Воспитанник

      Время в келье, казалось, замедлило свой ход, слилось в единый тягучий час ожидания и надежды, что спасенное дитя выживет. Рене по-прежнему почти бездвижно сидел у кровати, медленно перебирал четки и наблюдал за состоянием мальчика, которое, как ему казалось, значительно ухудшилось с того момента, как ушел лекарь.       Из горла ребенка периодически вырывались громкие хрипы, с губ срывался стон, а лоб покрылся мелкой испариной. Мальчик метался по подушке и тихо всхлипывал, но в сознание не приходил.       Рене всеми силами старался облегчить страдания дитя, прикладывая к его лицу смоченную травяным отваром ткань, позволял стискивать свою ладонь и беспрерывно шептал слова молитвы.       Когда в очередной раз мальчик вскрикнул в бреду и с силой сжал его ладонь, Рене вдруг подумал о своем маленьком сыне. Станет ли герцог де Лонгвиль хорошим отцом? Будет ли сидеть у постели наследника и просить Господа смилостивиться и избавить того от мучений, когда сын заболеет? Или Анри никогда не познает настоящей отцовской заботы, той заботы и любви, которую смог бы дать он сам… Он не сомневался, что Анна станет прекрасной матерью для их сына, но он по собственному опыту знал, как страдает ребенок, когда лишен внимания даже одного родителя. Герцог де Лонгвиль слыл человеком суровым и требовательным, и Рене искренне надеялся, что для сына у него найдется иная сторона характера. Более мягкая и отзывчивая.       Рене прикрыл глаза, стараясь отогнать страшные образы отчуждения и безразличия герцога де Лонгвиль к его сыну, когда келью оглушил громкий кашель. Ладонь дрогнула, и аббат открыл глаза, встречая взгляд испуганных серых глаз, наполненных непониманием, болью и ужасом. Ребенок дернулся и вырвал свою руку из его ладони, вскрикнул, видимо от пронзившей его боли, и зашелся новым приступом кашля.       Рене поднялся и нагнулся к мальчику с мыслью чуть приподнять ребенка и помочь ему откашляться, но тот дернулся так сильно, что чуть не слетел с кровати, и по его впалым раскрасневшимся нездоровым румянцем щекам потекли слезы. — Не бойся, — тихо заговорил Рене, — тебе не нужно меня бояться, дитя, я здесь, чтобы помочь тебе.       Но мальчик никак не отреагировал на его слова, вжался в подушку и таращился на священника большими глазами, полными агонии и слез. Рене понял, что сейчас ему вряд ли удастся заверить ребенка, подвергшегося насилию, в безопасности и уж тем более рассчитывать хоть на каплю доверия, поэтому он решил прежде всего заняться его здоровьем. Он быстро позвал лекаря, который не терял времени даром и успел подготовиться к пробуждению неожиданного пациента, принеся с собой горячий отвар из трав.       Когда Габриэль направился к постели больного, то ребенок зажмурился, выставил перед собой руки и стал кашлять тяжело и хрипло. Лекарь растерянно посмотрел на настоятеля. — Ему нужно выпить лекарство, отец мой, — сказал он. — Я подготовил отвар от лихорадки и кашля. Без него он не выздоровеет…       Рене кивнул. — Дайте мне. — Он взял из рук лекаря большой кубок, от которого шел пар, и медленно вернулся на свое место возле кровати. — Дитя мое, пожалуйста, посмотри на меня, — как можно ласковее зашептал Рене, посылая мальчику теплый взгляд, полный доброты и сочувствия.       Мальчик не шевельнулся, оглушая келью хриплым дыханием. Рене вздохнул и легким кивком головы велел лекарю выйти. Когда дверь за Габриэлем закрылась, он переместил кубок в одну руку, а пальцами второй слегка прикоснулся к руке мальчика, которую тот по-прежнему держал перед собой. Рука ребенка тряслась, и когда его пальцы стали выводить нежные круги на тонкой коже, задрожала еще сильнее. — Послушай, дитя, — зашептал Рене, — я не знаю, какая беда с тобой случилась, могу только догадываться, но я нашел тебя в лесу и принес в свой монастырь. Я настоятель монастыря. Меня зовут Рене д’Эрбле, и я очень хочу помочь тебе. — Рене замолчал, наблюдая за реакцией на свои слова. Глаза ребенка открылись, и он поймал его взгляд. Руки опустились на покрывало, и аббат решил, что, несмотря на недоверие в серых глазах, это хороший знак. — Пожалуйста, выпей лекарство, это все, о чем я прошу тебя.       Мальчик молчал, а Рене терпеливо ждал, продолжая поглаживать пальцами хрупкое запястье, но когда через несколько секунд ребенок снова зашелся в сильнейшем приступе кашля, аббат воспользовался моментом и, придерживая того за плечи, поднес отвар к его губам. — Просто пей и ни о чем не думай, — сказал Рене. — Все будет хорошо, пей…       Мальчик сглатывал лекарство, по его щекам текли слезы, а по подбородку тонкие ручейки отвара, но Рене не отпустил его, пока кубок не опустел. — Молодец, — похвалил он. — Теперь поспи. — Он знал, что в лекарстве есть успокоительные травы, и совсем скоро мальчик должен заснуть обычным сном. — Скажешь мне свое имя, дитя? Чтобы я мог обратиться к Богу о твоем здравии как подобает.       Ребенок перекатился на бок и поджал под себя ноги. Его губы были плотно сжаты, а брови нахмурены. Он стискивал кулачками край покрывала, на котором Рене заметил пятна крови и подумал, что лекарю будет сложно обработать его раны еще раз. Возможно, он попробует это сделать сам…       Минуты ожидания снова потекли в постепенно погружавшуюся в темноту келье, Рене продолжил перебирать пальцами четки и уже не надеялся на ответ, когда услышал совсем тихое, сказанное хриплым голосом слово. — Луи…