***
Дождь мелко накрапывал по лобовому стеклу, Тэхён то и дело хмурил лоб, вглядываясь в дорогу, держа руль одной рукой. Он решил прокатиться по городу, хоть из дома выходить не было никакого желания. Рейс назначен к полудню, а родители, как только прозвенели будильники, уехали на очередную встречу, они всегда были занятыми людьми, что ни день, так событие, и они горели тем, чем занимались. Тэ это несомненно восхищало, то, как разгораются люди, занимаясь любимым делом, они выглядели живыми, они нашли своё место и оба в нём счастливы. Он невольно улыбнулся, подумав о своём месте. Сейчас всё крутилось вокруг одного человека, который засел в голове при первой встрече, в сердце — при первой улыбке и в душе — при первой откровенности. И не было ничего необычного в том, что ему хотелось остаться в Швейцарии из-за Чонгука, только потому что тот был там. Если бы они встретились в Италии, он был остался на побережье, проводя с ним дни и ночи; столкнулись бы в холодных лесах Финляндии, грел бы его в своих руках, напрочь сорвав куртку, ведь тело к телу куда теплее; они бы засматривались на северное сияние вместо горных водопадов и купались бы в лучах жгучего солнца ОАЭ, зарываясь ногами в горячий песок. Он уверен, что влюбился бы в Чонгука везде, где бы его не встретил, но тот запрятался глубоко в горах в небольшой деревушке, в которой он будет уже завтра вечером. Проезжая мимо пёстрых магазинов, он подумывал о том, чтобы что-то привезти с собой, подарок, что-то, что Чонгуку бы захотелось оставить, даже если им когда-нибудь придётся разлучиться, как карманные часы, которые он часто носит в кармане брюк. Когда спустя пару часов он нашёл то, что искал, и вышел из торгового центра, на небе прямо над его головой появилась радуга, смело выглядывая из-за кучных уплывающих облаков. — Ещё немного, и я доберусь до тебя. Чонгук бы посчитал это угрозой, если бы услышал, но он не услышит, Тэхён лишь отправил ему сообщение, в котором написал, во сколько он будет в Мортоке. Румяное солнце — В 20:20 я буду на перроне, надеюсь в этот раз ты не опоздаешь, хотя видеть твои виноватые глаза было трогательно. На другом конце континента Чонгук неловко прикусывал нижнюю губу зубами, тем самым сдерживая рвущуюся наружу ослепительную улыбку, но тот, кто надо, всё равно её заметил. — Всего каких-то несколько часов, — ненароком заглядывая в телефон, произнесла Еджин и ласково потрепала вьющиеся локоны, выпадающие из нелепого хвостика на затылке сына. — Встретишь? — Если смелости хватит, — подначивает его Ноан, обедающий в их компании. — В прошлый раз он так долго мялся у двери, что я его еле выгнал. Он не знал, что ему сказать перед отъездом, а я говорил, что какие к чёрту слова, если одним поцелуем можно закрыть все неловкости сразу! — Это вызвало бы ещё больше неловкости! — восклицал Чонгук, неловко переминаясь с ноги на ногу, краснея ушами и понимая, что стоящая рядом мама всё отлично слышит. — Да ты его даже обнять не успел! Гук, ты очень медлительный, нерасторопный просто до ужаса, пока тебя расшевелишь, зима успеет закончиться, как и человеческое терпение! — А по-моему, Тэхёну нравится раскрывать его потихоньку. Но при этом действуя дерзко, срывая все моральные устои Чонгука. Это как разбирать плотину по кусочкам… — Чтобы потом на тебя вылился поток ледяной воды! — Ноан был воодушевлен разговором, он всегда был с Еджин на одной волне. — Предлагаю ставки на первый поцелуй! — Эй, поимейте совесть, я вообще-то тоже здесь нахожусь, — сбежать с кухни хотелось ещё в самом начале, сейчас уже хочется слинять из дома вовсе, чтобы не слышать то, как они внаглую его обсуждают, ещё и ставки делают. Видя горящие мамины глаза, ему становилось страшно, он вообще не понимал её воодушевления от его общения с Тэхёном. Ему всегда казалось, что она видит его будущее с миловидной девушкой, чтобы тихие вечера в семейном кругу и размеренный ритм: работа — дом — семья, они ведь за этим сюда переехали: тишиной и спокойствием вдали от всего мира, но видимо можно увести девушку из города, но нельзя изменить её. А что касается его отношений… Если так подумать, мама никогда ни имела ничего против мужчин рядом с ним, а Тэхёном она и вовсе просто очарована. — Ставлю на то, что Гуки поцелует его первым, — смело восклицает она, протягивая Ноану руку, тем самым заключая пари. — Неа. То, что я видел, не даёт мне и капли надежды, что нашему мальчику прорвет плотину. Ставлю на Тэхёна! Еджин ухмыльнулась, зная, что Тэхён не станет этого делать, пока не увидит в глазах её сына негласное «да», он хоть и смелый, дерзкий, но с уважением относится к чужим желаниям и личному пространству, подступая потихоньку, чтобы не обрушиться лавиной, напугав и обескуражив Чонгука так, что тому снова захочется спрятаться и вести долгие беседы наедине с собой. Тэхён хочет, чтобы Чонгук сам к этому пришел, а он поддержит и защитит, если это потребуется. — Ты проиграешь, мой мальчик, — хитрая улыбка не сходила с губ. Она повернулась к сыну, который был похож на спелую вишню, и подмигнула. — Я всегда за тебя, Гуки, ты только не тормози и обязательно пригласи его к нам на обед! — кричит она уже вслед уходящему в свою комнату Чонгуку. Осталось всего несколько часов. Сумка немного оттягивала плечо, люди толпой выходили из поезда и сразу бежали на автобус: так быстрее всего добраться до дома, и кое-кому тоже стоило бы поторопиться, он, конечно, не обидится, но припоминать будет долго. Перехватывая поудобнее рюкзак, Тэхён вышел на перрон, вглядываясь в освещённую последними лучами солнца площадку. Слепит ужасно, и он прикрывая ладонью глаза шёл наугад вперёд, доверившись своим ногам. — Ну сколько можно, — не заметив ступеньки под ногами, он заскользил подошвой кроссовка и врезался в чью-то грудь, которая после придавила его к перилам, чтобы держался ровнее. — Тебе что собаку-поводыря купить, чтобы ходить нормально мог? — у Чонгука от возмущения раздувались крылья носа. Когда он увидел Тэхёна, неспешно шагающего прямо к ступенькам с прикрытыми ладонью глазами, у него сердце пропустило удар, он рванул с места так резко, что вокруг разлетелись все рыжие листья и он был в секунде от нелепого падения, однако Чонгук успел перехватить контроль над собой в последний момент. — Чёртов самоубийца. — Мне не нужна собака-поводырь, у меня же есть ты, — Тэхён совершенно не обращал внимание на его недовольное лицо, он видел только беспокоящиеся глаза, которые бегали по его лицу, проверяя всё ли в порядке. А он в порядке, вот только сердце не на месте, рвется через грудь и ребра навстречу ему одному. — Ты безрассудный и глупый, я бы даже сказал… — У меня есть для тебя подарок, — его резко прерывают и застают врасплох томным шёпотом. Чонгук понимает, что его совсем не слушали, Тэхён где-то в своих мыслях смотрел на него влюбленно, сверкая золотистыми глазами. Он заправил выбившуюся на лоб чёлку за ухо и потянулся к рюкзаку, вытаскивая оттуда нечто обернутое в пергаментную бумагу. — Открой, сейчас самое подходящее время, — сказал Тэхён, повернув голову в сторону заходящего солнца, и в нетерпении вздохнул. Чонгук начал медленно разворачивать упаковку, ухмыляясь. В его руках оказалась увесистая книга, исписанная японскими иероглифами, которые он не понимал, и, приподняв бровь в недопонимании, посмотрел на Тэхёна, который лишь кивнул на книгу и попросил её открыть. На удивление первые страницы не открылись и только потом до него дошло, что она открывается лишь по середине, представляя собой запечатанный тайник. В углублении «книги» лежала стеклянная фигура кита, заключённая в призму, к которой металлическими нитями были прикреплены камни в форме капелек воды разной величины. Аккуратно подцепив её за самый кончик, он поднял фигурку, подставив её солнечным лучам, которые, пройдя сквозь камни, отразили блики радуги на его лице. Чонгук восторженно ахнул, переведя взгляд на Тэхёна, в глазах которого переливались все краски мира. — Вот почему я сказал, что сейчас самый подходящий момент. Это ловец солнца. Чонгук долго разглядывал цветные переливы, прокручивая вокруг своей оси фигурку размером со свою ладонь, кит мерцал цветом океана, бросая голубые блики на иероглифы, которые он поначалу не заметил. Те были высечены на призме, и заметить их было можно только покрутив в разные стороны. На свете было действительно много красивых вещей, Тэхён сумел ему подарить маленький кусочек прекрасного мира. — Что означают эти иероглифы? — все ещё не отрывая глаз от фигурки, спросил Чонгук. — «Это нормально — потерять себя на некоторое время. В книге, в музыке, в искусстве. Позволь себе заблудиться», — ему не нужно было слов от Чонгука, чтобы понять, что ему понравился подарок, в чёрных галактиках мерцали звезды, губы были приоткрыты в немом восхищении, и это всё, что имеет значение, но уже родной голос хотелось послушать. — Я скучал, — Чон поднял на него нежный взгляд. — Скучал по твоему голосу. Понимаю, ты в шоке, я старался, но как насчет того, чтобы где-нибудь присесть, пока солнце ещё не зашло, и почитать. Надеюсь в твоём рюкзаке лежит наша книга. Чонгук усмехнулся, убирая ловец солнца в потайное углубление в книге, и закрыл её, бережно проведя по обложке. А с виду обычная книга. Подари ему Тэхён какую-нибудь литературу, он тоже был бы рад, но это оказалось намного лучше, это хочется прижать к груди и трепетно держать в руках, как одну из самых ценных, хрупких вещей. — Я вообще-то не ожидал подарка… — Понимаю, эта спонтанность выбила тебя из колеи, — Гук смущенно нахмурился. — Это извинение за мой долгий отъезд длиной почти в неделю. — Ты не должен… — Пойдем Чонгук, — попросил ласково, но с напором. — Хочу, чтобы ты мне почитал. Помнишь, на чём мы остановились? — Тэхён держась за перила неспешно спускался вниз, но не услышав шагов позади себя, повернулся. Чонгука разрывало от необъяснимого чувства, его приятно штормило и улыбаться хотелось так широко. В глазах проступила влага, которую он быстро смахнул веером ресниц, и Чонгук блаженно вздохнул, наконец сев на ближайшую у станции лавочку, прижавшись своим плечом к его. Стало так спокойно, сердце правда всё ещё содрогалось, трепетало, при виде этого человека рядом, отчего голос немного дрожал, когда он начал читать, но Тэхён этого не замечал, уместив свою голову на чужом плече. Он пытался вчитаться в книгу, но видел будто между строк и просто наслаждался присутствием парня рядом и тем фактом, что впервые больше читать один он не хочет. Кажется, сидеть за книгой вдвоем стало маленькой зависимостью. Он приспустился ниже, чтобы Тэхёну было удобнее улечься, и Чон буквально почувствовал, как тот закатил глаза на грани блаженства. Сумерки опустились быстро, становилось холоднее, и сидеть стало совсем неуютно, ветер задувал под куртки, хотелось оказаться в тепле. Уютное молчание трепетало между ними всю дорогу до дома, иногда они обменивались фразами и неловко смеялись, напряжения не было, но Чонгук чувствовал, что что-то должно было случиться, он хочет, чтобы это случилось. Они не заметили, как под тихие разговоры дошли аж до самого порога Тэхёна, остановившись на ступеньках. Ким кивком головы указал на дверь, немым взглядом предлагая зайти. — Зайдем ко мне, я покажу, насколько нелепо у меня получилось создать уют в доме, только пообещай не смеяться, — Тэхён видел, что Чонгук упрямился. — Пойдём, ну же. — А если я не хочу, — произнес больше игриво, чем серьёзно. Тэхён принял правила игры. — А если я красиво попрошу? — спросил игриво, склоняясь над чужим лицом и шёпотом начал: — Не жди, когда остынет чай Ведь ты же хочешь пить… Смелее! Обжечься можешь невзначай? Зато горячий чай вкуснее. Не жди, когда утихнет дождь Беги вперед сквозь все ненастья Намокнуть можешь? Ну и что ж! Зато тебя дождется счастье… Не жди, когда придет любовь Когда не ты — тебя полюбят Рискни! Пусть даже сердце — в кровь! Зато познаешь это чудо. Рискуй! Не жди! Беги! Дерзай! Иначе, что ты вспомнишь после? Холодный дождь? Остывший чай? И в прах разбившиеся грёзы… Сердце набирало ритм с бешеной скоростью, каждая строчка отдавалась эхом в ушах. Он был поражён, сражен наповал глубоким голосом, который пытался донести до него мысль, изящно преподнеся её в стихотворении. Так нельзя… Чёртов Ким Тэхён. — Посмотрю в твои бегающие глаза и… — доходит до Чонгука чуть позже, он и не заметил, как задумался и потерялся в пространстве, слыша в ушах лишь гулкий шум крови, что быстро бежала по венам. — И этого будет достаточно, — прошептал, наклонив голову в бок, задевая своим носом чужой. У Чонгука стучало в висках. От страха, предвкушения, чувства сладости, про которое говорил Тэхён, он волновался так сильно, как ещё никогда не волновался. Еще никогда он не пытался кого-то поцеловать по собственному желанию. Боялся, что не умеет, но, подняв взгляд, он осознал, что рядом с ним Тэхён, который тоже хочет его поцеловать, который тянулся к нему всё это время, который смотрит в томном ожидании своими огромными глазами. Чонгук прикрыл веки и подался вперёд, касаясь чужих губ, тёплых, мягких, своими. Он его поцеловал просто потому, что захотелось. Он захотел, он сделал, всего на секунду прижался и отпустил. Не стыдно, но однозначно неловко. — Обычно я не занимаюсь подобным до третьего свидания, — оправдывался, придумывая на ходу, и гулко сглотнул возникший в горле ком. Прикоснувшись один раз, хочется ещё, нужно распробовать, нельзя оставлять дело незавершённым. Он облизал свои сухие губы, смотря на чужие. Ужасно неловко. — Тогда мне стоит тебя пригласить? — доносится будто через купол, наполненный водой, и он еле передвигает губами. — На настоящее свидание? — Вообще я каждую нашу прогулку воспринимаю как свидание, после определённого момента. Но пусть для тебя наша следующая встреча будет официальным свиданием, Чонгук. Официальное свидание. Звучит настолько красиво, что хочется, чтобы Тэхён произнес это ещё раз. Свидание… Необычная прогулка, не просто кофе и плед на двоих, одно слово, статус, который переворачивает его мир с ног на голову. — Поцелуй всё изменил. — Говорит тот, кто сделал это первым, — ухмыльнулся, запуская ладонь в кудрявые волосы, а пальцами пощекотал шею, чувствуя, как по ней пробежало ещё больше мурашек. — Я почувствовал, что это был именно тот момент, или я ошибся? — ластился, подставляя макушку. — Нет. Хорошо, что ты прислушиваешься к своим чувствам и не колеблешься, герои в книгах так не поступают. — А у нас своя сказка, — уверенно. — У нас? — акцентирует на этом внимание, наблюдая за стремительно разливающийся на веснушчатых щёках краской. — Ты смущён, — факт, который ему до безумия нравится. — Просто… — Просто закрой глаза, — попросил ласково и прикоснулся невесомо к приоткрытым губам. Коснулся невинно, по нескольку раз чмокая в уголок губ, и юрко прошёлся кончиком языка по нижней губе, наконец получая робкий ответ и шумный вздох. Он улыбался в поцелуй, обхватывая ладонью румяную щеку, чувствуя, как мелко дрожит прижатое к нему тело. Чонгук чувствовал, как его за шею прижимают ближе, надавливают, поворачивая голову в нужном направлении. Его целовали мягко, сминая то верхнюю, то нижнюю губу, задерживаясь на каждой по несколько секунд, и так по десятому кругу, периодически прижимаясь сильнее, уткнувшись носом в щёку. Сладко, нежность разливалась по всему телу, Чонгук понял принцип и повторял уже с большей уверенностью. Остановился всего на секунду, чувствуя, что на него смотрят, но не поднимал ресниц, а поцеловал снова, улыбаясь до виднеющихся дёсен. В каждой прочитанной им книге поцелуй был таким разным. Он случался в нелепых, даже глупых обстоятельствах, неловких, после которых на глаза человеку не хотелось попадаться. Были быстрые, скомканные, главные герои, даже не понимали, что произошло, они были неопытны и смущены до ужаса, что мешало обоим. Первый настоящий поцелуй Чонгука был идеален, ему дали возможно касаться, как ему захочется, позволили узнавать и трепетно изучать чужие губы, ловить своими горячее дыхание, до разрядов тока под кожей и до самой макушки. Он подловил себя на мысли, что не хочется останавливаться, даже просто сидеть и чувствовать его губы на своих ему хватило бы, но Тэхён мягко отстранился и погладил разгорячённую щеку, поднимая ресницы. — И что дальше? — улыбаясь, спросил Тэхён, и впервые он не боялся услышать ответ, он знал — рядом с ним останутся. — Ты звал меня в гости, — напомнил Чонгук, переполненный нежностью. Они что сейчас действительно поцеловались? Тэхён довольно вздохнул, прикасаясь губами к его лбу, зажмуривая глаза до белых звёзд, и улыбнулся, как сумасшедший, поспешно разворачиваясь, чтобы открыть дверь и впустить в дом. Тёплый свет озарил просторный коридор, переходящий в гостиную, соединённую с кухней, большое количество мест не было ничем заполнено, по минимуму мебели и ничего лишнего, кроме подушек на диване и коврика под столом. Тэхён был гостеприимным, он хотел не разуваясь показать дом Чонгуку, но тот, скинув обувь, начал всё осматривать сам. Его тянуло к каждой вещи, к каждой маленькой детали, стоящей на полке, многие из них пробивали на воспоминания о Корее. Видно, что Тэхён не хотел прощаться со своей родиной, но теперь как мог подстраивался под местный колорит. Пока он осторожно осматривал первый этаж, даже не заметив отсутствия его хозяина, Тэхён заварил в фарфоровый чайник ароматный чай и, поставив его вместе с кружками на деревянный поднос, направился к лестнице, где и застал Чонгука, который мялся у подножья. На тихие шаги он повернул голову, уже было испугался, что повел себя как-то не так, но ему улыбнулись и кивком указали на второй этаж. — Выпьем чаю? Чонгук активно закивал и пропустил Тэхёна вперед, дав тому возможность показать направление. На втором этаже всего две комнаты, одна по-видимому Тэхёна, с закрытой дверью, а вторая похожа на комнату отдыха без двери, вместо неё стилизованный проход сделанный под арку. Диван, оккупированный двумя пледами, один из них тот самый, которым они укрывались у озера, читая книгу; разбросанные крупные подушки по полу, полочки у противоположной стены и горшки с высокими растениями, которые, видимо, Тэхён занес в дом с улицы. Но здесь они не останавливаются, Тэ взглядом просит открыть балконную дверь, и Чонгук отодвигает ту, проходя вперед. Застеклённый балкон достаточно широкий, чтобы на нем уместился компактный диван цвета мокрого асфальта, напротив столик со стеклянной поверхностью, под ногами ковёр, в который хочется зарыться пальцами, разбросанные подушки и ещё один плед, который на ощупь нежнее шёлка, игрушки, привезённые из Кореи, он узнал персонажей из аниме, которое смотрел очень давно. Пару разбросанных книг по полу, а на противоположной стороне — стеллаж с маленькой библиотекой, к которой тянуло магнитом, и он, взглядом пройдясь по корешкам, достал наиболее привлекательную книгу. — Хочешь, можем что-то из этого почитать. Коул сказал, что оставит свою маленькую библиотеку здесь, в ближайшие годы ему будет не до книг, — намекает он на рождение их сына, из-за чего те и переехали поближе к столице. Гук, не задумавшись, начал читать вслух книгу, которую держал в руках, опираясь о балкон. Поставив поднос на стол, Тэхён потянулся к окну, чтобы его приоткрыть, но так и застыл на месте. Он любовался им, мальчиком с малиновыми губами, которые были краснее, чем обычно, и которые он целовал каких-то пятнадцать минут назад, он был красивее пленительного заката над горами. И как хорошо, что им можно любоваться куда дольше, чем закатными переливами, быстро уходящими вслед за солнцем. Чонгук, замечая на себе взгляд, закончил читать страницу и перевёл на него свой. И когда Тэхён успел встать так близко? — Ты… — собирался задать вопрос. Тэхён прильнул ближе и поцеловал его. Так же мягко, прикоснувшись к губам, без напора, просто потому что захотелось, и потому что он теперь может. — Чай остывает, — произнёс, едва касаясь его губ своими, разглядывая созвездие веснушек, наконец-то они так близко. Они сели на небольшой диванчик, Чонгук поудобнее согнул одну ногу и сел полубоком к Тэхёну, что принялся разливать чай. — Мой черёд задавать вопросы, — он принял в руки чашку и с удовольствиям отметил, что Тэхён не переборщил с сахаром, а сделал так, как надо, как ему нравится. Дрожь от горячего напитка пробрала тело. — Что… Что мы будем делать дальше, ты думал об этом? — А если я не знаю, что сказать, — смотрит спокойно, а у самого в висках стучит, стоит опустить взгляд на зацелованные им губы. — Что в такие моменты обычно делают в книгах? Чонгук задумался. — Вариантов на самом деле много, но нам ни один не подходит, — говорит деловито, ставя чашку и откидываясь назад с книгой, будто собрался перебрать в голове все сцены прочитанных им поцелуев. — И что же мы будем делать? Тэхён забрал из его рук книгу и стал надвигаться на Чонгука медленно, отодвигая его ногу в сторону, чтобы между положить свою и нависнуть над полулежащем парнем. — Скажу лишь, что каждый из нас всего лишь человек и у нас не так много времени на этом свете, поэтому нужно делать то, что хочется. То, что хочется. — Мысли мои прочитал. Губы ласкали чужие, трепетно удерживая его одной рукой за шею, другой же упираясь в подлокотник, близ его головы. Торопиться им было некуда. Они медленно двигали губами, улыбаясь, когда сталкивались носами, и продолжали снова, подолгу задерживаясь в одном положении, лениво смакуя губы, иногда слабо покусывая друг друга. Тэхён добрался и до веснушчатых щёк, прижимаясь губами к каждому пигментированному участку, прикусывал округлые места, заставляя Чонгука смеяться и оттягивать его за волосы на затылке, легонько отталкивая, отстраняя от себя, но Тэ только глубже вдыхал запах горячей кожи и поцелуями добрался до носа, тут же его укусив. — Прекрати кусаться, ты голодный что ли? — Тэхён посмеиваясь качнул головой и потянулся снова к губам, чмокая в самую серединку и с громким чмоком отстраняясь.***
Чонгук возвращался домой в смешанных чувствах, на щеках лёгкий румянец, глаза неестественно горят, а тело такое лёгкое, что кажется гравитация покинула их планету. Когда он подходил к дому, Пьер лежащий на веранде, поднял голову и, завидев хозяина, помчался к нему со всех ног. Чон словил его в объятья, почёсывая под шейкой, и прислонился своим лбом к его, мохнатому и тёплому. — А я его сегодня поцеловал, представляешь? — шептал, прикрыв глаза. — Я не думал, что смогу, но сделал это, вопреки всему, что говорил о нём, какой он надоедливый, самонадеянный, безрассудный и глупый, думал, что одному так хорошо, наедине с самим собой и что мне не нужно ничего другого, какой же я идиот, — усмехнулся, пощекотав Пьера за ушком. — Но меня всё равно что-то тревожит. Может я зря волнуюсь, накручиваю себя, потому что впервые… Впервые… — Он ведь тебе всё равно не ответит, — мама вышла со стороны дома с пледом на плече и чашкой лимонного чая. Отдыхала. Ждала его. — Он слышит и всё чувствует, — парирует ей и целует собаку в лоб, отстранившись. — Даже я чувствую твоё настроение, милый, а взгляд у тебя, как будто герои в твоей книги наконец поняли свои чувства и открылись друг другу, — она потрепала его по волосам, невесомо касаясь горячих щёк. — Ложись отдыхать, завтра всё расскажешь и пригласи его на ужин, всё же он украл твой поцелуй, — подмигнула, разворачиваясь к дому. — Вообще-то я первый поцеловал! — воскликнул и тут же смутился, поняв какую откровенность ляпнул. Еджин засмеялась, заходя в дом, говоря что-то о том, что выиграла пари и никогда, никогда не ошибалась в своём сыне, он у неё умница. Чонгук обожал свою маму. И прекрасно понимал, почему много лет назад отец выбрал её. Он пошёл в свою комнату, подзывая Пьера подняться за собой и, помыв ему лапы, запустил в комнату, где тот сразу улёгся на свою лежанку около большой кровати. Чон распахнул окно, через которое обычно забирался на крышу. Его посещали мысли, что он хочет показать Тэхёну это место, может быть когда-нибудь они будут сидеть там вместе и встретят новое утро, в октябре они всё ещё тёплые, так что у них есть шанс. Просыпаясь в свой выходной, Чонгук предпочитал заранее обдумывать, чем займёт свой день, и обычно это помощь маме по дому, в саду, поход в конюшню, помощь старому дедушке Дани, но сегодня не хочется ничего из этого, есть желание остаться наедине с самим собой и немного подумать, хочется пройтись по сухому полю, где проходят рельсы, и посмотреть, как плывут облака. Он собрался тихо, ещё до маминого пробуждения, и вышел из дома. Солнце грело спину, в куртку закутаться не хотелось, тепло, в карманах даже руки вспотели. За полчаса он дошёл до нужного места, небольшого открытого холма, где внизу проходила железная дорога, на другой стороне которой пасли коров. Он расстелил принесенный с собой плед и сел перед железной дорогой, вытянув вперёд ноги. На свежем воздухе и думается легче. Тэхён проснулся со счастливой улыбкой на губах, которую спрятал в подушку, и потянулся всем телом, ощущая небывалую легкость и бодрость, хоть и проспал меньше шести часов. Завтракать не хотелось, а если быть точнее, то одному не хотелось. Его хоть с утра и не звали в гости, но он не думает, что семья Чон будет возражать его появлению. Умывшись, он шустро обувает кроссовки и выбегает из дома. Облокотившись о перила веранды, Еджин попивала горячий напиток, находясь всё ещё в пижаме, но с пледом на плечах и тонкой сигаретой в другой руке. Завидев Тэхёна, она салютует ему кружкой и делает затяжку, жмуря глаза от солнца. Пьер ожидаемо лает и ластится, подбежав к гостю, и резво виляет хвостом, прося поиграть. — Доброе утро, Еджин! Женщина засмотрелась на парня, анализируя то, насколько счастливым он выглядит, видимо не отошедший от впечатлений вчерашнего вечера. Тэхён выглядел хорошим парнем, её лишь беспокоили его беспечность и то, как его здесь, по сути, ничего и не держит: стоит случится чему-нибудь в родной стране, как он сразу покинет эту, а зная Чонгука, тот не поедет, не сейчас, когда всё только устаканилось. Переживает, хоть и желает того, чтобы её сын не был одинок, ему нужно то человеческое тепло. — Доброе. Если ты к Гуки, то он ушёл ещё ранним утром. Не знаю куда, даже телефон дома оставил. В его стиле. Успела даже промелькнуть мысль, что он сбежал от него и вчерашнего поцелуя, но тогда Еджин точно не улыбалась бы так загадочно. — Я могу взять с собой Пьера? — Конечно, — Тэхён ей благодарно кивнул и развернулся в сторону спуска. — И ещё кое-что, — окликнула женщина, заставляя его повернуться. — Мой засранец наверняка тебе ничего не сказал, но я жду тебя на ужин сегодня, вас обоих жду. Тэхён, пообещав, что придёт, даже если Чонгук будет упираться, махнул Еджин и прошептал Пьеру на ухо, чтобы тот нашёл своего непутёвого хозяина.***
Облака были такие огромные, что их было не объять взглядом, приходилось задирать голову выше, чтобы разглядеть этих пушистых гигантов, похожих на вату. Они плыли размеренно, летя своей дорогой по всей планете, сталкивались с другими, образуя ещё большее облако, до которого очень хотелось дотронуться рукой. Лёжа на спине, Чонгук протягивал руку к небу, казалось оно так близко, он представлял, как коснется его и спрячет кусочек облака в кармашек. Жмурил глаза от солнца, когда облака ему уступали место, оно приятно грело, и Чонгук расслаблено улыбался, чувствуя себя невесомым, свободным. На фоне шумели колёса от локомотива, единственного объекта, который куда-то спешил. Он резко проезжал по рельсам железной дороги, поднимая ветер вслед, за которым кружились опавшие листья. Чонгук откинул голову на плед и прикрыл глаза, положив руки за голову. Было так хорошо, мысли в голове не кружили вихрем, они вообще пропали, осталась только свобода. Тэхён нашел его в таком положении, тихо дремлющего, спрятавшегося под тенью облаков, единственного на километры от деревни. Забрался так далеко, но он его нашёл, как и обещал. Ретривер, завидев хозяина, помчался к нему, только уши назад и летели. Он довольно залаял, чтобы на него обратили внимание, и с разбегу упал на хозяина, уткнувшись мордой в шею, начиная обнюхивать и лизать щёки. Чон приоткрыл глаза, потерянно смотря на Пьера и возвышающегося над ним Тэхёна, что перекрыл солнце. — А я искал тебя, — склонив голову в бок, Тэхён любовался им, всё ещё потерянным, но довольным, пытающимся убрать от лица собаку, но продолжающим смотреть прямо на него. — Мы играем в прятки? — Гук привстал, вытянув ноги и оперившись позади себя на руки. — А я не прятался, — усмехнулся, смотря на усталого Пьера, что высунув язык улегся на его колени. Тэхён лёг рядом, убрав одну руку за голову и прикрыв один глаз повернулся к Чонгуку. Тот смущённо улыбался, думая о чём-то своем, далёком, и со вздохом лёг рядом, прижавшись к его плечу. Глаза поднял к нему, а рукой нащупал чужую, лежащую вдоль тела, и проведя по запястью ухватился за ладошку, спрятав в ней свою. Умиротворение достигло своей кульминации, было так спокойно, ладошки ожидаемо вспотели, но его это больше не волновало, он не хотел отпускать его руку. В его душе покой, и он хотел сохранить его, как можно дольше. Тэхён это — буря, которая пришла издалека, неся за собой последствия, необратимые, но так же он тихий океан, шум волн о песок, который успокаивал и погружал в нирвану. — Слышал фразу: «Жизнь не даёт вам людей, которых мы хотим, она даёт людей, в которых мы нуждаемся. Они причиняют боль, учат нас чему-то, ломают, чтобы превратить в того, кем мы должны в итоге стать… " — ветер неторопливо путался в волосах, Тэхён смотрел, как развеваются чужие кудряшки, и, не удержавшись, повернулся к нему боком, чтобы запустить ладонь в волосы. — То есть счастливыми? — Чонгук вздохнул. — Вероятно. — Но сломанных людей починить очень тяжело, иногда они так и не находят счастья. Кто-то, забываясь в своём горе, остаётся в нём до самого конца, не способный выбраться, и не принимает ничью помощь, смирившись и приняв, не желая ничего менять. Это горько, горько думать, что люди не хотят давать самому себе второй шанс. — Ты таких встречал? — Моя мама. Тэхён застыл, остановив движение своей руки, и привстал на локте, заглядывая в лицо Чонгука, которое ничего не выражало. Он смотрел пустыми глазами на небо. — Твоя мама? Оу… — Улыбка скрывает боль, хобби заполняют пустоту, переезд прячет от воспоминаний. Она сломлена после смерти отца, и я это не просто знаю, я вижу это, однако у неё натура такая, живая, яркая, она у меня очень сильная, и я ей бесконечно горжусь и чаще стараюсь ей об этом говорить, — уголки губ приподнялись, но в глазах застыли слёзы. Тэхен впервые что-то услышал о его отце. — Она у тебя и правда потрясающая. Тэхён склонился над ним ниже, упираясь носом в чужую щёку. Обжигал кожу своим дыханием и зажмурился дрожа ресницами. Ладонью обхватил щеку и повернул голову в свою сторону, чтобы встретиться взглядами. Глаза напротив блестели, но с губ сорвался облегченный вздох, как будто он так долго таил это в себе и ни с кем не мог поделиться. Он не сможет понять эту боль, но может помочь с ней справиться и не стоять на месте. Часы, что очевидно принадлежали его отцу, он забрать не сможет, Чонгук говорил, что это последняя вещь, которая от него осталась, и пусть ему больно смотреть на остановившиеся стрелки, Чонгуку они дороги, как и воспоминания. — Мы хотели переехать все вместе, родители устали от шумного города, а меня в Сеуле ничего не держало, у меня не было друзей, по которым бы я скучал, вещей, без которых бы не мог существовать, и цели, которой бы хотелось достичь, я учился, плыл по течению и много читал, меня это устраивало, я не задумывался о будущем после окончания школы, но судьба всё решила за меня, — в глазах было море, оно бушевало, чаша была полна, но он не проронил ни слезинки, лишь губы немного дрожали, и он крепче сжимал его руку. — Мы готовились к переезду, хотели уехать в Европу, у нас не было проблем со знанием языка, так что всё было в порядке. Оставалось две недели… — он сделал тяжелый вздох. — Отец собирался в банк, чтобы снять деньги со счёта и обменять валюту, мы с мамой пошли в торговый центр напротив, договорились встретиться с ним через полчаса. В этот день в банке произошло ограбление, люди вломились с оружием, всех повалили на пол и сказали сидеть тихо и не двигаться. Отец стоял в самом углу, ближе к противоположному выходу, он по привычке достал свои часы из кармана брюк и посмотрел на время, видимо понял, что опаздывает к нам, и резко обернулся, чтобы оглядеть очередь. В этот момент все уже стояли в оцепенении, а он сорвался с места, думал успеет выбежать за дверь, но в него успели пустить пулю быстрее. Он умер, не дождавшись места на операционном столе. В тот день пострадало очень много людей, возможно ты видел по новостям. Его голос дрогнул, и он прикрыл глаза, уткнувшись носом Тэхёну за ухом, и тяжело задышал, что-то шепча себе под нос. Тэ вспомнил тот репортаж. Был вечер, к банку подъехали несколько внедорожников, вооружённые люди ввалились в здание. Как оказалось после, этот набег был простой местью владельцу банка, их основной целью были не деньги, а посыл запугивания и чтобы показать то, на что они способны, если вставить им слово поперек. Они разгромили здание прежде, чем появилась полиция, и, выезжая с главной дороги, подрезали два крупных внедорожника, которые съехали с трассы на встречку, что повлекло за собой масштабную аварию. — По телевизору спустя сутки показали видео с камер наблюдения. Я видел, как отец держал в руках часы и любовно поглаживал большим пальцем циферблат, как люди застыли в ужасе, а мой отец среагировал быстро, он всегда был смелым, но неосторожным. Он умер от внутреннего кровотечения, пуля прорвала легкое и он задохнулся, утонул в собственной крови, пока мама держала его за руку. Тэхён взял его лицо в ладони и пытался не заплакать сам. Ему стало понятно, почему они забрались так далеко, почему отстранились от всех и пытались жить другой жизнью. Преступность есть везде, несчастные случаи не исключение, но никто не заявится в тихую деревушку Швейцарии с целью совершить теракт, сюда не примчится банда с оружием, тебя на всей скорости не собьёт машина, и никто не изрежет за пару сотен в подворотне. Здесь тебя скорее убьёт природа и естественная смерть, здесь не нужно ночью просыпаться в поту и дрожать от страха, что в любой момент к тебе ворвутся в дом. Нигде ты не будешь в безопасности, но здесь можно не думать о об этом каждый день и не ждать убийцу на каждом углу. — Мы остались с мамой одни, совсем, но зная, что мы есть друг у друга, было немножечко легче, я был сильным для неё, а она для меня, — сквозь пелену слёз он улыбнулся, приподняв голову. Шмыгнул носом, наблюдая за тем, как на него внимательно смотрят и слушают. В груди глухо застонало, впервые за столько лет он делится своей болью. Здесь об их истории никто не знает, для всех они просто сын с матерью, которые переехали из большого города, и только перед Тэхёном он оголил душу. Он располагал к себе так, что рот открывался сам, смотрел, будто негласно говоря: что бы это ни было, я выслушаю и буду рядом, если это потребуется. — Было страшно, мы ни с кем не сближались около двух лет и только потом потихоньку начали вливаться в общество. Мама любила отца сильно, но у неё был я, и она не хотела превратиться во вдову, которая умирает на глазах своего ребёнка. Она никогда такой и не была, в ней всегда томилось желание жить, действовать, не бояться, чувствовать, мне же было тяжелее. — Остановись… — И я привык быть один… Я не ждал от жизни ничего другого, даже не думал, что я могу кого-то заинтересовать. Мне хватало любви, о которой я читал, этого было достаточно, пока ты не появился. — Чонгук шмыгнул носом и улыбнулся, прижавшись своей щекой к его, влажной от редких слёз. — Я почувствовал, что мне чего-то не хватает. — Выглядит так, будто я действительно вмешался туда, куда не надо. — Я считаю, что для этого нет какого-то подходящего момента. Вероятно ты появился тогда, когда был мне очень нужен, хоть я этого и сам не знал, — усмехнулся, пододвинувшись к Тэхёну поближе, и осмелился поцеловать в щёку, ненадолго задержавшись, целуя тёплую мягкую кожу. — Мы могли бы встретиться в Сеуле, но этого не произошло, не случилось это и тогда, когда я переехал, и не через три года, а именно сейчас. — Выходит я удивительно своевременный? — спросил Тэ искренне улыбаясь и приподнял игриво брови. Сквозь ком в горле, Чонгук рассмеялся, откинувшись на спину, и на него тут же завалился Пьер, что всё это время смирно лежал рядом. — Мне жаль, что так вышло с твоим отцом, этот несчастный случай… Твоя мама говорит, ты очень похож на него. — Иногда я позволяю себе думать, что я единственное, что не даёт ей сойти с ума, — признаётся Чонгук, смотря на голубое небо. Все облака куда-то делись. — Возможно так и есть. В течениие получаса они больше не говорили, лежа на спине смотрели на небо, вслушивались в стук колёс о рельсы и в отдалённый шум горной реки. Не отпуская чужой руки, Чонгук приподнялся. — Мама хотела, чтобы ты пришёл к нам на ужин. — Знаю, она сказала мне об этом сегодня утром, когда я к вам зашёл, — ну конечно. — Просила явиться обоих. — Значит явимся, — Чон встал на ноги, потрепав подорвавшегося Пьера за ушком. — Если пойти вдоль рельс на запад, можно как раз дойти до нашей деревни. Нужно зайти в пару мест, а там как раз и на ужин успеем. Тэхён согласно кивнул и помог сложить плед, после чего уложил его в рюкзак Чонгуку. Дорога не близкая, но вдоль рельс идти чётко по прямой, безопасный маршрут, тропинка много лет назад вытоптана местными, и он не раз ходил по ней. Он обернулся назад, подозрительно смотря на притихшего Тэхёна. Тот неторопливо приглаживал волосы, зачёсывая светлую чёлку, которую растрепал ветер, назад и, повернувшись к рельсам, смотрел на скрывающийся вдалеке поезд. На нём вместо привычных джинс и брюк бежевые спортивные штаны, обтягивающие бедра, светлая футболка, скрывающаяся под курткой, и шарф, закрывающий горло. Последний был очень мягким, он почувствовал это, когда прижался к нему, но это не было похоже на объятья, совсем нет. У Чонгука загорелись глаза, когда Тэхён развернулся к нему, такой уютный, с распахнутой курткой, которая так и приглашала прижаться ближе к телу, обнять. — Ты чего? — Тэхён усмехнувшись подошел ближе. Чонгук бы сказал, что тот выглядит сейчас невероятно милым, но вместо этого лишь кусает внутреннюю сторону щеки. — Хочу обнять тебя. Хочу кое-что понять, — губы от смущения поджаты. Просьба выглядит нелепо, но Тэ не усмехался, даже не улыбался, держал привычное выражение лица и лишь подошёл ближе. — А мне расскажешь? — спросил шёпотом. — Может быть. Но сначала хочу понять о чём все говорят, в книгах. — О чём конкретном? Иногда Чонгука раздражала эта привычка в Тэхёне, он выуживает из него информацию по кусочкам. Он заставляет его отвечать на вопросы, которые смущают, чтобы полюбоваться горящими щеками. Засранец. — Правда ли так приятно обнимать человека, который тебе нравится. И чем это отличается от всех остальных объятий, — протараторил и подлетел к нему, обняв за талию, уместив руки глубоко по курткой, а голову прижал к месту между ключицей и шеей, уткнувшись в мягкий шарф. Тэхён не успел ничего понять и обнял интуитивно, уместив одну руку на его лопатках, а другой окольцевав шею. От Чонгука по-прежнему пахло корицей и свежестью цветочного порошка, который он с удовольствием вдыхал с его волос и одежды, он был мягким, что чувствовалось даже под слоями одежды, которые не давали ему доступ к его голой коже. Он не собирается торопиться, но размышлять о приятном ему никто не запрещал. — И даже там, где ничего не ждешь, всегда есть место чуду, — прошептал довольно и сильнее стиснул Гука в объятьях, переместив руки ниже, и приподнял парня над землей, чтобы пару раз покрутиться вокруг своей оси и почувствовать, как сильнее забилось чужое сердце. Есть люди уютные, как дом, обнимаешь их и понимаешь — я дома. И Тэхён почувствовал, насколько хорошо иметь свой дом. — Хочется глупость сказать, — выдаёт Тэ, всё ещё придерживая Чонгука на весу. Тяжелее, чем он себе представлял, но он не отпустит, не сейчас, ещё немного. — Ну попробуй, — смеётся, стукаясь своим лбом о его. — У тебя это отлично выходит. За такие слова Тэхён кусает его за подбородок и прикусывает под шейкой, где губы достают. — Моему сердцу хочется кричать, а он тут издевается, — и кусает снова, на этот раз за нос, приподняв голову. — О чём кричать? — спросил Чонгук, смущенно ластясь к чужой щеке, чтобы спрятать взгляд и раствориться в чужих руках. — Много о чём, но слова думаю тут излишни. Ты просто посмотри на меня, мне кажется я выгляжу сумасшедшим, — Гук поднял на него взгляд, встречаясь с безумно горящими глазами, зрачки затмили теплый цвет карамели, блеску могут позавидовать даже звёзды, улыбка неестественно широкая до виднеющихся дёсен и вероятно ноющих скул. Тэхён выглядел до сумасшествия счастливым из-за него. Как же он любит, с ума сойти можно. В груди так трепетно дрожало сердце, улыбка сама собой расплывалась на лице. Гука опустили на землю, но вместо того чтобы отстраниться хоть на сантиметр, он обнял его за щёки и поцеловал, целомудренно прижимаясь к губам. Его целовали в ответ с жаром, плавно наклоняя голову для удобного угла, и периодически покусывали, улыбаясь после хитро и коротко чмокая в самую серединку несколько раз. — Ты не сумасшедший, ты безрассудный засранец. Далеко пойдёшь, — сказал Чонгук, переводя дыхание, едва касаясь своими ресницами чужих щёк. — Да я уже пришёл. Мне нравится мой дом, я не хочу его покидать, — Тэхён прикусил его румяную щёку и оставил в извинении поцелуи. — Чтобы что-то понять, не нужно много времени, я и не сопротивлялся. — Снова камень в мой огород? — ухмыльнулся Чонгук, стягивая его волосы на затылке и прижимая носом к себе. — Тебя я был готов ждать столько, сколько потребуется, я ведь говорил тебе, что с тобой надо по-другому, трепетно, — глаза напротив задорно засияли, слёзы пропали, и от былой грусти ничего не осталось, появилось облегчение, будто вышла из-за туч радуга. — Спасибо. Спасибо, что заботишься обо мне, — губы вновь нашли чужие, сцеловывая улыбку и тихие довольные вздохи. Тэхёну нравилось чувствовать, как Чонгук этим наслаждается.***
Тэхён шел по рельсам, передвигая ногу одну за другой по металлическому креплению, и для красоты ощущений расправил руки в стороны. — Тэхён, перестань, это опасно, — Чонгук опасливо глядел по сторонам, хватаясь за чужую куртку, чтобы спустить вниз на землю эту неугомонную птицу. — Поезд можно услышать за несколько миль. Пока я ничего не слышу, всё хорошо, веснушка, — он целует губами воздух и подмигнув, ускоряется. Чонгук продолжал ворчать и всё оглядывался по сторонам, прислушиваясь. С запада раздался оглушающий пространство гудок впереди идущего локомотива, и он резко схватил Тэхёна за рукав куртки, сильно потянув на себя. Ким, потеряв равновесие, завалился на Чонгука прямо в листву, буквально в метре от рельс. Поезд оглушительно пронёсся мимо. Чонгук зажмурил глаза задержав дыхание, как делал каждый раз, когда сильно волновался, и вцепился в чужую руку. — Это было… Было… — еле приоткрыл испуганные глаза, но не успел опомниться, как веки снова опустились, стоило Тэхёну прижаться к его губам. Он целовал нежно, растянуто, будто просил прощения, и не давал отстраниться, пока не закончит извинение. — Это было опасно, болван. Подумай о том, что теперь и я за тебя волнуюсь, потому что дорожу… Если я не вижу — делай, что хочешь… Да прям, что хочешь! Но вечером возвращайся в целости и сохранности, — закончил тихо на выдохе и откинулся макушкой в листву. День только начался, а у него уже не хватает на него сил. — К тебе в объятия? А приютишь? — хитро улыбнулся, водя носом по щеке. — Придётся. — А добровольно никак? — Только если соскучусь. Иногда он боялся сигнального маяка в груди, который загорался, стоило появиться тоске по Тэхёну. Он скучал, даже когда видел его всего несколько часов назад, он скучал сейчас, даже когда видел перед собой, и чего-то было мало. Это всегда так будет? Он настолько хотел чувствовать его рядом? — Вредина. Невыносимая вредина. Чонгук уворачивал от него голову, дурачился, запутывая в своих волосах ещё больше листьев, откровенно дразнил, не поддаваясь на тёплое дыхание в районе шеи и поцелуи, которые добрались до скул, сжимал губы, пока чужая рука нагло залезла под куртку и начала пересчитывать его рёбра. Его смех утонул в поцелуе, губы настойчиво сминали чужие, и ему оставалось лишь дышать и не задыхаться от скачущего под самым горлом сердца. Рельсы казались бесконечными, они уходили всё дальше и дальше за горизонт. До деревни они добрались только ближе к обеду, зашли в пекарню, где Ноан очень неприлично намекал на то, как близко они держатся друг с другом, за что получил салфетками по лицу от Чонгука. Тэхён лишь смеялся и, дабы смягчить гнев на милость Гука, невесомо чмокнул его в макушку. Его заалевшие щёки говорили сами за себя, и Ноан не сдержался от смеха. Когда солнце приближалось к тому, чтобы зайти за возвышающиеся горы, они дошли до дома Чонов, в котором почему-то не горел свет, хотя Еджин уже должна быть дома, и сон в такое время для неё нонсенс. Чонгук, оставив продукты на порожках, кивнул Тэхёну, чтобы тот шёл за ним. Мама нашлась на заднем дворе в беседке, окруженная тёплым светом огоньков, подвешенных за крышу, она выглядела опустошенной. С полупустой чашкой чая на столе и отчаянно тлеющей сигаретой, про которую она, кажется, даже забыла. — Мам? — Чонгук аккуратно, чтобы не напугать, присел рядом приобняв за плечо, укрытое пледом. Еджин медленно повернулась на голос, будто всё ещё не была здесь мыслями, и только потом, увидев присоединившегося к её сыну Тэхёна, тяжело вздохнула и выбросила сигарету в пепельницу. — Я совсем забыла об ужине, простите меня, мальчики, я что-то совсем заработалась в саду, — она потерла виски пальцами, а Чонгук обратил взгляд на инвентарь, который так и лежал сложенный на своём месте. — Что случилось? Глаза красные… — она со стыда закрыла их ладонями, а у Чонгука задрожали губы, и он крепче прижал её к себе, уткнувшись носом в её волосы. Тэхён не знал, что происходит, не знал, как и чем помочь, помнил лишь то, что в таких случаях надо негласно поддержать, чтобы в случае безутешного падения можно было найти опору. Он прижался к Чонгуку со спины и положил свои ладони поверх его. В ответ он услышал тихий вздох, и этого ему было достаточно. — Ёса сегодня привезла мне цветы, сказала, что очень долго ждала их из Европы, и решила пару штук отсадить мне. Я не придала этому значение, сегодня было так много людей в лавке, что у меня даже не было времени посмотреть внутрь пакета, а когда я пришла домой, то увидела там гортензии, — её голос под конец дрогнул. Чонгук не мог вспомнить, что в этих цветах было особенного, но конечно же догадывался, что слёзы на глазах не на пустом месте. — Соджун каждый раз дарил мне их в наши памятные даты. Я не знаю, как он запомнил день нашего первого поцелуя, первого объятья, день, когда на небе появилась радуга и я сказала, что беременна. У меня с датами всегда были проблемы, а он помнил… Помнил и благодарил за каждый тот счастливый миг, за те чувства, что я ему дарила, — она подняла голову и посмотрела на небо. К вечеру его заволокло тучами, было пасмурно, в пору было начаться дождю. Чонгук смотрел на её профиль и кусал губы, сдерживая застывшие слёзы. Мама не говорила о папе с тех пор, как они сюда переехали, ни одного упоминания, и он молчал, понимал, что вслед за воспоминаниями следует горькая боль и тоска, которую по-настоящему никогда нельзя будет заполнить. — Ты знаешь, твой отец вдохновил меня жить, даже после смерти. Он приснился мне через несколько дней после похорон и сказал, чтобы я не оставалась в Сеуле, не держалась за то, что было, чтобы уехала туда, где обрету покой вместе с ним, но по разные стороны жизни, — она улыбнулась краешком губ и повернулась к сыну, смотря в его стеклянные глаза и дрожащие руки, которые обнимал Тэхён. Этот жест вызвал в ней живую улыбку. — И я уехала, бросила всё, забрала тебя, как мы и хотели. Помнила, что твой отец любил рисовать… — Ты часто для него позировала, — вырвалось так внезапно, как обрушившийся ливень на землю. — Я помню, когда возвращался со школы, то дома было очень тихо, в такие моменты я знал, что отец сидел за мольбертом, а ты была где-то рядом с ним, было так тихо, потому что вы всегда молчали сидя рядом. Мне нравилось наблюдать за тем, как папа на тебя смотрит, он иногда поворачивал голову в твою сторону, чтобы что-то подправить, а потом замирал, откладывал кисточку и долго-долго смотрел на тебя, пока ты не посмотришь на него в ответ. Он любовался тобой, забывая даже о своих любимых картинах. Моргая слипшимися от влаги ресницами, Тэхён проводил параллели между Чонгуком и его отцом, едва сдерживая всхлипы. — Я бы хотел когда-нибудь их увидеть, — произнес Тэхён, и Чонгук вздрогнул, зная, что мама выбросила все вещи, связанные с отцом, ничего не осталось, кроме часов… — Хочешь покажу одну из них? Чонгук застыл в оцепенении, смотря на маму застывшим взглядом. — Что значит ты покажешь, ты ведь… Ты ведь, всё… — Не всё, не смогла, — Еджин опустила голову, смотря на свои сложенные, дрожащие руки. Картины ещё в Сеуле не смогла выбросить, они значили для неё слишком много, на них было запечатлено так много чувств, они хранили так много, что сердце глядя на них просто не позволило отправить их в мусорку. Она бы жалела об этом потом всю жизнь. — Пойдемте в дом, холодает. Я всё-таки накормлю вас ужином и покажу тебе, Тэхён, одну из работ моего мужа. Еда согревала желудок, мясное рагу таяло на языке, немного обжигало, но ничуть не мешало наслаждаться вкусным ужином, который прошел в тишине. Убранные по местам тарелки завершали трапезу, и Еджин, не теряя времени, повела их в комнату на втором этаже, из которой сделала под себя мастерскую. — Когда меня захлестывает желание рисовать, мне для вдохновения хватает лишь одного взгляда на эти работы. Вдоль широкой стены стояли большие полотна, ткани, эскизы украшали стену, что-то упало вниз, но так и осталось лежать на месте нетронутым. Еджин подошла к стене и, отодвинув всё лишнее, достала две длинные коробки, где под пленкой лежали картины, написанные масляными красками. На картинах было изображено то, как сильно её любили, то, как не полюбят уже никогда, и да, она соврала сыну, но она прекрасно знает, что Чонгук хранит часы Соджуна. — Он всегда рисовал меня в солнечную погоду, говоря, что в естественном свете я выгляжу поэтично, — она улыбнулась, смахивая с картин пылинки, и выставила их на мольберты. — Кажется, я часами могу смотреть на них и телом ощущать его присутствие. Простите, это ужасно глупо… Тэхён обнял растерянную женщину, которая пыталась себя оправдать, но этими объятьями он хотел показать: этого делать не нужно. Потеря дорогого человека — болезненное сердцу обстоятельство, с которым каждый справляется, как может, как чувствует, и здесь нет причин для стыда. — Я никогда не видел такой любви. Это поистине прекрасно, — Тэхён продолжал её обнимать, рассматривая картины, на которых была изображена всё такая же полная неудержимой энергией Еджин с озорной улыбкой, которую она пыталась спрятать, сделав серьёзное лицо, но ей это, очевидно, не удавалось. — Мне бы хотелось посмотреть и на ваши работы, если позволите. — Я покажу, попозже, — она немного отстранилась, посмотрев на сына, что стоял поодаль. — Чонгук, прости, что не сказала тебе раньше. Я не скажу, что сгоряча избавилась от всех его вещей, это был осознанный выбор, я не могла допустить, чтобы меня убивало этой болью, ведь у меня был ты, ради которого я старалась быть хорошей мамой… — Ты и есть хорошая мама, — подал он голос, подойдя ближе. — Я не знаю никого, в ком бы было столько стремления и желания жить и всё попробовать в этом мире, пока мы располагаем этим временем, — он взял её руки и сжал в своих ладонях. — Мама, теперь я буду для тебя стараться, ты ж меня научила, я не должен тебе уступать, — их губы тронула дрожащая улыбка, и они облегченно вздохнули, обняв друг друга крепко. — Спасибо Гуки. Ты уже очень хороший сын, — слёзы медленно потекли по щекам, они неприятно обжигали, но душа опустошалась от давления, которое тяготило её весь вечер. Не так она представляла себе этот ужин, но её сын рядом с ней, а больше ничего и не нужно, разве, что его симпатичный кавалер, которого она успела полюбить всей душой и о котором ей хотелось заботиться, как о родном сыне. — Иди сюда, — подозвала она его, и Тэхён вклинился между ними, глотая непрошенные слёзы.***
На дворе уже стояла ночь, но тело требовало свежего ветра на щеках и прохлады в ладонях. Тэхён, спрятав одну руку Чонгука в карман своей куртки, шёл по протоптанной тропинке вдоль загона для лошадей в сторону станции, точно зная дорогу туда и обратно, ведь Гук сейчас не был способен на то, чтобы вести. Они гуляли неспеша, глотая осенний воздух, молчали, лишь переглядывались и теснее друг к другу прижимались. Дойдя до самого перрона, они сели на лавочку, прямо напротив путей. На ней обычно ждут свой поезд или того, кто вскором времени приедет, но в этот поздний час здесь нет никого, тихо. — В Корее мне этого не хватало. Подобные места даже в тёмное время суток были оживленными и среди голосов даже стук рельсов был плохо слышен, не говоря уже о голосе из громкоговорителя. Хорошо, что хоть его дублировали надписью снизу. Чонгук Корею помнил плохо. Стыдно признаться, но он уже забыл ландшафт района, где они жили. Парки, наверняка, уже все переделали, открылись новые магазины, а квартиры сменили своих жильцов, но он не особо и хотел возвращаться, туда его ни что не зовёт, разве что закрывая глаза, он вспоминает пусанский пляж, светлые домики, кучу рекламных вывесок и простую еду из магазинчика, который работает 24 часа в сутки. Тэхён достал телефон из кармана куртки и начал листать свою галерею, затем протягивая гаджет Чонгуку. Там были смешные селфи на фоне торговых центров и кафетериев, уходящих за горизонт аллеи парков, и куча уличной еды, в которой Тэхён пачкал не только губы и нос; ночные небоскрёбы в ярких вывесках и возвышающиеся на заднем фоне горы, фото с друзьями на подоконниках здания университета, счастливые улыбки после экзаменов и просто прохожие, случайно попавшие в кадр. — Сезон цветения сакуры был моим самым любимым событием весной, его не омрачали даже экзамены, настолько я был одухотворен и безмятежен, наблюдая за цветением, а когда лепестки начинали опадать, я мог часами засиживаться в парке, забывая о количестве домашнего задания, обо всём… Чонгук прикрыл глаза и погрузился в воспоминания. Всё-таки немного скучает, но это больше не его дом, хотя ему всё равно, где жить, главное с семьей, от которой у него осталось только мама, и с ней он согласен поехать хоть на другой конец света, но он также осознаёт, что отпустить руку Тэхёна больше не сможет. В чём смысл менять место жительства, дело ведь не в стране, а в самом доме или порядке жизни, дело в людях, с которыми живёшь, и душа не успокоится пока не обретёт покой, пока не найдёт своё место. — Тэхён? — Чонгук опустил его телефон и повернулся к нему корпусом. — А ты правда думал через год уехать домой? Тэхён отчего-то начал улыбаться, в душе разливалось тепло, ему не хотелось бы размышлять о том, что Чонгук действительно может подумать такое: что он возьмет и уедет. Ему самому страшно об этом подумать, но так мило, что Гук не хочет его ухода. Убрав телефон в куртку, он пододвинулся ближе и, перекинув ноги Чонгука на свои бёдра, обнял за поясницу, забравшись ладонью под куртку. У того холодный нос, немного красный от слёз, дорожки от которых всё ещё видны на щеках. Тэхён их невесомо целует, согревает, и берёт лицо в ладони, приподняв выше. — Я не знал, чего мне ждать от этого места. Я бы уехал и раньше, если бы мне здесь не понравилось, если бы почувствовал, что не моё, но я знал, что мне немного нужно подождать, а потом мне стало просто всё равно, я забыл, что каких-то несколько недель назад я крутился между многоэтажками Сеула, что мой родной язык это корейский, это не имело значения, я погряз в чувствах, которые ты вызвал во мне, стоило мне тебя увидеть, и я потерялся здесь, только вот уже не один. — Ты сказал мне тогда, что у меня нет шансов. — Это у меня не было шансов не влюбиться в тебя Чонгук, — слова слетают с губ так же быстро, как они оказываются прижаты к другим, сухим и теплым.