12 июля, 1818 год.
Смольный Институт Благородных Девиц
Мне восемь лет. В этот день я сдала экзамен и официально перешла в средний класс, именуемый «Голубым» из-за цвета одежды, как и у всех остальных. Мне удалось перейти на вторую ступень, пропустив два года учения. Наставница довольна. Она говорит, что я весьма удивительный случай: ещё не одна из Смольных так не продвигалась в обучении. На второй ступени к числу изучаемых предметов прибавляется география, история и домоводство. Также полагалось научиться навыкам самообслуживания, таким как содержание в порядке своих волос и одежды, (что было довольно просто). В программу обучения добавляется, говоря современным языком, литература («чтение исторических и нравоучительных книг»), основы архитектуры и геральдики. Нас учили ведению хозяйства (наблюдение на кухне, составление смет, самостоятельное шитьё для себя белья и платья из предоставленной материи). Мне безумно нравилась и нравится литература. Здесь Пушкин ещё жив, было бы превосходно пообщаться с ним. Ему сейчас, должно быть, четырнадцать; он старше меня всего на шесть лет. И всё же, литература здесь восхетительна. Матушка приезжает в Институт и привозит мне материал для одежды. Она мной горда, а её покровительница, Елизавета Алексеевна наслышана о моих успехах. Это весьма польщает. Может, мне удастся стать одной из фрейлин Её Высочества, что будет великой честью для меня. Иногда я тоскую по предыдущей жизни; по удобствам, по равноправие и многому подобному, по зарубежной музыке и многому другому. В предыдущей жизни с детства я держалась особняком, мне так было легче. График обучения был выучен мною наизусть к середине первого года обучения на второй ступени. Для меня всё было чётко и понятно. Также меня действительно удручало то, что леди здесь изучают науки поверхностно, внимание уделено только языкам, по которым у нас экзамены каждые полгода. Так же скверными были наказания, благо, я ни разу не была наказана. Девушек чаще всего наказывали до прихода в столовую; войдя туда в первый раз, я была в неком шоке. Некоторые из наказанных стояли в простенках, другие сидели за «чёрным столом», третьи были без передника, четвёртые, вместо того, чтобы сидеть у стола, стояли за скамейкой. Но моё любопытство особенно возбудили две девочки: у одной из них к плечу была приколота какая-то бумажка, у другой — чулок. Оказалось, что когда у девочки приколота бумажка, это означает, что она возилась с нею во время урока; прикрепленный чулок показывал, что воспитанница или плохо заштопала его, или не сделала этого вовсе. Однажды, в конце второй ступени обучения, меня вызвала к себе Юлия Фёдоровна Адлерберг — директор Института. Она пригласила меня на чай. На тот момент мне было тринадцать лет, это был 1823 год. Она объяснила мне, что я могу сдать экзамен и перейти на третью ступень уже сейчас. Это не могло не радовать, моему счастью не было предела. Экзамены были по нововведенным предметам, и по домоводству был отдельный экзамен. Успешно сдав их, меня официально объявили одной из «Белых». Я была счастлива и одновременно печальна, я видела своих подруг, которым ещё долго придётся учиться, мне же осталось всего три года. Однажды, засыпая под тонким одеялом, мне приснился сон о предыдущей жизни, о том, как я училась, о родителях и братьях. Сон закончился воспоминаниями об уроке русской литературы, мы разбирали поэтов и писателей. Там я читала Пушкина и Гоголя. Проснувшись, меня посетила идея найти их здесь, в это время, спасти Пушкина от дуэли и Гоголя — от погребенья.