***
Тишина.
Долгая изнурительная тишина, стоявшая в кругу старых друзей уже около десяти минут. Это настоящий рекорд, когда они вот так собираются и тупо молчат после одной несчастной новости. Кто-то расстроен, например, как Дорис и Сэм. Кто-то зол, вроде Лиена и Хельги. А кто-то просто в шоке и никак не может принять факт ситуации, в точности как Руф. А некто сидит полностью поникши, с абсолютно потухшим взглядом, совершенно не в силах справиться с количеством смешанных за один раз эмоций, ведь так, Яков? Довольно трудно осознать тот факт, что именно твой парень, тому, кому смог открыться за столь долгое время; почувствовать себя наконец-то нужным и капельку счастливым, — оказался человеком из разряда вон выходящего. Убить собственных родителей… это действительно должно было произойти что-то… что-то. Ему трудно представить, что послужило причиной так жестоко обойтись со своей единственной семьёй. Винит ли Яков Немо? Конечно же нет. Он выглядел слишком беспомощно и жалостливо в тот момент, словно маленький котёнок, потерявший свою маму на бескрайних просторах улиц. Да, примерно так. И потеря мамы-кошки в данной метафоре тоже идеально вписывается. Настолько идеально, что хочется заплакать. Немо задержан. Из всей ситуации известно ничего. Полный ноль. Вероятно, дело передадут сразу в Королевский суд и процесс начнётся меньше чем через пару недель… а итог и так известен, не стоит даже свод законов открывать. И снова это происходит. Дорогой человек вновь покидает его… Но на этот раз, ситуация пробивает крышу. Он не может винить Немо в содеянном. Он даже не похож на человека, способного так безжалостно убить кого-то. Это не его вина, нет, точно нет. Это вина Якова. Все проблемы окружающих его людей из-за него. Всегда так было и Немо не стал исключением! С чего вообще ему становиться исключением? Всё давно предрешено, в случае с Яковом — умереть в одиночестве. Так может быть уже пора? Прислушаться к намёкам жестокой судьбы и покончить со всем? Не рушить жизни ни себе, ни другим. Яков сжимает плечи в своих пальцах, сгибаясь в три погибели, утыкаясь лбом прямо в холодный паркет, прикусывая нижнюю губу, дабы сдержать вырывающийся истошный крик. Как же это всё отвратительно на самом деле… — Сначала Элиас… — цедит Лиен, наконец-то разрушаю эту воцарившуюся тишину, привлекая к себе внимание окружающих. Он хмурится сильнее, сжимая в руках рукава своего свитера, дабы хоть как-то сдерживать кипевшую в нём ярость. — Потом София и в конце концов Немо… — Не сравнивай их ситуации, — возмущено прыснула Хельга, — Немо поймали по проступку, София слегла по здоровью, к слову, её предупреждали, что такое может случиться в любой момент, а вот Элиас… — она резко замолчала, округлив глаза в шоке. Все в интересе уставились на неё, но она не продолжила, решив, что такое не стоит озвучивать в слух. Сидевший всё это время в углу Габриэль, тихо хмыкнул, а сидевшая поодаль Руби, вопросительно обернулась на брата. Она была не менее расстроена всей сложившейся ситуацией, ведь Немо тоже являлся её другом. — Яков, — жалобно тянет Дорис, накрывая своей миниатюрной ладошкой плечо парня, но тот дёргает плечом, сбрасывая. Он не нуждается в чужой поддержке — он сам способен себя успокоить. — Мне так жаль… — лишь шепчет девушка, неловко накручивая прядку волос на указательный палец. И вновь тишина, нарушаемая сопением Якова, что так и не разогнулся, продолжая мысленно винить себя в чужих грехах. Кто бы ему объяснил, что в этой ситуации никто не виноват… практически. Пружины дивана издают скрип, привлекая к себе внимание ближних. Габриэль проходит мимо старших, покручивая свой смартфон в руке. Руби успевает кинуть в затылок брата полный замешательства взгляд, прежде чем тот исчезает из виду за углом. — Я думаю, что нам не стоит заниматься самосудом Немо, — тут же выдаёт Руф, выглядя уже более уверенной из всех. Даже Яков отлипает от пола, поворачивая голову в сторону одноклассницы. — Пока всё это выясняется, а потом мы и узнаем, — она скрестила руки на груди, — и, да, отрицать тот факт, что видел Яков мы не будем… но ведь у каждого убийцы есть мотив! — Ты слишком далека от этого, — вздыхает Сэм, потирая напряжённые виски, приводя разум в порядок. — Но в чём-то права. Немо не убийца, которого описывают в книгах или реальных закрытых делах. Он бы мог уже убить кого-то из нас… Яков выпрямляется, сжимая сухие губы в тонкую полоску, подавляя в себе чувство тошноты. Сдерживать эмоции невероятно трудно, это никогда не уходит без последствий, но лучше так, чем все его друзья увидят слабость, которая кроется в глубине души, ведь тогда его уже будет невозможно остановить. — Я тоже так думаю, — не совсем уверенно кивнула Дорис, прижимая ладошки к груди. — Не мне судить, ведь я знакома с ним всего ничего, но даже так он создал впечатление хорошего парня! Прямо-таки мечту любой матери: учтивый, в меру открытый и не лишён чувства юмора. — Ты только это за несколько часов поняла? — с нескрываемой досадой спросила Руби. Все обернулись. — А… я имею в виду, — она испуганно спрятала лицо в ладонях. И куда делась вся та уверенность главы студенческого совета? Испарилась, будто бы её и никогда не существовало. Абсолютно другой человек, без всяких формальностей… настоящая Руби? — И что ты имеешь в виду? — прохрипел Яков, выглядя окончательно измотанным и побитым. Взгляд девушки забегал по всей комнате, всё-таки остановившись на чёрных глазах. Он прищурился. — Хочешь сказать, что ты не понимаешь? — Не совсем. — Одно слово — Вальтер. И тут Якова словно током ударило, отчего он даже выпрямился, задрав подбородок. В этот же момент из-за угла вышел мрачный Габриэль, опираясь об косяк. Он же говорил. Немо говорил про свою проблему. Яков читал о таком в статьях старых психиатров, даже читал книги на такую тему и никогда не верил в этот слаженный бред. Как человек может творить подобные вещи и не понимать? Что означает отсутствие контроля над своим телом? Дереализация? Все преступники, сбрасывающие вину на своё расстройство в итоге были арестованы, ведь то не было доказано. А единицам отдавали справедливый приговор, отправляя на лечение… Неужели, это всё наяву? Или Немо один из тех, кто знал, что его ждёт и наговорил всем одного и того же? Нет, он бы не стал врать о таких серьёзных вещах. Нет, он всё ещё не понимает, как связано убийство родителей и деперсонализация. — Думаю, ты кое-что понял, Яков, — в пол голоса тянет Габриэль, глядя сверху вниз. Сидевшая на диване Руби поджала колени к груди, жалостливо уставившись на брата. — А откуда ты знаешь о его болезни? — он недоволен. Неужели Немо рассказал сиблингам о своей проблеме раньше всего? — Его психиатр наша мама, — Габи отрывается от двери, делая всего один шаг в сторону компании. — И это ещё не всё, — он переводит взгляд на круг друзей, накрывая с головой своим мрачным настроением. — Как вам всем реагировать уже ваше личное дело, но личность школьного убийцы тоже установлена и это Немо. И наша мама вызвалась на его защиту. Лица присутствующих переменились в одно мгновение. Хельга сжала зубы, отвернувшись в сторону, а сочувствовавшие Дорис и Руф шокировано переглянулись. Даже Лиен и Сэм растерялись, а Яков наоборот облегчённо выдохнул в конце предложения. Да, он услышал, что Немо убил ещё как минимум троих. Но ему не важно. Он теперь знает, что в самом деле могло произойти. Да, сложно верится, но отрицать подобный факт нельзя… к тому же, если сама доктор Буш решила выступить в защиту на предстоящем суде, то это о многом говорит. Почему он должен жалеть мёртвых? Всегда нужно жалеть живых… — Он убил Амелию, — практически прорычал Лиен, нервно барабаня пальцами по полу, стараясь переварить информацию, свалившуюся на голову словно мартовский снег. — Покалечил Элиаса и даже убил двоих музыкантов. И никто до этого момента даже не думал на его счёт… — Люди с раздвоением личности восхитительны, не правда ли? Компания вновь переглянулась. Габриэль негромко ойкнул, только сейчас осознав, что никто и не в курсе, а понимать чужие мысли ещё не научились. — Забыл сказать, — Габи поправил спадающую на глаза чёлку, — у Немо подтверждённое раздвоение личности. Не знаю, стоит ли считать это за врачебную тайну, но, кажется, уже неважно. Поэтому он называет себя Немо, пока в этот момент его второе «Я» носит его собственное — Вальтер. Хотя я до конца ещё не уверен, кто из них настоящий он. — Откуда ты знаешь такие подробности, братец? Ты мне только часть рассказывал. — Я читал характеристику Немо из других школ в его личном деле, когда он мягко намекнул тебе, а оттуда утащил мамины записи, изучив их досконально. Когда всплыла новость об убийстве Амелии — понял, что конец будет очевиден. — Мама хоть знает, что ты влез? — Руби перешла на повышенный тон, поднимаясь с дивана. — Прекратите! — вскрикнул Лиен, одарив двоицу тяжёлым взглядом, призывая тех молча уставиться. Только очередной семейной драмы не хватало. — Просто… подожди, — он вздохнул, потирая лицо ладонями, собираясь с мыслями и силами. — Ты хочешь сказать, что Немо, ну, никого не убивал, а это сделал… другой Немо, то есть Вальтер? Так называемая вторая личность? Хельга вопросительно переглянулась с Руф, тоже не до конца понимая этого «оправдания». С чего это они убийцу вообще оправдывают? Убил — виновен. Разве нет? — Я не знаю подробностей, потому что она говорит, что Немо почти неразговорчивый на эту тему. Он ничего не помнит, а его «заместитель» очень редко когда появляется. Но в принципе, так и получается. — Звучит бредово, — скептично тянет Лиен, не веря в подобную легенду. По крайней мере, не хочет верить. — Миссис Буш будет выступать на стороне подсудимого? — вставил Яков, из-за чего все обернулись к нему с некоторым раздражением и сочувствием одновременно. — Да. И, кстати, прямо сейчас она едет к нему для личного разговора. Яков словно умер и заново родился от такой новости. Ему даже хватило сил подняться на дрожащие ноги и двинуться в сторону Габи. Он сразу поймал его, прежде чем тот свалился обратно на пол. Возможно, сил всё-таки и не было… — Я тоже хочу. Можно ли как-то попасть на свидание? — Ты же знаешь, что личные встречи запрещены до вынесения приговора, — Габриэль присел на пол рядом, в знак поддержки похлопав по плечу. Яков вновь поник. Они не увидятся? И как долго? Сначала суд, потом либо пожизненное заключение, либо его упрячут от глаз людей в психушку. — Мне действительно жаль. Яков сжал чужую футболку в руках, обернувшись в сторону друзей, что теперь не были так сильно злы, а поняли всю сложность ситуации. Осталась главная проблема — доказать это в суде.***
Всё тело ломит как при лихорадке, аж глаза и на секунду невозможно сомкнуть. Всё-таки сдавшись перед самим собой, я просто принял сидячее положение, оббежав практически пустую просторную камеру глазами. Единственное, что здесь привлекало — письменный стол с оставленным на нём блокнотом. Это для того, чтобы я совсем тут от скуки не умер и записывал все свои мысли, которые в дальнейшем используют против меня? Я раздражённо цокнул, поднимаясь со шконки, подходя к этому деревянному столу, отодвигая стул со скрипом, присаживаясь. Я ради интереса выдвинул одинокий ящик и, как же ожидаемо, но он оказался пустым. Поднимая ручку в руки, я внимательно осмотрел её, зависнув на остром кончике. Маленький дьяволёнок внутри меня злобно рассмеялся и громко крикнул — «воспользуйся». А можно? Тишина. И мысли против не проскользнуло, только непонятное сладострастное ожидание неминуемого. Я прикусил губы, поднеся ручку к запястью. Если хорошенько надавить, то можно всё закончить до самого начала. Но мне страшно… Какой идиот оставляет острые предметы с душевнобольными? До абсурда смешно! Или они специально?.. Медленно надавливая на ручку, внимательно наблюдая за кожей, легко поддающейся давлению, я замираю в ожидании, что, вот-вот, совсем немного и… Железная дверь камеры громко отворяется, впуская внутрь постороннего гостя. Но мне всё равно. Все мысли в голове смешались в одну кучу, создавая целый Ниагарский водопад, с которого падал остаток рассудка. Чья-то рука помощи буквально вырывает меня из лап смерти, пошатывая и без того хрупкое сознание. — Вальтер, даже не вздумай! — возмущенно отчеканил знакомый женский голос, который я даже успел приписать к родным. — Кто вообще додумался оставить это тут?! Я кое-как отрываю взгляд от покрасневшей кожи, наконец узнав в девушке своего психиатра. На душе стало как-то легко и воздушно, я даже почувствовал себя шестилетним ребёнком, несущим любимой маме букет её любимых белых маков в день рождения. Иронично, был бы тут Яков, он бы выдал что-то про их значение… — Вальтер, — доктор Буш склоняется надо мной, с сожалением рассматривая меня. — Немо, давай поговорим обо всём, что ты думаешь. Давайте обсудим всё вместе. Я действительно хочу помочь, — она накрывает мою замёрзшую ладонь своей горячей, мягко улыбаясь. Внутри что-то громко щёлкает от такого тёплого отношения чужого человека, даже после совершённого… Могу ли я поверить ей? Правда ли она хочет помочь? Я резко одёргиваю руку, только через несколько секунд улавливая мысль о том, что сделал это без собственного контроля. Доктор горько усмехнулась на мой умоляющий взгляд, и прошептала: — Ты можешь себя контролировать, просто нужно стать сильным духом. И решить внутренний конфликт. Но для этого ты должен всё рассказать. Больше нет времени молчать и оттягивать. Она выпрямляется, делая шаг назад от стола. Я смотрю на неё — она на меня, — не понимаю что делать. Как бы не хотелось отмазываться и отрицать факт её слов, я больше просто не могу вынашивать это в себе, пора выдать ей всё чистосердечным признанием. Ты слышишь, Вальтер?«Ты реально надеешься, что она тут для того, чтобы помочь?» «Ты всё такой же наивный ребёнок, Немо.» «Как и всегда.»
Я скривился. Ну нет, это не я наивный ребёнок, это ты. Тот, что закрывается от всего и всех, дабы не рушить свой выдуманный мирок и оставаться в собственных грёзах. Ты убил всех тех, кого считал недостойными и неправильными, не я. Ты решил, что все люди должны соответствовать каким-то ведомым только тебе стандартам. Решил, что от всех, кто не подходит, можно так легко избавиться. Ведь в твоём мирке так и было. Ты избавлялся от плохих воспоминаний, оставляя только хорошие и ценные. Я не нуждался в такой защите, испортившей мне всю жизнь! С губ слетел истеричный смешок, а в голову силой ударил адреналин, что я даже схватился за угол стола, дабы усидеть на стуле. Сбоку послышалось шуршание, что и не сильно то меня и волновало. — Если бы ты не нуждался, то меня бы и не существовало, — прозвучало словно в пьяном бреду, точно так же неконтролируемо и спутанно. — Но именно ты не смог смириться с тем, что разочаровывал наших родителей. Руки перешли сначала на шею, неглубоко царапая короткими ногтями кожу, а уже чуть позже были в рыжих спутанных волосах. Глаза болели от постоянного движения и напряжения. Хотелось сорвать с себя скальп, дабы вернуться в приближенное к адекватному состоянию. — Это ты не мог смириться с постоянными унижениями и оскорблениями с их стороны. Не мог принять критику на каждый свой неправильный вздох. И именно ты винил себя в том, что самый отвратительный сын на свете, слепо веря в то, что их обвинения сама истина. Ты даже унижения в школе терпел, — я сжал зубы до острой боли, но даже так не расслабил челюсть. Сбоку послышался голос доктора, но разобрать слова было нереально. Словно сквозь воду непонятные звуки… Голова трещала, а тело ломило, создавалось ощущение, что меня вот-вот разорвёт, размажет по стенам этой камеры в кровавое месиво. Я поднял разъярённый взгляд, встретившись с её, — мрачнее грозовой тучи — с этим раздражающим маленьким блокнотиком в руках. — А знаешь что? — улыбка сама по себе сверкнула на тонких губах. Я даже встал со стула, оказавшись немного выше, чем она. — Да, это я убил их всех. Ты же пришла сюда за этим? Вытянуть из меня признание? — даже рука легла на сердце для правдоподобности. — У Немо слишком кишка тонка для такого. Он всегда всё портит, за это его и родители наши недолюбливали. Я так старался, создавая для нас комфортный окружающий мир, чистил его бестолковое сознание, раз он сам был не в состоянии, — сжимая кулаки до впившихся ногтей, я отвёл взгляд. — И чем он в итоге отплатил? Тем, что выставил меня негативным персонажем в нашей жизни? А он весь из себя святой, несчастный? Только и умеет, что строить из себя жертву. Да если бы не я, то мы давным-давно были бы удобрением для почвы. Слова летели неконтролируемым потоком. То, что было спрятано где-то глубоко внутри, недосягаемое для меня, прямо сейчас лилось наружу. Я чувствовал весь шквал этих эмоций, но никогда не думал о самом себе в таком ключе. Да, я жалкий. Да, я беспомощный. Но благодаря кому? БЛАГОДАРЯ ДОРОГИМ РОДИТЕЛЯМ. Я смотрел на других детей и их мам с папой будучи на курсах фортепиано. Даже за микроскопические результаты их хвалили, поддерживали, что ещё немного, и они станут настоящими музыкантами. Каждый родитель уже видел в своём чадо настоящую восходящую звезду, пока мои во мне даже мимо летящего астероида не замечали. За результаты не хвалили, зато за провалы и по рукам били. Та публичная дисквалификация стала настоящим аншлагом. Точкой отправления к перелому и рождению Вальтера, и непризнании себя как личности. — Если так хочешь избавиться от меня, то я просто замолчу. Решай свои проблемы сам. Никто не поверит, если не узнает обо мне. Возможно, тюрьма для нас это единственное верное место. Силы разом покинули тело, словно их все зачерпнули огромным черпаком и вылили куда-то на землю. Ноги задрожали, что я еле устоял на месте, падая обратно на деревянный стул. Доктор Буш обеспокоенно встала на колени передо мной, коснувшись своей ледяной ладонью моего пылающего лба. Ощущение, будто бы я бился головой об бетонную стену со всей силы, в надежде получить сотряс и умереть от сраного кровоизлияния в мозг. — Ты как себя чувствуешь? Минуту назад был бледнее листа бумаги, — девушка растрепала мои спутанные влажные волосы, не отрывая своего внимательного взгляда с уставшего лица. — Ты можешь… объяснить, о чём именно говорил? Я тяжело выдохнул, прикрывая глаза лишь на мгновение, собираясь с мыслями. Могу конечно же, почти, только нужно прийти в себя… Буш молча кивнула, поднимаясь на ноги, воздушной походкой проследовав к двери. Небольшое окошко сдвинулось и оттуда показалось чье-то лицо. Я просто вновь закрыл глаза и отвернулся, а через полминуты она уже сидела напротив меня, готовясь к слушанию. — Знаете, я не особо всё это помню, потому что заставил себя забыть… — неловко сложив ладони на коленях, отвёл стыдливый взгляд. — Конечно же я это понимаю. — С самого детства мои родители отдали меня в музыкальную школу для того, чтобы я развивал хоть какие-нибудь навыки, вместе с этим они дополнительно записали меня на курсы английского и испанского языков, — я лениво склонил голову, — хотя я на родном ещё плохо говорил… В любом случае, загрузили меня по полной, что дома я появлялся раз в неделю, в основном ночевал у бабушки, откуда сразу поехать в школу, ведь от неё было ближе, а оттуда на все свои занятия. Доктор что-то записывала в своём блокноте, а когда я замолчал — остановилась, взглянув на меня, кажется, она действительно внимательно слушала… — Тебе это нравилось? — Не то чтобы это было плохо… у меня не было друзей, мне просто было некогда их заводить, поэтому были хоть какие-то занятия в жизни. И я просто не хотел расстраивать родителей. Очень старался для того, чтобы был результат, которым можно было гордиться. — У тебя не было друзей даже на занятиях? И в школе? — её брови сдвинулись ближе к переносице, я невольно улыбнулся. — Все разбились по группам к средней школе, а я так… меня это не интересовало. Правда потом начались проблемы, потому что в школе не без дебилов, — я сверкнул недовольной ухмылкой, уловив напряжение от психиатра. — Ну, в общем, начался шквал непонятных слухов и глупых издевательств. Когда же я наконец собрался с силами и рассказал родителям, они сначала проигнорировали… И я замолк. Замолк на целую минуту, сверля мрачным взглядом бетонный пол. С каждым словом ко мне возвращались те воспоминания, что я похоронил глубоко в себе, не желая вспоминать. Раньше было больно, сейчас даже смешно… Стоило мне быть немного настойчивей. — А потом? — одними губами прошептала она. — А потом я познакомился с популярной девочкой из класса, старше на год. Мы общались совсем недолго, но успели хорошо узнать друг друга, а потом парень, что ухлёстывал за ней, решил, что угрожать мне будет самым лучшим вариантом, чтобы я перестал даже смотреть в её сторону, — с губ слетел циничный смешок. — В итоге всё закончилось тем, что он и его компания поймали меня после занятий… Я зажмурился, приложив пальцы к вискам, принявшись медленно массировать их, пытаясь отогнать звенящую в голове боль. Господи, застрелите меня кто-нибудь, это невозможно терпеть… — И тогда ты первый раз сменил школу, когда родители… убедились, что пора, — закончила за меня доктор. Я почувствовал, как её ладонь легла на моё плечо, поглаживая. Буш… Габриэль… вроде его фамилия такая же. Разве может быть, что его мама оказалась моим психиатром? С ума сойти, как же мир тесен… — Ты помнишь, когда начал замечать за собой то, что не делал, а в итоге было наоборот? — Да, помню, — я кивнул, стирая ладонями выступившие на глаза слёзы. Хотелось плакать. — Когда уже три месяца учился в новой школе, начал замечать, что в рюкзаке были какие-то вещи, что я никогда туда не клал. — Например? — Какие-то рандомные, вроде маминой помады, старых мягких игрушек. Даже были чужие вещи. Тогда я думал, что это снова одноклассники решили меня ослом отпущения сделать, но я так-то ни с кем не ссорился. Потом начал находить клочки бумаги с какими-то посланиями, собирая их в один листочек каждый раз. Только там не было чего-то страшного, просто набор слов каждый раз… — Ты рассказал родителям? — Нет. Подумал, что глупо их беспокоить по такому поводу, к тому же, ничего страшного не происходило. Пока эти наборы слов не стали превращаться в целые предложения… — я нервно рассмеялся, только сейчас осознавая, что боялся собственной тени. — Там было вроде — «я знаю тебя», «знаю, что ты боишься». Один раз там было про моих родителей и это были первые угрозы, но только в их сторону. Тогда мне пришлось уламывать их, дабы перейти в новую школу. Но в итоге всё повернулось так, что они посчитали, будто у меня высокий уровень тревожности и решили отправить к психиатру. — Эти записки… — Я не помню, — я отрицательно мотнул головой. — Ты можешь сказать предположительно, какие у тебя были переломные моменты до того, как заметил, что ведёшь себя странно? — она крепко сжала ручку. Запястье больно кольнуло, я взглянул на него — покраснение не сошло. — У меня вся жизнь как переломные моменты, я не помню. Она молча кивнула, больше ничего не произнося, переписывая себе что-то очень и очень долго, что я даже успел заскучать. Второе «Я» действительно ушёл? Не может же так быть, чтобы то, с чем мне пытались так долго помочь внезапно испарилось. Вальтер… Молчание. В голове лишь клубок из воспоминаний, которые я прокручивал с начала разговора, но никакого иного влияния. Даже одиноко как-то. …Вальтер?.. — Можешь рассказать о совершённых убийствах? Хочу убедиться. — Ничего не помню, — честно признался я, — только нарастающую обиду смешанную со злостью, а дальше пустота. Помню неконтролируемое желание и невероятный прилив сил. Доктор громко перелистнула страницу блокнота. Я прикусил щеку со внутренней стороны, формулируя следующие слова: — Помню, как шёл с Амелией, чтоб узнать подробности об президентских выборах, а потом как будто выпал из мира. Помню, что после этого проснулся у себя в кровати под крик матери, отправлявшей меня в магазин. — Сколько времени было в эти два момента? Предположительно. — Ну, конец уроков… около двух часов дня, а в магазин я собирался было темно. Вроде бы часов семь вечера? Она удивлённо вскинула бровь, оторвавшись от листов блокнота, пробежала своими пронзительными голубыми глазами по всему моему лицу, прежде чем уткнуться обратно в записи, усмехнувшись: — Тело было обнаружено в пять вечера. На эти пять часов ты был Вальтером. Ты ничего странного не заметил, когда собирался на следующий день? — Сантиметровую ленту, ту, что используют девочки с технологии и дизайна, — я нахмурился, временно замолкая, погружаясь глубоко в мысли. Из всех убийств я помнил лишь вчерашнее. Нет, от меня нет никакого толка. Вальтер, пожалуйста… Ответа не было. На всю камеру раздался звон будильника, вынимая меня из размышлений. Доктор Буш тут же отключила его, пряча телефон обратно в маленькую сумочку. В этот же момент в камеру вошёл сопровождающий, обменявшись с ней многозначительными взглядами. — Думаю, мы продолжим завтра. Отдыхай и набирайся сил, — она незаметно вынула из кармана прозрачную колбочку со знакомыми пилюлями. Я вопросительно взглянул на неё, но она лишь крепко обняла меня, просунув ту в нагрудный карман форменной одежды. — Завтра ты поговоришь с моим старым коллегой. Я хочу помочь тебе разобраться. Девушка отстранилась, улыбнувшись своей фирменной тёплой улыбкой. Но внутри меня это не вызвало ответных чувств. Создавалось ощущение, что в районе груди выжгли огромную дырку, а вместе с ней все оставшиеся эмоции. Дверь закрылась, оставляя в этих четырёх стенах лишь меня и мои бесконечные мысли. Стало одиноко как никогда… Не было и телефона, и книг, и даже ручку забрали. Я поджал губы, пересаживаясь со стула на кровать, поджимая ноги к себе, стараясь смириться с тем, что на мне теперь висел статус преступника. Если все друзья и узнали, то скорей всего отвернулись… А Яков? Как он там? Что думает по этому поводу?«…»
… Есть ли смысл опровергать обвинения и пытаться выбраться? Что меня ждёт дальше, если в конце концов всё выйдет? Родители мертвы, друзья ненавидят, а парень… вероятно, уже бывший, вновь попал в сансару невезения и одиночества. Ради чего остаётся жить?***
Новый день не принёс чего-то нового в новую «красочную» жизнь. После завтрака, Доктор Буш, как и обещала, пришла. Кстати о завтраке… кормят здесь солидно, особенно для людей, учудивших такое. Либо я один единственный такой, а дядя всё-таки немного сжалился и смог договориться. Не знаю. Я понятия не имею, как устроена из себя тюремная система, потому что никогда этим не интересовался, а оказаться здесь для проверки — тем более не мечтал. Интересно, в каком морге сейчас лежат мои окоченевшие родители? Кто будет их хоронить? Тоже дядя? А мне положено посетить церемонию? Вопросов слишком много… Мне пришлось снова рассказать всю Одиссею о своей жизни, но на этот раз времени у нас было гораздо больше, правда, я не знал сколько… У меня не было ни наручных часов, ни настенных в камере. Всё что здесь было — пустой ежедневник. Ручку заменили детскими разноцветными мелками, дабы я точно не смог себе навредить. Они правда думают, что я психопат? Возможно… я не знаю. — Значит Вальтер отказался выдавать себя, — задумчиво протянула девушка, расхаживая из стороны в сторону, листая свои записи, сделанные за весь период наших личных сеансов и прошедших в тюрьме. — Тогда всё-таки придётся, — прошептала она. Я поёжился на кровати, недоверчиво глянув в сторону на вид добродушного дедушки с седой бородкой. Он представился доктором Мюллером — судя по всему, мы были родом из одной страны. — Немо, — просипел он, вынимая из своего небольшого дипломата маленький метроном, ставя его прямо на стол. Я даже не успел заметить, как залип на плавных движениях туда-сюда, пока голос доктора не напомнил о себе. — Сейчас мы проведём гипнотерапию, чтобы добраться до твоего подсознания. Погодите-ка, гипнотерапия? Гипноз что ли? Вот это вхождение в транс и потеря самого себя? Не то чтобы я не привык терять контроль над собой, но навряд ли Вальтер обрадуется внезапному вторжению в свой мирок. Но если другого выхода нет… Страшно. — Ты нервничаешь? — Не особо. — Значит расслабиться тебе не составит труда, — он перешёл на шёпот, я сразу перевёл свой взгляд с метронома на него, встретившись с его большими зелёными глазами. Жутко… — Здесь нет ничего страшного, расслабься, — он говорил размеренно, — смотри в мои глаза, слушай мой голос. Я растерялся, но совсем немного. Не собираясь спорить или противиться, желая просто побыстрей всё выяснить, я смотрел прямо на него, казалось, что доктор даже не моргал, а губы его шевелились и мягко успокаивали. Первое время хотелось рассмеяться с таких интимных переглядов, но уже через пару минут было не весело, стало тяжело выдерживать зрительный контакт, а веки сами собой медленно тяжелели, то ли из-за скуки, то ли от монотонности бархатного голоса. Я старался бороться с накатившей усталостью и смотреть в чужие яркие глаза из-под ресниц, но в конце концов сдался. Ощущения такие же, ничем не отличающиеся от того, когда я приходил домой после тяжёлого и долго дня домой, ложился на кровать и практически проваливался в сон. Единственное, я чётко слышал голос Мюллера, что считал в пол голоса. — Тебе нужно представить, что ты находишься в самом эпицентре своих страхов. Это трудно, но тебе нужно, верь мне, пока ты слышишь меня, всё будет в порядке, — пустота перед глазами начала медленно заполняться, я действительно постарался представить себе хоть что-нибудь. Та самая злосчастная концертная сцена? Да, но вместо привычного зала и ярких красных кресел множество зеркал, направленных на выступающего — меня. Стало не по себе. — Расскажи, что ты видишь? Я почувствовал, как моё тело судорожно дёрнулось, когда в отражениях абсолютно всех зеркал был я. В районе рёбер закололо, а на шею будто натянули удавку — дышать было тяжело. С губ слетел тяжёлый вздох, а за ним слова: — Зал. Большой зал, но вместо зрителей сотни зеркал разной формы, смотрящих в мою сторону… — Что ты чувствуешь? — Тревогу. — Это барьер, давай преодолеем его вместе, — убаюкивающе шептал он, — ты видишь что-нибудь, чем можно было бы разбить их? Я замер, воровато озираясь по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, что мог нарисовать мой мозг. Единственное, за что цеплялся взгляд — пюпитр без нот. Отмерев, я буквально подбежал к нему, хватая его в руки. Странно, он казался мне объёмнее по весу, а сейчас я словно палку деревянную держал… — Спустись к зеркалам и позволь самому себе разбить их. Стоя перед одним из зеркал, я смотрел чётко в своё отражение — отражение на меня. Голос доктора навевал яркие детские воспоминания, когда я маленький, лет пяти, лежал в своей уютной мягкой кровати и готовился ко сну, а мама сидела рядом и точно так же размеренно читала любимую сказку, любяще поглаживая по голове. Я улыбался ей, а она мне… Почему я не помню и этого эпизода будто никогда не существовало? И почему прямо сейчас глаза щипало до нестерпимой боли, а слёзы скатывались с щёк безостановочно? — Тебе нужно разбить. Все до единого, — басит доктор. Я тут же замахиваюсь, зажмурившись, разбиваю злосчастное зеркало на осколки, а воспоминания, побеспокоившие меня, разом улетучиваются. Приходится замереть в ожидании неизвестного или, хотя бы, пока Мюллер вновь не подаст голос. — Слушай меня, ты медленно успокаиваешься и приводишь все свои мысли в порядок. Делаешь вздох, — я задерживаю дыхание, — теперь выдох, — становится немного легче. — Повторяешь. Вдох-выдох, вдох-выдох. Теперь идёшь дальше. Я осматриваюсь: оставалось ещё очень и очень много таких зеркал и, кажется, я начал догадываться, что они в себе таят. Правду же говорят, что зеркала прячут в себе множество загадок… В зеркале округлой формы ничего нового, всё ещё моё отражение. Приходится внимательно вглядеться в самого себя. Интересно, видят ли они мои эмоции, когда я хмурюсь, жмурюсь и пугаюсь? — Ты молодец, отлично справляешься, — хриплый голос доносится прямо за спиной. Хочу обернуться, но ноги будто пригвоздило к полу, а шею заклинило, единственное, что получалось — бегать глазами по силуэтам, отражающимся в зеркале. — Продолжай в том же духе, сынок, тогда у тебя всё получится. Готов поклясться, мне ещё никогда не было так плохо морально и физически. Даже когда те придурки в первой школе без сожалений пинали ногами поддых, по рёбрам, по рукам и лицу, — было менее ощутимо. Живот вспороли, внутренние органы провели через мясорубку, смешали в единую массу, и всё это за одну минуту, именно так я ощущал себя, слыша похвалу родного отца без фальши. Действительно, он звучал так же привычно, как будто говорил о каких-то повседневных вещах по типу погоды на улице. Я прикусил губы, крепче сжимая пюпитр в руках, и, вкладывая все силы, замахнулся и разбил уже второе зеркало. Каждый раз, подходя к новому, различные воспоминания накрывали с головой: в некоторых хотелось остаться, какие-то поскорей выкинуть из головы. Но с каждым разбитым зеркало становилось легче дышать, в буквальном смысле. Самое неприятное, когда роешься в себе — это то, что большинство воспоминаний ты припоминаешь исключительно в этот момент. Человек и без того забывает почти шестьдесят процентов своей жизни… — Не останавливайся. Я ступаю по осколкам и двигаюсь дальше по воображаемому залу, пока не останавливаюсь перед деревянными резными дверями больше меня в несколько раз. Это моё сознание и ничего ужасного в нём не может произойти, верно? Поэтому я вхожу.«Немо?» «Тц.»
Громко и жадно вбирая в рот воздуха, я буквально прогибаюсь в спине, лёжа на кровати. Ощущения сравнимы с судорогой — не больно, но пиздецки как неприятно. Казалось, что ещё немного и мне выкрутит руки в противоположную сторону, но всё быстро пришло в порядок через несколько секунд. Я расслабленно развалился на шконке, что, конечно, не была такой мягкой как кровать дома, но явно получше бетонного пола. Всю трагедию спасал тонкий, но всё ещё матрас. — Немо, ты слышишь мой голос? Молчание. — Ты знаешь, где находишься сейчас? — В тюрьме. Мюллер тихо откашливается, на что я цинично усмехаюсь. Хочу открыть глаза, но не могу. Просто не выходит… Но готов поклясться, лицо этого старикашки сейчас напоминает картину «Крик». Жаль не видно. — Ты знаешь, за что ты тут находишься? — Конечно знаю, я убил несколько человек, — лениво облизывая губы, я немного поворачиваю голову в сторону голоса, будто бы смотря на него. Противный у него голосок… Маму напоминает. — То есть, ты согласен с тем, что именно ты их всех убил, Немо. А он хитрый старикашка. Уже сразу раскусил? Ну да, Немо всегда был тряпкой и пытался казаться учтивым малым. Эта учтивость его и погубила. — Слушай, ты же сам решил отправить Немо на исследование своего сознания в милые воспоминания, а меня вытащил сюда. Так что ты хочешь услышать? — я хмурюсь, презрительно кривя губы. Терпение было на исходе. — Перестань, мы просто хотим поговорить с тобой и задать пару вопросов. — О, так та заноза в заднице тоже тут? Ладно, вы явно не отстанете, да? — показывая всю свою незаинтересованность, пришлось демонстративно зевнуть. — Конечно, можно просто оттянуть и дождаться очевидного заключения суда… — Брось это, Вальтер, — наконец-то голос подала Буш, что я даже подавился собственным смехом. Да никогда в жизни я не поверю в то, что она волнуется о нас. Ладно, только обо мне. — Зачем тебе губить жизнь Немо? Попадёте в тюрьму и что? Будете мучиться ещё больше, потому что без надобных лекарств первым сорвёшься ты. — Да лучше так! — перебив её выкриком, я агрессивно сжал в руках простынь. — Вы же все считаете меня ошибкой в программе, да? То, чего не должно существовать у него в голове. А меня кто-то спрашивал? Хочу ли я? О, да, конечно же не спрашивали. Как же у болезни может быть собственное мнение?! — Вальтер, ты не какое-то заболевание, всё куда сложнее, — мужчина вздохнул где-то над ухом. Я скривился в отвращении. Почему они оба врут? — Просто помоги нам и я лично обещаю, что никто тебя не убьёт и ты продолжишь так же существовать. — Как же я могу тебе поверить, глупый доктор? — задорно рассмеялся я. Всё это напоминало представление в цирке, где два клоуна пытались рассмешить самого грустного зрителя. И у них отлично выходило. Может, стоило податься в цирковое искусство, а не в психологию? — Как минимум, ты можешь так же противиться даже после выигрыша в суде, если я тебя обману. Но есть ли смысл обманывать? Ты правильно говоришь, ты точно такая же личность, как и Немо. Просто вы разделены. Просто ответь на несколько вопросов. Я вздохнул и замолчал на долгих три минуты, взвешивая дальнейшее решение. С одной стороны — я категорично не верил в его байки, а с другой… мне всё-таки было жаль Немо и его беспомощность. Да, прошло много лет и он вырос как физически, так и морально. Может, я просто был слепым, а он прав в том, что это я закрылся в своём мирке? Кто же из нас в итоге взрослый… — Валяй свои вопросы, — цокнув языком, я наконец-то выпустил из рук смятую простынь. Послышалось шуршание страниц, отчего даже глаз дёрнулся. Хотелось их поторопить, но навряд ли меня отпустят так легко. Эти блядские махинации с мозгом самое противное, что придумало человечество. И вообще вся психология полнейшее дерьмо. Несколько веков назад нас бы уже застрелили без выяснений обстоятельств. Уж лучше так. — Нам нужно выяснить главное: мотивы убийств. Расскажи, Вальтер, зачем ты убил Амелию Кюль? Сначала прыснув со смеху, я громко хохотнул, что голос отбился от стенок камеры, оглушая. О, какой же это ожидаемый вопрос. Интересно, как низко упадёт их челюсть после ответа? Боже, ну почему я не могу открыть глаза? Я даже готов уже без гипноза с ними пообщаться. — Ну как же? Я сделал одолжение двум своим друзьям! Эта маленькая лицемерная поганка мне сразу не понравилась. Больно навязчивая особь… — с губ слетело презрительное хихиканье. — И это вы пытались выведать у Немо? Откуда ж ему знать, это я везде орудовал. Эта куколка на протяжении всего урока впивалась в Немо как пиявка и на минуту даже не отпускала, поглощая собой. А Немо, ну, очень не любит такую навязчивость. Я замолчал, вспоминания тот «судный день». Да, душить её на открытом переулке было ужасно забавно. А вырезать послание для Немо на её ещё тёплой коже, куда веселее. — Яков рассказал, что эта жаба однажды надурила его и шантажировала, из-за чего ему пришлось помогать ей закрывать химию на отлично почти весь семестр. Мне такое сразу же не понравилось. А ещё, она жутко бесила Софию, потому что Лиен шлялся за ней как зачарованный. Ох уж эта Санта Барбара… — И поэтому ты убил её? — Нет, я убил её, потому что она могла стать одной из главных проблем в нашей жизни. Всё, что не нравится Немо — я ликвидирую. Разве это плохо? Но оба психиатра промолчали. Ну класс. — Следующей жертвой стал парень из музыкальной школьной группы. Какой мотив был тут? — Эванс, — я усмехнулся над вопросом так, будто бы он спросил что-то совершенно глупое, по типу, как меня зовут. — Анна? Третья убитая? — тут уже вмешалась Буш. — Какие же вы тугодумы, а ещё себя профессионалами называете! Я убил этого паренька, чтобы подобраться ближе к язве школы. Кстати говоря, она была лучшей подружкой Амелии. Какое идеальное попадание, не правда ли? — облизывая пересохшие губы, я продолжил, — Немо не понял, а вот я сразу… Как только эта ведьма поверила в то, что мы встречаемся с её объектом воздыхания, то я сразу стал в её глазах обскурантом. — В каком смысле? — я слышал нервные нотки в вопросе Буш. — Немо не помнит, потому что не хотел, чтобы он сболтнул чего лишнего, но когда всплыла новость о том, что мы и Габриэль встречаемся, то начался какой-то переполох с Яковом, — интересно, как она сейчас смотрит на меня? Я же всё-таки про её сыночка говорю. — Какие-то мелкие конфликты, странное поведение в моём присутствии… короче, гормоны у бывших били. Только один серьёзно настроен был, второй просто развлекался. Тихое «Господи, Габриэль» слетело на выдохе, на что я удовлетворенно улыбнулся. А вот мамочке он не всё рассказывает, как грустно. — Ну и на стороне Якова задним фронтом выступала эта… сучка. Она и её подружки подловили нас у туалета, где красноречиво рассказала о том, что же такого может сделать, если я не уступлю ей твоего сыночка, доктор. Она вся из себя звезда такая, все её уважают и встанут на её защиту, стоит пусть один громкий слух… Немо это напугало, потому что менять школу в третий раз никто бы не стал, мама чётко дала знать, что пора бороться со своими проблемами, какими бы те не были. Это был её самый толковый совет за десять лет. Слова уже давались с трудом. Внутри медленно собирался бушующий ураган, готовый сорваться в любой момент. Противно всё это вспоминать, почему я вообще иду у них на поводу и рассказываю всё это? Ах да, из-за жалости к Немо. — И я придумал действенный план. Мне нужно было застать её в одиночестве, чтобы убить. Но была проблема — она всегда находилась с кем-то, а в основном это её друзья из ансамбля. Чтобы подобраться ближе, я просто решил влиться в её окружение. Думал, что сам приду им на помощь после того, как освобожу для себя место, но Габриэль и Руби всё сделали за меня. Сами прибежали к Немо и начали слезливо молить, чтобы присоединился. Немо не хотел, поэтому пришлось подтолкнуть его к этому. Он же послушный мальчик, спорить не стал, даже зная, что играть то на скрипке не умеет. — Продолжай, не торопись, — протянул мужчина, когда уловил уставшие нотки в моём голосе. — Немо отнёсся к этому со всей серьёзностью, учился играть и до конца не понимал, что это бессмысленно. Работал до изнеможения и мне не нравилось. Тогда я решил объявиться перед ним лично в его подсознании и раскрыть некоторую правду о нас. — Он жил в неведении всё это время? — Конечно же! Если бы я дал ему вспомнить о том, как я убивал двоих нашими руками чуть раньше, то он бы меня выдал. А я не хотел, — этот разговор действительно веселил и разжигал внутри уже не ураган, а целый пожар. — Ну и в конце концов я убил эту паршивку. Избавился от неё без сожалений, так же как она обещала раздавить нас, если бы я не послушался. Я что, похож на цирковую лошадь, чтобы приказы её слушать? Тишина. Любимая гнетущая тишина, во время которой я успел немножко отдохнуть от этих назойливых мух и их вопросов, пока Буш не задала очередной тупой вопрос: — Что насчёт Элиаса? Боже, ей совсем мозгов не хватает догадаться? Ну или хотя бы обратиться к своему волшебному блокнотику с записями? Или она его для фарса носит, чтоб казаться важной и умной? А то у меня начинает создаваться иное впечатление… — Он просто оказался не в том месте, не в то время. Я не хотел его убивать… А потом, когда пришёл к нему, чтобы проведать, он выгнал меня, но сказал, что ничего не расскажет, потому что его кто-то попросил. — Габриэль… — прошептала девушка, а улыбка на моих губах выросла в двойне, подтверждая подозрения. Я уже представил, как сейчас подавлено выглядит эта несчастная мамаша, узнавая всё больше интересных вещей о сыне с третьей стороны. — Я спешу разрушить твоё злое виденье, но это я попросила Габи передать Элиасу, чтобы он отмалчивался, — представление о несчастье доктора рассыпалось в одно мгновение. — У нас было достаточное количество сеансов, чтобы за короткие разговоры с тобой, Вальтер, я смогла понять, что из себя представляет твоя функция. Когда мои вопросы задевали тему убийств, то ты сразу вываливался из своего кокона, загораживая Немо. Ты правда не хотел, чтобы на него думали, как на убийцу. Ты в первую очередь думал о нём, а не о себе, — она поставила точку в своём монологе недовольным хмыканьем. Я растерялся. То есть, она с самого начала знала, что это был я, но ей просто нужно было… — Я услышала всё, что мне было нужно. Ты очень сильно помог мне. Отдыхай, в следующий раз встретимся на заседании суда через неделю. Или не встретимся. Неужели она обвела меня вокруг пальца?.. — Пора просыпаться, Немо. Всё тело пробило мелкой дрожью. Я сжал мятую простынь под собой, заёрзав. Нет, нет, нет, так не пойдёт! Мне нужно высказать всё, что я сейчас думаю о ней и её злоебучей психотерапии. Немо может подождать ещё немного, я не собираюсь так легко сдаваться! Она обманула меня! — Насчёт три ты откроешь глаза… Пульс участился, сердце громко билось где-то под рёбрами. Возвращение души в тело было практически осязаемым. Один. Становилось тяжело дышать, а прежнее сознание меркло, проваливаясь в глубокий сон…«Вот так выглядит смерть?»
Руки ослабли, больше не сжимая несчастную белую простынь. Два. Голову словно прострелило. Она болела так же, как в тот день, когда я убил своих родителей. Под глазами целый небосвод нарисовался, что я сжался всем телом. Три. Я открыл глаза, вскакивая на кровати, просыпаясь как от настоящего продолжительного кошмара, нервно ощупывая ладонями своё горячее лицо. Первым, что я увидел — улыбающийся доктор Мюллер, а за ним доктор Буш, не менее счастливая. Всё прошло как надо? Ничего не помню… — Я… — дыхание всё никак не могло нормализоваться, поэтому пришлось подождать ещё некоторое время, прежде чем спокойно задать вопрос. — Всё получилось? — Ещё как. Ты молодец, Немо. Теперь мы точно выиграем этот суд. Не забывай принимать лекарства два раза в день, хорошо? Мы встретимся через неделю. Они и правда помогут мне?