Любовный эликсир

Услышав знакомые шаги позади, Дурдхара поспешно положила на прилавок шкатулку из слоновой кости и, обернувшись, с задорной улыбкой спросила: — Ну как, брат? Ты купил манго? — улыбка её внезапно увяла, сменившись обеспокоенностью. Шипра и Бхадрасал тоже повернулись к Дхана Нанду, и их лица вытянулись от удивления. Таким своего императора они ещё не видели. Дхана Нанд был бледен, руки его дрожали, лоб и волосы взмокли от пота. Его шатало. Он еле держался на ногах. — Что с тобой? — бросившись к нему, Дурдхара схватила брата за одну руку, в то время как Бхадрасал попытался поддержать своего господина, подставив тому плечо. — Тебе плохо?! — Нет, со мной порядок, — отрицательно качнул головой Дхана Нанд и высвободился из рук Бхадрасала. — Но мы возвращаемся. Срочно. Более ничего не говоря, он приблизился к белоснежному жеребцу с золотой сбруей, привязанному к дереву поблизости от торговых рядов, и вскочил в седло. Дурдхара, Шипра и Бхадрасал последовали его примеру. Дхана Нанд ударил коня по бокам, и тот рысью побежал прочь от рынка. — Брат, я не нагулялась! — капризно крикнула Дурдхара в спину Дхана Нанду. — Если ты совершенно здоров, как говоришь, тогда почему мы уезжаем? Дхана Нанд продолжал понукать Туфана, не оборачиваясь. — Чёрствый, бездушный, жестокий! — надулась раджкумари, продолжая с недовольной миной следовать за братом. — Видел бы отец, как он со мной обращается! Даже манго не купил, хотя обещал. Шкатулками не дал полюбоваться! Я уезжаю с пустыми руками из-за него. Противный брат. Бэ-ээ, — и Дурдхара показала спине Дхана Нанда язык. Но и этот её выпад не возымел никакого действия. Дхана Нанд быстро удалялся от городской площади. Бхадрасал внимательно следил за императором, прекрасно понимая, что самрадж не показывает сестре своего истинного состояния. Также генерал осознавал, что и ему самому ничего не будет рассказано. Если Дхана Нанд с кем-то и поделится тайной бедой, то это будет аматья Ракшас или верный Туфан. *** — И что это значит? — Лубдхак, уперев руки в бока, смотрел на взмокшего Чандрагупту, который стоял перед ним, шатаясь и стуча зубами. — Замёрз? Но на улице жара. В водопад лазал? — Нет, — безэмоционально ответил Чандрагупта. — Бханга что ли выпил с кем-то? Ну-ка, дыхни! — Да не пил я… Лубдхак подозрительно принюхался и удивлённо хмыкнул: — И правда, ничего. Странно. — Вот, — Чандрагупта с трудом поднял руку и протянул Лубдхаку кошель, расшитый редким жемчугом. — Восемьсот мана. Тебе достаточно? — Сколько?! — захлебнулся восторгом Лубдхак, хватая кошель, быстро раскрывая его и заглядывая внутрь. Увиденное поразило торговца настолько, что он некоторое время стоял на месте, застыв в блаженном экстазе. — И правда восемьсот! Ну, что ж, ты молодец! Я и подумать не мог… Тяжёлый звук падения заставил Лубдхака отвлечься от разглядывания нежданно нагрянувшего богатства. Чандрагупта, скорчившись, лежал в пыли возле его стоп. *** — Да проклятие… Где ж он умудрился подцепить лихорадку? Быстрее, принесите мокрые тряпки, чтобы обтереть его! — грубо прикрикнул Лубдхак на испуганных Стхула, Индру и Дхумкету, стоявших поблизости. — И подайте свежей воды для питья! Стхул трясущимися руками подал кувшин с водой. Схватив его, Лубдхак приблизил сосуд к полуоткрытым губам бесчувственного Чандрагупты, осторожно наклонил. Чандра закашлялся, повернув голову вбок. Вода вылилась мимо, увлажняя дощатый пол. — Да что ж такое с ним?! — выругался Лубдхак, затем злобно зыркнул на троих друзей. — Вы ещё здесь? Бегом, чтоб вас! Все трое выбежали из комнаты. — Пей, идиот. Ничего-то тебе доверить нельзя, — голос Лубдхака дрогнул, когда он снова склонился над Чандрагуптой. — Как будешь управлять моей лавкой, если всего от одного дня работы с лихорадкой свалился? — он снова приложил свою ладонь ко лбу Чандры и быстро отдёрнул. — Как огонь! Даже в детстве так не болел… Неожиданно взгляд Лубдхака упал на руку Чандры, где поблёскивало роскошное кольцо в форме цветка. — А это что? — приподняв руку юноши, Лубдхак рассматривал неизвестно откуда взявшееся украшение. — Где он украл это?! Забыв о том, в каком состоянии находится его воспитанник, Лубдхак начал трясти Чандру за плечи. — А ну говори, у кого кольцо спёр?! Говори, сейчас охранники прибегут? А мне расхлёбывать?! На казнь отправлю, имей в виду! Думать же надо, что воровать можно, а что нельзя! Такие ценные вещи без надёжной наводки берут только дасью, которым нечего терять, заруби себе на носу! Он грозил ему пальцем, орал в самое ухо, но Чандра даже не открыл глаз и никак не отреагировал. Наконец, Лубдхак отпустил его, и юноша снова тяжело упал на травяную подстилку, так и не придя в сознание. — Это же кольцо царевича. Или министра, — распсиховался Лубдхак. — Как узнать, кого он ограбил, прежде чем по мою душу придёт царская стража? — Я люблю вас, господин, — слабо простонал Чандрагупта, раскидывая руки в стороны. — Не уходите. — Любишь? — Лубдхак странно покосился на него. — Что-то не похоже… — Вот, держите! — запыхавшийся Дхумкету влетел в комнату, сваливая мокрые тряпки под ноги Лубдхаку, сидевшему у изголовья Чандрагупты. — Мне помочь обтереть его? — Проваливай, — сухо отрезал Лубдхак. — Без тебя справлюсь. Дхумкету, бросив страдальческий взгляд на Чандру, неохотно вышел. — Мог бы, конечно, заставить дружков твоих, — продолжал говорить Лубдхак, хоть и не получал никакого ответа от лежащего без чувств Чандрагупты, — но что-то мне подсказывает, этим идиотам нельзя доверить даже заботу о больной курице. Как и тебе, впрочем. Ладно. Терпи. Надеюсь, к утру жар спадёт. И Лубдхак, выдохнув, решительно стащил с Чандрагупты накидку и пояс, а потом потянул за узел дхоти. И замер. На внутренней части бёдер юноши виднелись тёмно-розовые следы от чьих-то пальцев и едва приметные следы засохшего семени. От разгорячённой кожи пахло лампадным маслом. Лубдхак помертвел. Глаза его налились кровью. Он яростно замахнулся кулаком на Чандрагупту, но вовремя вспомнил, что тот сейчас и без того плох. Рука опустилась. — Да что же это? — горло Лубдхака сжал спазм обиды и разочарования. — Зачем?! Разве такому я его учил?! Спать с кем-то за деньги?! Даже я сам, как бы тяжело мне ни приходилось, не опускался так низко. Гневный удар кулака вместо того, чтобы обрушиться на голову Чандрагупты, бессильно впечатался в пол комнаты. *** — Как хорошо, что вы вернулись! Он уже три дня из опочивальни не выходит и ничего не ест, — обеспокоенная Дайма стояла перед аматьей Ракшасом. — Никого не впускает. Раджкумари Дурдхаре ни словечка не ответил, когда она его звала, стоя снаружи! Муру так вообще изругал последними словами и приказал выпить яда. В этом я с ним, конечно, солидарна. Сама бы отравила, да эту заразу никакой яд не берёт! Аматья, я вас умоляю, поговорите с ним! Так не может продолжаться. — Да. Я поговорю. Успокойтесь, Дайма. И Ракшас бегом бросился к покоям императора. Дайма проводила первого советника встревоженным взглядом и двинулась в сторону кухни. *** — Величайший, — аматья постучал в дверь. — Откройте! Никто ему не ответил. — Величайший, если что-то случилось, я должен знать. Я умоляю, впустите меня! Снова тишина. — Я знаю, вы предпочитаете сами справляться с проблемами. Ваш отец именно так вас учил, и так же учил вас я. Но есть проблемы, с которыми невозможно справиться в одиночку. Позвольте помочь, ведь это моя прямая обязанность как первого министра. — Есть проблемы, с которыми даже вам не справиться, аматья, — мрачно послышалось из-за дверей. Ракшас вздрогнул. Он не узнавал интонаций Дхана Нанда. Казалось, сильный царь, который никогда и ни перед кем не склонял головы, раздавлен сейчас каким-то невыносимым горем. — И всё же я прошу впустить меня, — настаивал Ракшас. — Пока я не узнаю, о чём речь, я не сумею помочь. Долго время в опочивальне царила тишина, а потом раздались тяжёлые шаги, скрипнул засов, и дверь открылась. Осунувшийся Дхана Нанд с запавшими глазами, без верхней накидки, без украшений, с растрёпанными, спутанными волосами стоял на пороге и смотрел на аматью. Ракшас еле удержался от испуганного вскрика, увидев своего господина в таком плачевном состоянии. — Я могу войти, Величайший? Дхана Нанд молча посторонился, и Ракшас вошёл в опочивальню. Он остановился посреди комнаты, не решаясь сесть, да ему и не предлагали. Взгляд министра упал на скомканную, истерзанную постель, которая выглядела так, словно император метался по ней все три дня и три ночи в горячке. — Прошу вас, — Ракшас умоляюще сложил руки перед грудью, — расскажите, что вас заставило закрыться в покоях! Я сожалею, что мне пришлось уехать, чтобы решать вопросы с Косалой, и меня не было рядом целых три дня… Но сейчас я тут. И я готов помочь в любом деле, каким бы серьёзным оно ни было. — Аматья, — Дхана Нанд посмотрел на министра с безнадёжностью, — что бы вы сказали, если бы узнали нечто ужасное обо мне? Нечто такое, что заставило бы вас испытать самое сильное отвращение, которое только может испытывать один человек к другому? — Я никогда не испытаю отвращения к вам, Величайший! — истово воскликнул Ракшас. — Никогда, клянусь жизнью! Дхана Нанд некоторое время молчал. — Вам придётся приковать меня цепями в подвале, аматья, — наконец тихо произнёс он, — потому что если вы этого не сделаете, я сотворю непоправимое. Ракшас рухнул к его ногам, обхватив пальцами стопы царя, от чего Дхана Нанд ощутимо вздрогнул. — А если вы тотчас не поведаете мне боль вашего сердца, я умру прямо здесь, так как чувствую себя жалким, бесполезным, не способным помочь моему императору! — вырвалось у Ракшаса. — Молю, дайте мне шанс что-то сделать для вас! — Пока вас не было в Паталипутре, аматья, — убитым голосом заговорил Дхана Нанд, — мы вчетвером с Дурдхарой, Бхадрасалом и Шипрой отправились на городской рынок. Дурдхаре давно хотелось прогуляться без охраны, и я впервые позволил ей это. На рынке, куда мы пришли, переодевшись торговцами, мы решили разойтись в разные стороны. Бхадрасал повёл Шипру и Дурдхару смотреть шкатулки. Я же отправился туда, где продают овощи и фрукты, потому что Дурдхара попросила купить ей манго. За прилавком я увидел одного юношу, аматья, и, увидев, пропал, — Дхана Нанд посмотрел на первого советника глазами, в которых не отражалось ничего, кроме раскаяния, стыда и боли. — Со мной никогда такого прежде не было. Я смотрел на него и понимал, что хочу прожить с ним всю жизнь вплоть до погребального костра. Не с царевной или с дочкой брамина, а именно с ним. Я не мог оторваться от него, а он так же, не отрываясь, смотрел на меня. Разум покинул меня. Я приказал ему идти за мной, и он послушался. Когда мы вместе проходили через торговые ряды, я незаметно взял сосуд с лампадным маслом у одного торговца, пока тот отвернулся. Мы пришли в конюшню… Ракшас приподнял голову и, стоя на коленях перед императором, смотрел на него не дыша и предчувствуя недобрые вести. — То, что обычно законный супруг делает со своей женой в свадебную ночь, я сделал с ним, — выдохнул Дхана Нанд, со стыдом пряча глаза от аматьи. — Он не сопротивлялся, не кричал, не пытался убежать… И потом, когда я пришёл в себя и осознал, что натворил, этот юноша не проклял меня. Я еле удержался от желания привезти его во дворец и обойти с ним семь священных кругов вокруг очага, но до сих пор хочу это сделать! Он снится мне. Я постоянно вижу его образ перед собой! Аматья, что это? Со мной никогда прежде не было ничего подобного. — Это похоже на приворот, мой господин, — высказал своё мнение Ракшас. — Парень давал вам пробовать свой товар? — Я не брал ничего из его рук. Даже манго, которые собирался купить, не взял. Точнее, не успел из-за того, что между нами произошло. — Весьма странно, — аматья задумчиво потёр пальцем подбородок. — Но, Величайший, определённо, столь внезапные чувства не могут принадлежать вам. Это нечто, наведённое извне. Боритесь изо всех сил и не поддавайтесь им! — Не поддаваться очень сложно, — вздохнул Дхана Нанд. — Каждое мгновение я думаю о том, что никто другой мне не нужен. Даже сейчас меня настойчиво преследует мысль, что мы непременно должны быть вместе. Душа выворачивается от расставания, от того, что я бросил его там! Но я же понимаю: такие отношения не могут продолжаться. Я исковеркаю жизнь нам обоим, если продолжу их. — Он вас околдовал, самрадж, — жёстко сжав губы, заключил Ракшас. — Все признаки налицо. Наверняка этот бесстыжий такое проделывает не впервые. Он ведь получил от вас деньги? — Я отдал ему один из своих перстней, похожий на пятилепестковый цветок, и восемьсот мана золотом, — признался Дхана Нанд. — Это меньшее, что я мог сделать, чтобы загладить вину. — Вот и ответ на ваш вопрос, Величайший! Он сразу увидел, что вы богаты, как только вы приблизились к нему, и сотворил какую-то гнусность, чтобы выманить ваши деньги! Я найду его и отсеку голову! И вы исцелитесь. Говорите, он на рынке торгует? Отлично, я найду его сегодня же. Ему конец! Ракшас сделал несколько шагов по направлению к выходу из опочивальни, но Дхана Нанд быстро догнал первого советника и преградил ему путь. — Нет! Этот парень не умрёт. Ракшас сочувственно поглядел на Дхана Нанда. — Но он обманщик. Он нарочно пустил в ход какие-то уловки. Может, прошептал под нос секретную мантру, чтобы очаровать вас. Я готов поспорить, он проделывает то же самое и со многими другими. Вы просто стали невольной жертвой бесстыжего развратника, самрадж! — Он не делал этого ни с кем, аматья, — Дхана Нанд покраснел. — Я был у него первым. — Откуда вам знать, Величайший? — поразился Ракшас. — Когда-то давно в юности, пытаясь не отставать от старших братьев, чтобы они не насмехались надо мной, я проводил время с наложницами, хоть меня это занятие и не вдохновляло. И вот что я скажу, аматья. Несмотря на мой скромный опыт, девственницу от опытной наложницы даже мне нетрудно отличить. Также и юношу без опыта невозможно спутать с развратником. Тот, кого я встретил, был девственником, это определённо. Он совершенно не имел опыта в такого рода утехах. Поэтому мой поступок выглядит ещё более отвратительным. Я видел его глаза, аматья… Такие чистые, невинные, сияющие! Он смотрел на меня, будто на божество. А я всего лишь распутный царь, который попользовался им, проходя мимо. Но самое ужасное заключается в том, что я сам не понимаю, почему сделал такое! Я всегда контролировал себя. Меня с детства учили держать любые чувства в кулаке. Не припомню ни единого случая, чтобы плотское желание затуманило мой рассудок до такой степени, чтобы я забыл о своём достоинстве, о чести другого мужчины или дэви и о греховности подобной связи. Враги много раз подсылали мне вишканий, прекрасных, как солнце, но я не соблазнился ни разу. А случившемуся между мной и тем парнем объяснений нет. Если бы тот юноша сам не вышел из-за прилавка, я бы наверное просто разделся и силой взял его на глазах у всего рынка, настолько невыносимым было моё желание. Что это, если не безумие, аматья? Когда я падал настолько низко, чтобы вступить в связь с тем, чьего имени не знаю? Или настолько низко, чтобы использовать мужчину, будто вешью, и пожелать на нём жениться? Мне нет оправданий. Если я потерял рассудок, то значит недостоин быть царём! Ракшас во все глаза смотрел на своего императора и не знал, чем его утешить.