Любовный эликсир

«Всё закончится наилучшим образом, — мысленно успокаивал себя Чандрагупта, провожая взглядом очередного покупателя, не заинтересованного в почти свежих овощах. — Я наторгую тысячу пан во что бы то ни стало. Ещё не полдень, солнце невысоко. Спустя шесть дней Субхада отдаст зелье той дэви, я выполню задание Лубдхака, получу свободу и заодно друзей освобожу. Мне надо всего лишь продержаться шесть дней. Царь здесь никогда не проезжает. Лубдхак сам говорил, за много лет только раз увидел царскую колесницу, и даже тогда она промчалась мимо, не задерживаясь. А если и задержится, я просто спрячусь под прилавком. Не думаю, что самрадж полезет меня искать. Я в безопасности!» — и он невольно улыбнулся, аккуратно выравнивая ряды манго, помело и кокосов, лежащих в корзинах, чтобы те выглядели привлекательнее. Зелень, определённо, стоило слегка сбрызнуть прохладной водой, чтобы не увядала на жаре так скоро, и Чандра потянулся за сосудом, чтобы… — Парень, почём манго? — услышал Чандрагупта над своей головой невероятно красивый голос. Чандрагупта посмотрел вверх и обомлел. Обладатель обведённых каджалом выразительных глаз с зеленовато-серебристым отблеском тоже застыл. Такого вайшью на рынке Чандрагупта видел впервые: из-под молочно-белой чалмы с золотым рисунком выбивались крупные чёрные локоны, струясь по плечам блестящими шёлковыми переливами. Зелёная уттарья выгодно оттеняла благородную светлую кожу, нежную, как у дэви, почти прозрачную. Было видно каждую голубоватую жилку, бьющуюся под ней. При всём этом незнакомый торговец выглядел достаточно сильным. Высокий, широкоплечий. Необыкновенный. Сердце Чандрагупты подскочило и стало заполошно колотиться где-то в горле. — М-манго? — заикаясь, пролепетал Чандра, теряя разум. — За два пана отдам. Вместо того, чтобы воспользоваться растерянностью глупого пацана и забрать дорогие фрукты практически даром, покупатель неожиданно отцепил от своего пояса увесистый кошель, изукрашенный жемчугом, и протянул Чандрагупте. — Забирай, — коротко произнёс он, продолжая пялиться во все глаза на юного продавца. Чандра взял. Беря кошель, он заметил, как по выступающему кадыку мужчины скатилась капелька пота, и от этого зрелища почему-то полыхнуло огнём в чреслах, да так, как в жизни не полыхало. Чандра еле сдержал стон. Он вжался в прилавок, вцепился в него обеими руками, стараясь всеми силами скрыть внезапное возбуждение. Сознание стало неверным, изменчивым, его затянуло туманом. Будто в невозможном сне Чандра заметил, как мужская рука медленно протянулась к его волосам. Покупатель начал осторожно ласкать его локон, накручивая на указательный палец. От этого прикосновения Чандрагупта впал в невыразимое блаженство. Он смотрел на руку мужчины, украшенную единственным золотым браслетом, и понимал: он не способен уклониться или сказать какую-то дерзость этому человеку. — Идём со мной, — тихо, но властно приказал ему мужчина. — Оставь лавку. Пошли! Бросив свой товар, полностью потерянный в чём-то необъяснимом, огромном, овладевшим внезапно его телом и разумом, Чандрагупта двинулся за мужчиной. Неподалёку от рынка располагались хранилища с зерном и овощами, принадлежащие разным владельцам, а также стойла с лошадьми. Всё, что запомнил Чандрагупта из тех волшебных, невозможных мгновений — ароматное сено, сваленное в кучу в углу чьей-то конюшни и сильные губы, смявшие его приоткрытый рот, едва только они вошли внутрь, скрывшись от глаз других торговцев и покупателей. Горячий влажный язык ласкал его зубы и дёсны, сплетаясь с его собственным языком, дразня и возбуждая до искр в глазах. Его так не целовал никто. Боги! Да его вообще раньше не целовали, только пороли плетью или прутом! Жёсткая мужская щетина царапала кожу. Сумасшедше кружилась голова, ноги слабели. Казалось, он вот-вот рухнет, но упасть не получалось. Его держали крепко, стискивая до боли, вжимая в грудь и живот того, кто сам весь дрожал от возбуждения. — Какой же ты… удивительный, — шептал незнакомец, и Чандрагупта ощутил его налитую плоть, восставшую от желания к нему. Это стало последней каплей. Застонав, Чандра запрокинул голову, подставляя лицо, грудь, всего себя под эти колючие, болезненные, такие желанные поцелуи. Осмелев, он потёрся о живот незнакомца, давая тому понять, что с ним творится: — Пожалуйста, господин… Он сам не понимал, чего просит. Знал одно: ему нужно, чтобы его продолжали вот так ласкать, чтобы не выпускали из объятий до скончания времён! Безумие нарастало. Его грубо толкнули на свежую солому, пахнущую мёдом и солнцем. Где-то поблизости вздыхали и тихо фыркали полусонные кони. Даже мысль о том, что их могут сейчас застать и убить как воров, проникших в чужое помещение, не пришла Чандрагупте в голову. Мысли пропали. Все до единой. Ему просто хотелось, чтобы прикосновения никогда не прекращались, а поцелуи не останавливались. Незнакомец задышал чаще, тяжело наваливаясь сверху. Опираясь на руки и нависая над Чандрагуптой, он смотрел на юношу так, что, казалось, этот взгляд сейчас прожжёт насквозь. Широкая ладонь решительно легла на пах Чандры, слегка сдавив отяжелевший, пульсирующий лингам, и от этого касания всё взорвалось внутри сладким экстазом. Но этих ощущений было всё ещё недостаточно. Хотелось большего — сильно, нестерпимо, скорее! — Ещё, — жалобно простонал Чандрагупта, слёзы сами собой покатились из его глаз. — Умоляю, господин… Прошу. Он зажмурился от следующей накатившей волны наслаждения, выгнулся всем телом, пытаясь обеими руками притянуть к себе того, чьего имени не знал, но с кем чувствовал необъяснимую, невероятную близость. Дхоти с его бёдер были безжалостно содраны и отброшены в сторону. Его подхватили снизу под ягодицы. Те губы, которые только что терзали его рот, накрыли лингам, сочащийся смазкой. Невероятный контраст обжигающего дыхания и прохладных губ, вбиравших его так глубоко, удерживающих на самом краю бесконечного наслаждения, не давая сорваться, мучая и доставляя блаженство. — Господин, я вас… я… — широко разведя колени, Чандрагупта метался, распалённый, не чувствуя уколов жёстких стеблей в спину и царапин на руках. Пальцы, подчиняясь нестерпимым волнам наслаждения, сами собой сжимали до хруста сухие травинки. Те рассыпались пылью в руках. Взгляд незнакомца был тёмен, как отверстие древнего колодца, как ночное небо, лишённое луны и звёзд. Прекратив бесстыжие ласки, трепетными массирующими движениями мужчина внезапно огладил его ягодицы, живот, бёдра, затем увлажнил чем-то свои пальцы. Чандрагупта уловил запах недорогого лампадного масла. Стукнул об пол конюшни, не разбившись, опустевший глиняный сосуд. — Потерпи… Ничего другого нет, — извиняющимся тоном прошептал незнакомец, а затем Чандрагупта ощутил, как его трогают там, где он и подумать не мог. В него проникали всё глубже — торопливо, настойчиво. Это было больно, сладко, страшно, но желанно до одури. До исступлённого крика. И Чандра закричал… — Расслабься, — услышал он над своим ухом срывающийся, умоляющий голос. — Доверься мне. Не нужно было дважды просить. В безумном сне, где они оба очутились, Чандра не чувствовал ничего, кроме абсолютной правильности происходящего. Это было то, чего он сам желал — весь, целиком, от кончиков пальцев до сокровеннейших глубин атмы. — Обними крепче. Держись за меня, — подсказал незнакомец, и ноги Чандры сами собой скрестились за его спиной, а руки обвили шею. «Да, так! И никак иначе», — пронеслось в голове, когда сделав несколько неловких движений, они оба наконец-то поймали нужный ритм, и теперь двигались как одно целое, не отрывая счастливых взглядов один от другого. Горячий, невыносимо прекрасный водоворот приближался… Как падение в реку, как прыжок с вершины горы! Чандра чувствовал, что этот удивительный мужчина так же мало управляет происходящим, как и он сам. Они оба сцепились, слились, чтобы уже никогда не разъединяться. — Мой, — на пике блаженства выдохнул незнакомец, прикрывая свои невероятные зеленовато-серебристые глаза. Он напрягся, как струна, как натянутая тетива лука. По его телу пробежала судорога. — … господин, — эхом ответил Чандрагупта, чувствуя, как семя извергается толчками вместе с последними частыми сотрясениями тела, которые невозможно контролировать. Он изливался сам. И тот, кого он принял частью себя, изливался в него. Несколько мгновений они просто лежали, крепко обнявшись, на соломе, пропитанной влагой их тел, рвано дыша. Незнакомец приподнялся на локте и внимательно поглядел на обалдевшего, невозможно счастливого Чандрагупту. На его прилипшие к мокрому лбу чёрные волосы и блестящие глаза, переполненные восторгом и блаженством. — Как ты? — вид у незнакомца был такой, словно он напуган и ошарашен не меньше Чандрагупты. — В порядке, — дрожащим, охрипшим голосом ответил Чандра. — В полном. — Я… приношу извинения, — неожиданно выпалил незнакомец. — Поверь, обычно я не делаю такое! — он начал одеваться, лихорадочно шаря руками по соломе и подбирая свои вещи, сброшенные в порыве недавней страсти. — Это… никуда не годится, — растерянно бормотал он, и Чандра видел, как сильно дрожат его руки. — Недопустимо. Как я мог?! — на миг он застонал, закрыв лицо руками, а потом снова посмотрел на Чандру — будто стрелой пронзил. — То, что я сделал… Тебе было больно? — Нет! — Чандрагупта схватил мужчину за руку. — Это было самое прекрасное, что я испытывал в жизни! — глаза его лучились. Незнакомец молниеносно оделся, поправил шаровары и пояс. Тщательно отряхнул солому с волос. — Я не такой, правда, — он смотрел на Чандрагупту, и чувство вины и раскаяния за собственный поступок легко читалось в его потемневших глазах. — Не такой безрассудный и бесстыжий. — Я верю, — потрясённо выдавил Чандрагупта. — Господин, я сам согласился… Вам не нужно беспокоиться об этом! Решившись, незнакомец откуда-то достал невероятно красивый перстень в форме золотого цветка с розовой жемчужиной в середине. — Держи. Пройдёт время, и ты будешь вспоминать об этом дне хотя бы не с отвращением. Я не знаю, как ещё загладить свою вину перед тобой. Милостивый Махадэв! Я даже не понимаю, как объяснить себе самому происшедшее! — Но вы же не виноваты, — душа Чандрагупты вдруг наполнилась болью, куда большей, чем та первая боль, испытанная при внезапном проникновении в неподготовленное тело. — Я сам хотел… — Молчи! — мужская ладонь легла на его губы, надавливая так сильно, что у Чандры снова закружилась голова. От близости этого необыкновенного человека, от невозможности всего, что случилось между ними. — Молчи, парень, ради нашего с тобой блага! Знаешь, чего мне сейчас хочется больше всего? Перекинуть тебя через конское седло и увезти с собой. Обойти семь раз вокруг ритуального огня. Объявить тебя своей второй половиной перед всеми, но я не понимаю, откуда в моей безумной голове берутся эти противоестественные желания? Я едва владею собой, чтобы удержаться от того, чего невыносимо хочется. Я готов сделать то, о чём говорю, но я сопротивляюсь из последних сил, и мне страшно. А ещё больше пугает, что ты не сопротивляешься. Почему ты не ударишь меня? Почему не проклянёшь? Как ты мог вообще пойти со мной сюда, только потому что я об этом попросил?! — Но я люблю вас, господин! — вырвалось у Чандрагупты, и он действительно чувствовал, что любит всей душой этого незнакомого человека. Любит больше жизни. Здесь, сейчас, навсегда! — Я полюбил вас, как только увидел. С первого взгляда. Незнакомец отшатнулся. Вскочил на ноги и выбежал из конюшни прочь, оставив своего случайного возлюбленного в полной растерянности. Чувствуя горький ком в горле, Чандрагупта надел перстень с цветком на большой палец правой руки. С любого другого пальца такой огромный перстень попросту свалился бы. Чандрагупта разглядывал подарок незнакомца, и слёзы вдруг сами собой покатились из глаз. — Что я сделал не так? — тихо спросил он. — Почему он ушёл? Кое-как Чандрагупта завязал дхоти, вернул на место скомканную уттарью и выполз из конюшни обратно на рынок. Он почти ожидал увидеть, что весь его товар украден, но — удивительно! — ничего не пропало. Чандрагупту шатало. Соседи-торговцы, заметившие его возвращение, с ехидными ухмылками поглядывали на него, но Чандрагупте их внимание было безразлично. Всё случившееся казалось нереальным видением, и он несомненно принял бы это за плод своего воображения, однако на большом пальце его правой руки сверкало кольцо, а под прилавком лежал кошелёк, украшенный жемчугом. Открыв его, Чандра обнаружил внутри восемьсот мана. Дневная выручка, которая Лубдхаку даже в самом смелом сне явиться не могла бы. Но щедрая сумма не обрадовала Чандрагупту. Все его мысли были прикованы к мужчине, который появился в его жизни на несколько мгновений, вызвав бурю невероятных чувств, а потом исчез, даже не назвав имени.