Лабиринты прошлого

      Время, когда лучи Солнца едва касались горизонта, было самым холодным в Мемфисе. Пурпурный отблеск заливал комнату, похожую на святилище. С обеих сторон от входа стояли в ряд белые мраморные колонны, поддерживающие свод. Напротив входа была расписная стена в художественной иероглифике на древнеегипетском языке. Текст описывал путь человека от жизни к смерти и необходимые ритуалы, которые необходимо было соблюсти, дабы попасть в лучшее место после смерти. Коридор до изолированной комнаты был пуст. В середине комнаты стоял самодельный алтарь с чашами, водой, бальзамами. Мгновение Эвтида постояла во входной арке, завешанной прозрачной воздушной тканью, прислушиваясь. Стены пусть были не тонкими, сделанные из светлых песчаных блоков, однако было слышно, как снаружи во внутрь пытался проникнуть плач ветра.       Перекинув через себя ткань, дочь номарха бесшумными шажками подошла к алтарю и встала на колени. Боль в них от смелого преклонения смешалась с холодом подстилающей поверхности. Телом вытянулась в струну, руки, согнутые в локтях, раскинула по обе стороны. Глаза бегали по стене напротив. Древнеегипетские иероглифы, если бы не её положение, при котором возможно было получить образование, были бы набором бессмысленных рисунков. Эвтида считывала письмена молча, лишь неявно шевеля губами. Перечитывала описание жизненного пути в попытке приблизиться к осознанию своего, своей жизненной цели. Один и тот же текст она перечитала не один десяток раз. Она потеряла счёт времени, да и неважно оно было прямо сейчас.       После настало время упомянуть тех, кто, как она считала, мог помочь после известий, донесённых от Великого эпистата накануне. Эвтида сложила руки и, не вставая с колен, придвинула к себе «лицом» все костяные ёмкости с бальзамами в виде фигурок животных, олицетворяющих древних богов. Сначала она пристально посмотрела на Имхотепа, «идущего в довольстве», который считался целителем, и попросила у него уберечь от болезней столь много жизней, сколь возможно. Вслед глаза пали на фигурку Анубиса, проводника в загробном мире, и прошептала мольбу о быстром и спокойном сопровождении в него тех, кто будет избран хворью. В довершении её глаза остановились на богине в образе львицы — Сехмет. Про себя и наяву дочь номарха просила о проявлении силы и мощи, которые могут понадобиться в такие непростые для государства времена. Прошения без устали твердились на языке предков Эвтиды, как заклинательная формула. Она верила, что, произнося их на отечественном языке, а не на языке завоевателей, заклинание произведёт то, что оно обещало. В противном случае это был бы уже набор совершенно других звуков, говорящих о божествах, которые всегда будут чужды эллинистическому миру, что приводило бы к бессилию формулы.       — Что это?       Низкий утробный голос вывел Эвтиду из особенного состояния, в которое она впадала, когда произносила слова в мольбе о помощи. Она распахнула глаза, но не пошатнулась. Неважно, думал ли тот человек, стоявший за её спиной, что поймал её за наказуемым деянием или нет — она не будет загнана в угол из-за своей веры.       — А что ты видишь, Господин? — Ранимый голос ответил на вопрос встречным вопросом.       Эвтида, не придерживаясь за алтарь, медленно встала с колен, но не обернулась. Она ещё не закончила, её прервали. Сложив руки внизу живота, девушка прикрыла глаза, про себя завершая мольбу, пока говорил он.       — Вижу манипулирование силой, за которое может последовать наказание. Очень серьёзное наказание. — Она услышала шелест шагов. Пусть он хотел ступать бесшумно, песчаный пол предательски извещал о каждом тяжёлом мужском шаге.       — Что ты знаешь о хекау? Наверняка, что это проказа бедняков или несоизмеримый с жизнью грех? — Ответа не последовало. Шаги поутихли. — Это можно интерпретировать по-разному, но, в конце концов, хекау — это то, что поможет человеку спастись. Разумеется, в руках шезму, колдунов это тёмная сила, которой они манипулируют. Или которая манипулирует ими. Но добрая сила — это та, которая спасает. — Эвтида обернулась. В шаге от неё стоял посланный правителем эпистат.       — Что позволяет тебе думать, что эта сила не манипулирует тобой? — Говорит Амен ни громко, ни тихо. Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жёстки, особенно вблизи, как у всякого, кто начинает службу с низших чинов. Он одет, по обыкновению, в ту же одежду, что и вчера.       — Мои помыслы чисты. Я прошу соразмерно и для себя, и для народа, который живёт в этом государстве. Или ты сомневаешься, господин?       — Имею право так думать. Как и стать рукой правосудия.       — В таком случае, если бы людей судили за их мысли, нас всех нужно было давно казнить. — Эвтида смотрела в светлое лицо Амена, но не страшилась его. Она говорила правду и ничего, кроме неё. Правда никогда не нравится, особенно когда задевает парирующего ей. — Чем могу ещё помочь?       — Правитель Нома?.. — Не успел мужчина закончить вопрос, девушка бесцеремонно перебила его, как он нарушил её моление.       — Спит. — И вдобавок отчего-то произнесла: — Хоть кто-то может это себе позволить. — Эвтида не искала сожаления, лишь говорила как есть.       — Сколько ещё понадобится времени?       — Не могу сказать. Отец… Слаб. В последнее время. Вчерашнее известие о хвори ударило по нему.       — В противном случае ему необходимо найти замену.       Последние слова эпистата хлёстким ударом пришлись по сознанию Эвтиды. В ней в мгновение ока взыграло острое чувство, которое хотело разорвать любого и каждого, кто посмеет себе как-то уничижать членов её семьи. Она знала отца, как никто, и точно не могла позволить приезжему оскорблять его в своём присутствии. Оттого почти сразу после завершающего слова, дочь номарха молниеносно замахнулась и ударила Амена ладонью по щеке, частично прикрытой накидкой. Раздался глухой звук, словно рука соскользнула, а мужское лицо, не ожидавшее подобного, отклонилось. Она не задумывалась, что последует за это, но знала, что ни за что не оставит эту ситуацию без ответа.       — Следи за языком, Амен. Не твоя забота — назначение номархов. — Он выпрямил голову и заметно пошевелил нижней челюстью. — Ты призван на эту землю лишь для того, чтобы не допустить распространение болезни в первом номе. И отец тебе в этом поможет. Только отныне никаких слов о его состоянии я не потерплю.       Амен смерил Эвтиду тяжёлым взглядом сверху вниз, как может смотреть учитель на некудышного ученика или владелец земли на своего несносного раба. Смотрел и осознавал, что позволил дочери номарха ударить себя. За дело, если не кривить душой. Слова прощения застряли в горле. Не привык извиняться, выражать эмоции. Она же спокойно встретила его взгляд, не предавая особого значения. Она готова была пойти на что угодно ради любимых ей людей.       — Тогда нам нужно идти.       — Куда?       — Туда, о чём просила вчера.       — Постой… Как? Уже? Сейчас?.. — Амен смерил Эвтиду взглядом через плечо на её звонкие вопрошания.       — Значит, зря пришёл. — Он не скрывал раздражения, недовольно покачал головой и пошёл на выход из пристройки у дома номарха.       Эвтида скривила губы от того, что её растерянность была воспринята как отказ на очередной каприз дочери богатого отца. Сжала ладони в кулаки до боли, но не стала говорить ничего колкого вслед уходящему мужчине. Только последовала за ним. Амен, услышав за своим быстрым шагом частое дыхание позади, усмехнулся. И стал идти чуть медленнее.       Минуя аллеи пальм и кипарисов, песчаные и каменистые дорожки, первые лучи рассветного Солнца, Эвтида пришла вслед за Аменом к его жилищу. Это была целая резиденция, на территории которой, помимо самих хозяев, хватило бы места расположить своих слуг и рабов, а ещё небольшое войско. Последние, те, которые прибыли вслед за Верховным эпистатом, и заняли оставшиеся постройки резиденции. Из внутреннего сада, видимо, по приказу было вынесено почти всё озеленение, чтобы организовать внутри двора место для тренировок. Когда она вышла из-за мужской спины, её взгляд скользнул по войску в пару десятков человек. Это, наверняка, были лучшие из лучших, те, за которых эпистат ручался лично. Они уже приступали к своим обязанностям.       — Это только сегодня вы готовитесь рано, из-за речи отца? — Эва интересовалась тихим голоском будто боялась спугнуть настрой войска, хотя тем было не до неё.       — Нет, всегда. — Встав в тени, Амен сместил покрытие с головы на плечи. Стриженные волосы нетипичного светлого оттенка для этих краёв лежали прямым пробором. Эва готова была поклясться, что они будут мягкими на ощупь и не без усилия подавила в себе желание коснуться их.       — Всегда? — Она не могла сдержать удивления в интонации. Она представляла, что меджаи, стражи порядка, жертвовали многим, дабы обеспечивать безопасность, но воочию это оказывало ошеломляющий эффект.       — Эвтида, не путай нас с кем бы ты ни видела прежде. Мы воспитываемся иначе. Мы тренируемся иначе. Мы поддерживаем иной образ жизни. — Амен смотрел вперёд, на своих людей, и неожиданно громогласно скомандовал: — Начали!       Эвтида вздрогнула и обратила внимание вслед за эпистатом. Это была тренировка рукопашного боя. Когда мужчины разбились на пары, она не могла не отметить, что все были одного роста. У всех была одинаковая форма, но это не удивляло так, как почти схожее телосложение у каждого из бойцов. Они будто проходили специальный отбор, не только по навыкам, но по внешнему виду.       Встав в стойки по команде эпистата, через секунду каждый вступил в схватку с оппонентом. Эва не знала на кого ей смотреть, бегло скользила по каждой паре тренирующихся. Ближе к ней стояли двое. Один нанёс обманный удар ногой по бедру другому, в ответ последовал такой же удар, но ни один из них не вложил много силы. После первый сделал ложный удар в лицо. Другой уклонился в сторону, избегая его, и тогда первый с дикой скоростью отработал второй рукой. Рука другого оказалась напротив лица, блокируя кулак. Эва не видела, как она оказалась так мгновенно в этой позиции.       Вторая замеченная Эвой пара работали не менее быстро. Тот, что слева, внезапно налетел градом ударов руками и ногами, которые были просто размытым движением. Она не могла уследить за ними, но было похоже, что справа стоящий оппонент успевал реагировать так, чтобы не пропустить ни один удар. Их движения были тёмным пятном, глаза едва улавливали размытость их движений.       Третья пара издавала резкие рефлективные звуки, но это были не крики. Но эти двое не играли на публику. Это был настоящий бой. Только их навыки не позволили ему стать ещё более жестоким, потому что ни один из них не мог пройти через защиту другого. Сквозь череду быстрых атакующих и парирующих ударов кулак правого преодолел все удары левого и попал тому по лицу. От этого мужчина покачнулся и Эва, как и Амен, увидела кровь. Правый продолжил ударом в грудь, левый отступил, и правый осыпал отступившего градом ударов руками, ногами и локтями.       Эва взглянула на Амена, подумав о том, что нужно бы вмешаться, это не похоже на тренировочный бой, но промолчала.       Левый, к всеобщей неожиданности, увернулся от всех ударов и ударил правого из-под низа в челюсть. Правый покачнулся, опустив руки. Левый со всего размаха с разворота нанёс удар ногой, нацеленный на висок. Правый не смог вовремя защититься, чтобы избежать удара в висок, поймать ногу, и рухнул на землю лицом вниз, развернувшись в падении. Все услышали влажный, мясистый хлопок и крик. Тренировка прекратилась.       Эвтида ахнула и дёрнулась, рукой схватившись за накидку эпистата, сильно потянув вниз.       — И как это называется? — Спросил Амен, не обращая внимания на девушку, которая всё ещё стискивала в руках часть его одежды.       — Это не было тренировкой, — сказал кто-то из воинов из другой пары.       — Нет, это был урок, — ответил тот, левый, который нанёс финальные удары сначала в подбородок, а следом в висок.       — Урок о чём? — Продолжал Амен.       — О том, что нужно научиться уважать наших новых товарищей. — Левый, вероятно, говорил о каком-то новичке, который недавно стал частью войска эпистата.       Амен сделал шаг, но не смог сделать второй. Стягивающая ткань одеяния женская ладонь не давала идти дальше. Мужчина посмотрел вниз, затем в остекленевшие глаза Эвы.       — Ты можешь отпустить. — Он занёс свою ладонь над её и с неприсущей, как казалось, лёгкостью расцепил похолодевшие девичьи пальцы.       Эвтида осталась на месте, а Амен продолжил шаги в направлении левого бойца. Другие расступались перед эпистатом. Приблизившись к левому, Амен нанёс короткий удар ему в солнечное сплетение. Он был совершенно не готов, это выбило из него весь воздух и согнуло пополам. Амен схватил его за затылок и обрушил его лицо на своё поднятое колено так быстро, так сильно и столько раз, сколько посчитал нужным. Он застал левого врасплох, а тот и не пытался нанести ответный удар. Эвтида увидела кровь, пропитывающую белую накидку эпистата, и тогда же он оттолкнул бойца от себя ногой, как издохшего зверя. Упав на землю, он не двигался. Нижняя часть его лица была кровавой массой такой густоты, что Эва не была уверена, рассчитал ли силы Амен в своём наказании. Глаза левого были открыты, но не были сфокусированы.       — Я — Верховный эпистат, это значит, что уроки здесь могу преподавать вам только я. — Всё войско со словами Амена, как единый организм, встало в смиренную стойку, вытянувшись от головы до пят. — И в следующий раз, когда один из вас забудет об этом, я буду использовать не колено, чтобы пустить вам кровь. Если вы заставите меня принять решение, я сделаю это. — Все опасливо отводили взгляд от гневливых синих глаз Амена. — Свободны.       Эвтида выглядела испуганной и не скрывала это. Когда Амен развернулся, войско подхватило под руки двух упавших на земь бойцов и повела куда-то. Мужчина возвращался обратно в тень, туда, где стояла Эва. Ему было неприятно видеть потерянное женское лицо. Не в смысле отвращения, но потому, что привык видеть на девичьих ликах иное, как и считал, что не должны видеть женщины то, что повидала только что она.       — Я не силён в милосердии, — начал Амен, — но прошу о прощении. — Эвтида кивнула, принимая извинения, а сказала совершенно иное.       — У тебя одежда в крови. — Она взглянула на вытянутое овалом кровавое пятно на белом полотне.       — Неважно. — Отмахнувшись от её замечания, как от надоедливой мухи, Амен поднёс указательный палец правой руки к подбородку Эвы и едва надавил, чтобы она подняла свой взгляд на него. — Как ты? — Он склонил голову, не мог припомнить, когда в последний раз выражал столько учтивого внимания к противоположному полу.       — Я хочу научиться. — Не на тот ответ рассчитывал мужчина.       — Чему?       — Тому, что показывали твои люди. И ты… — Последнее она добавила с опаской.       — Это невозможно.       — Почему?       — Опуская факт, что ты дочь правителя нома…       — Какое это имеет отношение сейчас?! — Нетерпеливо прервала Амена Эвтида.       — Опуская этот факт, — повторил он, — ты, прежде всего, женщина. В этом плане ты не конкурент.       — Я не надеюсь уметь всё, что умеете вы, но какую-то часть.       — Напомни, зачем это тебе? — Амен прищурил глаза, словно пытался вспомнить.       — Это личное. — Невозмутимо парировала Эва.       — Тренировка бойцов правителя то же не представление для услады глаз. Я позволил тебе её увидеть.       — Услуга за услугу. Какая мелочность. — Эва наморщила нос.       — Напомню, ты предложила мне её вчера после разговора с твоим отцом, когда мы остались вдвоём. — Амен позволил себе ухмыльнуться девушке в глаза, удовлетворённый тем, что подловил её. Осознавая его правоту, она прикрыла глаза.       — Из-за матери. — Она больно сглотнула ком в горле, что почувствовал и он, касаясь её нежной кожи на подбородке. Всё ещё. Однако, кажется, ни его, ни её это не смущало. Он покорно ждал, вглядываясь в её прикрытие глазницы поначалу, трепетно порхающие ресницы, а следом скользя по юным чертам лица и ярким иссиня чёрным волосам. — Я не хочу вспоминать этот день, но если кратко: отец уже был правителем нома, мы с мамой были дома вдвоём, он должен быть позже. Из-за его политики в наш дом ворвались разъярённая группа горожан, с факелами и самодельными оружиями. Они схватили нас и прежде, чем подоспела помощь, они успели смертельно ранить мать и задеть меня. — Эва немного отвела в сторону часть одежды, оголив правую ключицу. Не сразу, но Амен нашёл то, о чём она говорила — неровный глубокий порез вдоль кости, рубец от которого остался плотный и отличного цвета от цвета её кожи. — Если бы я могла хоть что-то сделать, она сейчас была бы жива.       — Ты уверена?       — Уверена! — Эва нетерпеливо смахнула его палец со своего подбородка и обхватила себя руками, отвернулась, вновь став маленькой девочкой, которая не могла ни физически, ни словесно постоять за себя в далёком прошлом. — Я ничего не сделала, из-за меня погибла родная мать! И по-прежнему, из-за каких-то предрассудков относительно моего положения, моего рода, меня ни во что не ставят! Неужели я прошу о многом? — Она посмотрела на Амена. — Всего лишь несколько советов, немного твоих знаний, Господин.       — Перестань… — Наконец проронил он.       — Что?       — Называть меня так. — Эпистат обернулся на восходящее Солнце, которое почти вошло в свои права, вновь одержав победу над гремучей ночью.       — Хорошо. И какой будет твой ответ? — Они вместе увидели, как во двор стали постепенно возвращаться люди, все до единого, даже те двое, которые лежали на земле ещё не так давно. Их лица были в крови, но они уже стояли на ногах.       — Не жди от меня чуда. Не жди от меня чуткости. Не жди от меня удовлетворения твоих капризов. Так же не стоит ждать моего внимания каждый день. Цель моего визита на землю твоего отца превыше всего.       — Согласна.       — Тогда жди вестей. А сейчас, если желаешь, можешь ещё остаться.       Эвтида осталась. Тренировка рукопашного боя продолжилась. Острый девичий взор фокусировался на определенной паре оппонентов и пытался находить движения, которые она могла бы перенять на себя. Дойдя до определенного момента, глаз переходил на другую пару. Она не издала ни звука, безмолвно наблюдала, будто её и вовсе не было.       После рукопашного боя войско правителя приступило к тренировке с орудием. Что-то было Эвтиде знакомо, что-то нет. Особый интерес у неё вызвали парные клинки, длиной такой же, как её рука от локтя до запястья, а по двум краям длинного лезвия были два коротких. Она никогда ранее не видела такое орудие. Оказалось, оно было привезено в дар с восточных земель, тех, где дуют сезонные ветра и льют сезонные дожди, природа уникальна и даже есть горы, извергающие огонь из своих недр. Обо всём ей поведал Амен.       И когда она, удовлетворённая его ответом, ещё на несколько минут обратила своё внимание на тренирующееся войско, эпистат скользнул взглядом по согбенному телу девушки. Язык не поворачивался прогнать её — столь уязвимой и, одновременно, монументальной казалась она в данный момент времени. Она не дерзила, не мешала, покорно соглашаясь с установленными правилами; не донимала вопросами, внимательно слушала всё, что слышала вокруг; словом, производила впечатление неиспорченного ребёнка, наделённого по праву рождения привилегиями, о которых большинству жителей государства только снились сны. И так же воспитанно немного склонилась в поклоне после, что, уходя, заставила мужчину обернуться себе в след. Амен не мог понять лишь одного — что зацепило его в этой девушке?

***

      В полдень тех же суток номарх, его соратники и дочь, Верховный эпистат и его войско выступили перед честным народом с объявлением о хвори и принятым решением о закрытии города. Новость восприняли смешано. Кто-то с опаской и пониманием, кто-то с резким отторжением. Оно, как правило, клокотало в человеке и заставляло его совершать необдуманные поступки уже на площади. Таким образом, стража номарха и общественного порядка на улицах поймала с десяток нарушителей.       Наступившие новые порядки, безусловно, привносили в жизнь горожан ограничения: нельзя было свободно перемещаться из Мемфиса в другие города или наоборот, как и запрещено было находиться на его улицах после определённого часа; всех жителей могли ожидать спонтанные проверки, в которых тот не мог отказать, ибо таково было распоряжение Правителя. Военное сословие было отныне наделено почти абсолютной властью во имя ограничения и искоренения неизвестной доселе хвори и людей, распространяющих её. Если же таковые будут пойманы, то за преступлением последует наказание.       Эвтида перестала вникать в слова отца в середине его обращения. Она понимала, что отныне всё будет иначе. Ещё один раз её жизнь делает крутой вираж и, как она надеялась, не последний.

***

      Прошло две недели после объявления о закрытии города. Ни одни минувшие сутки не прошли в спокойствии. Каждый день номарху доносились известия о восстаниях неорганизованных групп недовольных горожан. Пусть подавление мятежей было подвластно меджаям без привлечения людей Верховного эпистата, минувшие дни обернулись для Эвтиды чередой серых воспоминаний о беспокойстве и напряжении в течение каждого часа. Всё изменил следующий день.       Тогда Эвтида, как всегда, начинала день с раннего подъёма. Она каждый день проводила моления в отведённом зале, но из-за глаз присутствующих в доме слуг пришлось убрать все атрибуты божеств. Неизвестно, что могли придумать себе люди, не ведающие в обрядах веры. Эва могла бы сойти за шезму, наводящую на любимый город чёрную хворь, как об этом в первую встречу в этом зале подумал Амен. Она считала, что силы её чистых, светлых помыслов будет на какое-то время достаточно. Возможно, если беда и придёт, то не будет так страшна.       С первыми лучами следующего утра она посещала придворный сад эпистата. Никогда не опаздывала, приходила к точно названному времени, становилась подле его высокой фигуры и безмолвно наблюдала. Таковы были уроки. Они совсем не были похожи на те, что ей давали учителя, которые были у неё в детстве. Прежде всего, она училась смирению, терпению, внимательности и анализу. Ей было запрещено всё, кроме созерцания и редких односложных вопросов. Оттого поначалу было тяжело, но отказываться от своего желания она не была намерена. Она стала к этому относиться как к вызову, ещё одному уроку на верность и преданность, но своим словам.       За две недели Эвтида лишь однажды стояла одиноко под тенью пальмового дерева, когда Амен сам присоединился к тренировке. Тогда девушка впервые увидела его обнажившееся до пояса тело и большинство терзающих её вопросов о его статусе отпали сами собой. Его широкая спина было словно полем ожесточённого боя; она никогда не видела столько шрамов на теле у одного человека. Она терялась в догадках, при каких обстоятельствах и что нанесло эти увечья ему, но теперь знала наверняка, что нужно быть мастером своего дела, если не лучшим, чтобы быть по-прежнему живым и в строю. Тренировался он не как его люди, явно не во всю силу, для чего-то сдерживал себя. Любым искусственным орудиям предпочитал рукопашный бой. Даже Эва понимала, что на короткой дистанции он был смертоносен, как любой плотоядный хищник. Встретиться с ним в реальной схватке один на один означало верный конец для второго. Он двигался пластично, несмотря на внушительные размеры. Движения были отточены и выверены годами службы и бессчётным количеством таких же тренировок, как эта. В отличие от первого утра, когда она присоединилась к ним, Амен был сдержан и ни он, ни кто бы то ещё не наносил увечий вплоть до открытых ран. Тогда это был ещё один урок для всех присутствующих.       Когда раздалось его очередное, неизменное под конец «На сегодня всё», Эвтида подхватила в руки его скинутую с плеч накидку, умело развернула и расправила так, будто делала это каждый день по несколько раз.       — В знак уважения. — Она почувствовала в себе импульс объяснить оказанный знак внимания. Мужчина подошёл и повернулся спиной, чтобы ей удобней было накинуть ему на плечи элемент его ежедневного одеяния.       — Никогда не оправдывайся, Эвтида. — Со словами Амен развернулся обратно. — Если что-то хочешь сделать — делай.       — Ещё один урок? — Она посмотрела ему в глаза.       — Совет на будущее.       На том и разошлись, договорившись, как обычно, на встречу к сегодняшнему вечеру здесь же.       Прежде, чем вернуться в отеческий дом, Эвтида решила посетить торговые ряды и найти Агнию. За минувшие две недели она каждый день хотела найти её, узнать как идут её дела, но не видела ни её самой, ни её вещей. Прежде она позволяла себе оставлять вещи, уверяя, что с ними ничего не может случиться, и, по её словам, так и было. Эва обошла несколько раз рынок. Один из торговцев предложил провести её до места, где Агния стояла и торговала в последний раз. Дочь номарха кивнула. Торговец провёл её на пустующее место, но с явно притоптанной землёй. Эва с благодарностью отсыпала несколько монет своему помощнику, явно сделав его день уже в разы лучше, а сама принялась осматривать уголок. На месте стояли только два стола и пальмовых досок и куски ткани, прикрывающие их. Она обошла вокруг прилавок и невзначай приподняла кусок светлой хлопковой ткани. Под ней лежал ещё один слой ткани, на этот раз чёрной. Под ним оказался ещё один и только тогда она поняла, что белый хлопок прикрывал какой-то элемент одежды чёрного цвета. Выглядело всё со стороны так, будто это было продумано специально, чтобы защитить товар от, например, прямых солнечных лучей или дождя. Бросив затею найти подсказку о том, где могла бы быть Агния, Эва оставила всё как есть на месте и решила навестить Дию, прикупив каких-нибудь недорогих гостинцев для её детей. Подруги уже успели помириться, а сама бывшая служанка в доме отца Эвы шла на поправку после легко перенесённой болезни. Эвтида была рада, что она по-прежнему имела островок покоя среди хаоса и круговерти в объятиях подруги.       — Эва, тебе известно, как долго это продлится? — Дия выглядела измученной. Она явно недоедала и недосыпала.       — Отец сказал, пока ничего определённого. Он выглядит неважно, беспокоюсь о нём, а присланный Правителем Верховный эпистат нем как рыба.       — Если прислали его, значит, дела совсем плохи. — Дия прикрыла лицо ладонями. Эва поспешила подсесть к ней и обнять, легко раскачиваясь на месте из стороны в сторону.       — Не тревожься раньше времени, прошу тебя. Просто живи. Тебе есть ради кого. А я всегда буду рядом.       Эти обещания были тем немногим, что Эва готова была соблюдать до испускания последнего вздоха. Они были друг у друга и от этого уже становилось легче.       Просидев в компании друг друга ещё какое-то время, Эвтиде пришлось попрощаться и возвратиться. Световой день был в самом разгаре, отец изредка просил помощи у своей дочери, так что она могла бы быть полезной и сегодня.       Весь день, вплоть до вечера, она помогала ему с мелкими поручениями. Обученная, она могла читать и писать. Занимаясь этим достаточно давно, она была весьма искусна в письме и писала даже при диктовке. Знающая географию, свободно ориентировалась в номах, их правителях, крупнейших городах, знала, куда рассылать письма и иные отправления.       Дописывая одно из писем, когда отец попросил свернуть его и приступить к следующему, пока Эва складывала папирус, мужской голос неожиданно обратился к дочери:       — Скажи мне, Эвтида… — Он стоял поодаль, смотрел в окно, за которым пролегал внутренний сад из дома.       — Да, отец, — не поднимая головы, отозвалась она.       — Что у тебя с высокопоставленным гостем, который прибыл в наш ном? — Она забыла, как складывать папирус, и замерла.       — В каком смысле?       — Не придуривайся, дочь! — Он импульсивно обернулся и пронзил свою родную кровь терзающимся в сомнениях взглядом. — Он тебя уже обесчестил?       — Отец! — Эвтида чуть не разорвала в руках послание, резко встав из-за стола. — С чего такие вопросы?       — Ответь мне.       — Нет, о праведный Исфет, нет! — Она отложила написанное и вышла из-за стола, прямо встала перед отцом, чуть разведя в стороны руки, ладонями обращённые к нему.       — Хорошо, если так. — Мужчина снисходительно осмотрел уязвимую и уязвлённую откровенным вопросом дочь. — Поверь, союз с ним не принесёт тебе счастья. Он — воин. Такие долго не живут, а если доживают, то с течением времени сходят с ума из-за всего увиденного! Тебе такая морока ни к чему по жизни, дорогая моя. — Под конец своих слов он позволил себе выглядеть менее строго, скорее, в этом была его очередная мудрость после прожитых лет. — Как только с хворью будет покончено, мы навестим Александрию, я познакомлю с достойными тебя юношами, милая моя, и ты позабудешь об этом зачерствевшем вояке, ещё и таком чудном.       — И что в нём чудного? — Единственное, что пробурчала в ответ Эва.       — Взять хотя бы его внешность! Цвет кожи и волос. А рост?! Он в пору сойдёт за бездушную статую, чтобы подпирать собой свод местного театра. — Девушка хотела возразить, но вовремя одумалась, понимая, что этот разговор затянется надолго, если она не прекратит первой.       — Я поняла тебя, отец. Я могу идти? — Она обессиленно выдохнула. — Я утомилась. Прислать кого-то ещё? — Номарх кивнул.       — Ступай и да, пожалуйста.       Эвтида, более не проронив ни слова, удалилась к себе в спальные покои. Жара, умственный и мелкий механический труд, а в конце ещё и такой разговор с отцом действительно утомили её. Обессиленная, она упала на кровать, поджав под себя ноги и обняв их руками. Прежде, чем провалиться в предвечернюю дрёму от усталости, позволила себе подумать об Амене в том ключе, о котором сказал отец. И прежде мысли о нём не занимали столько сил, нежели сейчас. Эва представила жизнь с ним и слова отца больно укололи прямо в сердце о его скоропостижной смерти или его безумном состоянии с течением жизни. Она не испытывала ни безудержного и отчаянного желания, ни, более, глубокой и бескорыстной любви, но питала восхищение и толику интереса к этому человеку. А, может, этому было иное название? Его голубые глаза были магнитами, но ничто не отрезвляло лучше, чем осознание, что это тело несло смерть и будет нести смерть впредь. Девушка покачала головой и зажмурила глаза до белых мушек. Кожа пылала от непрошенных мыслей и вспышек тех коротких моментов и разговоров, когда ей казалось, что это выходило за грань. Она досадливо нахмурилась и мгновенно покраснела, осознавая, что и сама позволяла себе иногда лишнего. И был лишь один выход, чтобы всё прояснить.       Проснулась Эвтида спустя пару часов. На Мемфис опускался вечер, вскоре наступит ночь. Закатные лучи только начинали ласкать горизонт. Она содрогнулась, пробуждаясь, от приглушённого звука. Встав, едва поправив одежду и волосы, вышла в главный зал.       — Что случилось? — Она спящими глазами нашла свою служанку.       — Не могу сказать. Ваш отец пожелал, чтобы вы оставались дома.       — А сам он где?       — Не могу сказать, Эвтида. — Девушке не нравился такой разговор.       — И что, я должна сидеть здесь, как в клетке, в незнании?       — Порой незнание… — Лилейным голосом начала служанка, когда Эвтида её перебила.       — Хватит! Замолчи! Скажи мне, что произошло? Ну? — Эва, прежде старательно обходясь с обслуживающими дом отца людьми уважительно, не терпела лишь одного — когда из неё хотели сделать ничего не знающую хорошенькую дурочку.       — Отец уехал в тесавр на совет.       — Что отец забыл в казнохранилище?       — На дом гостящего эпистата напали, нападение отбили, но, вероятно… — Эвтида перестала слушать прислугу почти сразу.       — Спасибо. — И с единственным последним словом сорвалась с места.       Эвтида глубоко вдохнула и забвенно помчалась к богато обставленному дому эпистата. Крайние пальцы на стопах стёрлись в кровь, но ей это не могло помешать достичь своего. За тот недолгий промежуток времени, в который укладывались проведённые уроки, она привыкла приходить сюда, как своя; без стука, без предупреждений. В центре зала валялись обломки каменных столиков. На полу краснели пятна крови. Жуткую картину дополняли и другие опрокинутые вещи из убранства просторного помещения, разбросанные подушки. Место, в котором прежде ощущалась лёгкость, гуляли тихий ветерок и несколько солнечных бликов днём или отблесков от языков пламени в факелах по ночам, источало напряжение, куда не посмотри.       — Что случилось? — Эвтида спросила ранее знакомых воинов, которые были его войском и ныне приводили дом верховного эпистата в порядок, с ужасом оглядывая окружение.       — Покушение.       — Что с ним? Где он? Он ранен? — Эвтида поморщилась, не желая слушать ничего более. Её в сию минуту интересовало только благополучие гостя нома её отца.       — Нет. Не совсем… Наверное… Почти.       — О, Исфет! Вам вырвали языки и скормили их крокодилам? — Воины опустили взгляд, не решаясь встревать в словесное столкновение с дочерью номарха. — Как я могу его найти?       — Выше.       Эвтида хмыкнула в ответ и молниеносно пересекла «поле битвы». Под ногами хрустела каменная крошка. Звук её твёрдых шагов нарушал опустившуюся на жилища тишину с закатом. Стоило ей покинуть главный зал, больше ничего не напоминало о схватке в доме верховного эпистата. С каждым шагом приближаясь, как ей казалось, к комнате, в которой должен был находиться Амен, её ноги словно сопротивлялись сгибаться. Посмотрев на них, она с удивлением обнаружила тонкую струйку из маленьких капелек крови, тянувшуюся ниточкой по полу. Встав на кончики пальцев, Эва пошла по алому следу, заинтересованная, куда он мог её привести. Он привёл её на открытый балкон. На нём стоял человек и производил какие-то манипуляция со своей рукой, порой отнимая взгляд к горизонту. Вечернее золотистое солнце освещало спутанные светлые волосы. Эвтида узнала бы этого человека даже из миллиона других.       Её ноги отреагировали быстрее, чем голова. Они вынесли Эвтиду вперёд, и она поравнялась с Аменом.       Он не замечал её присутствия.       Эва беззастенчиво разглядывала его, откладывая в памяти каждую черточку его лица. В закатных лучах Амен выглядел ещё более сурово. Его пронзительно-синие глаза были налиты кровью. Они угрюмо глядели из-под пепельных бровей. Очертания высоких острых скул врезались в девичью память так же глубоко, как и воспоминания о значимых событиях жизни, а вместе с ними его прямой нос с благородной горбинкой и квадратная челюсть. Нервозный изгиб его губ, особенно полной нижней, заставил задержаться взгляд девушки немного дольше обычного.       — Зря пришла. — Его голос на выдохе звучал мягко и измученно.       — Волновалась. — Сказать это было проще, чем думать об этом.       — Не стоило. — Он едва уловимо дрожал, и она подумала, что ему холодно.       Девушка пропала из поля его зрения, и он вдохнул с облегчением. Не потому, что её общество было ненавистно. Не должна была видеть дочь номарха, представителя правителя, кровь, грязь и всё то, что сопровождало физические конфликты. У этой девушки не было ни высокомерия, ни горделивого себялюбия. Умна, привлекательна, желает познать мастерство защиты и обороны, понимая и принимая своё положение.       Откуда-то сзади на его плечи опустилась тонкая накидка из плиссированной ткани. Амен остановился на обработке раны, в замешательстве, которого не понимала Эвтида. Мужчина наморщил лоб и вновь застыл, не зная, о чём говорить дальше.       — Что ты здесь делаешь?       — Сказала же, волновалась. — Немного нетерпеливо повторила девушка. — К тому же, этим утром мы договорились о встрече вечером.       — Ничего не состоится. — Амен запнулся.       — Что тут произошло? — Эва, как и ранее мужчина, то же осеклась.       — Любопытная… — Он произнёс это так, будто что-то, не предназначавшееся для её ушей.       — Очень.       — Почему до сих пор не ушла? — Его синие глаза смотрели жёстко, вцепились мёртвой хваткой в согбенное женское тельце.       Ругая себя за неуместное любопытство, Эва втянула голову в плечи, надеясь, что её покорный вид не даст его гневу разгореться. Она спрятала одну ладонь в другой, хотела сделать шаг назад, но через мгновение Амен вдруг протянул к ней руку, которая не пострадала, и стал медленно, очень медленно убирать волосы с её лица, откидывая пряди за плечи. Его пальцы неторопливо ласкали её иссиня чёрные локоны: то накручивали их, то распрямляли, то едва сминали, то как гребень проходили по росту сверху вниз. Эва закрыла глаза, впитывая в себя энергию этого момента, совершенно позабыв про его вопрос. Тень улыбки коснулась лица мужчины, когда он заметил её реакцию. Он ждал этого последние недели. Наигравшись с волосами, пальцы плавно перекочевали на щёку. Эва невольно вздрогнула. Синие глаза с любопытством и упоением ловили каждую реакцию. Он провёл большим пальцем по щеке вниз, вбирая жар девичьей кожи, по бархатной коже шеи и задержался лишь на переходе к плечам. То была красная линия. Нежность его рук была так же неожиданна, как раскат грома в ясном небе.       — Солнце заходит. Тебе пора. — Это был не вопрос, а утверждение.       — Почему? — Эва открыла веки и обнаружила, что его рука всё ещё касалась её шеи.       — Здесь небезопасно.       — Чушь! — Она воскликнула, будто её укусила пчела, но затем успокоилась, поняв, что позволила себе многого и продолжила тише, вкрадчиво. — Внизу твоё войско, на улицах меджаи. Ты опытный воин, я… Смогу за себя постоять.       — Эвтида…       — Просто скажи настоящую причину, по которой прогоняешь. Предыдущая похожа на фантазию маленького ребёнка.       — Не видел ещё таких уверенных и смелых дочерей номархов.       — Знаком со многими номархами и их дочерями? — Эва не удержалась от колкого замечания.       — С одной.       Амен источал тепло. Она наслаждалась удивительным ощущением, а когда осмелилась положить свою ладонь на запястье его руки на своей шее, под тяжестью прикосновения почувствовался жар. Наверное, так хорошо бывает только в детстве. Она слышала это от многих, однако собственное раннее детство помнила очень плохо.       — Маленькая, отважная Неферут.       — Что ты?..       Он влюбился в неё ещё в первую встречу в покоях семьи номарха. Не показывал привязанность и даже гнал от себя, потому что наперёд просчитал риск и для неё, и для себя. Быть карающей рукой накладывало особый отпечаток на жизнь. Она стояла перед ним, и спокойный ветерок теребил её волосы. Она казалась ему совершенно чужой, женщиной, которую он никогда не знал и которую уже успел потерять. Он перехватил её руку, переплёл их пальцы и прижал обе ладони к своему сердцу. Его сердце билось медленно в отличие от её. Эти размеренные удары успокаивали.       — Прекрасная Эвтида. Прекрасна, как россыпь звёзд на ночном небе. Не найдя что ответить, Эва пальцами другой руки коснулась его подбородка. От робкого прикосновения Амен молча улыбнулся и закрыл глаза. Она водила пальцами по его лицу, пробуя, привыкая, пока у неё не устала рука тянуться снизу вверх.       — Спасибо тебе.       Эва улыбнулась на благодарность, прекратила поглаживающие движения и уверенно приложила всю ладонь к его лицу. Одна часть покоилась на щеке, другая повторяла очертания челюсти и касалась уже шеи. Нежно глядя на него, она приложила некоторое усилие, чтобы склонить мужское лицо, а сама потянулась на кончиках пальцев навстречу. Делала то, что хотела и, как учил её он, не оправдываясь. Она успела закрыть глаза раньше, чем его губы впервые коснулись её. Они были мягкими и зовущими, а движения — осторожными. Она прикрыла рот, по-прежнему внутри себя чего-то опасаясь. Тогда Амен провёл большим пальцем по нижней губе девушки от уголка к центру и снова приник. Его поцелуй только был нежным и сладостным, будто после долгой разлуки, как стал страстным, полным чувств, словно они были давно знакомы и словно они уже долгое время принадлежали друг другу. Ей казалось, что всё её нутро, каждая клеточка тает, превращаясь в живительный нектар, который её губы отдают его губам. То же самое испытывал и мужчина. О том, что переживала Эва прямо сейчас, он мог только догадываться по её бешено стучащему сердцу. Она не могла предположить, чем это кончится. Как ни странно, она чувствовала себя в некотором смысле обманутой и готова была прямо сейчас упасть в клумбу белых лилий, раздавить их, расшвырять их и всё вокруг, потом потянуть на себя Амена и скрыться с ним где-нибудь, возможно, на том же балконе, и всё время читать сквозь звуки, взгляды, прикосновения чувства друг друга.       Его губы медленно переместились на её лоб, а руки скользнули нежной змеёй на спину и проделали весь путь от плеч до ягодиц, и там застыли.       Амен закрыл Эвтиду для всех мужчин. Навсегда.       — Открой глаза.       Он попросил, и она исполнила его просьбу. Напротив себя она увидела два огромных, ясных, выразительных голубых глаза. Уже знакомая тень улыбки проскальзывает на его губах и те целуют девушку в лоб. Вдыхает свежий закатный воздух и кладёт голову на её. Она подвинулась к нему ближе насколько могла себе пока позволить, в некоторых местах касаясь его своим телом.       — Что на уме? — Спросила Эва после минутного забвения в объятиях.       — Размышлял… Как ждал предзнаменование в жизни. Ждал, оно не приходило.       — Если бы я знала, Амен…       — Наконец, явлено блаженство моё.       — Как же хворь? Отец говорил, что ещё не всё и, возможно, худшее… — Он не дал ей договорить.       — Да, но погоди. Останься ещё немного.       Эва облегчённо выдохнула, взяла обеими руками лицо Амена, с бесконечной жизнерадостностью посмотрела ему в глаза и ещё глубже — в душу, и притянула к себе.       Они ещё долго вдыхали друг друга, даже после того, как на горизонте дотлел последний луч закатного солнца.

***

      После того вечера несостоявшегося покушения каждая их встреча была более желанна, чем прежняя; каждое прикосновение обходилось дороже, чем предыдущее; каждая минута, проведённая наедине, умножалась во сто крат в блаженных эмоциях. Что может дать один человек другому, кроме капли тепла? И что может быть больше этого? Волны смятений схлынывали всё дальше и дальше, приходило глубокое и невесомое спокойствие, а напряжение и вовсе исчезло. Ни ему, ни ей больше не хотелось оставаться по одному, пусть одиночество — извечный рефрен жизни. Оно не хуже и не лучше, чем многое другое. О нём лишь чересчур много говорят. Всё вдруг стало совершенно простым.       Они жили, и этого было достаточно. О чём можно было ещё думать? У них было почти всё, но известие о хвори подкосило устойчивость новой эллинистической эпохи для Египта. Вопреки всему, они пытались что-то строить, даже если вскоре всё могло неминуемо рухнуть. Не плыть по течению, не растрачивая сил, а выстоять! Продержаться до тех пор, до каких хватит сил.       Сквозь тишину резиденции эпистата доносился звук, словно пыталось пробраться нечто светлое, утешительное, бесформенное. К тому времени, как они добрались до террасы на втором этаже, обоих переполняло страстное желание. Этому желанию были подчинены все их мысли. Эвтида заметила, как преобразилась терраса в отличие от последнего раза, когда они здесь были вместе, вдвоём. Повсюду на полу, в углах стояли высокие свечи. Тёплые языки пламени растворяли в себе холодное мерцание звёздного неба. В воздухе пахло лотосом. В центре стояло ложе, которого ранее здесь не было, с горой подушек и кашемировым одеялом, манящих скорее переместиться на них. На низкой скамейке у изголовья ложа стояла ваза со сладкими фруктами и графин с вином.       Амен подкрался за спину Эвтиды.       — Тебе нравится? — После того, как он обозначил своё присутствие шёпотом, его рука медленно обвила женскую талию, но не давила, чтобы притянуть к себе.       — Да.       — У меня есть… — Мужчина нарочно запнулся, вдыхая женский аромат, который источала её нежная кожа на шее. На ней смешались яблоко и жасмин. — План на грядущий вечер и ночь. — Он провёл кончиком носа выше и коснулся языком мочку её уха, не затрагивая серьгу. — Пока я его не выполню, ты не уснёшь.       Эвтида почувствовала, как рой мурашек пробежал от того места, к которому прикоснулся кончиком языка Амен, и устремился к низу живота. Его участие, направленное сейчас только на неё, вызывало особенные чувства. Она помнила его днём, при исполнении обязанностей по званию, он был совсем другим; и где-то глубоко в душе надеялась и верила поднять всё скрытое из его сущности.       — Сегодня я всё подчиню твоему наслаждению, Эвтида. — Амен поцеловал её в щёку, следом медленно повернул к себе лицом.       — Ты удивляешь меня. — Он склонялся над ней из-за своего роста, хотел выразить поклонение, но ей хотелось другого. Она коснулась пальцами его подбородка и надавила, отводя наверх. Он понял, позвонок за позвонком выпрямился, принимая облик эллинистического изваяния. — Так лучше. Я не хочу, чтобы передо мной ты склонял голову.       — И всё же, сегодня я хочу научить твоё тело узнавать прикосновения мужчины, который поклоняется тебе, непокорная Неферут.       Амен мягко подтолкнул Эвтиду к ложу, надавил на плечи, заставляя сесть. Восхитительная мягкость тканей манила. Она откинулась спиной на изголовье, лёжа полубоком, ноги вытянула. Фиолетовые толстые нити, тянущиеся от талии платья, которые в вертикальном положении создавали иллюзию непроницаемого полотна, теперь рассыпались по бедру и скатились по нему какие вперёд, какие назад. Обе женские ноги обнажились по всей своей длине. Эвтида ненавязчиво пошевелилась, принимая более изящные изгибы.       — Я хочу проверить твои чувства. — Амен, вслед за Эвой, опустился на одно колено и потянулся рукой к графину с вином. — Не твои чувства ко мне. Отклик твоего тела. — Он налил в бокал вино и приблизил к губам Эвтиды. Та, слегка их приоткрыв, приняла первое подношение и испила напиток из рук мужчины.       — Невероятно. — Не удержавшись и соблазнительно облизнув губы, собирая остатки живительной влаги, она приподнялась на одной руке и нетерпимо поцеловала его. Кончиком языка она вторглась в его рот, делясь с ним опьяняющим вкусом. Мужчина с благодарностью принял дар, поставил бокал с вином к графину и ту же руку приложил к её голове, немного надавил. Он знал, она любит его волевые прикосновения, и сорвавшийся с её губ тихий стон был тому подтверждением.       — Я хочу тебя покормить, — тихо произнёс Амен, разрывая близость.       — С удовольствием. — Эвтида вновь коснулась спиной изголовья ложа, согнутой рукой то же облокотилась на него.       — Закрой глаза и наслаждайся.       Эвтида покорно прикрыла глаза и почувствовала, как около губ оказалась маленькая виноградинка. Она перекатила её на языке пару раз, чуть приоткрыв губы, он видел, как её язык играется с маленьким фруктом, а потом зубы резко надавили и сок прыснул в рот, перебивая вкус вина. Амен хотел направить к её губам ещё один виноград и только он поднёс его, как Эвтида открыла глаза и взяла ягоду вместе с большим мужским пальцем к себе в рот. Целый виноград ловко проскочил в горло, не причинив никаких неудобств. Роль лакомого подарка исполнял мужской палец, по которому её язык скользил легко и непринуждённо. Он показался ей вкуснее всего на свете. Такого Амен не ожидал. Он глухо застонал от наслаждения. Эвтида видела и тоже наслаждалась, с каким смешанным чувством страсти и нежности он взирает на неё.       — Последнее блюдо мне понравилось больше всего. — Мужчина ахнул от того, насколько раскрепощённо она это сказала. — Я наелась. Теперь моя очередь. Закрой глаза.       Амен послушно прикрыл глаза и был вознаграждён небольшой долькой дыни без шкурки. Он заурчал от удовольствия как большой кот. Словно почувствовав, как девушка потянулась за следующим кусочком, он перехватил её руку в запястье и направил мокрые от сочной дыни пальцы и неторопливо поднёс к своему рту. Он с особой тщательностью облизал каждый палец и слегка пососал их. Эвтида теперь могла представить, как искусный язык Амена коснётся её тела там, где прежде не были ничьи уста.       — Ещё вина? — Свойским тоном поинтересовался мужчина, открыв глаза.       — Нет. — Она отпрянула от спинки металлического ложа. — Я хочу только тебя. Поцелуй меня, Амен.       Как она и надеялась, он безоговорочно подчинился. Сила, с которой он приник к ней, чуть не сбила её и не заставила вновь упасть на ложе, но она устояла. Он награждал её жаркими, влажными поцелуями. От её груди исходил жар и, будто почувствовав его, Амен потянулся второй рукой к её телу. Эвтида смело перехватила его руку и в то же мгновение несильно прикусила его нижнюю губу. Мужчина вздрогнул от неожиданности. Она усмехнулась ему в губы.       — Это чтобы не было так сладко. — Держась за его руку, девушка свесила ноги с ложа и села ровно напротив мужчины. — Идём в постель.       Эвтида сдержанно поцеловала Амена и встала, разрывая всякий контакт с ним: телесный, зрительный. Обойдя всё ещё стоящего на одном колене мужчину, она плавно, покачивая бёдрами, пошла ко входу в хозяйскую спальню эпистата. Амен обернулся через плечо, любуясь совершенной формой её ягодиц.       Никто и никогда ещё прежде не возбуждал его так. Никогда ещё ему не хотелось с неистовостью разложить женщину перед собой, но в моменте слияния быть несвойственно нежным. Ранее у него были совершенно другие предпочтения. Хватало женщин, которые готовы были отдаться, даже не спросив имени мужчины. Особенно в неустойчивый для государства период. Всё изменилось при виде дочери номарха. Она вошла в его сознание и лишила его эмоциональной невинности, сделала это с присущим изяществом и деликатностью.       Амен взял вино с двумя бокалами и последовал вслед за Эвтидой. Он поставил их возле своей кровати. Зажжённые свечи всё ещё горели и времени у них было ещё предостаточно, как и у влюблённых — вся ночь. Встав посередине у нижнего края постели, она принялась снимать серьги.       — Нет. Оставь. — Амен подошёл ближе к Эвтиде и взглянул на неё незнакомым до этого взглядом. Кажется, в его глазах была любовь. — Твоя кожа удивительно мерцает при свечах. Красивая.       Она видела, как он учился выражать свои эмоции и чувства у неё на глазах. Это было для него трудно даже физически, она видела напряжение в некоторых частях его мимикрирующего лица, но даже его маленькие шажки были для неё высшей наградой. За годы военной службы она могла представить насколько могло зачерстветь его сердце. К тому же, она ничего не знала о его прошлом. Оно могло быть глубоко несчастным.       — Присядь. — Со сказанным словом Амен вновь опустился на колено.       Эвтида молча сделала то, что он попросил, и направила взгляд к своим ногам. Амен принялся ей ласкать лодыжки, но непривыкшие к нежности и медлительности загрубевшие пальцы норовили не снять, а разорвать сандалии, потому как те не подчинялись.       — Я тебе помогу. — Она стала наклоняться, но была остановлена словесно.       — Я разберусь.       Эвтида поставила за спиной обе руки и склонила голову вбок. Она могла поклясться Ра, что чувствовала, как в эти мгновения в голове Амена что-то шевелилось в напряжении.       — Ты дрожишь. — Она протянула правую руку к его голове и провела, как гребнем, по светлым мужским волосам. После руку не отняла, оставила, едва сжимая. — Не торопись. Вся ночь — наша.       Только Эвтида захотела пожалеть мужчину, как тот разомкнул замок на сандалии и после снятия невесомо провёл кончиками пальцев по стопе. Она приоткрыла губы в немом «О!» и закинула голову. Вслед за первой сандалией была снята и вторая. После пальцы Амена стали подниматься выше — к внутренней стороне коленей. Обычные прикосновения дарили необычные ощущения. Глаза сами собой закрывались, дыхание учащалось. Когда дыхание удалось выровнять, руки Амена уже были на её бёдрах и слегка их раздвинули.       — Скажи мне, чего ты хочешь, Эвтида. — Последнее слово он произнёс с хрипотцой. Она опустила голову. В такой позиции, когда он преклонял перед ней колено, она смотрела на него сверху вниз.       — Я хочу, чтобы ты немедленно встал.       Амен ухмыльнулся. Ему нравился её тон, присущий только тем людям, которые имеют хоть какое отношение к власти. Вся её сущность, начиная от голоса и заканчивая движениями, напоминали ему диких чёрных кошек, которых он видел в Нижнем Египте. Ей была присуща та грациозность и лоск, которые он видел прежде только в них. Он сделал то, чего она от него хотела — встал и выпрямился во весь рост. Теперь уже он смотрел на неё сверху вниз, как она и любила. Если бы она смотрела точно напротив себя, вот так, сидя на постели, взглядом бы упёрлась в его шендит, набедренную повязку. Эвтида в скором так и сделала, без стеснения осмотрела мужское тело с головы до ног и обратно.       — Так-то лучше. Но на тебе много одежды. Я хочу тебя видеть без неё. — Она думала, с чего хотела бы начать.       — Как скажешь, Эвтида. — Амен, не разрывая зрительного контакта, потянулся, но она недовольно покачала головой.       — Не так быстро. Я хочу, чтобы ты снимал то, что я тебе скажу снять.       — При одном условии. — Эвтида выгнула одну бровь. Она ждала этого.       — Каком же?       — Мы будем делать это поочерёдно. Но тебя я буду раздевать сам.       — Согласна. — Произнесла она без колебаний.       — Тогда встань.       Эвтида подалась вперёд, не сводя с него глаз. Тон обольстителя был ему к лицу. Она встала напротив в шаге от мужчины.       — Я первая. — Он промолчал, смиренно ожидая приказа. Военный во всём. — Сперва твоя накидка. — Сперва Амен потянулся к завязке на шее. Та позволяла накидке удерживаться на плечах как во время спокойствия, так и во время даже бега. Он сделал это одной рукой, ею же перехватил и опустил на пол позади себя. Всё его тело — поле боя. Не было ни одной его части, где не был бы высечен шрам. Какие-то были почти неразличимы, какие-то алели на светлой коже, как капля крови в молоке.       — Моя очередь. — Он подошёл на шаг, хотя мог снять с девушки хоть весь костюм разом одним рывком. Между их телами осталось всего ничего. Эвтида как в дурмане покачнулась, но мужские руки коснулись её плеч и позволили устоять. — Твои украшения. — Хриплый голос был настолько тих, что Эва не расслышала бы его, если бы он не склонил голову, пусть она стояла, закинув свою. Горячие мужские пальцы осторожно коснулись её волос и стали аккуратно вынимать золотой обод, высвобождая её волосы, а после положили его на край постели. Она закрыла глаза, упиваясь чувствами. — Открой глаза. — Он коснулся обеих её пылающих щёк со словами и она не могла не сделать этого. С лица пальцы перешли к шее и сомкнулись за ней. Он не торопился, нащупал завязь и с уверенностью развязал узел, который держал золотой усех, ожерелье, с массивным рельефным скарабеем. Тяжёлые и драгоценные женские украшения Амен сложил на одном из столиков и вернулся.       — Твой пектораль. — Эвтида кивнула на мужское нагрудное украшение, то же золотое, но инкрустированное неизвестными ей фиолетовыми камнями. Оно было выполнено в виде стервятника, чьи крылья будто обвивают шею хозяина, а тело защищает его грудь и плечи. Это была часть его защитной амуниции воина, без которой она ещё никогда не видела эпистата. Массивное мужское украшение стало покоиться рядом с женским.       — Теперь платье. — Он мягким прикосновением развернул Эвтиду к себе спиной.       Платье, сшитое из фиолетовых и золотистых нитей и бусин в тон украшениям, скреплялось на спине. По середине спины вертикальный ряд бусин зацеплялся за незаметные издалека петли из нитей и крепился на женском теле. Амену требовалось величайшее терпение, чтобы вынуть из каждой петли бусину. Впрочем, он его демонстрировал и ранее. Прерывистое женское дыхание подсказывало ему, что он всё делает правильно. Он ничего не пропустил, поддел твёрдые нашивки на плечах и потянул платье вперёд, снимая главный элемент одежды с девушки. Без него она была совершенно нагая, не считая шёлковой ткани, скрывающей низ живота и половину бедра. Она была частью платья и имитировала цвет золота. Эва подхватила платье с бросила в общую кипу одежды на пол. Стоя сзади, Амен приподнял ей груди. Он легко массировал каждую из них, потёр большими пальцами соски и лизнул кожу за её ушами. Спускаясь ниже, он ласкал и массировал рёбра Эвтиды и лишь затем опустил руки ниже. Мужские пальцы накрыли шёлковую ткань на женских бёдрах.       — Так нечестно. — Она тихо рассмеялась как мурчит кошка. Этот звук доставлял Амену особое удовольствие. — По одному элементу одежды за раз. Это уже второй. — Эвтида откинула голову назад, коснувшись мужской груди. — Теперь моя очередь.       Эва неприхотливо сняла со своих бёдер мужские руки и обернулась всем телом. Чтобы рассмотреть почти полностью обнажённое тело любимой женщины, Амен вновь отошёл на шаг назад.       — Я хочу увидеть тебя целиком, — прошептал он.       — Сначала ты. Таковы правила. — Она кивнула, соблазнительно улыбаясь. — Снимай пояс. Вероятно, шендит держится на нём. — Эвтида дерзко заигрывала с Аменом, проговаривая очевидную вещь — первым полностью обнажится он.       — Сними его сама. — Мужчина развёл руки по сторонам, словно приглашая.       — С удовольствием. Эвтида сделала шаг вперёд и коснулась губами его груди, обняла по бокам, наслаждаясь ощущением упругой кожи под своей.       — Я чувствую биение твоего сердца, — прошептала она.       — Оно бьётся для тебя, — ответил Амен, накрывая голову девушки ладонью и медленно поглаживая. Эвтида с улыбкой, сгибая колени, коснулась губами его живота. Его кожа была тёплой и зовущей. Будто направляемая его ладонью, она спускалась губами ниже, пока перед глазами не оказался пояс. Она не была уверена, получится ли тугой узел развязать зубами, как ей сиюсекундно захотелось. Это требовало не только особой смелости, которой для первого раза у Эвтиды и так было достаточно, но и определённой сноровки. Она выпрямилась и развязала кожаный ремень руками. Глубоко вздохнув, подхватила руками шендит и потянула на себя. Это был последний элемент его одежды.       Желая полюбоваться им, она отошла назад и влево, огибая по стороне кровать, на ходу отпуская из рук ткань. Она улыбалась и облизнула губы, позволила проявить себе чуть больше эмоций, чем планировала. Эвтида любовалась его совершенным телом. Тёплая волна достигла низа её живота и ушла глубже, когда её восхищённые глаза смотрели на мужские гениталии. Они были большими пропорционально его телу и росту. Перед ней стояла ожившая эллинистическая статуя, одна из тех, которая стояла при их дворе и украшала его. Широкие плечи и выразительные руки, незначительно сужающаяся талия, мускулистые бёдра и голени, и каждая часть тела пронизана нарочито явным рельефом. Амен знал, как выглядит, когда стоит перед женщиной совершенно обнажённый. Его удивило, как спокойно восприняла его Эвтида, без упрёков и усмешек, но промолчал. Она же не знала как реагировать, поэтому просто продолжала созерцать, не в силе ничего не сделать и не проронить ни слова.       — А теперь можно? — Эвтида молча кивнула и Амен пошёл к ней. Его широкий строевой шаг смутил Эву и это он уже заметил. — Не бойся, не обижу.       Прежде, чем Эвтида выдохнула, Амен опустился перед девушкой вновь на одно колено. Он начал с места, на котором прежде его остановили. Теперь не было никаких препятствий. Будто считав, что хотела сделать она с его ремнём, он припал к её животу. Глубокое прерывистое женское дыхание не могло врать, тело не могло врать. Он одарил низ её живота по границе с тканью поцелуями. Не задерживаясь, переместился к левому бедру, ухватился зубами за край шёлковой ткани и потянул вниз, с другой стороны помогая себе рукой. Это движение было медленным, но торжественным. Эва положила обе руки на плечи Амену, чтобы не подкосились ноги. После коленей шёлковая ткань просто упала вниз и девушка перешагнула её, а мужчина в то же мгновение выпрямился. Сбылась его мечта: перед ним стояла его любимая женщина, совершенно нагая.       Амен заметил, что взгляд Эвтиды был устремлён в пол, голова не была гордо вздёрнута, как раньше; как нравилось ему. Она стояла, обездвиженная. Её руки не пытались инстинктивно прикрыть низ живота или груди. Её напряжение читалось в неестественно вытянутом теле.       — Ты совершенна. — С этими словами Амен приподнял ей подбородок и осторожно разжал губы. После нарочито долго рассматривал её тело, изредка возвращаясь взглядом к её напуганным глазам — пусть видит восхищение в его глазах. — Нагота твоего тела — лучший наряд. При мне всегда наряжайся так. И эти серьги. — Он приоткрыл мочку уха из-под иссиня чёрных локонов и погладил. — Остальное — лишнее.       — Согласна, — торопливо прошептала она в ответ.       — Тогда ложись на живот.       Улыбнувшись, Амен развернул в своих руках Эвтиду. Она выполнила его просьбу, положила голову на руки, чтобы из-за плеча смотреть на него. Довольный, он навис над ней и поцеловал несколько раз вдоль позвоночника. После, немногим отстранившись, провёл пальцем в разных местах её спины, заставляя Эву вздрагивать от каждого прикосновения. Взяв из столика масло, которое обычно втирал себе в кожу, согрел в своих руках и принялся втирать благовоние в женские плечи. На ощущении аромата любимых пряностей и мирра она закрыла глаза и громко вздохнула. С плеч его рука переместила и неторопливо продолжала двигаться, пока не достигла ложбинок над ягодицами. Эвтида в который раз вздрогнула.       — Ты божественна, — прошептал он и после нескольких секунд напряжение в её теле вновь пошло на спад.       Закончив со спиной, Амен попросил Эвтиду лечь на спину. Она медленно перекатилась под ним, всё ещё нависавшим над ней. Когда их носы соприкоснулись, она воспользовалась случаем и, притянув за шею, поцеловала в губы. Аромат специй и пряностей разогревал и возбуждал. Пока их тела ещё не соприкоснулись, Амен поставил одну ногу между её ног, а локти около её плеч. Этот поцелуй сметал весь план мужчины подчистую, он был готов бросить всё и овладеть женским телом в мгновение.       — Всему своё время, Эвтида, — он ткнулся носом ей в шею и замер, переводя дыхание.       От трепетного продолжающегося прикосновения девушка вскрикнула от наслаждения и выгнула спину. Отпрянув от шеи, поцелуи Амена спустились на ключицу. Потом сильная мужская рука скользнула под неё, чуть приподняла, её мягкий живот соприкоснулся с его упругим животом, как и бёдра. Эвтида водила ладонями по напряжённым плечам Амена, не находя им места. Мужские губы воздавали должное каждому сантиметру женского тела. Она чувствовала, будто плывёт на облаке и то обволакивает всю её снаружи и внутри. Так, пребывая в блаженной неге, она едва распознала вовремя, когда он поцеловал внутреннюю сторону бедра.       — Пожалуйста… — Простая мольба, перемеженная со стоном, и Эвтида шире раздвинула ноги, не дожидаясь, что этого попросит Амен.       В его глазах заиграл восторг и он накрыл пальцем её половые губы. Эва застонала, а Амен не сводил с неё глаз. Он легко массировал ей большие, затем, осторожнее, малые. К одному пальцу прибавился второй и дотронулся до её клитора. Когда все чувства были на пределе, прикосновение почти обжигало. Он раздвинул половые губы и припал ртом, лаская языком и пальцами одновременно. Это было редчайшим сочетанием, от которого женское тело выгибалось сильнее, а стоны становились громче. Амен попеременно сосал и вылизывал плоть. Не отнимая языка от клитора, оба пальца с восхитительной лёгкостью скользнули внутрь. Эвтида мучилась от его ласк, каждый вдох совершала рвано, задыхаясь. Он не прекращал движений, пока она сначала не свела напряжённые до онемения ноги, а затем расслабилась.       — Спасибо, — её едва хватало на прерывающийся шёпот.       — Не больно? — Амен выпрямился на руках, вылезая из-под ног Эвы и придвигаясь медленно к её лицу.       — Нет.       Эвтида притянула Амена к себе обеими руками и накрыла его губы в долгом и страстном поцелуе, таком, что их сердца забились чаще. Только теперь в её прикосновениях не было ни толики напряжения, она чувствовала себя так, будто знала мужчину напротив себя всю жизнь. Когда напряжённая мужская плоть коснулась внутренней стороны её бедра, Эва несильно закусила его губу, так же оттянула и отстранилась.       — Я хочу поменяться местами.       — Уверена? — Амен улыбнулся, хотел найти в её глазах что-то, напоминающее страх или неуверенность, но не смог обнаружить ничего из того, только хмельной взор удовлетворённой женщины.       — Да, — она приподняла голову и шепнула ему на ухо своё согласие.       Амен продолжал ласки её тела, гладил такую же шёлковую, оливковую кожу, затем осторожно поднял и поменял положение, увлекая Эвтиду за собой. Теперь он лежал на спине, а она — на его груди. Она не хотела приподнимать голову, заворожённая биением его сердца. Всё ещё смирялась с моментом, что прямо сейчас находилась в объятиях мужчины, к которому впервые испытала настолько сильное влечение. Как смирялся и он. Столько лет в него влюблялись безответно, он не мог себе позволить большего — или не хотел, но сейчас, рядом с ней, всё обретало смысл. Она пленила его своей красотой и телом, силой и смелостью. Эмоциональная привязанность к женщине разбудила в нём осознание, что можно делать что-то не потому, что это приказ правителя, а по своему желанию. Чувства не сделали его слабее, наоборот, будто он стал замечать больше, чем прежде.       Наконец, Эвтида приподняла голову и потянулась навстречу Амену. Не для поцелуя, что вновь удивило его. Она коснулась кончиком своего носа его, беззаботно и игриво пощекотав, а потом коснулась своим лбом его и прикрыла глаза, выравнивая дыхание. Руки сомкнула на его лице, не желая больше отпускать. Его руки обвили женскую спину, словно в кокон. Никакая сила не могла разъединить их.       Эвтида почувствовала себя увереннее, приподнялась и сдвинулась ниже, пока не почувствовала ягодицами напряжённую плоть. Её улыбка напоминала ему восходящее солнце. Всё будет происходить так, как она и мечтала. Амен приподнялся вслед, чтобы не разрывать поцелуй. Провёл языком по её губам, а потом взял в рот нижнюю губу. На секунду они замерли на пике желания, следом Эва отважилась взять в руку напряжённый член. Амен тихим урчанием дал ей понять, как ему это было приятно и необходимо. Она смело имитировала рукой поступательные движения, волна наслаждения подбиралась к обоим. Чтобы помочь возлюбленной, Амен широко развёл ей бёдра. Содрогавшаяся от нетерпения, она приподнялась и направила его в себя. Почувствовав в промежности сперва едва уловимое растяжение, Эвтида убрала руку и стала медленно опускаться. Внутри неё вновь зашевелилось беспокойство от нарастающего напряжена внизу живота, незнакомого чувства наполненности, но оно её не страшило. Она находилась в руках желанного мужчины.       — Дыши, Эвтида, — прошептал мужчина около женских губ и провёл большим пальцем ей по щеке.       Она вздохнула и позволила себе опуститься ещё ниже. Теперь, когда он представлял себе хотя бы толику её реакций, тело подталкивало его войти в её лоно быстро, напористо, до предела. Амен страстно желал Эвтиду. Но разум не уступил напору желания. Это был её первый раз. Её сказка, по её правилам. Она больше не беспокоилась, ещё шире раздвинула ноги, приглашая его в себя, почти полностью. Она шумно и хрипло выдохнула, когда ощутила предел.       — Посмотри мне в глаза, Эвтида, — девушка повиновалась на голос и увидела счастливое лицо, счастливые глаза.       Эвтида хотела большего. Больших движений. Она плавно оттолкнула Амена, чтобы он обратно лёг на спину и видел, как она будет вздыматься над ним, с каждым движением приближаясь к кульминации. Ему хотелось, чтобы они это сделали вместе.       Не сводя глаз с его лица, Эвтида начала вздыматься и опускаться над ним, делая это безумно медленно. Ей хотелось найти её собственный, комфортный ритм слияния. Амен прижал обе ладони к её груди, под одной из которых он чувствовал быстрое биение её сердца. Он хотел приникнуть по очереди к каждой губами, но упирающиеся в его тело её руки не давали ему приподняться. С величайшей нежностью он обхватил обе её груди, отчего Эва нарушила просьбу, запрокинула голову и округлила губы в томном горловом звуке. Она раскачивалась на нём, выгибалась, исследуя раз за разом новые углы для проникновения. Его руки скользнули вдоль её напрягшейся спины к ягодицам. Мужчине нравилось ощущать ритм совершаемых движений именно так. Тогда же её большие охровые глаза вновь посмотрели в его, а алый рот открылся для извлечения нового стона наслаждения. Она никогда не видела столько чувств в его глазах. В них перемежались забота, страсть, любовь, восхищение, преклонение, желание!       До этого двигаясь неспешно и словно исследуя свои возможности, с течением времени движения Эвтиды обрели более очевидные намерения. Нарастающее женское шумное дыхание и стоны возбуждали его пуще прежнего, хотя ему казалось, что он уже находился на пределе. Её движения убыстрялись, мужские руки сильнее сжимали её ягодицы.       Неожиданно для Эвы Амен резко приподнялся, так, что его грудь стала соприкасаться с её. Девушка вскрикнула от мгновенной коррекции их позы, в которой все ощущения обострились в кратное число раз. Её движения заметно замедлились, лицо ей захотелось спрятать в его плече, сдаться.       — Смотри на меня, Эвтида, — напомнил мужской голос, а грубая рука сомкнулась на женской челюсти.       Она чувствовала — была совсем уже близко. Он помог ей, его движения внутри её и ласки убыстрились, на что она уже почти не была способна. Эва напряглась, ощущая себя туго. Мужская ладонь импульсивно скользнула по её шее, животу, провела несколько смазанных движений по её клитору. Они стонали в унисон, и когда Амен почувствовал пиковое напряжение вокруг члена, приподнял одной рукой девушку, снимая, а другой накрыл его рукой и прорычал утробно её имя.       Со сбитым после близости дыханием, Эвтида наполнила его уши сумбурным шёпотом восхищения. В ответ Амен одарил её самыми смелыми словами благодарности, которые только мог подобрать.       Она хотела рухнуть на постель, обмякшая в его руках. Он чувствовал это и медленно увлёк её за собой. Пока она удобнее устраивалась на постели, лёжа на животе, он протёр руку тканью и сразу же притянул Эву к себе, приобняв. Она удобно устроилась головой у него на груди, как на самой любимой подушке. Пальцы Амена вырисовывали неизвестные знаки вдоль её позвоночника. Она подавила в себе зевок, чем насмешила мужчину, но возмущаться ей не хотелось. Её охватила незнакомая доселе удивительная, ни с чем не сравнимая лёгкость во всём теле, от кончиков пальцев на ногах до головы. Эва сильно зажмурила глаза, переживая в голове последние несколько минут: пыталась запомнить его облик, его звуки, его аромат, его совершенную наготу и кульминационный момент экстаза. Всё это она хотела хотя бы фрагментами, но оставить себе на память.       — Всё хорошо? — Спросил Амен. Эвтида подняла на него взгляд из-под опущенных век и прищурилась, словно проснулась от глубоко сна.       — Да. — Немногословно ответив, улыбнулась и подвинулась ближе к его лицу для того, чтобы следом сказать слова, которые давно хотела озвучить. — Я люблю тебя, Амен, — тихий шёпот точно пролился в его чуть приоткрытые губы, которые в следующую секунду столь же вкрадчиво вторили.       Амен смотрел на взволнованное лицо женщины, знавшей лишь самую зыбкую разновидность счастья — любовь.       — А я тебя, Эвтида. — Он притянул её ближе и поцеловал, почувствовал, как в нём раскрылось и расцвело что-то горячее, нежное и необъятное, будто множество рук потянуло его куда-то вверх, а после вынужденно отстранился и подошёл к столику, на котором стоял графин с вином и бокалами для напитка.       Эва в то же мгновение отстранения выскользнула из его рук и легла на бок, подпирая голову рукой, согнутой в локте. Она вытянулась в ровную линию, медленно поглаживала себя по бедру в ожидании. Амен налил в бокал терпкое вино и склонился через половину кровати, чтобы вручить девушке его, стоя около края.       — Ты заботлив и нежен. — Эвтида отсалютовала ему напитком и сделала глоток. Вслед за ней глоток сделал мужчина.       — Только с тобой, — подчеркнул Амен.       — Верно. Только со мной. — Эва отставила свой бокал на столик близ своих украшений. — Ты добр и внимателен со мной, — она встала на колени и медленно стала перемещаться к мужчине, который в смиренной позе стоял около кровати, делал второй глоток вина, не сводя глаз с девушки, — ты безжалостен и справедлив на службе, твоё упомянутое всуе имя вселяет трепет и страх, но, знай, только не меня… — Эва забрала из его руки бокал, отставляя на место, и посмотрела на Амена снизу вверх. — Никогда не меняйся, Амен, прошу тебя.       Солнце истлело. В Мемфисе была глубокая ночь. Влюблённые заснули не сразу в объятиях друг друга.