно заметил тот. — В чём проблема? В чём, блять, проблема? Ты издеваешься? Ты это вообще читал? Я одну часть увидел только — а там уже описано, как и почему мы друг другу язык в глотку засовываем! Это уже даже не мерзость, это… это… да я слов не могу подобрать, чтобы это описать! Ни цензурных, ни матерных, никаких! — Так, давай-ка успокойся, — Игорь нажал на плечо собеседника, заставляя того сесть на диван. — Саш, я понимаю, ты возмущен. Первый раз это увидеть, да так внезапно ещё — тут бы любой взбеленился. Но попробуй посмотреть на это с другой стороны: тебя никто не заставляет это читать. Да, у нас есть фанаты. Да, у них вот такие оригинальные фантазии возникают. Но зачем продолжать есть кактус, как в том анекдоте? Просто забудь, да и всё. Не позволяй этому в твою жизнь проникать. Александр смотрел на друга непонимающе. Его рука дёрнулась, словно он хотел проверить, нет ли у Игоря жара. — Ты вот сейчас прямо серьёзно, да? — мужчина покачал головой. — Балалаев, ты мой друг, конечно, но ты больной. Так спокойно об этом говоришь, словно мы, не знаю, список покупок обсуждаем. Да я теперь на служебку выйти не смогу, зная, что там могут встретиться авторы вот этих «творений»! — фразу «как будто ты до этого часто выходил» Александр пропустил мимо ушей. — Нет, всё, к чёрту все это. Я просто притворюсь, что этого никогда не существовало. И главное — что я этого не видел. А потом сделаю всё, чтобы эту мерзость удалить. В Роскомнадзор на них, что ли, нажаловаться… Маракулин вышел из гримерки, аккуратно прикрыв за собой дверь. Из коридора было слышно, как он жалуется сам себе, призывая кары небесные на «оборзевших фанатов». Игорь открыл глаза, медленно разжимая руки. Смешно: он и не заметил, как напрягся от Сашиных слов. Если бы в комнате в этот момент кроме него был кто-то ещё — он бы обязательно отметил и пустой взгляд, и судорожно дергающийся кадык, и сведенные судорогой плечи. Но сам мужчина ничего этого не чувствовал. В его голове, как маятник, все ещё бились злые фразы. Они не пытались уколоть намеренно — их автор был вовсе не виноват, что они били в самую цель. Когда это началось? Год? Два? Десять назад? Он не помнит. Как не помнит, когда узнал, что Земля круглая. Кажется, что это знание было с ним всю жизнь. Дважды два — четыре, Волга впадает в Каспийское море, он любит Сашу Маракулина. Все это — аксиомы, то есть доказательств не требуется. И он никогда ни на что не претендовал, о чем вы! Быть рядом — классно, быть другом — просто отлично. Он умел быть благодарным судьбе за это. Никогда, даже в мечтах, даже во снах, он не смел думать о том, что между ними на самом деле могло быть что-то большее. Почему тогда, когда он слышит от Саши презрительное «мерзость» — так сильно ноет где-то внутри?…