Система. Заметки на полях

Обвинения всё еще словно пыль висят в воздухе, грозя оболгать, опорочить, раскрыть неприглядное и послужить причиной заключения. Шэнь Цинцю крепче сжимает веер, напрягается, злясь, а потом на плечо ложится ладонь Лю Цингэ. — Сними амулет, — говорит он. — Покажи им. — Нет, — пытается стряхнуть его ладонь Шэнь Цинцю. — Сними, — говорит Лю Цингэ. — Не позволь им оболгать себя из-за гордыни. Обычно он говорит меньше и не с такой… грозой в голосе. Но он требует совсем ужасного и невозможного, того, с чем справиться будет невозможно. Шэнь Цинцю отвечает уверенно: — Нет. — Тогда я сам сниму, — после паузы говорит Лю Цингэ. В крови Шэнь Цинцю еще бурлит яд сеятелей, а пилюля, сражаясь с ним, всё же ослабляет, потому бой выходит коротким, хоть и бурным. Амулет маскировки падает на землю, в оседающую к их ногам пыль, а Шэнь Цинцю вжимается лицом в плечо Лю Цингэ. Он уверенно обнимает одной рукой, кладя свою ладонь на затылок и никому не позволяя увидеть лицо, а второй показывает правую руку Шэнь Цинцю со следами демонической сыпи, говорит: — За ночь амулет приспособился к сыпи и начал маскировать и ее. Шэнь Цинцю прижимается щекой со шрамами от ожогов к плечу Лю Цингэ, смотрит на его подбородок, странно-прячется в его руках. Она очень давно не была такой… слабой. — А еще, — говорит Лю Цингэ, — с каких пор одна женщина другую женихом называет?.. Цю Хайтан возмущается почти: — Шэнь Цзю был моим женихом!.. Шэнь Цинцю напрягается от ее визгливого голоса, и Лю Цингэ отпускает ее руку с сыпью и пытается… обнять. Надо вырваться, надо раскрыть веер, прикрыть им следы от ожогов, что не могли свести ни одни шрамы, надо… — Если вы доверяете моему искусству, — вклинивается Му Цинфан, — Шэнь Цзю, ныне Шэнь Цинцю, рождена женщиной. — Тогда почему же мы все знали Шэнь Цинцю как мужчину? — елейным голосом спрашивает глава дворца. — Потому что с мужчин в этом мире меньше спрашивают, — хрипло говорит Шэнь Цинцю, — им больше дозволено. И им позволено быть такими, какие они есть. И она оборачивается, а Лю Цингэ отпускает ее легко, но стоит за спиной — готовый спасать, защищать, унести ее на своем мече… как после пещер Линси. Большинство заклинателей остается стоять на своих местах, а вот ученики отшатываются почти все. Бинхэ смотрит большими глазами, но не удивлен. Шэнь Цинцю презрительно гнет губы в полухмылке. Звереныш ее не обвинял, но и не защищал, а сейчас смотрит. А посмотреть есть на что — волосы ей тогда чудом не спалило, зато от левого виска вниз, на шею и ниже, много ниже стекает уродливый шрам ожога. Пальцы на левой руке так же уродливо перекорежены. Шэнь Цинцю спокойно раскрывает свой веер покалеченной рукой, обмахивается неторопливо, говорит: — О моей тайне на Цанцюн знали предыдущий глава, мой учитель, нынешний глава, несколько целителей и… — она смотрит на Лю Цингэ, — один пиковый лорд. — Ты спасла мне жизнь, — напоминает Лю Цингэ. — Если бы не спасла, ты бы и меня убил бы, — хмыкает Шэнь Цинцю. — Итак. Обвинения. Я в сговоре с демонами, потому у меня на руке не было следов сыпи? Она есть. Заклинатели молчат и смотрят на нее. — Я дурно обращалась с учениками, соблазняла учениц, а некоторые боятся моего гнева и сбежали с моего пика? — она смотрит на Ло Бинхэ с холодной яростью. — Когда вернешься, двести кругов вокруг пика. И из осколков своего меча свой меч заново скуешь себе, звереныш, а потом посмотрим, чему ты научился. Понял?.. — Из осколков? — теряется Ло Бинхэ. — Осколки твоего меча Шэнь Цинцю забрала, — мягко вклинивается Юэ Цинъюань, — не позволила очистить и сковать новое оружие, сказала, что ты сам это сделаешь, когда вернешься… из Бездны. Звереныш смотрит потерянно, и ей снова хочется его ударить. Ее злит, что он, имея так много, так бездарно раздает себя этому миру. — Надо было тебя в обучение к этому дикарю с Байчжаня отдать, — вздыхает Шэнь Цинцю. — Дальше. Ничьим женихом я быть не могла. И из пожара вытащила столько, сколько смогла. Потом меня… завалило. Я пришла в себя на дороге, где меня откачал заклинатель. Возвращаться не стала. Еще вопросы?.. — Почему ты мои ухаживания не принимаешь? — спрашивает за спиной Лю Цингэ. Шэнь Цинцю оборачивается на него, хмурится, говорит: — Ты видел мое лицо. Мне не нужны ухаживания из жалости и благодарности. Лю Цингэ кивает: — Словами ты играешь хорошо. Я так не умею. Я лучше сделаю. Поцелуй совершенно бесстыдный и неумелый. Шэнь Цинцю растерянно замирает, потом начинает отпихиваться, но ее не пускают — перехватывают руки, начинают целовать шрамы от ожогов, а потом и вовсе просто обнимают. — Да наконец-то, — вздыхает Му Цинфан. — Я тебя отравлю, — обещает непонятно кому Шэнь Цинцю. — Из твоих рук даже яд приму, — отвечает ей тихо Лю Цингэ. Шэнь Цинцю думает, что не надо было ей тогда спасать его в пещерах Линси да еще таким радикальным способом, но ничего не говорит. — Обвинения сняты? — уточняет Юэ Цинъюань. — Мы можем покинуть сей негостеприимный город, который был нами спасен?.. — Я могу отправиться с вами? — уточняет Ло Бинхэ. — Конечно, — хмыкает Юэ Цинъюань. Лю Цингэ отпускает Шэнь Цинцю, смотрит на мальчишку и уточняет: — Пешком пойдешь. Молчанием можно сказать многое. Ты сказал слишком несправедливое. Ло Бинхэ не спорит, только кланяется. Шэнь Цинцю вздыхает, оглядывается по сторонам, подбирает амулет и сжимает в ладони. И прячет в рукав. Слухи всё равно будут, а скрывая лицо сейчас, она только покажет свою слабость. Да и не помеха ее лицо… некоторым. Отпускают их ошарашенно и почти с миром. Шэнь Цинцю едет в повозке и думает, что следующий дар от Лю Цингэ можно и принять. Наверное.