Эй, я тебе вообще кто: литературный агент или мамочка?
Почему я должна звонить тебе несколько раз подряд, а?
Хотя, знаешь, к чёрту
Я совершенно не хочу лезть в твои дела, но так уж сложилось, что мне тут напели, что та юная особа, с которой тебя видели вчера у выхода из клуба... короче, будь осторожен. Ходят слухи, что она тусуется вплоть до знаешь кого?
Гуру!
В общем вот мой тебе совет: если вдруг она потащит тебя на фавелы или, не дай богу, к нему, пожалуйста, не ведись на эту хрень про «переплетено» и на всю остальную эзотерику, понял?
— ..вый роман? — доносится обрывок вопроса. — М? — оторвавшись от экрана, переспрашивает Марк с набитым ртом. — Это твой новый роман? — Алиса указывает на рабочее место, где виднелась незаконченная рукопись в размере А4 с названием «Полигон» и лишь парой абзацев, и, пока тот дожёвывает, чтобы что-то ответить, читает про себя первые строки. — Да, но... он ещё не закончен, — с некой неохотой отвечает он, подчёркивая истощённость своего произведения и не искреннее сопереживание поднятой изначально темы, что была заказана никем иным, как мэром. — Мне надо будет как раз на днях всё написать, чтобы сдать в издательство. Только вот... почему ты сказала «новый»? — Потому что ты знаменитый писатель, — довольно легко объяснила девушка, при этом дойдя до конца страницы, — и мне доводилось видеть твоё творчество, когда оно ещё имело более дерзкую и бунтарскую подоплёку, высмеивало нашу власть и всё, что она делала и не делала для народа, который вот уже какой год плачет под осколками счастья. Услышав это, Марк замер. Взятый в рот новый кусочек блина перестал пережёвываться из-за рефлекторного страха, появившегося благодаря фанату, который говорил фактически то же самое. Хотя услышать подобное от новоиспечённой пассии не представлялось возможным. Не после того, что между ними было за прошлый вечер, ночь и это утро, обещающее стать самым лучшим за всю жизнь... — Нет, прошу, переживай. Я не с упрёком, — заметив такую явно болезненную реакцию возлюбленного на свои слова, поспешила успокоить Алиса и, положив рукопись на место, подошла как можно ближе, нежно обхватила ладонями чужое лицо, заглянула в голубые глаза. — Скорее наоборот, так как знаю, что ты — истинный творец и должен продолжать в том же духе, что и до момента, когда неповоротливая бюрократическая машина решила пережевать всех себе неугодных. — В каком это смысле? — не до конца понял, о чём речь он. — В таком, что, уверена, твой роман получится шикарным, но разве тебе самому не надоело плясать под дудочку власть имущих? Не надоело, что приходится скрывать свои настоящие мысли за заготовленными речами для получения гонорара? — несмотря на общий, казалось бы, вовсе не радикально настроенный вид, голос девушки приобрёл более серьёзные нотки, отчего Марку стало одновременно дурно и какой-то частью внутреннего «я» радостно, так как и правда — ему осточертело это. — Даже если так... не думаю, что можно что-то исправить, пока наша верхушка такая, какая есть. — Да, всё верно, — Алиса кивает. — Но у меня есть один человек... думаю, он тебе понравится, когда вы познакомитесь. — Ладно, — Марк даже не задумывается над тем, кто ему должен понравиться, и куда живое блондинка собирается его повести, послушно одеваясь и выходя вслед за ней на серую улицу, по которой та уверенно шагала в сторону приближающихся кварталов с плотной спонтанной застройкой, напоминающей ту часть прошлого, когда он маленький бегал среди данных трущоб, и не мечтая о том, чтобы стать когда-то городского масштаба писателем, которого сейчас явно ожидала новая глава в его жизни. Правда, хорошая или плохая — понять было трудно, поскольку одна часть пребывала в чрезмерном ликовании от совершенно иного поворота событий, а другая начинала бить тревогу стоило подойти вплотную к старому чёрно-зелёному дому-муравейнику с выпирающими балконами, полуоткрытой крышей, приделанными явно самостоятельно доп местами и всем прочим, что Алису вовсе не пугает. Словно она бывает здесь каждый день, почему с прежней уверенностью переступает сначала порог чего-то отдалённо напоминающего подъезд, а потом — чей-то квартиры. — Гуру! — крикнула Алиса и сразу по-хозяйски принялась снимать с себя кожаный пиджак и кроссовки, ступая босой ногой на расстеленный по полу тёмный ковёр. — Я тут привела тебе кое-кого! Сказала, что ему здесь понравится. — Ну, дорогая моя, никогда не обнадёживай людей заранее, — послышался томный мужской тембр, и стоило Марку проследовать в комнату, как первое, на что переключилось внимание — высокий, широкоплечий мужчина лет сорока с тёмными волосами, спадающими до плеч, облачённых в какую-то странную ткань. — Лучше скажи, кем является твой спутник? — Его зовут Марк, — представила девушка и будто для придания уверенности вновь переплела свои тонкие пальцы с чужими. — О, то есть, сегодня у меня в гостях будет никто иной, как писатель, который раньше выступал против мэра и его деятельности? — мужчина, чьё чуть морщинистое лицо показалось из-за тени, расплылся в ухмылке, не обратив внимание на то, как голубые глаза того принялись осматриваться по сторонам тёмной комнаты с предельно малым количеством мебели в виде кровати, тумбочки, на которой стоит старинный приёмник, повёрнутый динамиком в сторону чего-то большого, закрытого куском чёрной ткани. — Что ж, жаль я не подготовился к такой встрече заранее. Впрочем, думаю, вы не сильно расстроитесь из-за беспорядка, не так ли? В этот момент откуда-то сверху откололся кусок штукатурки, упав Марку прямо на голову, отчего чего подбородок рефлекторно задирается, чтобы увидеть, как с потолка местами свисают нити паутинок, цепляющихся за старую потёртую стенку, заполненную книгами и толстенными фолиантами с выпуклыми названиями. — Конечно, можешь не переживать по этому поводу, — тем временем, не обращая на такие уже ставшие привычными мелочи, вновь заговорила Алиса, после чего легонько потянула своего спутника к столу, сев за который под тусклым светом лампочки стали видны рисунки и записи на пожелтевших страницах. — Это наглядная схема работы моей теории, — заметив, как Марк стал внимательно изучать лист за листом, стараясь при этом не прикасаться к ним, чтобы не выглядеть чересчур наглым человеком, решившим не спросить разрешения для прочтения чужих рукописей. — Называется «переплетено», поскольку, наверняка, ты и сам догадываешься, у всего не единый архитектор. Вокруг хаос и если бы это было дело рук одной банды или даже влияния одного человека — была бы система, но всё вокруг — сетка, полотно, будто работала ткачиха или швейка, а так всё переплетено само собою: набекрень, наискосок при том, что везде сатирикон и бездействие закона при содействии икон. — Думаете, религия к этому имеет самое, что ни на есть прямое отношение? — оторвавшись от беглого чтения, он поворачивается с полными непонимания глазами в сторону Гуру, что принёс откуда-то третий стул и присел по левую сторону от него. — Мысли шире, мой дорогой друг, — будто приказывает тот, после чего делает недолгую паузу, чтобы зажать самокрутку между губ и поджечь её почти закончившейся бензиновой зажигалкой. — Икона в данном случае не обязательно является олицетворением религии. Это, скорее, метафора, которую, безусловно, каждый волен воспринимать, как душе угодно, и всё же это не отменяет того факта, что вот так мы живём, и так мы и умрём — удобрим эту гору собой, став её углём в недобром этом городе. А рабом ли или бунтарём — уже не важно, поскольку червяков доест орёт, а после — червяки орла, и нет ничего вечного, кроме самого самого круговорота упадка и страха. — Да, звучит логично, только вот... — внимательно выслушав каждое слово, под которым руки были готовы расписаться в знак согласия, неуверенно проговорил Марк, — происходящее явно сложнее, и для того, чтобы начать что-то делать, нужно... — Мы уже делаем, — вклинилась в диалог Алиса, заставив писателя переключить внимание на себя, кажется, уже такую родную, словно они знакомы несколько лет и знают друг друга вдоль и поперёк. — Часть жителей фавел так или иначе прикладывает руку к тому, чтобы внедрить полутона в их чёрно-белое кино. — Но мэр... — Он — лишь серый кардинал, а нас тут целый легион, — вновь доносится мужской голос с более металлическими нотками, чем раньше, отчего внутреннее «я» писателя встрепенулось от долгожданной поддержки и решимости со стороны. — И, пусть, не понимая всех моих теорий, из нас лепят конспирологов, но чья наркоимперия, по-твоему, по артериям города гонит эти контейнеры с отходами переработки добытой под горою рудой, пока дома, в лабораториях, из её же отходов путём обработки гонят в народ тот самый наркотик, что называется «гор»?