***
Железная дверь, кажется, способная защитить даже от сброшенной ядерной бомбы, с жутким скрипом отворяется, откуда показывается лицо хмурого смотрителя. Он прокручивает наручники на одном указательном пальце, кивая мне с фразой: «Заключённый Шмидт, на выход». Я поджимаю губы, молча вставая к стене лицом, уводя руки за спину. Даже месяца не прошло — я научился понимать все их знаки. Единственное, что меня правда радовало, так это то, что смотрители и полиция обращались ко мне мягко, не заставляли скручиваться в букву «ЗЮ», дабы дать им нацепить на меня наручники. Как я понял, это из-за моего послушного поведения. Никто не ожидает от меня подставы, кроме самого себя. Я уже не понимаю, в какой момент могу выкинуть любое неконтролируемое действие. Но за всё это время ничего и не произошло. Возможно, дело было в таблетках, которые мне оставила психиатр и я послушно пил, не пропуская и дня. Но сегодня они закончились, поэтому чувствовал себя не в своей тарелке. Звук щелчка и, вот, я иду прямо по длинным красивым коридорам, изучая всё вокруг: пугающе высокие потолки с резными колонами в стенах; немногочисленные окна, хотя, когда я прибыл, снаружи казалось иначе. Впереди двое полицейских, позади столько же смотрителей, что приехали вместе со мной с самого Брайтона. Как мило, их привязали ко мне до самого окончания процесса. Чувствую себя той главной американской стервой школы прямо сейчас. Но лучше упустим, что на руках наручники — иду я далеко не в столовую дразнить тихоню, а в зал заседания, прямо в лапы судьбы-злодейки. — Шмидт, — психиатр смотрит прямо на меня, стоя в формальных нескольких метрах, — когда войдёшь, никого не слушай и не волнуйся. Если страшно, глубоко вздохни, как я тебе объясняла. Я всё время буду возле тебя, не забывай. Прямо сейчас твои выходки нам не нужны. — Хорошо, — просипел я, даже удивившись от того, как мой голос звучал. Я не разговаривал порядком трёх дней, а это много, чтобы успеть забыть свой голос. Наручники звонко громыхнули за спиной. Я облизнулся, кивая в знак готовности, входя наконец в просторный и яркий зал, где прямо на подиуме возвышалась судья: на вид строгая и серьёзная женщина, обратившая на нас внимание ещё до того, как открылась дверь. Она одарила своим стальным взглядом, что я еле сглотнул и забыл, что нужно идти за доктором, но полицейский позади ловко подтолкнул вперёд. Уткнувшись глазами в пол, я проследовал к скамье подсудимых, где меня заперли и сняли злосчастные наручники и я смог размять ноющие запястья. Уж слишком чувствительная кожа… — Всем встать! Суд идёт! — точно такой же стальной, как взгляд, голос раздался по всему залу, призывая всех присутствующих подняться с мест до звонкого удара молотком председателя. Я устало свалился на скамью, переведя свой взгляд с судьи на присяжных. — Председательствует её честь судья Агата Стоун. Я замечаю, как доктор Буш встаёт вместе с адвокатом, но сразу же теряю к ним интерес, гуляя глазами по многочисленным лицам. От меня всё равно уже ничего не зависит. На первых местах сидят неизвестные мне лица, а в их числе люди в форме. Дальше я ловлю глазами злобные взгляды двух парочек, направленных на меня, а рядом с одной из них сидит девушка, от которой даже нога от судороги дёргается — Нана, — сестра близнец Анны. Ох, стоило ожидать, что она здесь будет… Теперь мне ещё более стыдно за содеянное. Но я же ничего не делал! Я просто надеюсь, что все поймут… Поодаль сидит тот, кого я больше всех боялся здесь увидеть — Элиас, из-за которого кровь в жилах застывала. Он уже дал показания? Или он отмалчивался, а здесь первый раз и всё расскажет уже при мне? Господи, а если у них не выйдет доказать мою невиновность? Переводя взгляд в сторону скамеек ближе ко мне, заметил доктора Мюллера, помогавшего всё это время, а позади него, что тут же повергло меня в шок — сидел Олдрик Вагнер. Мой дядя собственной персоной сидел со стороны защиты. Захотелось разреветься, ведь я заставил себя поверить в то, что он отвернётся от меня, точно так же посчитает убийцей… Прикусив губы, потревожив свежие раны, затянувшихся тонкой корочкой, я нахмурился, изо всех сил игнорируя боль, бегая глазами по лицам дальше, в надежде наткнуться на того самого человека и, Боже, лучше бы я продолжал пялиться на судью… Яков сидел между Габриэлем и Руби, немигающе следившими за своей матерью, смотрел прямо на меня. Наши взгляды пересеклись и мне захотелось провалиться глубоко под землю, лишь бы перестать чувствовать взорвавшееся внутри чувство вины, что всё это время работало как бомба замедленного действия. Яков выглядел совершенно подавленно, но не скрывал своего кошачьего интереса. Я кое-как выдавил себя измученную улыбку и не получил её в ответ. Да, конечно, на что я надеялся? Зажмурившись, удалось всё-таки отвернуться в противоположную сторону, дабы не сгореть в ненавистных взглядах, хотя даже так они неприятно жгли спину. — Возражаю! — выкрикнул прокурор, чьего имени я, к сожалению, не знал. — Ваша честь, у стороны обвинителей и есть неопровержимые доказательства против подсудимого, — погодите, а суд уже идёт? — Возражения принимаются. Мужчина снисходительно улыбнулся, разворачиваясь на пятках прямо к присяжным, я проследил за его взглядом — он кого-то выискивал. — Дорогие присяжные, я здесь, чтобы опять же доказать вам всем, что ответчик совершил все деяния и бесчеловечно убил всех этих пятерых людей! Прямо сейчас на скамье сидит всего лишь один человек, именно тот, из-за кого мы все здесь собрались, чтобы наказать его! — я нервно сжал в пальцах ткань форменных штанов, неотрывно следя за губами прокурора. — Я специально созвал лучших экспертов, готовых подтвердить, что раздвоение личности, которое вы приписываете осуждённому — бред! Некоторых вы уже выслушали.«Какая же это показуха»
Я невольно улыбнулся своим мыслям, но через секунду кое-что осознал. Вальтер. Давно я не слышал этого в голове, что успел отвыкнуть… Он тут. Отстранённо наблюдает. Покосившись на психиатра, мне хотелось сцепиться с ней взглядами, но она лишь хмуро следила за тем, как худощавого низкорослого мужчину ведут к присяге. Я закусил губы, смотря в ту же сторону, что и Буш. — Прошу, сэр, — прокурор мягко улыбнулся. — Представьтесь полностью. — Эксперт-криминалист Алекс де Сад. Работаю в национальной службе безопасности Великобритании. — Как долго Вы работаете? — Около десяти лет. Мужчина довольно усмехнулся, задумчиво ходя из стороны в сторону. Боже, а обязательно здесь находиться мне? Неужели нельзя всё решить без меня… да и уже не важно, на самом деле, какой будет приговор. Яков безэмоционально сидит между старыми недо-друзьями и слушает всю эту чепуху…«Неужели ты смирился с тем, что убийца?»
Я злобно мотнул головой, зарывшись пальцами в волосы. Нет и нет! Я никого не убивал, хватит пытаться убедить меня, у тебя ничего не выйдет! Это всё ты, мы уже знаем, осталось донести до общественности.«Веришь в слова своего бестолкового психиатра?» «Но не веришь самому себе?» «Немо, вспомни, что именно я делаю для тебя» «Пойми наконец, почему ты не помнишь именно воспоминания» «Немо, я только чищу твоё сознание от плохих вещей»
Хорошие воспоминания ты тоже решил почистить, увидев в них зло? Мне действительно смешно с твоих попыток показаться святошей. Я никогда не верил самому себе, не верил тебе, когда узнал. Все психиатры утверждают, что ты… ты… Я запутался. Небольшая ладонь легла на плечо, что я вздрогнул оборачиваясь. Доктор Буш тепло улыбнулась, без сомнений просунув руку через решётку, дабы поддержать. Я почувствовал себя лучше. Да, я верю в то, что мы сможем пройти этот путь. -… И никогда за всю свою работу я не видел одинаковых отпечатков пальцев. Это исключено. Такое просто невозможно. Я нахмурился. К чему бы это? — Вот видите, — спокойно кивнул прокурор, обратившись к присяжным. — Мистер Алекс, скажите, это вы сверяли отпечатки подсудимого Вальтера с отпечатками на ноже, который был обнаружен в день ареста? Даже так? На секунду я забыл, как и дышать, когда криминалист подтвердил. Он решил пойти исключительно по тому, что мы с трудом вообще сможем опровергнуть, ведь в тот момент я был там… Но как доказать то, что я почти не помню, как убил родителей? Я помню лишь напуганное лицо Якова… Я провёл кончиком языка по сухим губам, покосившись на своего парня или бывшего парня, что внимательно слушал. Он был мрачнее тучи, что я поспешил отвернуться, дабы не тревожить. — Всё верно. Отпечатки идентичны, — согласился мужчина. Доктор Буш сбоку томно выдохнула. — Спасибо, я закончил, — прокурор обернулся в нашу сторону, хохотнув себе под нос. Сидевший всё это время возле нас и молчавший рыжеволосый мужчина поднялся. Я смерил его заинтересованным взглядом, подмечая знакомые черты лица. На Руби похож… Так стоп. Взгляды пересеклись и он мягко кивнул, ступив в сторону присяги. Да ну, не может же так быть, чтобы абсолютно вся их семья… — Позвольте вновь представиться, меня зовут Ноа Буш, я адвокат и представляю интересы обвиняемого, — в этот момент я готов был выпасть из мира сего. Даже ноги заболели, просто сидя на скамье. Почему я теперь чувствую себя должником на всю жизнь для всей их семьи… Это, что, за меня правда выступают сейчас одна не из последних семей в Англии? Любой на моём месте преисполнился бы уверенностью, но я чувствую себя хуже, чем в первый день, когда полиция словила на месте убийства и предъявила обвинения. — Итак, — протянул он, дождавшись, пока место присяги освободится, прежде чем продолжить. — Мы не будем ходить вокруг да около, потому что наша задача здесь заключается в том, чтобы доказать, что осуждённый Шмидт являлся невменяемым в момент преступления. — Возражаю! Защитник и не отрицает факта, что обвиняемый бесчеловечно убил всех своих жертв! — возмущенно выпалил шериф. — Возражение отклонено. Адвокат прокашлялся, прежде чем продолжить свою речь, перед этим добродушно улыбнувшись стороне обвинения: — Пришлось постараться, дабы найти материалы, подтверждающие то, что Шмидт до переезда имел проблемы с ментальным здоровьем, — толпа начала шумно перешёптываться, заставляя застыть в напряжении. Все косились в мою сторону. — Так как суд отказывался принимать имеющиеся на руках доказательства, потому что даты первых сеансов моей жены и подсудимого были позже, чем первое убийство, мы смогли связаться с самым первым психиатром из Гамбурга. Доктор Гёте, будьте добры. — К присяге вызывается Доктор Гёте. Улыбчивая старушка, сидевшая где-то в середине, молча встала и прошла прямо к присяге, со всей стойкостью игнорируя хмурые взгляды людей. У меня чуть челюсть не отпала при виде той, кого я совершенно не ожидал тут увидеть. Мы провели довольно много времени за разговорами и выяснениями моего психического состояния, да и просто, когда сталкивались на улице — обсуждали всё подряд. Она действительно отличный психиатр, что искренне хотела помочь мне, я это помню.»…» «Может я и ошибался»
Я вопросительно осмотрелся по сторонам так, будто не понимал откуда исходил голос. Но меня лишь удивило переменчивое чувство где-то глубоко в груди. Так странно видеть людей, оставшихся в воспоминаниях о прошлом. — Представьтесь, пожалуйста, — протянул судебный секретарь, Ноа спрятал руки по карманам, серьёзно уставившись на старушку. — Я доктор Гёте, — произнесла она с заметным акцентом, — психиатр, специализирующийся на больных, страдающих диссоциативным расстройством, большего не скажу, потому что не хочу сильно светиться в английских газетах, — её взгляд пал на сидящих в зале журналистов. — Хорошо, не могли бы Вы рассказать нам немного о подсудимом? — Ах, о Вальтере? — она заметно смягчилась, обернувшись в мою сторону, одарив своей добродушной улыбкой. Хотелось умереть. Мне было ужасно стыдно перед ней и перед всеми, кто выступал за меня… — Что же я такого могу рассказать? Давайте с самого начала. К нам в клинику Вальтера записала его мама — Виктория, — толпа притихла, — с жалобой, что мальчик испытывает постоянную тревогу. Попал к нашему молодому специалисту, но буквально на втором сеансе, тревожного расстройства обнаружено не было. Но были обнаружены провалы в памяти. Насупившись, я немного отвернулся, вновь бродя глазами по лицам присяжных. Мне это не интересно, я все эти тысячу и один диагноз слышал. Как удивительно, что раскрыть итоговую проблему удалось ближе к переезду. Да, Второе «Я» настоящий партизан, не выдававший себя перед специалистами так долго… — В конце концов, спустя множество тестов и изучения проблемы, я пришла к одному верному варианту — диссоциативное расстройство личности, — она уверенно кивнула, — если это поможет процессу, то я уже предъявила все старые записи с сеансов суду. Ноа широко улыбнулся доктору, победно скрестив руки на груди. — Я закончил. Сторона обвинителей, если хотите, можете задать вопрос доктору. Я закусил губы в ожидании. На этот раз выступал уже сам шериф. На его лице невозможно было прочесть эмоций, он прошёл к присяге, где сидел мой старый психиатр, с совершенно каменным лицом. Ни циничной улыбки, ни печали. — Доктор Гёте, ответьте на два главных вопроса, — пожилая леди кивнула, — почему Вы так долго не могли понять и как в итоге пришли к такому заключению? Я сглотнул. Мне только что показалось, что этот человек умеет читать чужие мысли, либо же это было настолько очевидно, как два плюс два! Вальтер же никогда не показывался… Она замолчала, кажется, размышляя над вопросами и тем, как грамотно на них ответить. Я сжал кулачки, молясь, чтобы не возникло новых проблем. — Понимаете, господин шериф, — она вальяжно скрестила руки на груди, смотря сверху вниз, — такой диагноз легко не поставишь, конечно же пришлось провести множество тестов и личных разговоров, дабы прийти к этому, а это ещё очень много времени. — Предположим. То есть, вы хотите сказать, что диагноз был выставлен на основании обычных разговоров и тестов, которые можно найти на любом сайте по запросу «тест на раздвоение личности»? Сам пациент был всё время в своём уме? — Люди с диссоциативным расстройством ничем от нас не отличаются до того, пока их заместители не выходят наружу. Я понимаю, к чему Вы клоните, — она заметно напряглась, прожигая мужчину хмурым взглядом. Наконец-то, довольная ухмылка расцвела на тонких губах. — Один заместитель хоть раз возникал во время ваших личных бесед? Или всё было только на теории? — доктор Гёте промолчала. — Понятно. Дамы и господа, — он развернулся к толпе, — я веду к тому, что всё это не имеет никакого подтверждения! Любой из нас в этом зале может прямо сейчас открыть в телефоне любой тест и пройти его, попутно самовнушая себе, что ваше тело совмещает себе как минимум две личности! — Возражаю! Обвинитель… — Возражение отклонено, — судья грубо перебила адвоката, что тот раздражённо поёрзал на скамье. Яков, на которого я безотрывно смотрел, разочарованно уткнулся в собственные ладони. От одного его поникшего вида мне рефлекторно становилось не по себе: сердце в груди отбивало ритм быстрее обычного, а глаза жгло, угрожая, что ещё чуть-чуть и скопившийся ураган эмоций будет невозможно остановить. А ещё, кожа на ладонях горела от невозможности прикоснуться к любимому лицу, рукам, спине, — прижать к себе. — К присяге приглашается свидетель обвинения Мэри Андерсон. Секретарь проводила молодую девушку, под стоящую в зале мёртвую тишину. На этот раз со стороны обвинения выступал детектив, которого я видел ещё на первом допросе на следующий день, после смерти Анны. Он тогда тоже горел желанием засадить меня в тюрьму, чувствуя потенциальную опасность. — Где Вы работаете? — Уайльд спрятал руки за спину, расхаживая из стороны в сторону. — Я так же работаю в национальной службе безопасности, — кивает девушка, кидая взгляд в толпу присяжных. — Я эксперт-почерковед, занимаюсь изучением почерка человека и устанавливаю личность автора. Мужчина мягко кивнул, останавливаясь прямо напротив молодого эксперта, одаряя её снисходительным взглядом. Как странно осознавать, что этот человек недавно пытался выбить из меня обвинения на пару с моим психиатром, а та в итоге сидит на моей стороне и пытается вытащить из этого дерьма. Всё ещё немного стыдно… — Скажите, это ведь Вы занимались изучением образцов, присланных Вам: жестоко вырезанная надпись на теле несовершеннолетней школьницы и записки, якобы угрозы, обнаруженные в личных вещах Шмидта, а также, любезно предоставленная полиции одним из свидетелей! — толпа удивлённо охнула, перешёптываясь и переглядываясь между собой. — Да, да, вы правильно расслышали, во время совершения преступления был не один, а целых два свидетеля! Холодок пробежал по спине от услышанного. Взгляд завис где-то в воздухе, а иные мысли отошли на задний план — в голове крутился тот чёртов момент, когда Яков обнаружил меня дома, перепачканным в крови родителей, умоляющим не уходить и не оставлять одного… Следом, голову прострелило другое воспоминание — из тетради вываливается окровавленный лист с угрозой. По крайней мере, таковыми мне казались все странные записки, обнаруженные в вещах. Но именно сейчас вспомнилось о том, что Яков забрал её, а я и не возражал… И неожиданно это стало уликой против меня… — Всё верно, я занималась этим делом. — Можете поделиться итогами исследования? — Почерк полностью идентичный, — твёрдо произносит девушка, кидая в мою сторону строгий взгляд. Мне стало тошно от этого… они все хотят меня посадить. — А как же! Если бы внутри убийцы и правда был другой человек, то и почерк бы отличался, — задорно хохотнул детектив, на что доктор Буш рядом раздражённо фыркнула. — К тому же, парень бы смог узнать свой почерк и, если бы действительно не помнил о записках, написанных им же — обратился бы за помощью.«Сплошная ложь» «Аж блевать тянет» «Такие, как он, покрутили бы пальцем у виска и послали на весёлые буквы»
— Это не так работает, придурок, — проворчала доктор, переглядываясь со своим мужем. Я нахмурился, настроение женщины сменилось в одно мгновение. — Пора заканчивать этот цирк. Что они имели в виду под «цирком» — понятно, но как они собирались его закончить я не представлял. — Я закончил, мистер адвокат, — мужчина ласково улыбнулся, проходя к своему месту. Ноа раздражённо цокнул, отходя к секретарю. Я подпёр голову кулаком, наблюдая за ним со стороны. Психиатр мягко коснулась меня, привлекая внимание. Она выглядела искренней и уверенной в том, что они сейчас задумали. От нетерпения даже колени подрагивали. — К присяге приглашаются свидетели… Большего женщина не сказала, чему я правда удивился. Я повернулся в сторону присяжных, вытаращив глаза прямо на ту двоицу, которую вели в центр зала — Яков и Элиас, — первый медленно помогал идти второму. Сердце сделало экстремальное сальто и провалилось, казалось, куда-то ниже пяток, прямо под пол, просто-напросто покинув это несчастное тело, не умеющее держать себя в руках. Я почувствовал стекающий по вискам и шее пот. Мне было ужасно плохо, живот скручивало в тугой узел, а в горле стоял ком. Было желание сблевать, хотя утром я даже ложки каши не мог в себя впихнуть. Яков лишь на мгновение остановил на мне свой взгляд и улыбнулся уголками губ, а я, будто умер и заново воскрес — это было жутко неожиданно, но не менее приятно. — Во избежание лишних проблем, имена этих мальчишек названы не будут, — протянул Ноа, — это двое одноклассников подсудимого, видевших Шмидта в момент убийства, — он подошёл к Элиасу, смотря на него с сожалением. Лицо Элиаса, а именно глаза, всё так же были перебинтованы, на повязку уже давно спадала отросшая чёлка на которую, кажется, он совершенно не обращал внимания. А зачем, когда всё равно больше не увидишь… Мне так жаль, Элиас, мне очень жаль… Нам жаль. — Потерпевший номер один, Вы говорили, что ничего не расскажете полиции, а только тогда, когда убийца будет пойман и доставлен под суд. Так вот, время пришло. Всё моё тело напряглось как тонкая струна, когда Элиас повернул голову сначала вправо, а после влево, словно блудный котёнок. Он замучено улыбнулся, выбивая из лёгких остатки воздуха. Я даже не мог и предположить, что он может рассказать кроме горькой правды, которую я, чёрт возьми, ни черта не помню! Только смазанные вспышки воспоминания о том, как Элиас корчился от боли. Такое невозможно забыть, будучи даже не в себе. Или я заставляю себя не помнить об этом… — Я застал Вальтера в музыкальном кабинете в тот момент, когда он вёл себя странно, а именно, — разговаривал сам с собой, истерически хихикал, пока под его ногами лежала погибшая… Я рефлекторно обернулся в сторону семейки Эванс, встречаясь с ненавистным и прожигающим меня взглядом Наны. Я стыдливо поджал губы, отвернувшись. Она ведь говорила, что я не похож на плохого парня, но собственными руками убил её сестру. Чувство стыда съедало с головой… — Вальтер сказал, что не собирается меня убивать, — бархатный голос Элиаса ласкал уши, в нём не было и намёка на сталь, не было этого презрения и сожаления о ситуации. Он просто был расслаблен. Как под обезболивающим… — Но сделал… то что сделал, — минутная пауза. — Однако, я точно помню одну фразу, которую он выдал. Вальтер обращался к самому себе в третьем лице по имени, которым представился всем в школе. — Как он себя назвал? — адвокат был спокоен как удав, пока на стороне обвинителей, прокурор и шериф сгорали от раздражения и желания поговорить со свидетелями. — Немо. Он представился всем нам как Немо и точно так же обратился к самому себе. Толпа принялась недовольно шептаться, но судья громко попросила замолчать. — Спасибо. Свидетель номер два, расскажите, что видели Вы, ведь полиция приехала по Вашему звонку. У меня земля из-под ног ушла, когда я это услышал. Я до конца уверял себя в том, что это не Яков, а даже если он, то я не держу на него обид! Но услышать такое, подтвердив все внутренние страхи и опасения — ломали абсолютно всё! Всю фальшивую доверчивость, что я строил. Ладно, хорошо, я действительно держал тайную обиду на Якова, вызвавшего полицию, никак не поговорившего со мной, хотя я в этом нуждался! Хах, Яков, ни я, ни Вальтер бы тебя и пальцем не тронули… Тогда почему? — Когда я вошёл в квартиру, что чудом была открыта, — адвокат положительно кивнул на данное заявление, — то первым, что увидел — окровавленные отпечатки ног на полу, ведущие прямо с кухни. Я звал Немо по всей квартире, — сердце больно сжалось от обращения. За всё время с моего появления здесь, это был первый раз, когда меня назвали не полным именем. — Даже заглянул в гостиную, где горел телевизор и сидел мистер Шмидт. Меня смутило, что тот не обратил внимания, а после, когда я обнаружил Немо в его комнате полностью окрашенным… в кровь, понял. Понял, что именно тут произошло. — Расскажите о состоянии подсудимого, это важно. Яков облизнулся, задумчиво уставившись в пол, будто бы подбирая в голове правильный вариант ответа. Он расскажет? Скажет, что я был в сознании? Мне ужасно страшно… Доктор Буш просунула руку через решётку, сжимая мою ледяную ладонь в своей, горячей. Я умоляюще обернулся к ней, но она лишь положительно кивнула и одарила добродушной улыбкой, такой, какой обычно улыбаются матери своим детям. Той, которую я не помнил… — Он был напуган и смотрел на меня такими глазами, которыми обычно смотрят дети, когда теряются среди толпы, — Яков нахмурился, задрав голову, тем самым показав всем свою уверенность. Толпа замерла в ожидании. — Ему было страшно и когда он говорил, это было заметно. Но страшно было не из-за того, что его застукали, а из-за того, что он не понимал до конца того, что сотворил. — Хотите сказать, что Вальтер Шмидт находился в состоянии аффекта? — Именно. Буш крепче сжала мою ладонь. Мне хотелось заплакать на этом же месте. Хотелось упасть в ноги к Якову и молить прощения, что ему пришлось это увидеть. Упасть в ноги всем родителям погибших и вымаливать и у них прощения, что я был неправильным, был сломанным и так жестоко поступил с чужими жизнями. Но кто мне поверит? Да, я болен. Но мнение общества всегда сводится к одному, — болен — психопат. — Я закончил. Сторона обвинителей может задать вопросы. Ноа прошёл на место, уступая. Прокурор и шериф одновременно вскочили, вопросительно переглянувшись. Кажется, эти двое не договорились… Это даже не было забавно. Всё-таки к присяжным вышел прокурор, вставая напротив, одаряя их своей циничной ухмылкой. Яков раздражённо закатил глаза, скосив взгляд в сторону судьи. — Итак, позвольте мне задать вам пару уточняющих вопросов. Начнём со слепого, — мужчина осмотрел Элиаса со снисходительностью. Яков раздражался всё сильнее. Судья мрачно стрельнула глазами в прокурора, что тот прокашлялся. — Точнее, свидетель номер один, ответьте мне на вопрос, что именно сказал самому себе подсудимый? — Я не помню, — спокойно парировал Элиас. Кажется, мужчина был недоволен таким ответом. — Постарайтесь вспомнить! — надавил он. — Мистер, посмотрите мне в глаза, — со стороны толпы пошли тихие смешки, — не можете? Так вот, я от шока, который испытывал тоже не могу. Не помню и половину, а вы просите меня вспомнить то, о чём я не желал бы никогда вспоминать? — и толпа тут же взорвалась. Сразу посыпались осуждения и оскорбления в сторону прокурора, что так давил на потерпевшего. Мужчина обомлел. — Тишина в зале суда! — строго выпалила судья, громко стукнув молоточком. Все замолкли. Мужчина отмер, покачав головой. Яков усмехнулся, довольствуясь тем, как сторона обвинения терпела неудачу. — Я понял. Приношу свои глубочайшие извинения… вопросов больше не имею. Прокурор тут же отступил, когда его выдуманный театр начал трещать по швам. Вальтер прав, это ебучая показуха! Цирк! Тут вообще есть хоть кому-то дело до моей судьбы? В зале суда тишина. Довольно продолжительная… Яков и Элиас уже вернулись по местам, но никто больше никого не вызывал. Судья молча восседала наверху, перелистывая дело, по которому шёл суд. Будет ли что-то ещё? Или на этом… — Раз сторона обвинения молчит, тогда я хочу пригласить последнего свидетеля, — голос Ноа вывел всех из неизвестного транса. Звук шагов от его лакированных туфель раздался по всему залу, приковывая к себе даже внимания судьи Агаты. — Ваша честь, с Вашего позволения. — Разрешаю. Ноа обворожительно улыбнулся, ступив к секретарю. Та одарила его удивлённым и недоверчивым взглядом, но, кажется, препятствовать не стала. Что там ещё… — К присяге приглашается Бетти Буш, — кажется, я впервые услышал, чтобы моего психиатра назвали по имени… — Возражаю! — заверещал детектив. — Ваша честь, Буш выступает со стороны… — Возражение отклонено, — процедила судья, посадив мужчину одним лишь коротким взглядом. Доктор Буш наконец выпустила мою руку, вставая, расправляя своё длинное синее вязаное платье, вальяжной походкой, цокая каблучками, прошла к присяге, под вниманием всех присутствующих. Я неверяще покосился в сторону младших, замечая, как на губах Габриэля горела азартная улыбка, а Руби была напугана до ужаса. Вот это разница… — Все вы меня знаете, но я представлюсь, — женщина глубоко вздохнула. — Я доктор Буш, заслуженный врач в психиатрии. Недолгое время я являлась психиатром подсудимого и мне действительно есть чем с вами поделиться. — Мы внимательно слушаем, доктор. — Диагноз, поставленный прошлым врачом Вальтера, доктором Гёте является действительным. Я сама лично не единожды видела это резкое изменение в поведении и внешних чертах пациента, и даже вела с ним беседы. Довольно интересные и разнящиеся с обычным поведением Шмидта. Так называемого Немо, — она смотрела на толпу холодно, будучи настроенной серьёзно. Я почувствовал, как по спине пробежал табун мурашек. — С каждым пациентом я веду отдельные блокноты, а иногда это и видеозаписи сеансов, но лишь с позволения пациента. Одна из таких имеется. Я совсем растерялся. У нас было так уж и много за четыре месяца сеансов, но ни одного я не помнил, чтобы тот шёл под запись. Или это было без моего участия? — И её я передам судье до вынесения приговора, — она отбросила длинные волосы за спину, обратив своё внимание на детектива. — И такое поведение видела не только я, но и детектив Уайльд был свидетелем по ту сторону, когда Вальтера впервые допрашивали как подозреваемого. Все, абсолютно все присутствующие обернулись в его сторону. Тот побледнел на глазах от такого важного заявления. Даже я был заинтересован тем, о чём именно она говорила. — На протяжении нашего разговора Немо был напряжён до предела, молчал и не понимал, почему его допрашивают, — её лицо приобрело более острые черты, — но когда он понял, о чём именно ведётся речь, то тот, кого как раз и называют Вальтером, уже стал гораздо разговорчив и расслаблен. Не врите, Уайльд, что не заметили, Вы сами подходили ко мне с вопросом, заметила ли я странную перемену в подозреваемом. Детектив поднялся со скамьи, смотря на доктора с такой ненавистью, с какой Ленин на буржуазию не смотрел. Он ничего не сказал, просто покинул зал суда, хотя это было запрещено. — Я всё-таки закончу, — хмыкнула женщина, проводив мужчину. — Наше дело здесь доказать невиновность клиента и не раскрывать некоторые подробности дела, но если вы заметили, то во время процесса ни разу не поднималась тема с убийством собственных родителей, — меня аж передёрнуло от их упоминания. — Всё просто потому, что сторона обвинителей изначально знала, если тема зайдёт об этом, то они автоматически поставят себя не в то положение. — Поясните, доктор Буш, — попросил адвокат. — Всё просто: мистер и миссис Шмидт изначально сами ломали мальчика, ставя ему жёсткие ограничители, лепили из ребёнка то, что хотели и видели они. Дело доходило и до домашнего насилия по отношению к ребёнку. Некогда поднимался вопрос с опекой, будучи ещё в Германии. Они были главной искомой проблемы, — она тяжело вздохнула. — Вальтер — заместитель, тот, кто избавлялся от внешних угроз. Со слов заместителя: Немо не помнил ни одной детали убийств. Я накрыл лицо ладонями, меня охватило чувство животного страха и удушения. Нет, я не хочу это вспоминать, это то, от чего я прятался. Хватит, пожалуйста… Громкий стук раздался по всему залу, заставивший вздрогнуть, а дальше важное объявление: — Суд объявляет перерыв до вынесения приговора. Я мысленно проводил судью, пока в ушах отбивался собственный ритм сердца. Даже слова, которые вылетали с уст адвоката и доктора не доходили, я совершенно потерялся в самом себе. Душу царапали сотни кошек, а затянувшиеся раны от воспоминания кровоточили вновь. Так или иначе, через несколько минут моя судьба решится. Я не хочу в тюрьму, я не хочу лечиться, это абсолютно то же самое, что и тюрьма, только с такими же сумасшедшими, как я! Но я не сумасшедший…«Они все просто этого не понимают…» «Но не стоит волноваться же, да?» «Просто давай делать вид, что всё идёт так, как хотят они» «И я уверяю, что всё будет хорошо»
С губ слетел истеричный смешок. Я зарылся пятернёй в волосы, собираясь окончательно поддаться урагану бушующих внутри эмоций, впасть в настоящую истерику, но лицо Якова передо мной, ограждающей нас стальными прутьями, выбили остатки разума. Он стоял и пронзительно смотрел прямо на меня, что мне захотелось спрятаться подобно ребёнку под одеялом, который боится, что подкроватные монстры утащат за собой. — Немо, — прошептал он, а я не заметил, как по моим щекам скатилось несколько капель стеклянных слёз, — прости меня. Внезапное извинение совсем уничтожило меня изнутри. За что? За что он извиняется? — Я просто не знал что делать, поэтому ушёл и вызвал копов. Просто прости меня. — Не извиняйся, — я схватился за ледяную решётку, глядя прямо в печальные чёрные глаза. — Ты сделал то, что должен, — в голове проскользнула мысль, что я не мог злиться на любимого человека. На единственного, кто у меня остался… — Это мне жаль. Жаль, что я не сдержу своё слово быть рядом. Яков замер. Лицо его было нечитаемым, я совершенно не мог понять, что он чувствует. Он зол? Расстроен? Ему страшно? — Немо, — он горько усмехнулся, — я найду способ так или иначе встречаться с тобой. Не важно где, Немо, ведь ты всё ещё… — Отошёл от решётки, — рявкнул мужчина, когда наконец-то обратил внимание на нас. Яков сразу же сделал несколько шагов назад, глядя на меня с раскаянием. Я спровадил парня взглядом, пока тот не исчез в дверях, всё что мне оставалось — ждать вынесения приговора. — Немо, — передо мной уже стояли Габриэль и Руби. Девушка неловко перебирала подол платья в руках, стоя за братом, а парень смотрел на меня с хищной ухмылкой. — Мне жаль, что всё так произошло, но я точно уверен в том, что обвинения с тебя снимут. — А есть ли смысл? Парень замер вместе с его сестрой, вопросительно уставившись на меня. Я неловко прочистил горло, прежде чем объясниться: — Я имею в виду, что так или иначе меня запрут и я… — Конечно есть! — уже воскликнула Руби, перебивая мою фразу. — Немо, тебе помогут, тебя вылечат от твоей… проблемы и ты снова станешь обычным. Мне пришлось выдавить из себя улыбку на её слова, но впечатления они не произвели. Стану обычным? Меня вылечат? От чего меня лечить, раз я необычный? Какой я человек без внутреннего голоса? Просто кукла? Сосуд, в который всё вкладывали родители, а в итоге… Какой у меня истинный характер? Как я самостоятельно реагирую на раздражителей? Может быть Вальтер — есть я, а Немо как раз побочка? Я ничего не понимаю. Я запутался в себе… Дверь хлопнула первый раз, второй, третий, — все начали возвращаться на места, дабы услышать приговор. Через несколько минут в зал вошла её честь. Все замерли в предвкушении, а единицы в страхе. — Встать! Суд идёт! Судья ударила молоточком по столу, призывая всех присутствующих к порядку. — Изучив досконально материалы дела, составленные в двух томах, обвиняемого Вальтера Шмидта в убийстве пятерых человек, трое из них — несовершеннолетние. Обе стороны выразили согласие с наблюдениями и мнениями психиатров, обследовавших обвиняемого ещё до суда. Суд вынес решение, — судья внимательно осмотрела присутствующих на наличие возражающих, — согласно которому ответчик не виновен в совершённых преступлениях по причине душевного заболевания. Но толпа продолжала молчать, высказывая своё удивление немыми взглядами, направленными на судью. — По приговору суда ему придётся пройти курс лечения в частной психиатрической лечебнице Мюнхена. Приговор обжалованию не подлежит. Судья стукнула молоточком, тем самым окончательно закрепляя свои слова. Я обессиленно рухнул на скамью, чувствуя некоторое облегчение, когда суд окончательно был завершён. Возможно, всё-таки, это лучшее, к чему суд мог меня приговорить, но я всё ещё не хотел… и не понимал. Это конец?«А конец ли?»