⋇⋆✦⋆⋇
Снова сон. Всё вокруг было охвачено непроглядной тьмой, напоминающей ту, с которой довелось столкнуться, спасаясь бегством от чудовища из хижины. Только эта освежала свободой, окутав с ног до головы заботливым объятием. Не бушевали во мраке ужас и беспокойство, не грызло холодом одиночество, морозя душу. Эта чернота игриво ласкала, урчала и убаюкивала своим теплом, вынуждая покорно прикрыть глаза и уткнуться носом в её густую шерсть. Я облегчённо вздохнула полной грудью, вглядевшись во тьму, и создалось ощущение, что она внимательно взглянула на меня в ответ. Недавние события всё ещё сковывали меня с ног до головы, как внезапные болезненные судороги, вызывая океан противоречивости в голове. Когда старушка миновала порог моего дома, я ещё долго путалась в своих мыслях, лихорадочно ощупывая кончиками пальцев знакомый до жути почерк. Записи на страницах дневника бежали, рвано неслись кривыми строками, размашисто плясали по бумаге, словно мама куда-то торопилась, неслась изо всех сил и боялась не успеть. Пугающие рассуждения походили на отголоски сказочных фантазий, которым не суждено было сбыться. Несмотря на все предостережения и сказания, которые я жадно впитала из уст матери, в подобные небылицы верилось с трудом. Ни я, ни кто-либо другой никогда не узнаем, что это было на самом деле: чья-то таинственная история, покрытая мраком и многолетней паутиной. Давно забытая сказка. Возможно, плодородная почва для чего-то другого. Всеми силами я пыталась оправдать происходящее и искала отговорки. Неожиданный порыв ветра холодом взвыл над головой, и до меня донеся тоненький голос, тянущийся из сердца тьмы: — Ещё не поздно сделать шаг назад. — Мне стало не по себе. — Остановись. — О чём ты? — Я сосредоточенно обернулась по сторонам, попытавшись рассмотреть во тьме хоть что-то, ощутив на себе тысячу внимательных взглядов. — Не играй со мной! — воскликнула я и всплеснула руками. — Мы не играем, — отозвался второй голос. — Остерегайся дверей, не совершай ошибок, — зашипел третий. — Спасайся! Голоса эхом слились в неразборчивое месиво: с мольбой и болью они завывали, выплёскивали обиду и ярость, предостерегали от невидимых напастей и кричали о своём. Я плотно прижала ладони к ушам, чтобы не слышать, но ничего не вышло. Казалось, голоса волной проникали в мою голову и разрывали её на части. Все без исключения визжали о дверях, словно одного прикосновения хватало, чтобы сгореть дотла. «Прошу, остановитесь!» — отчаянно подумала я и крепко зажмурила глаза, трепеща всем телом. Голоса резко стихли, словно незримая сила прочитала мои мысли и смилостивилась. Наступило устрашающее, леденящее молчание. Вмиг заискрились огни, яркий свет окутал меня с ног до головы. Разомкнув веки, я поняла, что не очутилась в сказочном мире грёз, тяжёлая темнота всё ещё удерживала меня своими крепкими объятиями. Только теперь, переливаясь в золотом свечении, передо мной витала белоснежная дверь. Я завороженно протянула руку и коснулась её гладкой поверхности. Неожиданное и приятное чувство защекотало изнутри, и я не заметила, как начала сладко улыбаться. На душе вмиг потеплело, как в самый ясный и солнечный день, отпали все тревоги и сомнения, которые хоть как-то терзали. В воздухе скользнул знакомый аромат лаванды и мёда, и моё нутро игриво защебетало, как одурманенное. — Меня ждёт Кёджуро! — воскликнула я совершенно неожиданно для себя самой. — По ту сторону! — Радостные чувства вспыхнули во мне, словно кто-то чужой подлил масла в сердце, пылающее огнём. Я заискрилась необъяснимой решимостью, осознав, как несущественны были все волнения, куда более важен был милый спутник, от улыбки которого всё вокруг теплело. — Жди меня, Кёджуро, — прошептала я и повернула дверную ручку.⋇⋆✦⋆⋇
Моё тело охватило огнём, я скрючилась и громко повалилась на пол. Руки и ноги скрутили невидимые лианы с шипами, и я крепко стиснула зубы от боли. Неужто отныне все грёзы мне не рады? Но я готова была стерпеть всё: и холод, и пламя, и бурю, и грозовые волны. Только бы и дальше могла окунаться с головой яркие, красочные миры, которые были подобны глотку свежего воздуха прохладной ночью. Чувства без спешки пришли в норму, и я крутанулась на живот. Под весом тела зашуршал колючий, тростниковый мат. С долей любопытства я осмотрелась по сторонам и смахнула с лица мокрые волосы. Скромность традиционной комнатушки, в которой я находилась, будоражила старые воспоминания: пол устлан татами, окна ограждены сёдзи. Чисто и светло, минимум деталей, как в уютном доме старушки Микото. Я облизнула сухие губы и приподнялась с прямой спиной, ощутив себя ожившей фарфоровой куклой, у которой каждое действие было неестественным и скованным. Ноющая боль медленно отпустила меня, и на её место пришла детская восторженность, которая подтолкнула изучить это место. За короткий срок сновидения научили меня умело и ловко привыкать к переменам. В мире грёз всё ощущалось сквозь сахарную вату и детский смех в цирке: более легко и невесомо, улыбчиво и воздушно, что даже самые тяжёлые события быстро отступали широкими шагами. Бесконечная свобода и эйфория целовали мои щёки, оставляя после себя целительное умиротворение. Этот мир был создан для настоящих радостей и безудержного веселья. Когда по ту сторону, в реальности, приходилось становиться уставшей взрослой, мирившейся с множественными вариациями чёрного и серого. «Этот мир идеален, ничто не омрачит его!» — импульсивно решила я, и что-то в глубине души тревожно заскреблось, словно не соглашалось с мыслями, но я рвано мотнула головой и отогнала сомнения. Поиск местных обитателей таинственного дома длился всего ничего, мои внутренние часы отмерили пять минут одиночных блужданий, когда я уловила приглушённые звуки в одной из комнат. Это были голоса: один мальчишеский, совсем детский, второй — мужской, но с юношескими нотами, недостаточно низкий и огрубевший, как у взрослого. Говорили двое бодро и резво, полностью воодушевлённые происходящим. В душе заиграли трусость и азарт, и последнее одержало победу. Через отодвинутую сёдзи пробивались яркие лучи солнца, и я, приблизившись на цыпочках, осторожно заглянула в щель, осмотрев помещение. Мои руки вспотели от напряжения. Я поступила беспечно и на одном дыхании — как люди, которые говорили, что хорошо играли в бильярд, но делали это впервые. В комнате был… Кёджуро! И, постойте, ещё один Кёджуро? Растерявшись, я потеряла равновесие и была готова кубарем ввалиться в комнату, но вместо этого перетянула весь свой вес назад и громко шлёпнулась на задницу. Никто из присутствующих не заметил мой позор. — Ты так много тренируешься, это похвально! — бодро затараторил большой Кёджуро. — Ох, ты видел! Мне так неловко… — смущённо пролепетала его маленькая версия. — Молодец! — Большой Кёджуро благосклонно склонил голову и в любящем жесте потрепал ребёнка по волосам. Мальчик просветлел и радостно заулыбался. — Спасибо! Я буду много работать, чтобы стать таким же, как и ты! — В помещении воцарилась простая, но искренняя атмосфера, пропитанная заботой. В голову невольно закрался силуэт знакомой старушки, которая героически выслушивала все мои писки и жалобы, сидя за обеденным столом напротив. На сердце у меня потеплело, как у человека, который долго был на морозе и, наконец, приложил ладони к кружке с горячим чаем. Я прикрыла глаза и заулыбалась. Очередной громкий возглас прервал череду моих рассуждений. — Завтра я ухожу на свою первую миссию! Поэтому защищай дом в моё отсутствие и приглядывай за отцом! Направляясь уверенным, размашистым шагом, большая версия резко отодвинула сёдзи, не замечая ничего на своём пути. Отпрыгнув в сторону, я посмотрела на юношу немигающим взглядом, удивлённо открывая и закрывая рот. Сегодня для Фортуны я оказалась любимым ребёнком, потому что местный обитатель не обратил на меня какое-либо внимание. — Схожу к отцу! — Большой Кёджуро коротко кивнул и, развернувшись всем телом, двинулся до конца коридора. Я окончательно убедилась, что оказалась незримой гостьей в этом доме, поэтому бесшумной тенью скользнула следом. Комната, в которую влетел юноша, оказалась такой же светлой и белой, как и предыдущая, но в два раза больше. В самом центре, приняв лежачую позу, находился мужчина, похожий на Кёджуро, только выглядел порядком взрослее: одет он был в чёрное хабутае нагаги и такое же чёрное хаори, чем был похож на старого ворона. Лицо его оказалось холодным и нечитаемым, и лишь образовавшаяся морщина между бровями выдавала раздражение. — Отец, завтра я отправлюсь на свою первую миссию! — отозвался вошедший. Я наконец-то смогла определить роли местных обитателей: отец, старший и младший сын. Отец оказался безучастен. Равнодушно проскрёбывая пальцами заросшее щетиной лицо, он буднично хлебал саке из бутыли. — Я сделаю всё, чтобы стать достойным преемником и… — не унимался старший сын, но его прервали. — У тебя нет таланта, поэтому ты не должен питать пустые надежды, — мужчина говорил тяжело и едко, выплёвывая желчь в каждое слово. На смену равнодушию пришёл нарастающий гнев, подобный беспощадному пожару в период засухи. Словно провинившийся ребёнок, я вжала голову в плечи и отступила на три больших шага. Искоса посмотрела на юношу, словно хотела проверить, не на меня ли гневались часом. Старший сын неизменно с непреодолимым упрямством смотрел в пустоту, сохранив рабочую улыбку, когда в глазах его плескались ноты печали. Этим взглядом он напомнил моего Кёджуро, когда тот, расслабляясь, устремлял взор к небу. — Я быстро вернусь, отец, береги себя! — громко завершил юноша и развернулся, бодро покинув помещение, будто бы его и вовсе не трогала грубость отца. Мужчина в ответ разразился нечитаемым возгласом, замахнувшись бутылкой, но так её и не кинул, оставшись на своём вместе. За весь короткий разговор он ни разу не посмотрел на сына. Я взглянула на отца лишь напоследок, когда фигура юноши уже скрылась в тени коридора, бросив робкий взгляд через плечо. Тело мужчины слабо подрагивало, будто тот сдерживал себя от порыва эмоций, и я на секунду подумала, что он беззвучно обливался слезами. На заднем дворе цвёл дивный сад, спрятанный от любопытных прохожих. Богато устилало землю покрывало ириса. По легенде, первый цветок ириса появился на свет несколько миллионов лет назад, да был настолько красив, что полюбоваться им пришли не только все лесные звери, но и вода и ветер, разнеся семена цветка по всей земле. Ирис символизировал защиту и доверие, и так бы я описала чувства, которые испытывала, когда находилась рядом с Кёджуро. Юноша держал путь к центру сада, где раскинула плакучие ветви пахучая глициния. Опустившись на густую зелень, он бесшумно прислонился спиной к коре дерева. Лицо его ничего не выражало, и даже добродушная маска бесследно спала. Я присела рядом, соблюдая роль молчаливого зрителя. Старший сын потянулся за воротник и вытащил кулон с фотографией на тонкой верёвке. Во мне разыгралось любопытство, я подвинулась ближе и заглянула за плечо юноше. — Матушка, пожалуйста, поддержите меня, — прошептал он, поглаживая большим пальцем кулон. — Обещаю, что стану таким же сильным, как и отец. — Изображённая на фотографии молодая женщина, сдержанно смотрела в сторону. Несмотря на нездоровую белизну кожи и общую хрупкость, во взгляде её бушевала стойкость. Юноша смолк, сомкнув тяжёлые веки, я не посмела отдалиться. Меня одолевали смешанные чувства жалости и безысходности. Я обессиленно вздохнула, осознав, как непосильна мне была эта ситуация. Будь даже я из крови и плоти, а не бездыханным привидением, на вряд ли бы смогла повлиять на ситуацию. Проблемы этой семьи для меня чужды и недостижимы. Единственное, что было понятно здесь и сейчас — это печаль юноши, похожего всем своим существом на милого Кёджуро. Был бы он старше, я бы обманулась и сочла его своим, тем самым мужчиной, которому хотелось светло улыбаться. Сновидения коварно и жестоко игрались с моими чувствами. Лицо юноши помрачнело, и он склонил голову, едва сдерживая слёзы. Жалостливые чувства с примесью совестных переполнили моё сердце до краёв. И, не отдавая отчёт своим действиям, дрожащей рукой я потянулась к голове молодого спутника. Кончики прозрачных пальцев ласково скользнули по его волосам, имитируя поглаживание. Невесомой рукой в успокаивающем жесте я коснулась, крепкого юношеского плеча, пытаясь вложить в это действие светлую заботу. Какая-то эмоция мелькнула на лице спутника, и он, не поднимая взгляда, тихо прошептал: — Тепло. Я поняла, что эти слова были обращены не мне, но всё равно расплылась в доброй и заботливой улыбке, как это делала Микото. Опустив веки, я тихо запела, позволив ветру унести мои слова в небо. Умиротворение постепенно закралось в сердце, и я даже не заметила, как растаяла в нежности. Сознание стремительно плыло, противиться чувству, окутывающему меня тёплым одеялом, было невозможно.⋇⋆✦⋆⋇
В воздухе витали сладостные ноты лаванды и мёда, и это было первое, что я ощутила, когда вернула власть над своим разумом. Второе — жар чужого тела. А, если быть точнее, то крепкое мужское плечо, на которое я опёрлась. Смущение прилило багровой краской к лицу, и я вздрогнула, молниеносно догадавшись, кто был рядом. Нехотя отстранилась и сокрушилась на свою несообразительность, ведь могла насладиться прелестью момента чуть дольше. Я неловко коснулась пальцами щеки, остывающей от тепла недавнего прикосновения к чужой плоти. — Ты так хорошо спала, — Кёджуро говорил мягко и сладко. — Мне не хотелось тебя будить, Мэй, — перешёл он на полушёпот, я чуть не зажмурилась от удовольствия, когда мужчина произнёс моё имя. Я взглянула на спутника молча, волнение и трепет, выразившиеся на моём лице, вызвали у него довольную улыбку. И было в наших взглядах, обращённых друг на друга, что-то ведомое только нам обоим. Скрытое от чужого любопытства, проникающее искрами под кожу, будоражащее тело и разум. Под его нежащим и внимательным взглядом я таяла, обнажала душу, чувствуя, как сердце против воли билось чуть чаще. — Прости, — не заметила, как сама начала шептать в ответ, не смея отвести взгляд в сторону. Семейный дом трёх версий Кёджуро давно сменился чистым, зелёным лугом, усыпанным пёстрыми цветами. Но ни меня, ни мужчину сейчас это не волновало. Поддавшись мимолётной прихоти, я нежно и едва ощутимо, словно опять была незрима, коснулась щеки Кёджуро. Провела холодными пальцами вниз, минуя скулу, ласковыми касаниями поглаживая его шею, по которой пробежались волной мурашки. Ясный взгляд мужчины помутнел, и он накрыл большой мозолистой рукой мою свободную ладонь. Кёджуро соблазнительно манил меня к себе с каждой встречей и улыбался весело и живо, как задорные языки пламени, вздымающиеся искрами в небо. Хотелось нечаянно его касаться и слышать яркий, звонкий смех чуть чаще. Внутри меня зарождались неясные чувства, истинное предназначение которых я не понимала. Меня отчаянно тянуло к мужчине, и я желала с головой окунуться в таинственное пламя, вскружившее голову. — Скажи, ты настоящий? — на выдохе произнесла я, не веря своим словам. Я начала смотреть на него открыто и ясно, не пытаясь в привычном жесте боязливо прикрыть лицо руками. Взгляд спутника не переменился, и лишь улыбка его стала шире. — А ты как думаешь? Я ответила то, что думало моё сердце: — Настоящий. Хочу верить, что настоящий. — Я задыхалась и трепетала, и был это далеко не трепет из-за юных девичьих эмоций. Наоборот, мною овладевало сильное, тяжёлое и глубокое чувство, похожее на пылкую ярость, от которой срывало дыхание. — Я тоже хочу верить. — Теплота переливалась в его очах. — Верю, — добавил он. Хотелось, чтобы эта душевная близость длилась вечность. Но, словно подхватив мои мысли, Кёджуро продолжил. — Пора. — Что? — спросила я, понимая, о чём он. Образ спутника медленно плыл перед глазами. Меня кольнула горечь — как же хотелось побыть с ним чуть дольше! Мужчина не без досады взглянул на меня, и его губы изогнулись в печальной улыбке. Жадно, не упуская деталей, он всматривался в мой образ, словно желал навсегда запечатлеть его в своей памяти. Я хотела схватить его за обе руки и привлечь их к своему сердцу, чтобы спутник знал, как громыхало моё сердце. Но касания его рук были бесценны. Поэтому я не посмела прервать осторожные поглаживания шершавых пальцев, которые всё ещё покоились на тыльной стороне моей руки. Кёджуро смотрел на меня так, словно хотел что-то сказать, но не решался этого сделать. Перед тем, как окончательно покинуть мир грёз, я уловила напоследок тихие слова: — Хотелось бы мне никогда не забывать тебя.⋇⋆✦⋆⋇
Я с трудом разлепила тяжёлые веки, налитые свинцом. Горло раздирало засухой, полыхали яро и неистово щёки, словно объятые языками пламени. Я захрипела и слабо зашевелила пальцами, и это было единственное, на что была способна. Душный воздух был пропитан вонючими, едкими лекарствами и травами, от которых проступили холодные слёзы. Раздался чей-то вздох, и он показался мне слишком громким, из-за чего я болезненно сморщилась. — Она проснулась! — громко прозвучал мужской голос.