Любовный эликсир

Отбиться от Ракшаса и Бхадрасала, изъявлявших желание сопровождать их в поездке, оказалось намного легче, чем от Муры. Она выскочила внезапно, как пишач из лесной чащи или ветала из недогоревшего погребального костра. Едва только Дхана Нанд и Чандрагупта уселись на осёдланных коней, пиппаливанская царица, взявшаяся неизвестно откуда, бросилась под копыта Туфана, рискуя быть раздавленной, и зычно закричала: — Мой повелитель, не уезжайте без меня!!! Куда бы вы ни собрались, я должна быть рядом!!! Смилуйтесь над женщиной, сгорающей от любви!!! Конюх испуганно шарахнулся в одну сторону. Туфан — в другую. Чандрагупта едва удержал свою кобылу, которая из-за криков этой странной женщины чуть не пустилась вскачь в сторону дворцового сада. — Тебя ещё не отпустило? — поинтересовался с высоты седла Дхана Нанд, но вдруг осёкся, вспомнив недавнее признание Чандрагупты. — Скажи-ка, Мура, — совсем другим тоном заговорил царь, — а не заказывала ли ты любовный эликсир у девушки по имени Субхада, дочери вайшьи, проживающего неподалёку от городского рынка? Мура растерялась. Такой поразительной догадливости от Дхана Нанда она не ожидала. — Я… Я… — Отвечай правду!!! — загремел Дхана Нанд и добавил зло, цедя сквозь зубы каждый слог: — Если не хочешь лишиться головы. Быстро поняв по интонациям царя, что в данном случае ложь обойдётся ей куда дороже, Мура твёрдо произнесла: — Да, я это сделала. Я хотела составить ваше и своё счастье, самрадж, — она смело подняла глаза на императора. — Я красивая и умная. Умею хорошо сражаться. У меня есть все качества для того, чтобы стать махарани Магадхи! Почему вы отвергаете меня? — Вероятно, потому что у Магадхи будет другая махарани, — неожиданно вырвалось у Дхана Нанда. — Кто? — ревниво вскинулась Мура. — Какая раджкумари может оказаться лучше меня? — Он! — Дхана Нанд указал на Чандрагупту и, не дожидаясь, когда Мура сможет осознать услышанную новость, пустил коня в галоп. Чандрагупта, чувствуя, что сейчас умрёт от смущения, неловко улыбнулся остолбеневшей Муре, хлопнул свою рыжую кобылу по шее, и та резво поскакала догонять Туфана. — Но он ведь парень, — ошеломлённым голосом пробормотала Мура. — Ничего не понимаю… Я спросила про махарани. При чём здесь этот новый царский телохранитель? Да и… откуда он взялся?! Впервые его вижу! Повернувшись к конюху, Мура услышала, что несчастный слуга потерянно бубнит про себя: — Млеххча или ракшас? Марут или ванар? Наг или якша? Дэв или асур? — но определить принадлежность Чандры ни к одной из перечисленных категорий конюх не мог. *** Если бы Синдху не предупредила её заранее, Субхада умерла бы от разрыва сердца, обнаружив на пороге своего дома Дхана Нанда. Но вспомнив слова богини о том, что смерть от руки императора ей не грозит, она немного расслабилась. — Приветствую, Величайший, — Субхада вежливо поклонилась царю, пропуская внутрь своего жилища того, кто мог являться без приглашения к любому жителю Магадхи. Дхана Нанд вошёл и расположился на сиденье в первом же попавшемся ему на глаза помещении. Это оказалась комната для отдыха, украшенная цветочными гирляндами из маллики, бархатцев и гибискуса. Чандрагупта успокаивающе кивнул Субхаде и проследовал за царём. — Давай, говори, безрассудная девица, — отбросив вступление, сразу приступил к делу император. — Я хочу знать, что за зелье твой приятель Чандрагупта выпил в этом доме и как эта штука должна была подействовать. Учти, Чандра во всём повинился, поэтому молчать не имеет смысла. Я выслушал его, а теперь хочу узнать твою версию событий. Субхада опустилась на колени, преклонив голову, и начала рассказывать. Дхана Нанд слушал её внимательно, не перебивая. Когда Субхада закончила свой рассказ, не упомянув, правда, про последние прощальные слова дэви Синдху, Дхана Нанд нарочито ласково произнёс: — Если бы я не дал Чандрагупте слово не трогать тебя, ты вместе с отцом отправилась бы сейчас в темницу и там окончила бы свои дни. На твоё счастье, слово, данное мной, нерушимо, а потому ты в полной безопасности. Неожиданно он выложил на стол сапфир, гораздо крупнее того, который пришлось вернуть Муре. — Вместо наказания я тебя вознагражу. Только с условием: сделай зелье, исцеляющее от последствий любовного эликсира. Я не могу жить, мечтая каждое мгновение о женитьбе на мужчине. Этот груз даже мне не выдержать. Чандрагупта заметил, как его сердце сжалось и на миг перестало биться. «Дхана хочет освободиться от меня? Я так и думал. Вот и закончилась эта недолгая история…» — Конечно, самрадж! Через семь дней эликсир, устраняющий последствия наведëнной на вас обоих магии, будет готов. Я принесу его вам, или вы можете прислать сюда кого-то, чтобы… — Сам приеду, — оставив сапфир на столе Субхады, Дхана Нанд встал. Чандрагупта смотрел на императора взглядом раненого коня, который вопрошает хозяина о том, что его ждёт: жизнь или смерть. Его изгонят сейчас, или у него ещё есть семь дней преступного блаженства? — Идём! — приказал Дхана Нанд Чандрагупте, и замершее сердце юноши забилось снова. — До тех пор, пока следующее зелье не будет готово, я приказываю служить мне и всегда быть рядом. — Слушаюсь, самрадж! — бодро откликнулся Чандрагупта. — Передай его хозяину, — повернулся Дхана Нанд к Субхаде, — что этот раб временно поработает во дворце моим личным охранником. Надеюсь, ты выполнишь царский приказ беспрекословно, безрассудная девица? — Выполню всё, что пожелаете, — Субхада снова склонила голову, испытывая неимоверное облегчение от того, что отделалась легко. — Возвращаемся, — Дхана Нанд махнул Чандрагупте рукой, приказывая следовать за ним. Они ушли. Субхада привалилась к стене, смиряя колотящееся сердце. — Я жива, — прошептала она еле слышно. — И отец жив. Какое счастье… Сапфир блестел на столе, но Субхаду почти не радовало то, что очередное обещание богини сбылось. *** Они отдыхали на мягком ложе после обильного ужина, отправив охрану подальше, чтобы не приходилось сдерживаться. Чандрагупта обнимал Дхана Нанда за шею, приникнув к нему всем телом. — Я не хочу, чтобы это заканчивалось, — пробормотал он печально. — Но это неприемлемо, прие, ты понимаешь, — раздалось в ответ. — Только сила воли, которая, по мнению Ракшаса, у меня крепче калёного железа, не позволяет мне устроить прилюдное непотребство. Мой разум плывёт, как подогретое масло. Каждое мгновение я собираю его по кускам и возвращаю на место, но я не могу жить в таком состоянии всегда. Это должно закончиться. Ты стал моим наваждением. Я не способен думать ни о чём, кроме тебя. Как я смогу управлять страной? Дхана Нанд перевернулся на бок, подпёр голову ладонью и посмотрел на Чандрагупту нежно и грустно. — Я бы хотел оставить эти чувства навсегда, — признался он. — Будь ты раджкумари любого государства… Да бхут с ним, будь ты девушкой любой варны, я бы всё равно женился! Но ты юноша. А я не настолько безрассуден, чтобы подвергнуть нас обоих всеобщей ненависти, — он протянул ладонь и поймал пальцы Чандрагупты. Переплёл их со своими, глядя на их соединённые руки, будто уже прощался и с этими ласками, и с этой любовью. — Сейчас нам больно, но это всё закончится, как и началось. Внезапно и быстро. Мы просто выпьем эликсир, и чувства пропадут, словно их никогда не было. Думай так, и тебе станет легче, — Дхана Нанд явно пытался обманывать себя, но Чандрагупта не мог лгать самому себе столь же успешно. — Мне только хуже, когда ты говоришь такое, — прошептал он, с трудом выдавливая из себя слова и глядя на Дхана Нанда сквозь пелену слёз. — Перестать что-то чувствовать к тебе? Это будет так, словно из моего сердца вырвали кусок! Оно продолжит кровоточить. Дхана Нанд очертил овал его лица, пробежав по коже кончиками пальцев. — Ты женишься, вернувшись к нормальной жизни. Возможно, женишься на этой безрассудной дэви, которая заварила весь бхутов магический кхир! Она же нравится тебе, правда? — Раньше нравилась, но теперь всё изменилось, — Чандрагупта неистово обнял его, прижался всем телом. — Никого, кроме тебя, я больше не полюблю, хоть с эликсиром, хоть без него! Я — твоя часть. Не отсекай меня ножом, Дхана. Давай не будем пить это новое зелье! Я согласен жить с разумом, мягким, как подогретое масло, с этой сумасшедшей страстью… Но я не могу лишиться тебя! — Магия дэвов не должна управлять нами, — стараясь выглядеть спокойным и бесстрастным, проговорил Дхана Нанд. — Ты же сам сказал, что наши чувства — иллюзия. Сам признался. — Я жалею, что сделал это! — выкрикнул Чандра, чувствуя, что слёзы отчаяния вот-вот хлынут из глаз. — Не надо было говорить. — Ты всё сделал правильно, — Дхана Нанд поцеловал его волосы. — Поверь, ты поступил именно так, как нужно. Я бы не простил тебя, если бы узнал правду спустя долгие годы. Обман для меня хуже всего. Как бы я ни любил тебя, но такой лжи я бы не простил. Меня уже однажды лишали воли. Из меня делали беспомощную игрушку. Слугу, раба! Второй раз я бы такого не перенёс. — Кто посмел лишить свободы царя Магадхи? — Чандрагупта боялся спрашивать, но всё же рискнул. — Я сам раб с раннего детства, но кто осмелился поступить так с тобой?! — неожиданная догадка пронзила его. — Этот тот, кто посмел заклеймить тебя? Его рука коснулась бока Дхана Нанда, где красовалась синяя рыба — отпечаток рабского клейма, впитавшийся в плоть так глубоко, что его было не вырезать. Сейчас проклятую рыбу закрывал пояс, но Чандра знал, что она там. — Ты заметил? — криво усмехнулся Дхана Нанд. — Да, конечно. Я был тогда в конюшне неосторожен, и ты не мог не увидеть. Знаешь, если подумать, с царскими отпрысками обращаются не лучше, чем с рабами. Нас похищают, нами манипулируют. Нас хотят использовать все, кому не лень. Но, разумеется, такой след из прошлого, как у меня, это огромный позор! Царь, сидящий на престоле, не должен носить на своём теле печать принадлежности другому царю, словно он — использованный товар. Про это клеймо никто не знает даже сейчас, кроме моих братьев, няни и первого министра. — Как это случилось? — похолодел Чандрагупта. — Не помню. Я был ребёнком. О том, что со мной произошло, мне гораздо позже рассказали отец и министр Ракшас. Они говорили, что в четыре года меня похитили. За меня просили выкуп. Отец отдал много золота и драгоценных камней. Я был выкуплен за баснословную цену и возвращён домой, потому что отец слишком любил меня. Он не могли позволить, чтобы я умер или остался навсегда в Ассаке. Моего похитителя отец позже вызвал на поединок и убил. Сейчас Ассакой правит сын этого мерзавца, посмевшего изуродовать моё тело… Я знаю, что сын не обязан отвечать за поступки отца, но меня трясёт от ненависти каждый раз, когда я вижу его! Даже махарадж Пиппаливана, с которым Нанды враждовали много лет, не вызывал у меня такой лютой ярости. Я понятия не имею, что этот царь Ассаки сделал со мной, но с самого раннего детства мне снятся сны… Отвратительные до жути! Они словно часть меня. Они будто рождены вместе со мной, эти гадкие видения… Женщины и мужчины, слепленные в клубок влажных, скользких тел. И этот клубок стонет, машет руками, зовёт меня к себе: «Иди, Дхана! Вот она — истинная любовь. Присоединяйся!» Чудище со многими головами и конечностями, жаждущее сожрать меня, сделать своей частью… Каждый раз, когда, будучи ребёнком, я сваливался в лихорадке или переедал за ужином, меня рвало, и каждый раз, исторгая съеденное, я видел перед собой этот сплетённый клубок тел. Как это было мерзко, Чандра! Все мои детские воспоминания сплошь эта дрянь — и тошнота. Чандрагупта ласково прикоснулся к своему любимому, чтобы его успокоить, и Дхана Нанд вдруг доверчиво положил голову ему на грудь, обнимая юношу. — Я только Туфану говорил об этом, — неожиданно вырвалось у Дхана Нанда. — Даже Ракшас и отец не знали. Я боялся сказать. Когда я вырос и ко мне стали приводить наложниц, я видел перед собой вовсе не их. Невольно вспоминал то, другое, из моих кошмаров. И меня мутило. Я не мог ничего сделать с женщинами, какими бы красивыми они ни были… А старшие братья смеялись и обзывали евнухом. А мне хотелось их убить! Всех убить! Это же неправильно, да? Постоянно хотеть раздавить, как жуков, тех, кто напоминает тебе про твои кошмары? Чандрагупта молчал, содрогаясь от услышанного. Почему-то рассказанное сейчас Дхана Нандом проникло до глубины его сердца, раня, будто обоюдоострый меч. — Мне тоже хочется их убить, — после долгого молчания пробормотал Чандра. — Всех, кто делал тебе больно. Хоть я и не кшатрий, но пусть только посмеют хоть одно дурное слово сказать о тебе! Кто бы это ни был, ему не жить… Рука Дхана Нанда внезапно тяжело соскользнула на его колено. Чандра склонился над царём и увидел, что тот крепко уснул.