«Да уж, теперь бедные собаки будут преследовать меня во снах», – с досадой подумала я.
***
Примерно через час курьер уже передал мне всё необходимое для лечения Димы. Мама вложила в сумку парочку свитеров, куриный бульон и записку: «Не могу дождаться, когда ты вернёшься, доченька». На глаза навернулись слёзы, которые я быстро смахнула рукой. И, спрятав записку под чехол телефона, чтобы как можно чаще её видеть, я зашла в дом. Вспоминая, какая у меня прекрасная семья. И что в итоге… я не одна в этом чёртовом мире. Зайдя в комнату к парню, я заметила, что он переоделся, но вновь спал. Я стала на цыпочках подходить к кровати и задела ногой бутылку воды, которая с грохотом прокатилась по всей спальне. – С тобой не выспаться, принцесса, – прохрипел Дима. – Прости, – тихо отозвалась я, – как ты себя чувствуешь? – Как в раю, – улыбнулся он, а затем сильно закашлялся, содрогаясь на кровати, – но и в раю бывают проблемы, да? – Нужно выпить это, – я окунула ложку в банку с мерзким желе и протянула парню, – приподнимись, Дим. – Что это такое, ведьма? – округлил он глаза, отстраняясь от меня. – То, что поможет, – я решила не говорить ему о составе лекарства, ведь тогда он ни за что в жизни не проглотит это, – глотай сразу, я добавила туда мёд, чтобы было слаще. Матвеев подозрительно посмотрел на меня, но открыл рот, впиваясь в меня своим взглядом. Он всё ещё был мутным, но я уже начинала улавливать проблески этой, давно уже знакомой мне, дьявольской энергии. Он почти что пробудился. Я быстро сунула ложку в рот парня, а он сморщился, надувая щёки. Дима уже хотел выплюнуть содержимое, но я закрыла его лицо ладошкой: – Проглоти, – приказала я, как раньше делала это моя мама, – давай-давай, одним рывком. Наконец Дима смог проглотить эту противную смесь и резко запил её водой. – Какого чёрта, Лилит? – выругался он. – Это что, отрава? – Собачий жир, – пожала я плечами, – очень хорошее средство. – Ты действительно хочешь убить меня... – Дима вздохнул и без сил откинулся на подушки, прикрывая глаза. – Подожди, нужно выпить ещё вот это, – я стала доставать все таблетки из сумки, – и съесть что-то. Хотя бы бульон. – Где ты взяла эту гадость? – Дима вытирал губы от жира. – Мама передала, – робко ответила я, – и бульон тоже, и лекарства… Матвеев, кажется, позабыл о неприятном привкусе во рту и вернул всё своё внимание на меня. Его глаза прищурились, а сам он немного приподнялся на подушке. – Рассказала маме, что я заболел? – спросил напрямую он. – Эм… – чуть задумалась я, – я сказала, что болеет Лина. – Не хочешь говорить с ней обо мне, – это был не вопрос, а утверждение от чернокнижника. – Держи, – я передала ему таблетки и воду, – выпей. – Оставь на столе и можешь идти, – безразлично сказал он, – незачем караулить меня, словно я смертельно болен. Резко выдохнув, я смогла подавить приступ ярости, подступающий к горлу. Ведь на самом деле мне хотелось вылить на него всю банку собачьего жира сейчас. Чтобы он не смог отмыться ещё неделю от этого ужасного запаха. – Я разберусь без тебя, что мне делать, – улыбнулась сквозь зубы я, – и никуда не уйду, пока ты не придёшь в себя. Потом… ты меня не увидишь, раз так сильно этого хочешь. Парень развернулся на другой бок от меня, укрываясь одеялом. Словно хотел спрятаться от меня. Словно это я, как сумасшедшая, преследую его, не давая спокойно жить. Сосчитав до десяти, я обошла кровать и села на край, поднося к его губам лекарства и воду. – Пей, – сказала я, – сейчас же. Дима, наверное, тоже считал до десяти, выдерживая небольшую паузу. Как бы не сразу соглашаясь на мои условия. Но я то знала, что сил на борьбу у него сейчас не было. Желание – возможно. Но возможности их воплотить… точно нет. И, наконец смирившись со своей участью больного на эти дни, Матвеев принял поражение, проглатывая всё то, что я ему приносила. А приносила я ему многое, примерив на себя роль медсестры сегодня. Огромное количество чая, мёда, лекарств и под конец дня вновь… ненавистный жир, который он с трудом проглотил. Было ещё хуже в этот раз, ведь Дима знал, к чему готовиться. Знал уже этот вкус, который ещё долго не будет сходить с его губ. И, выпив наконец все таблетки на сегодня, он смотрел на меня так обиженно, словно я заставила его стоять на этом ужасном холоде всю ночь. Когда парень дремал, я читала его бесчисленные сообщения мне за эту ночь. Они были пропитаны такой болью и отчаянием, что я наверняка бы поехала к нему. Сорвалась бы, наплевав на всё, если бы… увидела их вовремя. И чувство вины, конечно, больно кололо меня весь день. Ведь, если бы я всё-таки приехала… Дима бы не заболел. – Расскажи мне, Лилит, – сказал он, смотря в потолок, – расскажи про своё детство. Время близилось к ночи, а день пролетел незаметно. По крайней мере, для меня. Ведь я бесконечно ухаживала за парнем, беспокоясь и переживая, чтобы не забыть дать ему вовремя лекарства. И сейчас, лёжа с ним рядом на одной кровати, я поняла, что очень устала. Практически не чувствовала ног. – Детство? – удивилась я. Почему его вдруг заинтересовало моё детство? С чего он задал такой вопрос? Ведь Дима никогда не делал ничего просто так. За каждым его вопросом и действием, несомненно, таилось что-то большее. Что-то, что он потом сможет использовать. И, как показала практика, довольно часто против меня. – Да, мне интересно, – взглянул он меня. Цвет лица чернокнижника стал приходить в норму. Если его смертельная бледность хоть для кого-то была нормой. Он уже не потел так сильно, а температура не превышала 37,5 градусов. Что, конечно, было не очень хорошо, но и не критично. – Ну… – задумалась я, – я росла в ковене. С бабушкой, мамой, Агатой и остальными ведьмами. Потом умер папа, и я… – я чуть запнулась, – стала практиковать с этого момента. – Ты скучаешь по нему? – прервал меня Дима. – Да, – тихо сказала я, – но я его… почти не помню. Только некоторые моменты. И их было… совсем мало. – Мне жаль, – парень сжал мою руку, обдавая меня очередной волной мурашек. – Мне тоже, – тихо отозвалась я. Мысли из детства стали наваливаться на меня, наводя тоску. Принося понимание того, что это время больше не вернуть, как бы сильно я не хотела. Как бы отчаянно я не мечтала вновь оказаться в своём доме, окутанной любовью и теплом. И в разрез с этими тёплыми воспоминаниями перед глазами всплыла картина, как Дима показал свою, истерзанную мной, спину. На всю страну заявляя о том, что происходит между нами. Я невольно представила лицо мамы, когда она увидит это, и перед моими глазами помутнело. – Как ты мог так унизить меня на интервью? – вырвалось у меня. – Ты не подумал, как отреагирует моя мама на это? – А ты не подумала о моей маме, Лилит? – ухмыльнулся Матвеев. – Думаю, она тоже будет переживать. За моё здоровье. – Ты совсем сумасшедший? – я попыталась встать с кровати, но тут же была остановлена парнем. Кажется, силы к нему вернулись, ведь он обхватил мою кисть так крепко, что я не могла даже шевельнуться. Лишь глубоко вздохнула, скрепя зубами от злости. И, уложив меня обратно рядом с собой, он прокашлялся: – Прости, – тихо сказал Дима. Мы молча смотрели друг на друга, а в моей голове таился десяток претензий и вопросов к нему. Того не высказанного, о котором я так долго молчала. О котором мне было больно говорить. Ведь слышать правду из его уст было невыносимо страшно. Порой... практически смертельно. И, набравшись остатка смелости, я спросила: – Зачем ты так поступаешь со мной? – я заглянула в его глаза в надежде увидеть там ответ первее, чем он слетит с его губ. – Как? – Дима, кажется, ничуть не смутился от моего вопроса. – Преступно… – я практически шептала, – подло и отвратительно. Матвеев чуть улыбнулся, кладя мне руку на лицо. Выводя на нём свои узоры, понятные лишь ему. Утирая одинокую слезинку, которая начинала катиться из под ресниц. – Только лишь потому, что боюсь упустить тебя. Боюсь, что ты вдруг исчезнешь навсегда, – хрипло сказал он. – Я ведь… – слёзы вновь подступали, – я ведь так скорее исчезну, как ты не поймёшь? Он задумался на мгновение, а его глаза помутнели. Так, будто он не слышал меня вовсе. Был в своём мире. – Ты смогла бы? – его голос окрасился стальными нотками. И в этот момент… в этот самый миг я увидела в глазах парня настоящую одержимость. То, чего раньше я не замечала или не хотела замечать. Этот взгляд настоящего безумца, который и сам порой не понимает, что творит. Не отдаёт отчёт своим действиям. Вся моя кожа покрылась волной мурашек. А в голове звенела сирена: «Беги». Но я… игнорировала эти призывы о спасении. Я уже была в своём самом жутком кошмаре, из которого не выбраться живой. Ведь Дима не отпустит. Я это чётко ощущала. – Я не знаю, сколько ещё смогу продержаться, – честно призналась я. Парень взял меня за подбородок кончиками пальцев, притягивая к себе ещё ближе. Обжигая своим дыханием, которое казалось ещё жарче от повышенной температуры. – Я знаю, – шёпотом сказал он, – примерно вечность.«Примерно вечность, – эхом гудело в голове, – вечность… вечность… вечность».
Отгоняя от себя весь тот ужас, который пробирался в каждый уголок моего сознания, я попыталась как можно мягче сказать: – Если… если ты всерьёз говоришь о вечности… – робко начала я. – Всерьёз, – не раздумывая ни секунды сказал Дима. – Тогда… – я пыталась сформулировать мысль, – нам нужно договориться. – О чём, принцесса? – парень выглядел немного растерянным. – О том, как можно и нельзя поступать, чтобы не причинять друг другу боль, – объяснила я. – Это невозможно, – отрезал он, – без боли не бывает любви. Установки Димы слишком часто разнились с моими. Я не помнила ни дня, чтобы мама плакала. Наоборот, она лишь улыбалась, когда папа был рядом. Сияла и пела, когда убиралась или готовила. Они постоянно были вместе, не в силах оторваться. Всегда смеялись и резвились, словно были неугомонными подростками, а не взрослыми людьми. Такую… любовь я видела и знала. Такую… отчаянно хотела получить от Димы, хоть и не могла в этом признаться. – Во мне одна лишь боль, Дим, – прошептала я. – Это исправимо, принцесса, – Матвеев поцеловал меня в лоб, – просто… нужно немного подождать. У меня в горле будто образовался ком. Я больше не могла вымолвить ни слова. Не могла взять себя в руки, ведь доказывать что-то Диме – совершенно невыполнимая задача. То, с чем не справится даже самый сильный гипнолог или психотерапевт. У Матвеева была своя, неоспоримая правда. Которую он день за днём внушал мне, словно программируя под себя. Задавая мне именно те настройки, которые ему бы хотелось. И выжидая, когда же я сдамся, полностью принимая его правила игры. – У меня для тебя спойлер, – я с вызовом посмотрела в его чёрные глаза, – я не подчинюсь тебе, сколько бы ты не пытался. Я не сломаюсь до конца, ты понял? Дима рассмеялся на моё предостережение, а в его глазах промелькнула тёмная дымка. – Я не хочу ломать тебя, Лилит, – улыбнулся он, – что за жуткие мысли в твоей светлой голове? Я лишь показываю тебе все грани чувств и отношений. Чтобы ты была готова. Чтобы знала, что мир не состоит из одной лишь сладкой ваты. – Я это без тебя знаю, – фыркнула я, убирая его руку от своего лица, – хватит уже учить меня, хватит издеваться и ставить условия. Парень задумался на мгновение, а затем резко повис надо мной, продавливая своим весом. Вновь обжигая дыханием. Заставляя вжаться в кровать ещё глубже. – Почему ты тогда не уйдёшь, малышка Лилит? – хрипло спросил он. – Почему всегда возвращаешься? Раз я такой деспот и тиран, какого чёрта ты… – он наклонился к самому уху, – продолжаешь лежать рядом? Я обледенела под таким напором. Не могла подобрать слов. Не могла найти ответ. Ведь, действительно, какого чёрта я всегда возвращаюсь? Зачем я вновь и вновь сама подвергаю себя таким мукам? От бессилия по моим щекам потекли слёзы. Безмолвные слёзы, которые сопровождались лишь моими внутренним рыданиями. Их не слышал никто. Только я. – Не плачь, принцесса, – Дима легко стирал мои солёные слёзы своими пальцами, – не нужно так расстраиваться. Ведь я и сам… не могу уйти. Видишь, Лилит, как мы похожи. Два сапога – пара. Слёзы продолжали литься из моих глаз, но их уже поцелуями убирал Дима. Забирая себе каждую мою слезинку, словно боясь упустить хоть одну. – Мы всё преодолеем, принцесса, – шептал он, – ты веришь мне? Руки чернокнижника обхватили моё лицо, а его взгляд блуждал по всему моему лицу, жадно выискивая ответы. Отчаянно желая получить всё то, что он хочет. А хотел он сейчас… лишь меня. И моей беспрекословной веры. – Верю… – слетело у меня с губ. – Умница, – хрипло сказал Дима, наконец ложась рядом со мной. Его руки сгребли меня в охапку, не давая возможности пошевелиться. И я провалилась в сон, полный тревог и страхов.