Воспитанник

      До великого праздника Рождества Христова оставалось всего пять дней, и Рене решил, что если принимать решение и действовать — спасать Луи из лап тирана и религиозного фанатика, — то немедленно. На отдаленных волнах сознания у священника промелькнула мысль, что он должен успеть подготовить монастырь к празднику, написать торжественную проповедь и уделить достаточно много времени своей пастве, но когда перед глазами появлялся образ избитого тельца Луи, то обязанности настоятеля отходили на второй план и казались ничтожными.       Как только закончилась дневная месса, которую, видит Господь, Рене провел из последних сил, так как принял решение этим же днем отправиться в Нуази и на месте разобраться в истории Луи, он сбросил с себя одежды священника и облачился в простой наряд дворянина. Родной клинок, словно старый приятель, занял свое законное место рядом с ним и был готов в любой момент стать с ним единым целым и выполнить свой долг. Спрятав на бедре пистолет, а на пояснице кинжал, мужчина набросил на плечи дорожный плащ и направился к конюшням, позвав с собой молодого монаха, который сопровождал Луи до города. — Вы поедете со мной, Жером, — сказал Рене. — Выберите себе лошадь, мы отправимся верхом. — Как прикажете, отец мой, — ответил монах и отвернулся, поспешно спрятав от настоятеля довольную улыбку. Он был рад, что ему снова выпала честь исполнить особое поручение — сопровождать священника в город вместо нудных монастырских дел.       Дорога до Нуази заняла почти час, и когда двое всадников остановились возле дома, на который указал Жером, почти стемнело и вновь начался снег. — Вы уверены, что это тот дом, сын мой? — спрыгнув с лошади, спросил Рене. — Конечно, отец. — Жером встал рядом с настоятелем. — Я узнаю этот дом из сотни. Он один здесь такой неухоженный и страшный, даже черт побрезговал бы в нем отобедать. — Оставьте свое мнение при себе, Жером, — строго заметил Рене и пошел к двери.       Дом выглядел не только неухоженным, но и заброшенным, однако не успевшие скрыться под новым слоем снега следы ног у порога свидетельствовали о том, что из него выходили совсем недавно. — Даже окна темные, — произнес монах, следуя по пятам за настоятелем. — Мне кажется, в нем никого нет.       Рене бросил тяжелый взгляд на болтливого монаха и с силой ударил ногой по хлипкой деревянной двери. Он начинал жалеть, что послушал Луи и не отправился сопроводить его сам, но мальчик с таким страхом и отчаянием просил его не следовать за ним, что в тот момент он не мог принять иного решения.       Дверь ударилась об стену, и мужчин окутала темнота и очень неприятный запах сырости и… чего-то отдаленно напоминавшего железо. Возможно, запах крови… — Зажгите свечу, Жером, — приказал Рене.       Монах быстро вытащил из большой кожаной сумки, что висела у него на боку, свечу и огниво, и через пару секунд желтый свет заполнил небольшое пространство. Рене понял, что они стоят в узком коридоре, а перед ними еще одна уже незапертая дверь. Открыв ее, он увидел всего одну маленькую комнату. У стены стояла узкая кровать с небрежно разбросанным бельем, а у окна — стол. — Господи Иисусе. — Жером перекрестился. — Мне не по себе в этом месте, отец мой.       Рене ничего не ответил. Ему самому, былому воину, священнику, становилось не по себе в столь страшной комнате. И страшной отнюдь не из-за скудной обстановки и царившего в ней мрака, а словно в воздухе витала боль и душнота безнадежности. Он сделал шаг вперед и наступил сапогом на что-то твердое. — Посветите на пол. — Рене наклонился и увидел большой гвоздь с круглой головкой. Подняв его, он покрутил гвоздь между пальцев и к своему ужасу обнаружил на нем засохшую кровь. Мужчина прикрыл глаза и постарался взять себя в руки и не думать о тех образах, которые стали появляться в голове, пока пальцы ощупывали твердость холодного железа. Он решил не осматривать постель. Рене был уверен, что найдет на ней пятна крови. — Идемте, Жером. Нам здесь нечего делать. — Он развернулся, спрятал гвоздь во внутренний карман камзола и быстрым шагом покинул страшные объятия дома.